Остаток вечера прошёл спокойно. Меня разморило от сытного ужина, и я сидела на диване вместе с Элис, которая, похоже, окончательно заявила на меня свои права, и в четыре руки с ней плела очередное невообразимое нечто на голове Барби, купленной для меня Эсми, что, кстати, оказалось довольно занятно, и слушала, как Эдвард негромко наигрывает на рояле красивую лирическую мелодию. Остальные Каллены разбрелись, кто куда, по своим делам, кроме Карлайла, прочёсывающего интернет в поисках хоть каких-нибудь сведений обо мне. Судя по всему – пока безрезультатно. В какой-то момент я прислонилась головой к плечу Элис и закрыла глаза. Музыка убаюкивала, и я почувствовала, что куда-то уплываю.
– Уснула, – шёпот Элис. – А спальню-то мы ей ещё не приготовили…
– Сегодня она может поспать в моей комнате. Там вполне удобная кушетка. Мне-то она, в отличие от всех вас, без надобности, – в негромком голосе Эдварда явно слышалась усмешка.
– Я отнесу её, – снова Элис.
– Я сам.
Музыка стихла, и я почувствовала, как сильные руки осторожно подхватили меня, подняв с дивана. Я заворочалась, устраиваясь поудобнее, и уткнулась носом ему в плечо. От Эдварда исходил невероятно приятный запах, не сравнимый ни с чем, что я до этого чувствовала. Ну, по крайней мере, я так думаю. Мне хотелось вечно лежать в его объятиях – а для меня это были наши первые объятия, хотя он об этом и не подозревал. Но уже спустя мгновение – так мне показалось – меня уже опустили на довольно мягкую поверхность. Расстроенная, что всё так быстро закончилось, я свернулась калачиком и уткнулась носом в подушку, которую Элис, вошедшая следом за нами, ловко подсунула мне под голову. Ещё какое-то время она суетилась вокруг меня, разувая и накрывая лёгким покрывалом, но вскоре меня оставили одну.
Я лежала в полудрёме, думая о том, как же мне повезло попасть в такую чудесную семью. У меня появился полный комплект родственников: добрый, мудрый, сострадательный отец, любящая, заботливая мама, старшая сестра, которая всерьёз взяла не себя роль няньки, и другая старшая сестра, считающая общение с «малявкой» ниже своего достоинства. Старший брат, который будет меня баловать и станет достойным партнёром по всяким шалостям, и другой старший брат, перед которым я буду благоговеть и преклоняться. И Эдвард. Самое главное – теперь у меня был Эдвард, и моя жизнь обрела смысл. Счастливо улыбнувшись от этой мысли, я окончательно уснула.
Глава 3. Безумный шопинг. Часть 1.
«Где ты! Где же ты! Отзовись…»
Я снова слышу эти голоса. Они звучат так печально, так безнадёжно. Я знаю, что они зовут меня. Я хочу отозваться, но не могу. Я не могу говорить. Я словно отделена непробиваемой стеной, позволяющей мне слышать эти голоса, но не дающей возможности им ответить.
«Отзовись. Отзовись…»
Но я не могу! Я стараюсь, правда, стараюсь! Но что делать, если они меня не слышат?
«Отзовись! Где ты?..»
Я плачу. Моё сердце готово разорваться. От жалости к ним. От жалости к себе. Слёзы текут по моим щекам, и я машинально пытаюсь вытереть их. Рукой нащупываю свой рот. Он же у меня есть! Так почему я не могу ответить?
– Я здесь, – шепчу я голосам и всхлипываю. – Я же здесь. Почему вы меня не слышите?
– Всё хорошо, – шепчет мне на ухо тихий голос. – Успокойся. Не плач. Всё хорошо…
Большая ладонь ласково гладит меня по голове. Этот голос и эта рука кажутся мне якорем, удерживающим меня здесь, где я есть, где я существую и могу говорить. Голос кажется мне самым прекрасным на свете. Он заставляет пустоту отступить, а голоса стихнуть. Он смутно знаком мне, но находясь между наполненным голосами небытием и этим миром, где есть этот чудесный голос, я не узнаю его. Но я не хочу назад, в пустоту, в темноту, к голосам. Пытаясь удержаться здесь, я обеими руками хватаюсь за эту ладонь, как утопающий за соломинку, и подкладываю её себе под щёку. Теперь мне не страшны кошмары. Я в безопасности. С этой мыслью я проваливаюсь в сон.
И сны мне снились самые чудесные…
Я открыла глаза и улыбнулась. Наступило утро, и я прекрасно выспалась. Осталось ощущение чего-то радостного, хотя я и не помнила, что именно мне снилось, но явно что-то хорошее. Постепенно выплывая из дрёмы, я начала ощущать окружающее меня пространство. И почувствовала, что подушка, на которой мне так сладко спалось, очень странная и довольно жёсткая. Потёршись об неё щекой, я поняла, что лежу на чьей-то ладони. И явно не на своей. Во-первых, эта ладонь была очень большой, раза в два больше моей, а во-вторых, я чувствовала обе свои руки, которые в данный момент крепко во что-то вцепились и находились вовсе не под моей головой. Я подняла взгляд по чьей-то руке, в которую я и вцепилась, и заглянула в самые прекрасные на свете глаза.
Эдвард! Это он был рядом со мной. Это он утешал меня этой ночью! Это на его руке я спала…
– Ты просидел здесь всю ночь?! – Я резко села и в ужасе уставилась на него.
– Ну, не всю, – он улыбнулся. Похоже, его позабавил мой испуг. – Я зашёл около двух часов ночи, взять книгу, и услышал, что ты плачешь. Плохой сон?
– Скорее грустный, – я вспомнила голоса, зовущие меня, и безнадёжное отчаяние, звучащее в них. – Но ты напрасно провёл здесь всю ночь. Ну, ладно, половину ночи. Надо было уйти, когда я успокоилась.
– Я пытался пару раз. Но как только я забирал свою руку – ты снова начинала плакать. – И видя, как мне стало не по себе от смущения, он погладил меня по голове, как тогда, ночью. – Всё в порядке. Не нужно стыдиться того, что тебе приснился кошмар. На тебя столько навалилось сразу. Это, в общем-то, нормальная реакция. И я рад, что оказался рядом и помог тебе.
– Спасибо – это всё, что я смогла выдавить из себя. Похоже, у меня проблема. Судя по всему, Эдвард видит во мне лишь ребёнка. Конечно, он очень добр и заботлив по отношению ко мне, но мне-то от него нужно совсем не это. С другой стороны, если я выгляжу подростком, а ему уже… Интересно, сколько?
– Эдвард, а сколько тебе лет?
Похоже, вопрос его удивил, но он ответил не задумываясь.
– Ровно сто. Весной исполнилось. А что?
– Да так, просто любопытно. Я б тебе больше восьмидесяти трёх не дала.
Он расхохотался. Я слушала его смех как самую прекрасную на свете музыку. Слегка успокоившись, он покачал головой.
– Физически мне семнадцать. Именно в этом возрасте я стал вампиром и застыл навсегда. Но тебя, похоже, это не удивляет и не пугает?
– Почему это должно меня пугать? Кто знает, сколько на самом деле лет мне самой? Вдруг я даже старше тебя?
– Ну, это вряд ли. Мы застываем в возрасте обращения и с тех пор не меняемся. Мы не живые. Каменные. Застывшие. А вот ты – живая. Из плоти и крови. Ты меняешься. И если ты выглядишь на пятнадцать лет, то видимо, именно столько тебе на самом деле и есть.
Что ж. Попытка – не пытка. В этот раз не вышло, ну так что ж. Ничего страшного. Пятнадцать – это не пять. Ещё пару лет – и мы станем ровесниками. А поскольку моя жизнь теперь неразрывно связана с жизнью Эдварда, и расставаться с ним в обозримом будущем я не планирую, то могу и подождать. Если, по его мнению, я расту – то, в конце концов, я вырасту. И тогда он уже не сможет видеть во мне только ребёнка.
В этот момент в комнату впорхнула Элис с охапкой одежды в руках.
– Проснулась? Тогда давай собираться, – она свалила вещи мне на ноги и повернулась к Эдварду, всё ещё сидящему на корточках возле изголовья. – А ты – марш отсюда.
– Вообще-то, это моя комната – беззлобно проворчал он, но послушно встал, осторожно вытянув рукав своей рубашки из моих пальцев, – а я и не заметила, что всё это время сидела, вцепившись в него, – и вышел из спальни.
– Давай быстренько в душ. Эсми уже готовит тебе завтрак. Мы выезжаем через полчаса, поспеши. Кстати, я перенесла в ванную Эдварда всё необходимое, так что вперёд. Жду тебя внизу. – С этими словами она унеслась из комнаты.
Я сидела на кровати и хлопала глазами ей вслед. Но время поджимало, и я рванула в ванную. Там уже ждали меня всякие нужные и ненужные мне женские причиндалы, заняв почти всю свободную площадь и сильно потеснив немногочисленные вещи Эдварда. Похоже, Элис решила окончательно поселить меня здесь. Я-то, по вполне понятным причинам, не возражала, но как Эдвард отнесётся к тому, что я узурпирую его комнату? Ладно, подумаю об этом позже, когда вернёмся.
Завершив утренний туалет и набросив розовый банный халатик, висевший на крючке, я вышла из ванной и покопалась в сваленной на кушетке одежде. Потом решительно направилась уже знакомой дорогой в комнату Элис и Джаспера. Раз уж она готова разделить со мной свой гардероб, то, думаю, не станет возражать, если я в нём немного похозяйничаю. А те милые тряпочки, что выбрала для меня, пусть сама и носит. Управилась я быстро и вскоре уже спускалась вниз, одетая в джинсы, кроссовки и клетчатую фланелевую рубашку Джаспера, которую я, не застёгивая, накинула на лёгкий топик с открытой спиной – почему-то именно в такой одежде я чувствовала себя очень комфортно, словно ходила так всегда. Рукава рубашки я завернула по локоть, полы доходили мне почти до колен, но так мне было удобно и уютно, а остальное меня мало волновало. Волосы я собрала в хвостик на затылке, и он задорно прыгал из стороны в сторону, когда я сбежала вниз, ведомая чудесными запахами, несущимися из кухни.
На плите стояла сковорода, в которой шкварчал поджаренный бекон. Эсми как раз выливала туда из миски десяток яиц. Её изящный носик слегка морщился, словно это благоухающее вкуснейшими ароматами блюдо пахло для неё весьма неприятно. Вероятно, так оно и было. И наверное поэтому в кухне не было никого, кроме Эсми, которая решила принести себя в жертву, но накормить меня сытным завтраком. Поздоровавшись, я предложила самостоятельно закончить готовку, чтобы ей не пришлось больше мучиться. Благодарно улыбнувшись, Эсми исчезла, а я, дождавшись, когда яичница слегка поджарится, уселась за стол и принялась есть прямо со сковородки. Возможно, это было совсем не по правилам этикета, но, во-первых, я здорово проголодалась, во-вторых – хотела скорее уничтожить пищу, чтоб запах не отравлял жизнь моим домочадцам. Ну, и в-третьих – мне казалось, что так вкуснее. Расправившись с содержимым сковородки и запив всё апельсиновым соком, найденным среди кучи продуктов в холодильнике, я быстро вымыла посуду и открыла окно, чтобы запах поскорее выветрился. Думаю, стоит перейти на бутерброды – они всё же не так сильно пахнут, а я вовсе не хотела доставлять моей семье лишнее неудобство.