Глава шестая
Весь следующий день обе армии провели на прежних позициях: союзническая – на хребте, французская – в долине. Время от времени солдаты затевали перестрелку на склоне, и тогда треск мушкетов и винтовок поднимал сидевших в кустах птиц, но в общем все было спокойно. Пушки молчали. Около полудня французы, без оружия и мундиров, поднялись на склон, чтобы забрать промучившихся всю ночь раненых. Некоторые из последних сумели за это время доползти до реки, другие успели умереть. Один вольтижер остался лежать среди камней недалеко от вершины, и ворон выклевывал ему глаза. Выставленные союзниками пикеты французам не мешали, отпугивая лишь тех, кто подбирался к вершине уж слишком близко. После раненых наступила очередь убитых – их относили в могилы, вырытые за укреплениями, которые доказали тщетность потраченных на их сооружение усилий, поскольку лорд Веллингтон не собирался спускаться с высот ради сомнительных выгод сражения в долине.
На замену погибшему прапорщику Айлиффу прислали лейтенанта Джека Буллена, девятнадцатилетнего парня, служившего в девятой роте. Что касается Слингсби, то Лоуфорд распорядился обращаться к нему как к капитану.
– В конце концов, его уже представили к этому званию в пятьдесят пятом, – объяснил полковник Форресту, – да и отличать от Буллена будет легче.
– Вы правы, сэр, отличать будет легче.
Тон майора Лоуфорду не понравился.
– Обычная учтивость, не более того. Имеете что-то против?
– Нет, конечно, сэр, хотя Шарпа я ценю больше.
– Что вы имеете в виду?
– Я имею в виду, сэр, что предпочел бы видеть во главе роты Шарпа. Он самый подходящий для этой работы человек.
– Шарп вернется, Форрест. Обязательно вернется… как только научится вести себя подобающим образом. Мы ведь сражаемся за цивилизацию, не так ли, майор?
– Надеюсь, – согласился Форрест.
– И мы никогда не достигнем этой цели, если не победим в себе грубость и неучтивость. А поведение Шарпа – вопиющий пример грубости и неучтивости! Я намерен искоренить эти пороки!
Скорее солнце погаснет, подумал Форрест. Сам он был человеком учтивым, рассудительным и благоразумным, но сильно сомневался, что кампания борьбы по улучшению манер укрепит боеспособность полка.
Настроение в полку преобладало гнетущее. Лоуфорд объяснял это понесенными потерями. Мертвецов уже похоронили на холме, раненых отдали на милость костоправам, и трудно сказать, кому повезло больше. В такой день, размышлял полковник, личный состав до́лжно занимать каким-то делом, однако делать было абсолютно нечего, кроме как сидеть и ждать, не возобновят ли французы наступление. Лоуфорд распорядился почистить все мушкеты кипяченой водой, проверить и при необходимости заменить кремни и пополнить пороховые сумки – на все это ушло не больше часа, а настроение людей нисколько не улучшилось. Полковник не отсиживался в палатке, ходил по лагерю, подбадривал солдат, то и дело ловя на себе укоризненные взгляды и слыша приглушенные и определенно недовольные комментарии. Он не обманывал себя, прекрасно понимая, в чем причина недовольства. Оставалось надеяться, что Шарп все же передумает и принесет соответствующие извинения, но стрелок упрямо скрывался от него и на примирение не шел, и в конце концов Лоуфорд обратился за помощью к американцу Лерою:
– Поговорите с ним.
– Он не станет меня слушать.
– Он вас уважает.
– Мне приятно ваше мнение, полковник, но ведь Шарп упрям как осел.
– Слишком уж много о себе мнит, вот в чем беда, – раздраженно бросил Лоуфорд.
– Он просто знает себе цену, – ответил Лерой, наблюдая за лениво кружащим в вышине канюком.
– Люди недовольны…
– Шарп – странный парень. – Лерой закурил длинную темно-коричневую сигару, которые поставляли португальские коробейники. – Обычно рядовые недолюбливают офицеров, поднявшихся снизу, но к Шарпу относятся с явной симпатией. Он их пугает. Они хотят быть такими же, как он.
– Не вижу ничего хорошего в том, что офицер пугает солдат, – проворчал Лоуфорд.
– На мой взгляд, весьма ценное качество, – не согласился американец. – Конечно, с ним нелегко, но солдат он чертовски хороший. Кстати, Слингсби обязан ему жизнью.
– Чепуха, – отмахнулся Лоуфорд. – Возможно, капитан Слингсби и завел роту слишком далеко, но, уверен, он и сам бы исправил свою ошибку.
– Я о другом. Шарп вчера подстрелил француза, который чуть было не отправил Слингсби в могилу. Должен признаться, лучшего выстрела я не видел.
Лоуфорд тем не менее не собирался обсуждать достоинства капитана:
– Стреляли вчера много, так что пуля могла прилететь откуда угодно.
– Может быть, – с сомнением сказал американец, – но признайте, полковник, Шарп был вчера чертовски полезен.
Лоуфорд насторожился. Уж не догадался ли Лерой, что именно Шарп посоветовал ему развернуть полк и ударить французам во фланг? Совет пришелся как нельзя кстати, позволив с честью выйти из трудной ситуации, но полковник уже убедил себя, что и без Шарпа принял бы точно такое же решение. Убедил он себя и в том, что капитан вознамерился поставить под сомнение его способность руководить полком, что совершенно недопустимо.
– Я лишь хочу, чтобы он извинился! – воскликнул Лоуфорд.
– Хорошо, я с ним поговорю, – пообещал американец, – но если мистер Шарп сказал, что не будет извиняться, то, боюсь, ждать вам придется до Судного дня. Разве что лорд Веллингтон заставит. Если Шарп кого и боится, так только его.
– Ну уж нет, Веллингтона я впутывать не стану! – встревожился Лоуфорд. Ему довелось послужить у генерала адъютантом, и он хорошо знал, что его светлость не любит, когда его донимают мелкими проблемами. К тому же такого рода просьба могла быть воспринята как доказательство слабости самого Лоуфорда. Получилось, конечно, некрасиво. Полковник понимал, что Шарп куда лучший офицер, чем Слингсби, но он обещал своей жене Джессике, что посодействует карьере Слингсби, а обещания надо выполнять. – Поговорите с ним. Предложите извиниться письменно, может, его это устроит? Пусть просто напишет. Я сам отнесу Слингсби, а потом порву.
– Предложу.
С таким обещанием Лерой отправился на тыльный склон, где и обнаружил временного квартирмейстера в компании полковых жен. Все смеялись, однако притихли, когда появился Лерой.
– Извините, что помешал, леди. – Майор снял треуголку в знак почтения и знаком отозвал Шарпа в сторону. – Можно на пару слов? – Они отошли на несколько шагов. – Знаете, с чем я пришел?
– Догадываюсь.
– И?..
– Нет, сэр.
– Я так и думал. Боже, а это еще кто?
В этот момент майор смотрел на женщин, и Шарп сразу понял, что он имеет в виду привлекательную длинноволосую португалку, присоединившуюся к полку неделей раньше.
– Ее нашел сержант Энейблз, – объяснил капитан.
– Господи! Ей ведь не больше двенадцати. – Лерой осмотрел остальных дам. – Черт, эта Салли Клейтон и впрямь хороша.
– Хороша, да замужем.
Лерой усмехнулся:
– Слышали историю об Урии? Хеттеянине?
– Хеттеянин? Кулачный боец? – спросил наугад Шарп.
– Не совсем. О нем упоминает Библия. У этого Урии была жена, и царь Давид возжелал ее, а чтобы муж не мешал, отправил Урию на войну и приказал поставить беднягу в передовую шеренгу. Там его и убили. Сработало.
– Я это запомню.
– Как же ее звали? Вылетело из головы. Только не Салли. Так что передать полковнику?
– Что у него теперь лучший в армии квартирмейстер.
Лерой усмехнулся и уже повернулся, чтобы уйти, но остановился:
– Вспомнил. Вирсавия.
– Вир… Что?
– Так ее звали. Вирсавия.
– Ну и имечко. Подошло бы кулачному бойцу.
– Только била она ниже пояса.
Американец еще раз приподнял треуголку и зашагал к полку.
– Он подумает, – доложил майор Лоуфорду через несколько минут.
– Будем надеяться.
Думал Шарп о чем-то или нет, сказать трудно, но извинения не последовало. Зато вечером армия получила приказ готовиться к отступлению. Французы уходили, очевидно узнав об обходной дороге, союзникам же предстояло выступить в направлении Лиссабона с рассветом. Исключение составил Южный Эссекский.
– Похоже, джентльмены, мы отступаем, – объяснил собравшимся офицерам Лоуфорд. За спиной у него ординарцы снимали палатку. Услышав удивленные голоса, полковник поднял руку. – Оставаться нельзя, иначе противник может нанести удар с фланга. Маневр необходим, чтобы не позволить им выйти нам в тыл. – Многие из офицеров недоумевали: зачем, одержав победу, отказываться от тактического преимущества. Между тем полковник продолжал: – У нас, джентльмены, приказ особый. Полк должен выступить уже вечером и поспешить в Коимбру. Марш предстоит долгий, но такова необходимость. Наша задача – уничтожить продовольственные запасы в складах у реки. Вместе с нами выступает и один португальский полк. Ответственность велика. Генерал хочет, чтобы вся провизия была уничтожена к завтрашнему вечеру.
– И что же, нам надо быть в Коимбре сегодня? – скептически спросил Лерой.
До города было никак не меньше двадцати миль – при всех условиях марш предстоял нелегкий, тем более что уже стемнело.
– Нам дадут повозки для багажа. На них погрузим и ранцы. Охранять их будут ходячие раненые. Женщин и детей также отправим с повозками. Пойдем налегке. И пойдем быстро.
– Как насчет передового отряда? – поинтересовался Лерой.
– Отправим квартирмейстера, он знает, что делать, – ответил Лоуфорд.
– Ночь. В городе, возможно, неспокойно, а тут еще два полка, которые нужно где-то разместить. На тыловиков рассчитывать трудно – они, скорее всего, будут пьяные. В одиночку даже Шарпу не справиться. Отправьте с ним меня.
Лоуфорд нахмурился, справедливо расценив предложение майора как выражение симпатии к опальному капитану, тем не менее, не найдя аргументов против, неохотно кивнул:
– Хорошо, так и сделаем. Что касается остальных, поступим так. Я хочу, джентльмены, чтобы мы вошли в Коимбру первыми. Нельзя допустить, чтобы нас опередили португальцы. Так что всем быть готовыми выступить через час.
– Легкая рота впереди? – спросил Слингсби.
Заняв место во главе роты, он преисполнился важности и показной деловитости.
– Конечно, капитан.
– Отлично, мы зададим хороший темп, – пообещал Слингсби.
– Проводник будет? – осведомился Форрест.
– Думаю, кого-нибудь найдем, но маршрут, в общем-то, нетрудный. Идем на запад до главной дороги, потом поворачиваем на север.
– Я найду, – уверенно заявил Слингсби.
– Что с ранеными? – спросил Форрест.
– Отправим на повозках. Мистер Ноулз, сможете это устроить? Прекрасно! – Лоуфорд улыбнулся, как бы говоря, ну вот видите, наш полк – одна большая и счастливая семья. – Итак, джентльмены, выступаем ровно через час.
После совещания Лерой отправился на поиски Шарпа, которого приглашением не удостоили.
– Мы с вами, капитан, отправляемся в Коимбру. Можете взять мою запасную лошадь, а слуга пойдет пешком.
– Что нам делать в Коимбре?
– Будем искать жилье для постоя. Полк выступает чуть позже.
– Вам вовсе не обязательно ехать со мной. Дело знакомое, я и один справлюсь.
– Хотите идти в город пешком и в одиночку? – Майор усмехнулся. – Нет, Шарп, я поеду с вами, потому что тащиться двадцать миль со всеми по ночной дороге удовольствие небольшое. Представьте, два полка на одной узкой дороге. Нет уж, увольте. Мы с вами поедем вперед, подберем жилье для постоя, найдем какую-нибудь таверну и подождем остальных. Ставлю десять гиней, что они и к рассвету в город не попадут.
– Не бросайтесь деньгами.
– А когда они все же туда доберутся, – весело продолжал Лерой, – то будут в премерзком настроении. Вот почему я назначил себя вашим помощником.
Через десять минут они спустились с холма. Солнце висело над горизонтом, тени вытянулись. Был конец сентября, и дни стали заметно короче. Первые повозки с ранеными британскими и португальскими солдатами уже выезжали на дорогу, и Шарпу с Лероем пришлось объехать их стороной. В ближайшей деревушке португальские офицеры убеждали оставшихся жителей уходить на юг. В вечернем воздухе пронзительные голоса звучали особенно громко. Какая-то женщина, в черном платье и с черным платком на голове, колотила метлой офицерскую лошадь, крича всаднику, чтобы убирался.
– Их можно понять, – заметил Лерой. – Они видели, что мы победили, и им странно слышать, что теперь нужно уходить из своей деревни. Оставлять дом – такое никому не нравится.
В голосе майора прозвучала горечь, и Шарп вопросительно взглянул на него:
– Вам тоже пришлось?
– Да, черт возьми. Нас вышвырнули эти проклятые бунтовщики. Пришлось бросить все и уходить в Канаду. Эти ублюдки обещали реституцию после войны, но мы не получили от них ни пенни. Я был тогда мальчишкой, и мне происходившее казалось восхитительным приключением. Что взять с ребенка?
– Потом вы перебрались в Англию?
– Да. И дела шли отлично, Шарп. Просто отлично. Мой отец заработал неплохие деньги на торговле с бывшими противниками. – Лерой рассмеялся и наклонил голову, чтобы не зацепить низкую ветку. Некоторое время ехали молча. – Вы знаете что-нибудь об укреплениях на подступах к Лиссабону?
– Знаю только то, что рассказал Майкл Хоган.
– И что же он вам рассказал?
– Что это самые большие фортификации в Европе, – ответил Шарп и, заметив скептическую мину Лероя, добавил: – Больше ста пятидесяти фортов, и все соединены траншеями. Склоны срыты, чтобы сделать их круче, в долинах установлены препятствия, на реках возведены плотины, все подходы простреливаются артиллерией. Две оборонительные линии, от Тежу до океана.
– И каков наш план? Укрыться за этими линиями и дразнить оттуда французов?
– Ждать, пока они все подохнут с голоду.
– Ладно, а что вы сами, Ричард? Будете извиняться? – Он рассмеялся, увидев, как скривился Шарп. – Полковник уступать не собирается.
– Я тоже, сэр.
– Останетесь квартирмейстером?
– Португальцы приглашают на службу наших офицеров. Там у меня и звание будет повыше. Конечно, уходить из роты не хочется. – Шарп подумал о Патрике Харпере и других парнях, которых считал друзьями. – Но Лоуфорду нужен Слингсби, а не я.
– Ему нужны вы, – заверил Шарпа американец, – просто полковник дал обещание и вынужден держать слово. Вы знакомы с его женой?
– Нет.
– Хороша, как картинка, и нежна, как дракон. Я сам был свидетелем того, как она едва не растерзала слугу за то, что бедняга позабыл сменить воду в вазе с цветами. Грозная женщина. Хорошо, что не она наш командир. – Майор затянулся сигарой. – И все-таки я бы на вашем месте не спешил переходить к португальцам. Есть у меня сильное подозрение, что мистер Слингсби сам себе яму выроет.
– Пьет?
– Перед сражением был в стельку. Едва на ногах держался. Однако ж к утру проспался.
В Коимбру въехали далеко затемно и только около полуночи нашли контору британского офицера, ответственного за связь с городскими властями. Самого офицера на месте не оказалось, но дверь открыл слуга, угрюмый малый в ночной шапочке с кистями. Проворчав что-то насчет неурочного часа, он все же осведомился, чем может помочь джентльменам.
– Мне нужен мел, – ответил Шарп, – а тебе – приготовиться к размещению двух полков. Они будут на рассвете.
– Ох господи… – простонал слуга. – Два полка? Мел?
– Да, по меньшей мере четыре палочки. Где тыловая служба?
– Дальше по улице, сэр, шестой дом отсюда, но если вам нужны пайки, то возьмите сами что хотите возле причала. Там тонны всякого добра, сэр.
– Нам бы фонарь не помешал, – вставил Лерой.
– Фонарь? Да, где-то должен быть.
– И еще нужна конюшня – поставить двух лошадей.
– Оставьте на заднем дворе, сэр. Там они будут в полной безопасности.
Позаботившись о лошадях и разжившись фонарем, офицеры двинулись вдоль улицы, помечая мелом двери: «ЮЭ» означало Южный Эссекский, а, к примеру, 4–6 – что в доме станут на постой шесть человек из четвертой роты. Пройдя несколько коротких улочек неподалеку от моста через Мондегу, они наткнулись на двух португальских офицеров, отмечавших дома для своего полка. К моменту окончания работы ни один из полков еще не прибыл, и Шарп с Лероем, отыскав на набережной таверну, в окнах которой еще светились огни, заказали вина, бренди и еду. Они едва успели съесть соленую треску, как с улицы долетел тяжелый стук сапог. Лерой не поленился подняться, открыть дверь и выглянуть наружу.
– Португальцы, – коротко сообщил он.
– Так они все-таки обставили наших. – Шарп покачал головой. – Полковнику это не понравится.
– Полковнику это очень не понравится. – Лерой уже собирался закрыть дверь, когда увидел на ней пометку – «ЮЭ, Полк., Адъют., ЛРО», – и ухмыльнулся. – Вы поместили сюда Лоуфорда и офицеров легкой роты, а, Шарп?
– Решил, что полковнику будет приятно разместиться с родственником. Все-таки свои люди.
– А может, подбрасываете мистеру Слингсби еще одно искушение?
Шарп сделал большие глаза:
– Боже, об этом я не подумал!
– Обо всем вы подумали, врун этакий. – Лерой притворил дверь. – Не хотел бы я иметь вас своим врагом.
Спать расположились в пивной. Проснувшись на рассвете, Шарп обнаружил, что Южный Эссекский еще не вошел в город. Направляясь к набережной, капитан видел ползущие по мосту подводы с ранеными. За некоторыми тянулся кровавый след. За ранеными проследовала изящная карета, запряженная четырьмя лошадьми и нагруженная под крышу сундуками, за каретой – фургон с вещами в сопровождении полудюжины утомленных слуг. И то и другое охраняли вооруженные штатские всадники. Переждав конвой, Шарп наконец вышел на набережную, где лежали груды продовольствия: мешки с зерном, бочки с солониной и ромом, ящики с сухарями. Здесь же стояли, привязанные к причалам, суденышки с написанными краской на носу именами владельцев. Португальские власти зарегистрировали все транспортные средства, чтобы уничтожить их в случае приближения к городу неприятеля. На половине судов значилось имя Феррейры, из чего Шарп сделал вывод, что они принадлежат Феррагусу. Охраняли эту флотилию несколько красномундирников. Один из них, увидев Шарпа, повесил на плечо мушкет и подошел поближе:
– Сэр, это правда, что мы отступаем?
– Правда.
Солдат чертыхнулся и кивнул в сторону гор провизии:
– А с этим что будем делать?
– Будем уничтожать.
Солдат снова чертыхнулся. Шарп же, вооружившись мелом, пометил для Южного Эссекского несколько ящиков с сухарями и бочонков с солониной.
Полк прибыл спустя пару часов. Как и предрекал Лерой, все устали, проголодались и были до крайности обозлены. Скорый марш налегке обернулся кошмаром: повозки запрудили дорогу, тучи спрятали луну, и после двух неверных поворотов Лоуфорд распорядился остановиться посреди луга, чтобы продолжить путь с рассветом. Майор Форрест устало сполз с седла и хмуро посмотрел на подошедших Лероя и Шарпа:
– Только не говорите, что приехали прямо в город и ни разу не сбились с пути.
– Так оно и было, сэр. Мы еще и выспаться успели.
– Какой же вы гадкий, Шарп.
– Не представляю, как это вы ухитрились заплутать. Дорога-то прямая. Кто вас вел?
– Вам прекрасно известно, кто нас вел. – Форрест вздохнул и повернулся к грудам продовольствия. – И как мы все это уничтожим? У вас есть предложения?
– Бочки с ромом достаточно расстрелять. Муку и зерно сбросим в реку.
– Вижу, вы все продумали.
– Если хорошо выспаться, то и думается легко, сэр.
– Черт бы вас побрал!
Полковник ничего не хотел так сильно, как дать своим людям несколько часов отдыха, но португальцы уже взялись за работу, и британцы просто не могли позволить себе дрыхнуть, когда другие исполняют приказ. Собрав командиров рот, Лоуфорд распорядился заняться делом.
– Пусть люди приготовят чай, но завтракать придется на ходу. Здравствуйте, Шарп.
– Доброе утро, сэр.
– Надеюсь, у вас достаточно времени, чтобы все как следует обдумать.
Такое заявление потребовало немалой смелости, поскольку Лоуфорд предпочитал избегать неприятных ситуаций. Было бы куда легче, если бы Шарп принес извинения и все проблемы разрешились бы сами собой.
– Так точно, сэр, – с удивительной готовностью отозвался капитан.
– Вот и хорошо, – просиял Лоуфорд. – И?..
– Главная проблема – мясо, сэр.
Лоуфорд непонимающе уставился на капитана:
– Мясо?
– Бочки с ромом можно просто расстрелять, сэр, – бодро объяснил Шарп. – Зерно и муку высыплем в реку, но что делать с мясом? Оно не горит. – Он повернулся и посмотрел на громадные бочонки. – Если дадите мне несколько человек, сэр, я попытаюсь найти терпентина. Обольем им солонину. Думаю, даже лягушатники не станут есть мясо, смоченное терпентином. Или, может, облить его краской?
– Это уж вы сами решайте, – холодно ответил Лоуфорд, – а мне нужно подумать о полке. Вы нашли для меня что-нибудь?
– Таверна на углу, сэр. – Шарп протянул руку. – Там все отмечено.
– Я поработаю с бумагами, – важно сообщил полковник, намереваясь вздремнуть часок-другой, и, коротко кивнув Шарпу, подозвал ординарца и поехал в направлении таверны.
Капитан усмехнулся ему в спину и спустился на набережную, где солдаты распарывали штыками мешки с зерном и сбивали с бочонков крышки. Португальцы работали с большим энтузиазмом – они пришли раньше и успели немного поспать. Часть их ходила по улицам, отыскивая оставшихся жителей и понуждая их покинуть город, и Шарп уже слышал резкие протестующие голоса. Было еще рано. Над рекой висел туман, но западный ветер сменился на южный, обещая еще один жаркий день. Где-то сухо затрещали выстрелы, стайки пугливых птиц взмыли в воздух, и Шарп, обернувшись, увидел, что португальцы расстреливают бочки с ромом. Неподалеку такой же бочонок рубил топором Патрик Харпер.
– Эй, Патрик, а вы почему их не расстреливаете?
– Мистер Слингсби, сэр. Не позволяет.
– Не позволяет?
Харпер обрушил топор на следующую бочку, которая, расколовшись, выплеснула на камни поток рома.
– Говорит, сэр, что надо беречь боеприпасы.
– Для чего? Нам их девать некуда.
– Он так говорит, сэр. Приказывает не стрелять.
– Работайте, сержант! – Слингсби ловко пробрался между рядами бочонков. – Если хотите сохранить нашивки, сержант, показывайте пример остальным! Доброе утро, Шарп!
Шарп медленно повернулся и оглядел своего преемника с ног до головы. Лейтенант пережил ночной марш и, может быть, спал в поле, однако выглядел сейчас подтянутым, бодрым и деятельным, пуговицы сияли, сапоги блестели, на мундире ни пятнышка. Слингсби, чувствуя себя неудобно под презрительным взглядом капитана, фыркнул:
– Я поздоровался, Шарп.
– Слышал, вы заплутали.
– Чепуха! Небольшой обход. Повозки загородили дорогу. – Слингсби прошел мимо, сердито покрикивая на солдат: – Живей! Живей! Шевелитесь! Война еще не закончилась!
– Возвращайтесь, сэр, – негромко сказал Харпер. – Христа ради…
Слингсби резко обернулся:
– Вы что-то сказали, сержант?
– Он со мной разговаривал, – ответил Шарп и, переступив через мешок, шагнул к лейтенанту, заставляя Слингсби пятиться и отступать в узкий проход между двумя штабелями ящиков, где их никто не мог слышать. – Он разговаривал со мной, ясно, кусок дерьма? И если ты еще хоть раз влезешь в мой разговор, я вырву тебе кишки через задницу и обмотаю ими глотку. Хочешь и об этом рассказать полковнику?
Слингсби задрожал, потом сделал над собой усилие, отвернулся и, словно ничего не случилось, исчез в проходе, проскользнул в щель, как преследующий крысу терьер, и хлопнул в ладоши.
– Живей! Покажите, что умеете! – отрывисто затявкал он.
Шарп последовал за ним, нарываясь на неприятности, но тут увидел группу португальцев во главе с капитаном Виченте, которые расстреливали бочки с ромом, и отвлекся, что спасло его от еще большей глупости в отношении Слингсби. Увидев друга, Виченте приветливо улыбнулся, однако поздороваться они не успели – на набережной появился Лоуфорд.
– Я не любитель жаловаться, Шарп, – жалобным тоном начал он, – и вам это прекрасно известно. Смею надеяться, что переношу неудобства наравне со всеми и многого не требую, но в той таверне совершенно невозможно… работать. Блохи в постели! Думаю, в этом городе можно найти что-то получше!
– Так вы хотите чего-нибудь получше, сэр?
– Да, Шарп, хочу. И побыстрее!
Шарп обернулся:
– Сержант Харпер! Пойдете со мной – вы мне понадобитесь. С вашего разрешения, сэр? – (Лоуфорду просьба показалась странной – на его взгляд, Шарп вполне мог справиться сам, – тем не менее он не стал спорить и только кивнул.) – Дайте мне полчаса, сэр. Через полчаса у вас будет самое лучшее жилье.
– Мне не нужно что-то особенное. Я не прошу дворец. Просто найдите что-нибудь достойное.
Подозвав к себе Харпера, Шарп подошел к Виченте:
– Вы ведь здесь выросли?
– Верно, я вам рассказывал.
– Знаете, где живет человек по имени Феррагус?
– Луиш Феррейра? – Лицо и голос португальского капитана отразили гамму чувств, от удивления до тревоги. – Я знаю, где живет его брат, но Луиш… Не знаю…
– Можете показать дом его брата?
– Ричард, – предупредил Виченте, – Феррагус не тот человек, с которым…
– Я знаю, кто он такой, – перебил друга Шарп. – Вот это его работа. – Он указал на исчезающий под глазом синяк. – Далеко отсюда?
– Минут десять.
– Покажешь?
– Только отпрошусь у полковника.
Виченте поспешил к полковнику Роджерсу-Джонсу, который сидел на лошади с открытым зонтиком в руке.
Разговор продолжался недолго. Полковник кивнул Виченте, и капитан зашагал по набережной.
– Через двадцать минут, сэр, все будет готово, – заверил Лоуфорда Шарп и, дернув Харпера за локоть, последовал за португальцем. – Ублюдок Слингсби, – бормотал он себе под нос. – Дрянь, паршивец, скотина…
– Я ничего не слышу, сэр, – сказал Харпер.
– Да я с него живого шкуру сдеру.
– С кого? – поинтересовался Виченте, сворачивая в переулок, где они натолкнулись на группу несчастных, готовившихся наконец покинуть город.
Мужчины и женщины связывали в узлы одежды, усаживали на спину детей и при этом жаловались каждому проходящему служивому на несправедливости судьбы.
– С одного ублюдка по имени Слингсби, – ответил Шарп, – но им мы займемся попозже. Что вам известно о Феррагусе?
– Только то, что его боится едва ли не весь город.
Виченте повел их через небольшую площадь, на которой стояла церковь с распахнутой дверью. Столпившиеся у входа женщины в черных платках испуганно поглядывали в сторону узкой улочки, из которой доносились устрашающие звуки: лязг железа, тяжелое уханье и скрип. Армия, выступившая из лагеря задолго до рассвета, лишь теперь вступила в город, и встревожившие женщин звуки производила спускавшаяся к мосту артиллерийская батарея.
– Вообще-то, он настоящий бандит, – продолжал Виченте, – хотя и рос в далеко не бедной семье. Его отец работал вместе с моим, и даже он называл сына чудовищем. В каждом стаде найдется паршивая овца. Наставить Феррагуса на истинный путь пытались многие, да ни у кого ничего не вышло. Его колотил отец, били Святые Отцы, но Луиш – не иначе как сатанинское отродье. – Капитан перекрестился. – Противиться ему осмеливаются немногие, ведь Коимбра – университетский город!
– Так твой отец преподает здесь?
– Да, он преподает право, но сейчас его здесь нет. Они с матерью уехали на север, в Порту, и живут с Кейт. Но люди вроде моего отца бессильны против таких, как Феррагус.
– Это потому, что твой отец законник. Ублюдки типа Феррагуса понимают только силу. Я знаю, как его окоротить.
– Он уже поставил тебе синяк.
– Ему досталось больше, – усмехнулся Шарп, с удовольствием вспомнив, как застонал Феррагус после удара в пах. – Полковнику нужно где-то остановиться, так что мы найдем дом Феррейры и отдадим его Лоуфорду.
– Не думаю, что из этого получится что-то хорошее. Война одно, а месть – совсем другое, и мешать их не стоит.
– Что ничего хорошего не получится, с этим я согласен, но в том-то и интерес – а что получится? Вам, сержант, такой расклад нравится?
– Да уж скучать, похоже, не придется, – хмуро ответил Харпер.
Поднявшись по вымощенной булыжником улице, они вышли на залитую солнцем площадь и направились к трехэтажному особняку из светлого камня с величественным крыльцом, боковым входом, который вел, очевидно, в конюшню, и тремя рядами закрытых ставнями окон. Дом был старой постройки, на что указывали и вырезанные в камне геральдические птицы.
– Здесь живет Педро Феррейра, – сказал Виченте и, увидев, что Шарп намерен войти, бросил на весы последний аргумент: – Феррагуса подозревают в убийстве нескольких человек.
– Меня тоже, – ответил Шарп и, поднявшись по ступенькам, забарабанил в дверь.
Прошло немало времени, прежде чем на стук отозвалась пожилая женщина, судя по переднику – служанка, которая разразилась протестующими криками. За спиной ее показался мужчина помоложе – увидев Шарпа, он незаметно растворился в тени. Поняв, что словами гостя не остановишь, служанка, особа весьма дородная, попыталась оттолкнуть его от двери. Шарп тем не менее остался на месте.
– Спросите у нее, живет ли здесь Луиш Феррейра, – обратился он к Виченте.
После короткого разговора с женщиной португальский капитан утвердительно кивнул:
– Она говорит, что сеньор Луиш временно остановился здесь, но в данный момент его в доме нет.
– Так он здесь живет? – переспросил Шарп и, получив подтверждение, достал из кармана кусочек мела и начертил на полированной голубой двери четыре буквы – «ЮЭ ПК». – Скажите ей, что сегодня здесь остановится на постой важный британский офицер и ему нужны постель и стол. – Он внимательно выслушал последовавший разговор между Виченте и седовласой служанкой. – И узнайте, есть ли здесь конюшня. – Конюшня была. – Сержант Харпер!
– Сэр?
– Найдете дорогу к пристани?
– Вниз и вниз, сэр.
– Приведите сюда полковника. Скажите, что лучшего места для постоя не найти и что здесь имеется конюшня.
Отодвинув плечом женщину, Шарп прошел в холл и отыскал взглядом притаившегося в тени мужчину. За поясом у того был пистолет, но воспользоваться оружием незнакомец явно не торопился. Капитан толкнул первую дверь и оказался в полутемной комнате с письменным столом, большим портретом над каминной полкой и стеллажом с книгами. Другая дверь привела его в уютную гостиную с резными креслами, позолоченными столиками и шикарной софой, обитой бледно-розовым шелком. Служанка все еще спорила с Виченте, который, похоже, пытался ее успокоить.
– Она работает у майора Феррейры кухаркой, – объяснил капитан, – и говорит, что хозяину и его брату это не понравится.
– Поэтому-то мы и здесь.
– Жена и дети майора уехали, – продолжал Виченте.
– Тем лучше. Не люблю убивать людей на глазах у родственников.
– Ричард! – воскликнул португалец, шокированный столь кровожадным заявлением.
Шарп усмехнулся и направился к ведущей на второй этаж лестнице. Виченте и кухарка последовали за ним. Войдя в большую спальню, он распахнул ставни и повернулся к широкой кровати под устроенным в форме трапеции балдахином.
– Отлично. Полковнику понравится. И поработать есть где. Молодец, Хорхе! Скажи ей, что полковник любит блюда простые, но хорошо приготовленные. Если понадобятся продукты, можно взять из его пайка. И никаких заморских специй! Что за парень там, внизу?
– Слуга, – перевел ответ Виченте.
– Кто еще есть в доме?
– Только прислуга и мисс Фрай.
Шарпу показалось, что он ослышался:
– Мисс кто?
Кухарка забеспокоилась и заговорила быстрее, то и дело поглядывая вверх.
– Говорит, – перевел Виченте, – что это гувернантка. Что она учила детей хозяина. А сейчас заперта в комнате наверху.
– Что за черт? Кто ее там запер? И как ее зовут?
– Фрай. Она – англичанка.
Капитан торопливо поднялся по ступенькам. Каменные ступеньки здесь были голые, стены – обшарпанные.
– Мисс Фрай! – крикнул он. – Мисс Фрай! – Ответом был нечленораздельный вскрик и удар кулаком в дверь. Шарп попытался ее открыть и обнаружил, что дверь и впрямь заперта. – Отойдите!
От удара ногой содрогнулся, казалось, весь этаж, но дверь тем не менее выдержала. Шарп пнул ее еще раз, целясь поближе к замку, и дерево треснуло. После третьей попытки дверь распахнулась, и Шарп переступил порог. Под окном, обхватив руками колени, сидела женщина с волосами цвета золота. Она подняла глаза на Шарпа, который, открыв рот, таращился на нее. Потом, словно вспомнив о приличии, капитан поспешно отвернулся, потому что женщина, поразившая его невероятной красотой, была абсолютно голая.
– К вашим услугам, мэм, – пробормотал он, глядя в стену.
– Вы англичанин? – спросила она.
– Да, мэм.
– Так принесите же мне какую-нибудь одежду!
И Шарп повиновался.
Невестку, племянников и шестерых слуг Феррагус отослал еще на рассвете, а вот гувернантке приказал подняться наверх, в ее комнату. Мисс Фрай попыталась протестовать, требуя, чтобы ее отправили с детьми, тем более что сундук с ее вещами уже погрузили на багажную повозку, но Феррагус ответил на все эти требования одной фразой:
– Уедете со своими.
Жене майора Феррейры самоуправство деверя не понравилось.
– Мисс Фрай нужна моим детям!
– Она уедет из города с англичанами, – оборвал ее Феррагус, – так что ступайте в карету.
– Вы отправите меня в Англию? – спросила Сара.
– Os ingleses por mar, – ухмыльнулся он, – и вы можете убежать с ними. Здесь вам больше делать нечего. У вас есть бумага и перо?
– Конечно.
– Тогда садитесь и пишите себе рекомендательное письмо. Я подпишу от имени брата. Потом сможете пойти к своим. А пока отправляйтесь в комнату.
– Но моя одежда… книги… – Сара указала на багажную тележку. Кроме одежды и книг, там были и все ее сбережения.
– Я распоряжусь, чтобы их оставили. Ступайте.
Сара поднялась наверх и написала рекомендательное письмо, в котором отозвалась о себе как о девушке деловитой, прилежной, трудолюбивой и требовательной. Она не стала писать, что нравится детям, поскольку не была уверена в этом и не считала это обстоятельство достойным упоминания в столь важном документе. Она уже заканчивала, когда ее внимание привлек шум за окном. Сара поднялась из-за стола и, выглянув в окно, увидела выезжающие со двора карету и багажный фургон, которые сопровождали четверо всадников с пистолетами и саблями. Вернувшись за стол, она написала еще одно предложение, добавив к перечню своих достоинств честность, порядочность и здравомыслие. Так оно и было. С лестницы, ведущей в комнаты прислуги, долетели тяжелые шаги. Сара инстинктивно поняла, что это Феррагус, и вскочила, чтобы запереть дверь, но Феррагус опередил ее. Его плотная фигура закрыла собой проход.
– Я остаюсь, – объявил он.
– Если считаете, что так будет лучше… – Она пожала плечами, давая понимать, что ей нет никакого дела до его решений.
– И вы останетесь со мной, – добавил Феррагус.
Сначала Сара даже подумала, что ослышалась, потом решительно покачала головой:
– Не выдумывайте. Я уеду отсюда с британскими войсками. И…
Закончить не дали мушкетные выстрелы, прозвучавшие в нижней части города. Сара еще не знала, что это португальцы расстреливают бочонки с ромом, и подумала, что стрельба возвещает вступление в город французов. Все спуталось. Никто ничего не знал наверняка. Сначала говорили только о сражении, потом последовали известия о поражении французов, и вот теперь всех высылали из Коимбры из-за того, что неприятель приближается к городу.
– Вы останетесь со мной, – бесстрастно повторил Феррагус.
– Вот уж нет! Можете и не рассчитывать.
– Закрой свой поганый рот, – перебил португалец и с удовлетворением заметил, как перекосилось от шока лицо англичанки.
– Вам лучше уйти, – сказала Сара.
Голос ее еще не дрожал, но страх был очевиден, и это возбуждало Феррагуса, который, подойдя ближе, прислонился к столу. Тонкие резные ножки скрипнули.
– Это письмо?
– Вы обещали его подписать.
Феррагус взял лист и медленно порвал на клочки.
– Пошла к дьяволу, сучка! – процедил он и добавил несколько словечек из арсенала флота его величества. Эффект был такой, словно ее ударили по лицу. Может, еще и придется, подумал он. А почему и не преподать этой гордячке, этой заносчивой английской шлюшке урок хороших манер? – Отныне твои обязанности – ублажать меня.
– Да вы рехнулись.
Феррагус улыбнулся:
– Знаешь, что я могу с тобой сделать? Могу отправить с Мигелем в Лиссабон, и он отвезет тебя в Марокко или в Алжир и там продаст. В Африке за белую женщину дают хорошие деньги. – Он выдержал паузу, наблюдая за тем, как меняется выражение лица девушки. – Имей в виду, ты будешь не первая.
– Уходите! – потребовала Сара, собирая в кулак остатки смелости и выдержки, и попыталась найти взглядом какое-нибудь оружие.
Ничего, что могло бы сойти за таковое, поблизости не было, кроме чернильницы, и девушка уже вознамерилась схватить ее, когда Феррагус одним движением опрокинул стол, заставив ее отступить к окну. В голове твердо засело представление, что приличная женщина предпочтет смерть бесчестью, и Сара подумала, что, может быть, придется выброситься в окно и умереть на камнях конюшенного двора, но между реальностью настоящей и реальностью придуманной лежит, как известно, пропасть.
– Сними платье.
– Уходите! – выкрикнула Сара и не смогла больше ничего добавить, потому что Феррагус ударил ее в живот.
Короткий, без замаха, быстрый удар вышиб из легких воздух, и, когда девушка согнулась, Феррагус просто схватил платье и рванул его вниз, оголяя ей спину. Сара попыталась удержать остатки, но португалец был неизмеримо сильнее, а когда она вцепилась в белье, он дал ей подзатыльник, от которого в голове загудело, а перед глазами запрыгали круги. Она привалилась к стене, успев заметить, как разорванное платье летит во двор. И тут Мигель крикнул снизу, что майор Феррейра возвращается домой.
Сара открыла рот, чтобы позвать на помощь, но Феррагус еще раз двинул ей в живот, после чего она не смогла выдавить из себя ни звука. Он же выбросил в окно и постельное белье.
– Я вернусь, мисс Фрай, – сказал злодей и, раздвинув тонкие руки девушки, посмотрел на нее в упор.
Сара заплакала от злости, но снизу долетел голос майора, и Феррагус оттолкнул ее, вышел из комнаты и запер дверь на ключ.
Ее колотило от страха. Сара слышала, как братья вышли из дому. Попытаться выбраться через окно? Но как, если лестницы нет, а стена совершенно голая? К тому же снизу ей улыбался, похлопывая по пистолету за поясом, Мигель. Голая, сломленная отчаянием, девушка села на кровать.
А потом с лестницы донеслись уверенные шаги, и Сара сжалась в комок под окном, обхватив руками колени. В коридоре послышалась английская речь. Дверь распахнулась от сокрушительного удара, и на пороге возник высокий мужчина с изуродованным шрамом лицом, подбитым глазом, в зеленом мундире и с длинным палашом в руке. Он стоял и пялился на нее, словно не веря глазам.
– К вашим услугам, мэм, – сказал наконец этот страшноватый человек, и Сара поняла, что спасена.
Майор Феррейра, договорившись о продаже продовольствия французам, хотел самолично убедиться в том, что обещанные врагу припасы действительно существуют. Опасения не оправдались – провизии на складе Феррагуса оказалось столько, что ее вполне хватило бы армии Массена на несколько недель. Проходя за братом между штабелями ящиков, горками мешков и стенами бочонков, он не переставал удивляться, как Феррагусу удалось скупить и собрать столько продовольствия.
– Они согласились заплатить, – сказал он.
– Хорошо.
– Маршал сам дал мне обещание.
– Хорошо.
– У складов они выставят охрану.
– Хорошо.
– Мы должны встретиться с полковником Баррето, – продолжал Феррейра, переступая через кота, – у церкви Святого Винсента, к югу от Меалхады. – Местечко находилось менее чем в часе езды от Коимбры. – Проведем драгун прямо к складу.
– Когда?
Майор ненадолго задумался.
– Сегодня суббота. Британцы уйдут завтра, а французы придут в понедельник. Может быть, во вторник. Нет, должны в понедельник, а значит, нам нужно быть в Меалхаде к завтрашнему вечеру.
Феррагус кивнул. Брат сделал все, как надо, и, если встреча с французами пройдет удачно, о будущем можно не беспокоиться. Англичане сбегут домой, французы захватят Лиссабон, а Феррагус покажет оккупантам, что с ним можно иметь дело.
– Итак, завтра едем в Меалхаду. А что сегодня?
– Я должен быть на службе, но завтра найду какой-нибудь предлог.
– Хорошо, тогда я останусь в доме. – Феррагус улыбнулся, представив ожидающие его там удовольствия.
Феррейра осмотрел стоящие у склада повозки с ценным грузом: тканями, подковами, лампадным маслом и гвоздями. Все, чего так не хватает французам. Вернувшись в полутемное помещение, майор скривил нос.
– Откуда такая вонь? – спросил он, вспомнив смерть, свидетелем которой стал не так давно. – Тело?
– Теперь уже два, – с гордостью ответил Феррагус и повернулся к открывающейся двери. Появившийся в проеме человек позвал его по имени, и он узнал голос Мигеля. – Я здесь! Проходи!
Подбежав к братьям, Мигель почтительно склонился перед ними:
– Англичанин.
– Какой еще англичанин?
– Тот, сеньор, что был возле мельницы. Который напал на вас в монастыре.
Хорошее настроение испарилось моментально, как туман над рекой.
– И что же?
– Он в доме.
– Боже! – Феррагус инстинктивно схватился за рукоятку пистолета.
– Нет! – остановил его брат, за что удостоился недовольного взгляда. Майор посмотрел на Мигеля. – Он один?
– Нет, сеньор.
– Сколько их?
– Трое, сеньор. Один из них португальский офицер. Говорят, придут и другие, потому что дом выбрал для постоя полковник.
Феррейра повернулся к брату:
– К тому времени, как ты вернешься, их будет там целая дюжина, так что поберегись и не лезь на рожон. Сейчас не время.
Совет был хороший, но тут Феррагус вспомнил о Саре.
– Девчонку нашли? – спросил он у Мигеля.
– Да, сеньор.
– Какую еще девчонку? – удивился Феррейра.
– Не важно, – отмахнулся Феррагус.
Сара Фрай и впрямь не играла такой уж важной роли. Да, он с удовольствием позабавился бы с ней, но куда важнее было посчитаться с Шарпом. Что же делать?
– Англичане… – Феррагус посмотрел на брата. – Почему они остаются в городе? Почему не садятся сразу на корабли?
– Думаю, они хотят предложить французам еще одно сражение. На подступах к Лиссабону.
– Но зачем ждать здесь? Зачем оставаться на ночь? Думаешь, они будут драться за Коимбру?
Перспектива представлялась маловероятной, потому что стены вокруг города были практически все снесены. Коимбра – город знания, город учеников и ученых, а не солдат.
– Они задержатся здесь ровно настолько, чтобы уничтожить собранные у реки припасы, – объяснил Феррейра.
План, возникший вдруг в голове Феррагуса, попахивал сильным риском, но позволял утолить жажду мести.
– А если они узнают об этих вот запасах? – Он сделал широкий жест. – Что они сделают?
– Придут и уничтожат, – пожал плечами Феррейра.
Феррагус ненадолго задумался, пытаясь представить себя на месте англичанина. Как поведет себя капитан Шарп? Что будет делать? Риск был, настоящий риск, но Феррагус ясно понимал и то, что капитан объявил ему войну. Иначе зачем ему приходить в дом брата? Что ж, вызов брошен, а Феррагус не из тех, кто уклоняется от драки. И раз так, придется рискнуть.
– Ты сказал, с ними был португальский офицер?
– Да, сеньор. Я вроде бы узнал его. Сын профессора Виченте.
– А, этот кусок дерьма, – фыркнул Феррагус и снова задумался. А почему бы и нет? Судьба давала ему шанс покончить с Шарпом. Он повернулся к Мигелю. – Вот что мы сделаем.
Ловушка должна сработать.
Глава седьмая
– Замечательно, Шарп. Просто замечательно. – Полковник Лоуфорд расхаживал по дому, открывая двери и осматривая свои временные владения. – Вкуса, пожалуй, недостает, вам не кажется? Немного вульгарно, верно? Но в целом замечательно. Спасибо, Шарп. – Он наклонился, заглянул в зеркало в золоченой раме, пригладил волосы. – А кухарка здесь есть?
– Так точно, сэр.
– И конюшня? Вы, кажется, упоминали…
– На заднем дворе, сэр.
– Мне нужно ее проверить, – важно изрек Лоуфорд. – Показывайте. – Судя по всему, Слингсби еще не успел нажаловаться родственнику на очередную грубость соперника. – Должен сказать, Шарп, вы можете быть отличным квартирмейстером. Когда постараетесь. Может быть, вас следует оставить на этой должности. Мистер Кайли, говорят, на поправку пойдет не скоро.
– Я бы не стал этого делать, сэр, – сказал Шарп, спускаясь вместе с полковником в кухню, – по причине того, что у меня другие планы. Думаю податься в португальскую армию. Если получится, вам придется снова искать мне замену.
– Вы собираетесь уйти из армии? – Новость явно застала Лоуфорда врасплох.
– Перейти на службу к португальцам, сэр. Им требуются опытные офицеры, и они, насколько я понимаю, не слишком разборчивы. Может, их не смутят мои манеры.
– Шарп! – отрывисто бросил Лоуфорд, но продолжить не успел, потому что, войдя в конюшенный двор, увидел капитана Виченте, пытавшегося успокоить Сару Фрай.
Гувернантка успела надеть черное шелковое платье Беатрис Феррейры, одно из тех, которые супруга хозяина особняка носила в знак траура после смерти своей матери. Платье произвело на нее жуткое впечатление, однако выбирать не приходилось – никакой другой женской одежды в доме не осталось. Впрочем, Лоуфорд, оставивший без внимания платье, отметил лишь, что женщина чертовски привлекательна, и, сняв треуголку, поклонился ей.
Сара же, не ответив на приветствие полковника, обратилась к Шарпу:
– Они все забрали!
– Кто? – спросил Шарп. – Что?
– Мой сундук! Мою одежду! Мои книги! – Деньги тоже исчезли, но о них Сара не упомянула, зато, перейдя на португальский, спросила у конюшего, действительно ли ее сундук уехал с прочим багажом. – В нем было все!
– Позвольте, сэр, представить вам мисс Фрай, – сказал Шарп. – Мисс, это полковник Лоуфорд, мой командир.
– Вы – англичанка! – обрадовался Лоуфорд.
– Они забрали у меня все!
Свои претензии Сара предъявляла в первую очередь присматривавшему за лошадьми пареньку, хотя никакой вины бедняги в ее несчастьях не было.
– Мисс Фрай, сэр, служила в доме гувернанткой, – объяснил Шарп. – Семья уехала, а ее почему-то оставили.
– Гувернанткой? – Вспыхнувший было интерес мгновенно погас, как только Лоуфорд уяснил статус женщины. – Будьте готовы, мисс, оставить город в ближайшее время. Французы будут здесь через день-два.
– Но у меня ничего нет! – не унималась Сара.
Харпер ввел во двор четырех лошадей полковника.
– Мне привести в порядок Молнию, сэр? – спросил он у Лоуфорда.
– Не беспокойтесь, о ней позаботятся мои ребята. Возвращайтесь к капитану Слингсби.
– Есть, сэр, – ответил Харпер, однако уходить не спешил.
– Всё! – причитала Сара.
Вышедшая во двор кухарка прикрикнула на гувернантку, и Сара в ярости набросилась на нее.
– С вашего разрешения, сэр. – Шарпу пришлось повысить голос, чтобы перекрыть крики двух женщин. – Майор Форрест попросил найти терпентин. Хочет полить им солонину, сэр, чтобы мясом не воспользовались французы. Сержант Харпер помогает мне, сэр.
– Помогает? – переспросил Лоуфорд, не зная, кого слушать.
– У него, сэр, более острый нюх.
– Более острый… что… – Сара закричала что-то на португальском, и полковник нахмурился. – Делайте что хотите, Шарп. Что хотите. Только, ради всего святого, заберите куда-нибудь эту мисс… как ее там. Я вас прошу!
– Он обещал снять мой сундук с подводы! – воззвала к Лоуфорду несчастная гувернантка.
В конце концов, он был полковником и, по ее представлению, должен был что-то сделать.
– Уверен, мисс, все уладится. Обычно так и бывает. Шарп, пожалуйста, проводите мисс… э, проводите ее, хорошо? Может быть, полковые жены смогут ей помочь. Вам нужно уйти, леди.
Полковник прекрасно понимал, что, если эта женщина останется здесь, уснуть ему не удастся. При других обстоятельствах он с удовольствием утешил бы ее и развлек, но сейчас хотелось только поскорее лечь и закрыть глаза. Он распорядился отнести наверх свой ранец, приказал лейтенанту Ноулзу выставить часовых у входа и в заднем дворе и уже собрался уходить, как вдруг обернулся и посмотрел на Шарпа.
– А что касается того вашего предложения, капитан… Я вам так скажу: не принимайте поспешных решений.
– Насчет терпентина, сэр?
– Вы отлично знаете, что я имею в виду, – рассердился Лоуфорд. – Португальцы, Шарп, это… О господи!
Причиной, исторгшей из него последнее восклицание, был горестный плач Сары.
Шарп попытался успокоить ее, но утрата сундука и сбережений оказались для Сары слишком тяжелым ударом.
– Мисс Фрай… – (Она даже не услышала его.) – Сара! – Он положил руку ей на плечо. – Вы все вернете!
Она посмотрела на него, но ничего не сказала.
– Я разберусь с Феррагусом. Если он здесь…
– Здесь! Он здесь!
– Так успокойся, милая, и предоставь все мне.
Оскорбленная таким обращением, Сара выпрямилась:
– Меня зовут мисс Фрай.
– Ладно. Успокойтесь, мисс Фрай. Мы вернем ваши вещи.
Услышав это обещание, Харпер в отчаянии закатил глаза.
– Терпентин, сэр, – напомнил он.
Шарп повернулся к Виченте:
– Где нам найти терпентин?
– Понятия не имею. Может, на лесоскладе? По-моему, с ним там что-то делают.
– Что вы собираетесь делать?
– Полковник отпустил меня к родителям. Посмотреть, все ли у них в порядке.
– Тогда мы пойдем с вами.
– Там терпентина нет.
– К черту терпентин, – сказал Шарп и только потом вспомнил про Сару. – Извините, мисс. Мы только составим вам компанию. На всякий случай. – Он снова повернулся к Саре. – Потом я отведу вас к полковым женам. Там о вас позаботятся.
– Полковые женщины? – с сомнением спросила Сара.
– Солдатские жены, – объяснил Шарп.
– А офицерских жен нет? – Предложение капитана показалось ей унизительным. Пусть она и гувернантка, но все же… – Я требую, мистер Шарп, должного уважения.
– Мисс Фрай, можете спуститься и поискать там жену какого-нибудь офицера. Думаю, кого-нибудь найдете. Они там есть. Правда, не в нашем полку. Поступайте как сочтете нужным, вам никто не запрещает. Но с нами вам будет безопаснее. – Он надел кивер и отвернулся.
– Я пойду с вами, – сказала Сара, вспомнив, что где-то в городе разгуливает Феррагус.
Вчетвером они отправились в центр города и вскоре оказались в районе, застроенном большими, красивыми зданиями, принадлежавшими, как объяснил Виченте, университету.
– Наш университет один из старейших, – с гордостью добавил он, – и существует почти столько же, сколько и Оксфорд.
– Встретил я однажды одного парня из Оксфорда, – сказал Шарп. – Пришлось его убить. – Он рассмеялся, увидев, как изменилась в лице Сара.
Странное настроение овладело им: хотелось вытворить что-нибудь эдакое – и плевать на последствия. К черту Лоуфорда! И к черту Слингсби! Он и без них прекрасно устроится. К дьяволу армию. Он служил ей много лет, а она повернулась к нему задом – ну и пусть катится куда подальше. Без него.
Дом Виченте находился на склоне холма. Дверь была заперта, но капитан отыскал ключ, спрятанный в щели между ступенями каменной лестницы.
– Там бы его любой вор нашел, – заметил Шарп.
Воров в доме не обнаружилось. Хозяева покинули его несколько недель назад, и в комнатах стоял затхлый запах плесени, но все было в порядке. Книжные полки в просторной гостиной пустовали – книги, а также вазы, картины и бюсты греческих философов сложили в деревянные ящики, каждый ящик пометили ярлычком и убрали в подвал. Проверив подвал, Виченте тщательно закрыл его и, не слушая предостережений Шарпа, положил ключ под половицу. Потом поднялся наверх, где стояли голые кровати. Подушки и одеяла лежали в шкафах.
– Если французы ими и попользуются, ничего страшного. – Виченте сходил в свою комнату и вернулся с выцветшей черной мантией. – Моя студенческая, – сообщил он со счастливой улыбкой. – Мы, бывало, прикалывали цветные ленточки в знак того, какую науку изучаем. А в конце каждого года срывали их и сжигали.
– Похоже, веселились вовсю, – заметил Шарп.
– Да, хорошие были времена. Мне нравилось.
– Теперь ты солдат, Хорхе.
– Временно. Пока не уйдут французы.
Капитан свернул мантию и убрал в шкаф, к одеялам.
Заперев дом, Виченте повел своих спутников через университет. Студенты и преподаватели уехали – кто-то в Лиссабон, кто-то на север, – но здания охранялись служащими, и один из них с удовольствием открыл двери и проводил их по учебным корпусам. Они заглянули в библиотеку – просторное помещение, украшенное позолотой, искусной резьбой и заполненное фолиантами в кожаных переплетах, при виде которых Сара не удержалась от восторженного восклицания. Неохотно расставшись с древними манускриптами, девушка последовала за Виченте сначала в аудитории, где он слушал лекции, а потом в лаборатории, на полках которых красовались часы, весы и телескопы.
– Французам будет чем поживиться, – фыркнул Шарп.
– Во французской армии много грамотных людей, – возразил Виченте. – Они не воюют с учеными. – Он с нежностью погладил планетарий, удивительную модель Солнечной системы, состоящую из загнутых медных полосок и хрустальных сфер, имитирующих движение планет по орбитам вокруг Солнца. – Наука – выше войны.
– Что? – не понял Шарп.
– Знание священно, – объявил португалец. – Оно не знает границ.
– Вы правы, – подхватила Сара. После того как они ушли из дома Феррейры, она не проронила ни слова, но посещение университета укрепило ее в уверенности, что, кроме ужасов африканского рабства, есть еще и цивилизованный мир, где правит закон. – Университет – это святилище разума.
– Святилище! – усмехнулся Шарп. – И вы воображаете, что крапо придут сюда, посмотрят на все это и опустятся на колени?
– Мистер Шарп! – одернула его Сара. – Я не переношу бранный язык.
– А что я такого сказал? Крапо – по-нашему лягушатник.
– Я знаю, – сказала Сара, заливаясь краской, потому что ей послышалось немного другое слово.
– Думаю, французов сейчас интересуют только вино и еда, – заметил Виченте.
– Я бы добавил кое-что еще, – с невинным видом изрек Шарп, удостоившись еще одного сурового взгляда Сары.
– Здесь нет того, что им надо, – продолжал Виченте. – Здесь только духовные ценности.
– Вот и я про то, – кивнул Шарп. – Лягушатники придут сюда, увидят все эти ценности. Увидят то, что нельзя забрать с собой. И что они сделают, Пэт?
– Разгромят тут все к чертям собачьим, – хмуро ответил Харпер. – Прошу прощения, мисс.
– Французы ничего не тронут, – заупрямился Виченте. – В их армии много достойных людей, людей чести, которые знают цену знаний.
– Люди чести! – Шарп покачал головой. – Знаю я таких. В Индии есть дыра, называется Серингапатам. И в этом Серингапатаме был дворец, набитый золотом. Вы бы посмотрели! Рубины, изумруды, алмазы, жемчуг – вам такие богатства и не снились! И охраняли это все такие вот честные да достойные. Офицеры. Охраняли от нас, треклятых варваров. И знаете, что случилось?
– Надеюсь, сокровища были спасены.
– Как же! Все растащили сами офицеры. Вымели дворец подчистую. И Веллингтон к этому тоже руку приложил. Наверняка поимел пару пенни с добычи. От золотого тигра и волоска не осталось.
– Уверен, здесь ничего подобного не случится, – возразил португалец, но без прежней уверенности.
Оставив университет, они спустились в нижнюю часть города. Большинство зажиточных жителей, представители власти, ученые мужи, похоже, покинули город, но тысячи простых людей, как мужчин, так и женщин, остались. Некоторые паковали жалкие пожитки, собираясь уйти сейчас, с приближением неприятеля, а многие смирились с судьбой, рассчитывая как-нибудь пережить оккупацию. Где-то часы пробили одиннадцать. Виченте забеспокоился:
– Мне пора возвращаться.
– Сначала перекусим, – сказал Шарп, сворачивая к ближайшей таверне. Посетителей было много, и появлению военных никто не обрадовался – люди не понимали, почему армия не защищает город, – но им все же уступили место за столом. Виченте заказал вина, хлеба, сыра и оливок и снова попытался уйти, однако Шарп остановил приятеля. – Не волнуйся. Я попрошу нашего полковника все объяснить вашему. Скажем, что ты выполнял ответственное поручение. Знаешь, как обходиться со старшими офицерами?
– Почтительно.
– Главное – их надо запутать. Правда, есть такие, кого с толку не собьешь. Вроде Веллингтона.
– А разве он не уезжает? – спросила Сара. – Не возвращается в Англию?
– С чего вы это взяли, мисс? Конечно нет. Он уже приготовил лягушатникам сюрприз. Новую оборонительную линию. К северу от Лиссабона. Они будут биться об нее башкой, а мы – сидеть и смотреть. Нет, мы не уйдем.
– А я думала, вы вернетесь домой, – опечалилась Сара, рассчитывавшая отплыть с армией, найти по дороге какую-нибудь почтенную семью и начать жизнь заново.
Как именно все это сделать, не имея ни одежды, ни денег, ни даже рекомендательного письма, она еще не знала, но и поддаваться отчаянию, как случилось утром, не собиралась.
– Мы домой не вернемся, пока войну не выиграем, – сказал Шарп, – но что делать с вами? Отправить в Англию?
Сара пожала плечами:
– У меня нет денег, мистер Шарп. Ни денег, ни одежды.
– А семья?
– Родители умерли. Есть дядя, но он вряд ли пожелает мне помочь.
– Чем больше вижу семей, тем больше радуюсь тому, что я сирота.
– Что вы такое говорите! – упрекнул Шарпа португалец.
– Все будет хорошо, мисс, – успокоил девушку Харпер.
– Как это?
– Теперь вы с мистером Шарпом, мисс. Он вас в обиду не даст.
– Так почему все-таки Феррагус вас запер? – спросил Шарп.
Сара покраснела и опустила глаза.
– Он… он попытался… – начала она и не смогла закончить.
– Попытался? – Шарп прекрасно понимал, что она скрывает. – Попытался или сделал?
– Попытался, – тихонько пробормотала Сара и, собравшись с силами, подняла голову и посмотрела ему в глаза. – Сказал, что продаст меня в Марокко. Что получит за меня кучу денег.
– Этот ублюдок заслужил, чтобы его наказали. Извините, мисс. Сорвалось. Вот что мы сделаем. Найдем его, заберем деньги и отдадим вам. Просто, а? – Он усмехнулся.
– Я же сказал, что все будет хорошо. – Харпер пожал плечами, как будто вопрос уже был решен.
Виченте в разговоре не участвовал, потому что к нему подсел какой-то здоровяк. Обменявшись с ним несколькими репликами, капитан повернулся к Шарпу:
– Этого человека зовут Франсишку. Он говорит, что здесь неподалеку есть тайный склад с продовольствием. Его хозяин собирается продать провизию французам.
Шарп взглянул на незнакомца – отъявленный бандит, крыса.
– И чего он хочет?
– Чего хочет? – не понял Виченте.
– Да, Хорхе, что ему нужно? Почему он нам об этом рассказывает?
Португальцы обменялись короткими фразами.
– Говорит, что не хочет, чтобы припасы достались французам.
– Патриот, да? – усмехнулся Шарп. – Откуда ему известно о складе?
– Помогал перевозить туда продукты. У него есть… как это, подвода.
– Так он извозчик. Извозчик и патриот. Редкое сочетание.
Виченте спросил о чем-то соседа и, выслушав ответ, перевел:
– Хозяин склада не рассчитался с ним.
Вот это другое дело, подумал Шарп. Бывают, конечно, и патриоты, но месть все же мотив более убедительный.
– Почему он выбрал нас?
– Почему выбрал нас? – недоуменно переспросил Виченте.
– На набережной тысяча солдат, – пояснил Шарп, – но он почему-то обратился именно к нам.
– Он узнал меня, – ответил Виченте. – Местный. Вырос здесь. Как и я.
Не сводя глаз с Франсишку, Шарп допил вино. Извозчик нервничал, прятал глаза и вообще не внушал доверия, но ничего особенно странного в этом не было… если дело обстояло так, как он и говорил.
– Кто хозяин склада?
Виченте снова выступил в роли переводчика:
– Его зовут Мануэль Лопеш. Мне это имя незнакомо.
– Жаль, что не этот дьявол Феррагус. Извините, мисс. Спросите его, далеко ли склад.
– В двух минутах отсюда.
– Если там и впрямь много продовольствия, – сказал Шарп, – придется вызвать туда полк. Но сначала стоит все-таки проверить. – Он повернулся к Харперу. – Твоя игрушка заряжена?
– Так точно, сэр.
– Будь наготове, Патрик. Если мистеру Лопешу не понравятся наши физиономии, придется его успокоить.
Он дал Виченте несколько монет, чтобы тот расплатился за вино и еду. Оставшийся за столом Франсишку с опаской рассматривал семистволку, которая производила сильное впечатление на всех, кто видел ее впервые.
– Пуль у меня маловато, – пожаловался сержант.
– Сколько?
Харпер осторожно, чтобы не выстрелить ненароком, опустил курок:
– Осталось двадцать три.
– Попробую стянуть у Лоуфорда. У него есть пистолет, к которому подходят полудюймовые пули, но он ни черта из него не стреляет. Извините, мисс. Говорит, слишком мощная штука. Зачем тогда таскать с собой? Может, он им жену пугает? – Шарп посмотрел на Виченте. – Вы готовы? Ладно, идем. Проверим этот чертов склад. Если там что-то есть – будет хорошая отмазка за опоздание.
Франсишку нервничал. Прежде чем прийти в таверну, он долго бродил по городу, спрашивая у прохожих, не видел ли кто двух англичан в зеленых мундирах и сыночка профессора Виченте. В конце концов ему указали на «Три вороны». Что ж, Феррагус будет доволен.
– Сюда, сеньор. – Он указал на громадное строение в конце переулка, массивные двойные двери которого украшал тяжелый замок.
– Может, все-таки лучше доложить полковнику? – сказал Виченте.
– А если там ничего нет? Если этот ублюдок… извините, мисс, врет, то как вы будете выглядеть в его глазах? Нет, сначала мы проверим, а уж потом вы пойдете к полковнику, а мы отведем мисс Фрай в полк.
– Что делать с замком? – спросил португальский капитан. – Расстреляем?
– Есть способ понадежнее.
Шарп сбросил ранец и, порывшись в нем, извлек отмычку, с которой не расставался с самого детства.
На лице Виченте отразился смешанный с удивлением ужас.
– И вы умеете этим пользоваться?
– Когда-то я был вором. Зарабатывал этим на жизнь. – Заметив, как напряглась Сара, он пожал плечами. – Я не всегда был офицером и джентльменом, мисс.
– Но сейчас вы офицер и джентльмен? – обеспокоенно спросила она.
– Офицер, мисс, – успокоил девушку Харпер. – Это я вам точно говорю.
Он снял с плеча семистволку, взвел курок и посмотрел сначала налево, потом направо. Никто не обращал на них ни малейшего внимания. Лавочник укладывал на повозку узлы, женщина кричала на двоих детей, какие-то люди гнали к реке коз и коров, а заодно тащили груженные ящиками и коробками подводы.
Замок щелкнул. Шарп снял его, снял с плеча винтовку и взвел курок.
– Держи нашего приятеля, – предупредил он Харпера. – Если там пусто, я его самого пристрелю, ко всем чертям. Извините, мисс.
Франсишку попытался отстать, но сержант крепко схватил его за локоть. Шарп не без труда открыл одну половину ворот и сделал несколько шагов вперед, всматриваясь в темноту, готовый выстрелить при малейшей опасности. Никого. Тишина. Глаза постепенно привыкли к полумраку, и он увидел горы ящиков, мешков и бочонков, поднимающиеся вверх до самых стропил под высокой крышей.
– Господи Исусе! – пробормотал капитан, пораженный увиденным. – Извините, мисс.
– Богохульство, – изрекла Сара, оглядывая бесконечные штабеля коробок, – много хуже простого сквернословия.
– Постараюсь запомнить, мисс, – смиренно ответил Шарп. – Обязательно постараюсь. Мать честная! Вы только посмотрите на это!
– Провиант? – спросил Виченте.
– Судя по запаху, да. – Шарп забросил винтовку на плечо, вытащил палаш и ткнул в ближайший мешок. Из дыры вытек ручеек зерна. – Чтоб его… извините, мисс. – Он вложил палаш в ножны и огляделся. – Да здесь тонны провианта!
– Это важно? – поинтересовалась Сара.
– Еще как важно. Без провианта армия воевать не может. Смысл нашей кампании, мисс, в том, чтобы заманить лягушатников на юг, остановить перед Лиссабоном, и пусть себе подыхают с голоду. А этих запасов им на несколько недель хватит!
Харпер, засмотревшись на горы провизии, позабыл про Франсишку, и тот, отступив на шаг, бросился наутек. Сержант последовал за Виченте и Сарой по центральному проходу. Во всем чувствовался порядок. Мешки, бочки, ящики были сложены и составлены аккуратными квадратами примерно двадцать на двадцать футов и разделены проходами. Шарп насчитал двенадцать пирамид. Некоторые бочонки были помечены широкой стрелой, означавшей, что они являются собственностью британского правительства и, следовательно, украдены. Сделав несколько шагов, Харпер вспомнил о Франсишку и, оглянувшись, увидел идущих к складу через улицу людей. Их было около полудюжины, и все держали в руках пистолеты.
– Мистер Шарп! Беда!
Шарп повернулся, увидел темные силуэты у входа и мгновенно понял, что Франсишку заманил их в ловушку.
– Сюда, Пэт! – крикнул он и толкнул Сару в проход между мешками.
Двери склада закрылись, сгустив полумрак до полной темноты. Шарп сорвал с плеча винтовку, и в тот же миг засвистели первые пули. Одна ударила в мешок у него над головой, другая срикошетила от железного обода бочки и отлетела к стене, третья попала в Виченте, который пошатнулся и выронил штуцер. Шарп ногой отбросил винтовку в сторону Сары, затащил португальского капитана за пирамиду ящиков и, вернувшись на центральный проход, вскинул винтовку. Ничего не увидев, он поспешил укрыться. Кое-какой свет просачивался через грязные оконца в крыше, однако его было недостаточно. В дальнем конце прохода что-то шевельнулось, и Шарп моментально повернулся, но это был Харпер, благоразумно убравшийся под прикрытие мешков.
– Их шестеро, сэр. Может, больше.
– Здесь оставаться нельзя. Мистер Виченте ранен.
– Черт…
– Извините, мисс.
Шарп взглянул на португальского капитана, который хоть и не потерял сознания, но выглядел неважно. Тем не менее он держался на ногах, прислонясь к пирамиде ящиков.
– Задело.
– Где?
– Левое плечо.
– Жить будете. – Шарп подал сержанту винтовку Виченте. – Дай мне семистволку, Пэт, и отведи мистера Виченте и мисс Фрай к дальней стене. Посмотри, нет ли там выхода. Подожди-ка… – Капитан прислушался, но не услышал ничего, кроме шороха и писка – то ли крысы, то ли коты. – Иди вдоль боковой стены, – прошептал он и, сделав шаг, выглянул из-за укрытия. Тень в тени. Шарп ступил на проход, и в тени блеснул огонь. Пуля с противным визгом царапнула стену позади него. Он поднял штуцер, и силуэт пропал. – Давай, Пэт.
Харпер потащил Виченте и Сару вглубь склада. Только бы там нашлась дверь. Шарп повесил винтовку на левое плечо, семистволку на правое и полез на ближайшую горку мешков. Стена была почти отвесная, ухватиться не за что, подошвы сапог скользили, и однажды он едва не свалился, но злость подгоняла и придавала сил, и в конце концов он забрался на самый верх и сбросил с плеча семистволку. Осторожно, надеясь, что щелчка никто не услышит, взвел курок. Невесть откуда взявшийся котяра зашипел сердито, выгнул спину и поднял хвост, потом решил, наверное, что бугристое плато на вершине кучи мешков не стоит пролитой крови, и убрался восвояси.
Шарп подполз к краю, прислушался к приглушенным голосам и определил примерное положение противника. Судя по всему, речь шла о том, как побыстрее расправиться с непрошеными гостями. Он понимал, что стрелять они будут только в крайнем случае, чтобы не привлекать ненужного внимания, но и от своей цели не отступятся.
Первое предположение оправдалось уже в следующую секунду. Тишину нарушил зычный голос Феррагуса:
– Капитан Шарп!
Ответа не было. В дальнем углу склада зашуршали крысы, когти царапнули по камню. С улицы долетел стук колес по мостовой.
– Капитан Шарп!
Тишина.
– Выходите! – крикнул Феррагус. – Извинитесь передо мной и можете идти. Ничего больше мне не надо. Извинения достаточно!
Черта с два, подумал Шарп. Самое главное для Феррагуса – сберечь продовольствие до прихода французов, а потому сохранять жизнь свидетелям ему совсем ни к чему. Едва они выйдут на открытое пространство, как их тут же расстреляют. Значит, нужно нанести удар первым, пока враг не определил, что делать.
Шарп медленно поднял голову. Они так и стояли кучкой, человек пять или шесть. Вверх никто не смотрел. Никто не удосужился проверить господствующие высоты. А ведь следовало бы помнить, что против них солдаты, первое правило которых – занять позицию повыше.
Шарп подтащил семистволку. Пули загонялись на пыж и порох, но могли выкатиться, как только он направит оружие вниз. Времени на то, чтобы загнать дополнительные пыжи, у него не было, а значит, стрелять придется сразу, быстро, не целясь. Он поднялся на колено, выпрямился и… застыл от звука еще одного голоса.
– Капитан Шарп!
Говоривший стоял где-то у двери.
– Капитан Шарп! Это майор Феррейра.
И этот подонок здесь. Шарп прижал к себе семистволку, готовый шагнуть вперед и выстрелить, но Феррейра заговорил снова:
– Даю слово офицера! Вам нечего опасаться! Мой брат хочет только извинения!
Феррейра подождал немного и продолжил уже по-португальски. Скорее всего, он, зная о присутствии Хорхе Виченте, рассчитывал убедить соотечественника выйти из укрытия. И Шарп, понимая, что его приятель, склонный, как и все законники, к поиску соглашения, может поверить врагу, поспешил дать собственный ответ. Одним быстрым движением он вскинул семистволку, шагнул к краю и спустил курок.
Три пули из семи сдвинулись и покатились вниз, и это уменьшило убойную силу, но и того, что осталось, хватило, чтобы эхо выстрела встряхнуло каменные стены подобно удару грома, а отдача едва не вырвала оружие из рук Шарпа. Выброшенные клубы дыма заполнили проход одновременно с криками боли и шарканьем ног. Охваченные ужасом, люди устремились к выходу. Грохнул пистолетный выстрел, звякнуло вверху разлетевшееся стекло, а Шарп уже бежал к задней стене склада. Перемахнув проход, он приземлился на опасно покачнувшейся горке бочонков, но сила инерции увлекла его дальше. Еще прыжок… злобное мяуканье разбежавшихся хвостатых…
– Нашел что-нибудь, Пэт?
– Ни черта. Только люк.
– Лови! – Шарп бросил сержанту семистволку, спустился до середины пирамиды, спрыгнул и, оглядевшись, не обнаружил никаких следов Феррагуса и его людей. – Где они?
– Попали в кого-нибудь? – с надеждой спросил Харпер.
– Вроде бы в двоих. Где люк?
– Здесь.
– Фу, ну и вонь!
– Там что-то есть, сэр. Уж больно много мух.
Шарп опустился на корточки. Подумать было над чем. Чтобы добраться до двери, им нужно выйти на проход, а Феррагус наверняка распорядился перекрыть все коридоры между штабелями. Можно, конечно, попробовать прорваться, но какой будет цена? С ним раненый и женщина. Подставлять ее под огонь он не вправе. Шарп приоткрыл крышку люка, и в лицо ударил омерзительный запах разлагающейся плоти. Крыса сдохла? Или что похуже? Капитан наклонился, стараясь рассмотреть что-нибудь в дышащей гнилью тьме, но разобрал лишь уходящие вниз ступеньки. Раз есть ступеньки, значит там подвал. Спрятавшись в подвале, нетрудно держать под обстрелом лестницу, а под пули Феррагус и его подручные вряд ли полезут. К тому же в подвале может быть и еще один выход.
С противоположной стороны склада долетел звук шагов. Кто-то полез наверх. Противник быстро учился, и теперь люди Феррагуса занимали высоты. Шарп понимал, что еще немного, и их положение станет безнадежным. Выход оставался только один.
– Вниз! – скомандовал он. – Всем вниз. Быстрее.
Сам он соскользнул последним, неуклюже, стараясь не шуметь, и опустил за собой крышку. Может, Феррагус и не догадается, куда они подевались. У подножия каменных ступенек было темно, а вонь стояла такая, что Сару едва не вырвало. Над головой жужжали мухи.
– Заряди семистволку, Пэт, – сказал Шарп, – и дай мне штуцера. – Он опустился на ступеньки, взяв в руки одну винтовку и положив еще две рядом. Любой, кто поднял бы крышку люка, был бы ясно виден на фоне светлого прямоугольника и получил бы заслуженную пулю. – Если выстрелю, – шепнул он, – ты сначала перезаряжай винтовку, а потом семистволку.
– Ясно, сэр.
Перезарядить винтовку сержант мог с завязанными глазами и в полнейшем мраке.
– Хорхе? – (Ответ прозвучал приглушенным шипящим шепотом.) – Ощупайте стены, может, найдете выход.
– Там майор Феррейра, – с ноткой упрека сказал португалец.
– Майор ничем не лучше своего братца. Это он договаривался с чертовыми лягушатниками о продаже той муки, да только тогда я ему помешал. И это он устроил для меня ловушку возле монастыря. – Доказательств у него, конечно, не было, но они Шарпу и не требовались. Именно Феррейра убедил Хогана пригласить Шарпа на ужин в монастырь, а потом, должно быть, и известил брата, что их враг будет возвращаться один по темной тропинке. – Ощупайте стены, Хорхе. Проверьте, нет ли двери.
– Тут крысы…
Шарп достал из кармана складной нож, открыл лезвие и шепотом позвал Сару:
– Возьмите. – Она протянула руку, и он подал ей нож рукояткой вперед. – Осторожнее, это нож. Отрежьте полоску снизу платья и попробуйте перевязать Хорхе плечо.
Он думал, что девушка будет протестовать – в конце концов, другого платья у нее не было, – однако Сара ничего не сказала, а из темноты донесся треск рвущегося шелка. Шарп поднялся по ступенькам и прислушался. Сначала ничего, потом над головой у него вдруг грохнул пистолет, и пуля ударила о крышку, но не пробила ее, а застряла в дереве. Феррагус крикнул, что нашел англичанина, тем не менее лезть в подвал не спешил. Снова наступила долгая тишина.
– Хотят, чтобы мы подумали, будто они ушли, – сказал Шарп.
– Выхода нет, – уныло доложил Виченте.
– Выход есть всегда, – не согласился Шарп. – Крысы ведь как-то сюда попадают, верно?
– Но там два покойника и жуткая вонь.
– Покойники нам не опасны. Снимите мундир, Хорхе, Сара перевяжет вам плечо.
Оставалось только ждать. И они ждали. Хорхе шипел от боли, Сара успокаивала его, приговаривая что-то ласковое. Шарп снова подкрался к люку. Феррагус, разумеется, не ушел, но что он будет делать дальше? Откроет крышку и начнет стрелять из пистолетов, не заботясь о потерях? Вряд ли. Скорее всего, постарается внушить, что все ушли, что на складе никого не осталось, и выманить их наверх. На эту уловку Шарп попадаться не собирался. Сидя на ступеньке, он ждал и слушал – в тишине было лишь слышно, как Харпер загоняет пули в семистволку.
– Готово, сэр, – сказал сержант.
– Ладно, будем надеяться, что эти ублюдки все-таки попытаются сюда сунуться, – сказал Шарп.
Сара вздохнула, а в следующее мгновение что-то грохнулось вдруг на крышку, и Шарп отпрянул, ожидая взрыва, но взрыва не последовало. Через некоторое время грохот повторился, потом что-то заскрипело, заскребло…
– Заваливают люк, – догадался Шарп.
– Зачем? – спросила Сара.
– Чтобы мы не вылезли, мисс. Сейчас они, наверное, уйдут, а вернутся с подкреплением, когда армия уйдет из города. – (Вероятно, Феррагус поостерегся идти на штурм и открывать стрельбу, опасаясь привлечь внимание британских или португальских солдат. Зато когда придут французы, ему уже ничто не помешает собрать более внушительную силу.) – Значит, время у нас есть.
– Для чего? – поинтересовался Виченте.
– Чтобы выбраться отсюда, для чего же еще. Ну-ка все, пальцы в уши. – Шарп выждал несколько секунд, после чего выстрелил из винтовки в люк. Пуля застряла в дереве. В ушах зазвенело. – Помоги-ка, Пэт.
– Что вы собираетесь делать? – спросил португальский капитан.
– Попробую стать Богом и дать свет.
Он вытащил из кармана газету, которую дал ему Лоуфорд, разорвал пополам и, убрав одну половину, свернул вторую в трубку, потом насыпал в нее пороху и свернул в жгут.
– Готово, сэр.
Харпер, догадавшись, что затевает капитан, сделал из патронной бумаги трубочку, в которой остался почти весь порох.
– Нащупай замок. – Шарп протянул винтовку.
– Нашел, сэр. – Сержант поднес жгут к замку.
– Рад, что пошел сегодня со мной, а, Пэт?
– Да уж такое счастье привалило.
– Посмотрим, куда мы попали.
Шарп спустил курок. Искры прыгнули на жгут. Харпер облизал обожженные пальцы. Получилось что-то вроде крохотного факела. Шарп знал, что времени у него мало, около минуты, но много и не требовалось. Он увидел два тела в углу – зрелище и впрямь омерзительное – с объеденными до костей лицами, распухшими, кишащими червями животами и роящимися над ними мухами. Сару вырвало, а Шарп тем временем изучил остальное пространство подвала площадью примерно в двадцать квадратных футов, с каменным полом и потолком из камня и кирпича, поддерживаемым арками, сложенными из узких кирпичей.
– Римская кладка, – заметил, рассматривая арку, Хорхе.
Шарп оглядел лестничный колодец. Ступени были вырублены в коренной породе. Газета догорела. Он бросил ее на пол и в последний раз обвел взглядом тесное помещение, ставшее склепом для двоих и тюрьмой для четверых.
– Мы в ловушке, – хмуро вынес приговор Хорхе Виченте. Сара перевязала ему плечо, но на повязке проступало темное пятно сочащейся крови. Бумага, догорая, свернулась, последние язычки пламени погасли, и подвал погрузился во тьму. – Нам не выбраться. Выхода нет.
– Выход есть всегда, – повторил Шарп. – Меня однажды уже запирали в комнате. В Копенгагене. Но я вылез.
– Как?
– Через дымоход.
Шарп вспомнил ту жуткую, тесную, черную щель, по которой полз, как ему тогда показалось, несколько часов, пока не попал в забитую сажей камеру и не выскользнул, подобно ужу, через другую трубу в соседнюю комнату. Вспомнил и содрогнулся.
– Жаль, что римляне не сложили здесь камин, – сказал Харпер.
– Подождем, пока они вернутся, и будем пробиваться наверх, – предложил Виченте.
– Нет, – жестко отрезал Шарп. – Не получится. Когда Феррагус вернется, шансов у нас уже не будет. Поднимет крышку, поставит десяток человек с мушкетами, и те рано или поздно всех нас перестреляют.
– Так что же нам делать? – тихо спросила Сара.
В темноте, не видя полусъеденных тел, она чувствовала себя немного лучше.
– Уничтожим провизию, – сказал Шарп, кивая вверх. – Веллингтон ведь этого хочет, верно? Это наш долг. Не все по университетам прогуливаться, мисс, надо когда-то и работу делать.
Но прежде, хотя он еще не знал как, нужно было вылезти из подвала.
Феррагус, его брат и трое его людей отправились со склада в таверну. Еще двое пойти с ними не смогли. Одному пуля попала в голову, и он, хотя и остался жив, потерял слух, плохо контролировал свои движения, лишился речи и, похоже, чуточку спятил. Феррагус отправил беднягу в Санта-Клару, где вроде бы еще остались монахи, которые могли о нем позаботиться. Второй, получив пулю в предплечье, отправился домой – поправить перебитую кость и перевязать руку. Потеря была существенной, и Феррагус, все еще кипя от злости, мрачно смотрел в кружку с вином.
– Я тебя предупреждал, – сказал Феррейра, – они солдаты.
– Они покойники, – проворчал Феррагус. Только это и утешало. Четверка укрылась в подвале, который превратился для нее в ловушку, и будет сидеть там, пока он, Феррагус, не придет за ними. А может, пусть себе сидят? Интересно, долго ли они продержатся? Сойдут ли с ума в кромешной темноте? Постреляют друг друга? Станут каннибалами? Может быть, когда через несколько недель поднимут крышку и из подвала, щурясь от света, вылезет единственный выживший, он просто столкнет его вниз. Нет, лучше прикончить тех троих, а Саре Фрай преподать другой урок. – Выкурим их вечером.
– Вечером британцы еще будут в городе, – напомнил Феррейра. – Кто-то может услышать выстрелы и захочет проверить склад. Не все ведь такие легковерные.
Он имел в виду португальский патруль, явившийся к складу после прозвучавшей там стрельбы. Феррейра встретил соотечественников у входа и убедил их, что внутри всего лишь забивают коз.
– Выстрелов из подвала никто не услышит, – усмехнулся Феррагус.
– Зачем рисковать? Вспомни, как громыхнула та штука. Почти как пушка.
– Ладно, займемся ими завтра утром, – рыкнул Феррагус.
– И утром британцы тоже еще не уйдут. – Феррейра с трудом сохранял терпение. – А после полудня нам с тобой нужно отправляться на север, чтобы встретиться с французами.
– На встречу с французами поедешь без меня, – сказал Феррагус. – Возьмешь с собой его. – Он взглянул на Мигеля, и тот равнодушно пожал плечами.
– Но им нужен ты! – не выдержал Феррейра.
– Мигель назовется моим именем. Какая разница? Они все равно не знают, как я выгляжу! А я останусь здесь и, как только англичане уйдут, поиграю с мистером Шарпом в свою игру. Когда французы войдут в город?
– Не знаю, может быть, завтра утром? Скажем, часа через два после рассвета?
– Тогда время еще есть. – Феррагусу очень хотелось услышать, как трое мужчин будут молить о пощаде. – Встретимся на складе. Приведешь французов для охраны, а я буду ждать внутри.
Он понимал, что отвлекается от главного, что его первостепенная задача – сохранить провизию и склад, а четверка пленников – дело второе, но так получилось, что приоритеты поменялись. Мерзавцы поломали его планы, ранили двух его людей, унизили его самого. Человек, чья гордость уязвлена, должен в первую очередь ответить обидчикам, принять вызов. Тот, кто уклоняется от драки, недостоин зваться мужчиной.
Впрочем, беспокоиться не о чем. Шарп и его спутники больше не представляли угрозы, и их судьба решена. На крышку навалили больше полутонны бочонков, ящиков и мешков, а другого выхода подвал не имел. Феррагус победил, и осознание этого служило ему утешением.
Он победил.
Большая часть отступающей армии уходила по дороге к востоку от Коимбры и форсировала реку Мондегу вброд, но некоторые ее части получили приказ воспользоваться главной дорогой. На рассвете поток войск, орудий, повозок и фургонов двинулся к мосту Санта-Клара, соединявшему Коимбру с пригородом на южном берегу, где расположился новый женский монастырь. К солдатам присоединилось огромное число горожан с тележками, козами, собаками, коровами и овцами. За монастырем дорога поворачивала на юг, к Лиссабону. Шли медленно. Какой-то мальчишка едва не попал под колесо орудия – в последний момент трагедии удалось избежать, но пушка врезалась в стену, правое колесо треснуло, и на починку его ушло около часа. На самом мосту сломалась ручная тележка с одеждой и книгами, и португальские солдаты, не обращая внимания на протестующие крики несчастной женщины, сбросили тележку со всем содержимым в реку, несшую разбитые бочки, разрезанные мешки и ящики с сухарями. То, что не приняла река, уничтожали на набережной, где солдаты разложили огромные костры, куда швыряли солонину. Перед уходом португальские солдаты получили приказ разбить все пекарни, а одна из рот Южного Эссекского полка, вооружившись топорами и кувалдами, крушила стоявшие у причала суда.
Полковник Лоуфорд вернулся на набережную после полудня. Он хорошо выспался, съел на удивление приличный завтрак, состоявший из цыпленка, салата и белого вина, а потом облачился в тщательно вычищенную и отутюженную форму. Приехав на набережную на Молнии, он обнаружил своих людей – потных, грязных, разгоряченных, усталых – за работой.
– Ничего не можем поделать с солониной, – пожаловался майор Форрест. – Не горит.
– Не Шарп ли говорил что-то насчет терпентина?
– Я его еще не видел.
– А я думал застать его здесь. – Лоуфорд окинул взглядом набережную – липкую от пролитого рома, пыльную, затянутую стелющимся дымом. – Капитан спас вчера девушку. Весьма симпатичную особу. Между прочим, англичанку. Боюсь, я был с ней немного резковат.
– Его здесь нет, – повторил Форрест.
– Ничего страшного. Появится. Всегда появляется.
Капитан Слингсби, промаршировав через набережную, замер как вкопанный перед полковником и ловко отдал честь:
– Солдат пропал, сэр.
Лоуфорд небрежно коснулся края треуголки рукоятью плетки:
– Как дела, Корнелиус? Надеюсь, все в порядке?
– Лодки разбиты, сэр. Все до единой.
– Отлично.
– Сержант Харпер отсутствует, сэр. Без разрешения.
– Я ему разрешил, Корнелиус.
Слингсби тут же насупился:
– Мне никто не доложил, сэр.
– Упущение, капитан. Недосмотр. Уверен, сержант Харпер обязательно вернется. Он с мистером Шарпом.
– Есть еще кое-что, – угрюмо проворчал Слингсби.
– Да? – осторожно спросил полковник.
– Мистер Шарп, сэр, допустил оскорбительные выражения в мой адрес.
– Вам с Шарпом необходимо наладить отношения, – торопливо сказал Лоуфорд.
– И он не имел никакого права забирать сержанта Харпера. Отрывать от исполнения прямых обязанностей. Это его только поощряет.
– Поощряет? – Лоуфорд немного смутился.
– Поощряет его грубость, сэр. Ведет себя как ирландец.
Лоуфорд пристально посмотрел на капитана. Уж не попахивает ли от него ромом?
– Что ж тут удивляться, он и есть ирландец. – Полковник наклонился и потрепал лошадь по ушам. – Как и моя Молния. Не все ирландское, Корнелиус, так уж плохо.
– Сержант Харпер, сэр, не выказывает должного уважения к офицерским чинам.
– Сержант Харпер, – вставил Форрест, – помог захватить «орла» под Талаверой. Это было до вас, капитан.
– Не сомневаюсь, драться он умеет. Это у них в крови. Они же, сэр, как звери. Темные и жестокие. Насмотрелся на таких в пятьдесят пятом. Но мне, сэр, – Слингсби посмотрел на полковника, – нужно думать о дисциплине. Никаких послаблений для низших чинов. Дерзость должно пресекать.
– Вы чего хотите? – с оттенком недовольства спросил Лоуфорд.
– Сержанта Харпера следует вернуть в роту, сэр, где его место. Чтобы исполнял предписанные обязанности.
– Вот вернется, и вы за этим проследите, – кивнул полковник.
– Есть, сэр.
Слингсби вытянулся в струнку, козырнул и, ловко развернувшись, зашагал к роте, печатая шаг.
– Какой энергичный, не правда ли? – заметил Лоуфорд.
Форрест пожал плечами:
– Наша рота всегда этим отличалась, сэр. Другого я за ними не замечал.
– Да, отличные ребята! Отличные. Но иногда даже самым лучшим псам требуется новый хозяин. Вы согласны? Кстати, не поужинаете со мной сегодня?
– С удовольствием, сэр.
– Завтра ранний подъем. Прощай, Коимбра, а? Будем надеяться, французы ее пощадят.
В двадцати милях к северу первые французские части вышли к главной дороге. Чуть раньше они смяли посты португальской милиции, прикрывавшие обходной путь возле Буссако, и теперь их кавалерийские патрули, не встречая сопротивления, неслись по пустынным полям и лугам. Армия повернула на юг. Дальше Коимбра, потом – Лиссабон, а с ним и победа.
«Орлы» шли на юг.
Глава восьмая
Сначала решили взломать крышку люка и попытаться сдвинуть сваленный на нее груз.
– Пробьем крышку с краю, – предложил Виченте, – и посмотрим, можно ли разбить ящик. Может, получится пролезть через него?
Ничего другого Шарп придумать не смог, и они с Харпером взялись за работу. Попытались поднять крышку, но, как ни старались, тяжелая плита не сдвинулась ни на дюйм. Начали долбить дерево. Виченте со своим раненым плечом помочь не мог, так что они с Сарой сели в уголке, подальше от разлагающихся тел. Харпер работал штыком, стоя на ступеньках, Шарп орудовал палашом, обернув клинок собственной рубашкой, чтобы не порезаться.
– Жаль, – вздохнул капитан, – совсем новая рубашка.
– Уж не подарок ли от одной лиссабонской швеи? – поинтересовался сержант.
– Да, был.
Харпер усмехнулся. Некоторое время оба работали молча, атакуя крепкое дерево, откалывая от плиты щепки. Время от времени лезвие натыкалось на гвоздь, и тогда тишину нарушало крепкое словцо.
– От вас многому можно научиться, – заметила наконец Сара.
– Извините, мисс, – сказал Шарп.
– В армии это само собой получается, мисс, – объяснил Харпер. – Даже и не замечаешь.
– Неужели все солдаты ругаются?
– Все, – подтвердил Шарп. – И все время. За исключением Папаши Хилла.
– Генерала Хилла, – добавил Харпер. – Он себе ничего такого не позволяет.
– И еще есть сержант Рид, – вспомнил Шарп. – Тоже никогда не сквернословит. Он методист, мисс.
– А я слышал, как он однажды выругался, – сказал Харпер. – Это когда Баттен вырвал из его Библии восемь страниц, чтобы… – Он остановился, решив, что мисс Фрай вряд ли захочет узнать, на какие нужды собирался употребить украденные страницы Второзакония богохульник Баттен, и тут же довольно крякнул, оторвав от крышки приличную щепку. – Ничего, сейчас мы с ней расправимся.
Крышка мало того что была сбита из досок толщиной не меньше трех дюймов, еще и скреплялась снизу двумя здоровенными брусьями. До поры до времени Харпер и Шарп не трогали брус со своей стороны, решив, что сперва стоит пробить саму крышку, а уж потом думать, как справиться с куском потолще. Дерево оказалось прочным, но и оно уступало настойчивости и силе: сначала его ослабляли прямыми колющими ударами, потом скребли, долбили и царапали. Пыль, крошки, щепки сыпались под ноги. Время от времени Шарп и Харпер устраивали небольшой перерыв, давая отдых натруженным мускулам. Порой дерево, словно заупрямившись, отказывалось поддаваться, а отдирать доску, используя штык или палаш в качестве рычага, они не хотели, поскольку тонкая сталь могла запросто сломаться. Иногда Шарп брался за нож, и тогда стружки и опилки летели в глаза. Он менял нож на палаш и снова долбил, пилил и скреб, понимая, что в лучшем случае им удастся проделать небольшую дырку. А как потом ее расширить? Он не знал ответа и не искал его, потому что в каждой битве путь к победе – это сотни крохотных шагов, и сделать их надо все. Что толку волноваться и беспокоиться о будущем, если будущего, возможно, и не будет. Пот катился по обнаженным груди и спине, над головой жужжали мухи, пыль набивалась в рот и нос, а ребра все еще болели, но Шарп терпел и работал.
Время в темноте ничего не значило. Шарп понятия не имел, сколько они проработали, один час или десять, хотя чувствовал, что тот мир, который казался теперь таким далеким, уже погрузился в сумерки. Он ковырял, бил, рубил, тесал, не думая о времени, пока после очередного удара клинок не уперся во что-то более твердое, чем дерево. Боль иглой прошила руку, и Шарп со злости ударил еще сильнее и выругался.
– Извините, мисс.
– Что такое? – спросил Виченте.
Он успел задремать и спросонья не разобрался, в чем дело.
Шарп не ответил. Просунув в дырку нож, он поскреб лезвием по тому, на что напоролся палаш, и, поняв все по звуку, выругался еще сильнее.
– Чертовы ублюдки! Они положили сверху дорожные плиты! – Столько трудов, и все зря. Они прошли дерево, чтобы наткнуться на камень. – Ублюдки!
– Мистер Шарп, – устало произнесла Сара, словно сознавая, что битва проиграна, но не желая поднимать руки.
– Они и есть ублюдки, – подал голос Харпер и, воткнув штык в щель, получил в ответ тот же звук.
Сержант выразил свое мнение по сему поводу, мало чем отличное от мнения капитана, извинился перед Сарой и тяжело опустился на пол.
– Так что они сделали? – спросил Виченте.
– Набросали сверху камней. А на камни все остальное. Не такие уж и тупые…
Он сел на ступеньку и привалился спиной к стене, чувствуя себя вымотанным, бессильным и больным.
– Значит, здесь не получится?
– Ни черта.
– И что? – осторожно спросил Виченте.
– А то, что надо думать, – ответил Шарп, но в голове было пусто.
Все, что приходило в голову, можно было выразить лишь словами, которые вряд ли пришлись бы по вкусу мисс Фрай. Они попали в ловушку.
– Как сюда пробираются крысы? – спросила через некоторое время Сара.
– Эти твари могут пролезть через щель толщиной с палец, – отозвался Харпер. – Хорошая крыса всегда путь найдет.
– И все-таки? Как-то ведь они сюда проникают!
– Через щели возле крышки, – пожал плечами Шарп. – Но мы-то в них не пролезем.
В подвале повисло тяжелое, гнетущее молчание. Мухи, покружив, вернулись к трупам.
– Может, если начнем стрелять, кто-нибудь услышит? – сказал Виченте.
– Не услышат. Из склада – да, но не из подвала. – Шарп уже решил, что боеприпасы лучше поберечь для встречи с Феррагусом. Прислонившись к стене, он закрыл глаза и попытался думать. Потолок? Кирпич и камень. Он представил, как прорывается через каменную стену, и оказался вдруг на ярком от цветов поле. Мимо просвистела пуля, за ней другая, что-то ударило в ногу, и он открыл глаза – кто-то хлопал его по колену. – Я что, уснул?
– Мы все уснули, – сказал Харпер. – Одному Господу известно, который сейчас час.
– Черт! – Шарп потянулся, и боль тут же ожила – в ногах, в руках, в спине. – Черт! – повторил он зло. – Спать-то нам и нельзя.
Харпер промолчал. Шарп слышал, как ирландец ворочается, может быть устраиваясь поудобнее на каменном полу. Капитану это не нравилось, но предложить что-то другое, более полезное, он не мог, а потому промолчал.
– Я что-то слышу, – сказал через некоторое время Харпер.
Судя по голосу, он был где-то в центре подвала.
– Где?
– Приложите ухо к полу, сэр.
Шарп вытянулся и приложил к камню правое ухо. Слух был уже не тот, что раньше, да и глупо было бы ожидать улучшения после стольких лет в армии, где постоянно стреляют. И все же он затаил дыхание и прислушался. Сначала ничего, потом… что-то вроде слабого журчания.
– Вода?
– Там какой-то ручеек, – сказал Харпер.
– Вроде как Флит.
– Что? – спросил Виченте.
– Река такая в Лондоне, – объяснил Шарп. – Бежит по большей части под землей. О ней мало кто знает, но она есть. Город на ней и построили.
– И здесь то же самое, – сказал Харпер.
Шарп ударил по полу рукоятью палаша, и, хотя глухого звука не услышал, он уже не сомневался, что внизу есть вода. Сара, слух которой еще не успели испортить громы битв, подтвердила их предположение.
– Отлично, Пэт. – Силы вдруг вернулись, упавший было дух воспрянул, и даже боль в ребрах кусала не так сердито. – Давай поднимем этот чертов камень.
Легко сказать. Они снова взялись за штык и палаш, обрабатывая плиту со всех сторон, чтобы отделить ее от соседних. Харпер отыскал скол размером с мизинец и, углубив его, просунул палец к основанию:
– Там какой-то мусор, сэр.
– Только бы раствора не было, – буркнул Шарп.
– Раствора нет, – фыркнул Харпер. – Зачем класть раствор под камень? Их просто укладывают на гравий и трамбуют. Отойдите-ка, сэр.
– Ты что задумал?
– Хочу поднять эту хреновину.
– Может, подцепим?
– Если вы, сэр, сломаете свою саблю, нам всем не поздоровится. Вы лучше подвиньтесь. И будьте готовы подхватить, как только я его оторву.
Шарп посторонился. Харпер встал поудобнее, подсунул под плиту два пальца и поднапрягся. Камень не шевельнулся. Сержант выругался, снова наклонился и натужно засопел. Что-то заскрипело, и Шарп, державший на камне палец, почувствовал, как он сдвинулся. Харпер просунул третий палец, выдохнул шумно, и плита вдруг поднялась. Шарп тут же подсунул под нее дуло штуцера.
– Можешь отпустить.
– Боже, храни Ирландию! – проговорил сержант, выпрямляясь. Плита лежала на винтовке, и Харпер мог передохнуть. – А теперь возьмемся вдвоем, сэр. Вы с той стороны. Перевернем, к чертям… Извините, мисс.
– Я уже привыкла, – вздохнула Сара.
Шарп взялся за камень:
– Готов?
– И… взяли!
Вместе они вывернули булыжник, который, перевернувшись, откатился в сторону ближайшего трупа. Что-то чвакнуло. Воздух наполнился мерзкой вонью. Зажужжали невидимые мухи. Сара фыркнула и закрыла нос. Шарп и Харпер рассмеялись.
Основанием для вывернутой плиты служили битые кирпичи, галька и песок. Спрессованный мусор разбивали и выгребали. К работе подключился Виченте. Сара отгребала вынутый грунт в сторону.
Они углубились фута на два, а конца все не было. Чем больше они выгребали, тем больше осыпалось с краев. Пальцы натыкались на острые грани каких-то выступающих поверхностей, напоминающих плиты. И все же расчищенный участок понемногу расширялся, обнажая заодно выпуклое дно. После того как Шарп в очередной раз ободрал в кровь руку, Виченте ощупал то, что казалось ему плитами.
– Римские кирпичи, – уверенно сказал он. – Римляне делали кирпичи очень тонкими, как плитки. – С минуту португалец молчал, водя ладонью по граням. – Думаю, это верх тоннеля.
– Тоннеля? – удивился Шарп.
– Наверное, римляне построили его для реки, – предположила Сара.
– Тогда будем пробиваться в тоннель, – решил Шарп.
Журчание воды слышалось уже отчетливо. Если есть тоннель и река, то есть и выход. Этот логический вывод оживил умершую было надежду. Капитан опустился на колени у края ямы, с трудом удерживая равновесие на шатком камне, и ударил по римским кирпичам прикладом.
Поняв по глухому звуку, что происходит, Виченте подошел ближе:
– Так не получится. Вы только уплотняете кирпичи.
– Я хочу пробить чертов тоннель, – ответил Шарп. Возможно, Виченте прав, но не возиться же еще и с этой древней кладкой! – Надеюсь, получится.
На помощь ему пришел Харпер. Удары следовали один за другим, и вскоре Шарп услышал, как что-то падает в воду. После очередного сокрушительного удара сержанта огромный кусок рухнул на дно, и снизу ударила густая волна вони. Казалось, перед ними разверзлись черные пучины ада.
– А, черт! – Харпер подался назад.
– Вот оно что, – упавшим голосом произнес Виченте.
Вонь была такая, что даже дышать стало трудно.
– Сточная труба? – спросил Шарп, хотя вопрос и не требовал ответа.
– Святые угодники! – прохрипел Харпер, попробовав сделать вдох.
Сара вздохнула.
– Она идет из верхней части города, – объяснил Виченте. – В нижней части люди пользуются ямами, которые выкапывают в подвалах. Эту трубу построили римляне. Они называли ее «клоака».
– Я называю ее выходом. – Шарп обрушил приклад на трубу, свалив еще несколько кирпичей. Расширить отверстие уже не составляло труда. – Пора заглянуть.
Он подобрал оставшуюся половину «Таймс» и нашел свою винтовку, опознав ее по щербине на левой стороне приклада, где его зацепила выпущенная из французского мушкета пуля. Шарп искал именно свой штуцер, потому что он был не заряжен, и, пока засыпал порох, Харпер успел свить жгут. Бумага занялась со второй попытки, и Харпер поднес ее к дыре в тоннеле. Пламя высветило что-то жутко сине-зеленое.
– О нет… – прошептала Сара.
Журчание и впрямь походило на тихий ручеек, но жидкость, лениво катившаяся по дну глубокого, семь или восемь футов, тоннеля, развеивала эту иллюзию. Напуганные внезапно вспыхнувшим ярким светом, обитавшие в клоаке крысы бросились врассыпную, царапая когтями черные, покрытые мерзкой слизью и противной паутиной стены. Судя по диаметру трубы, глубина потока составляла около фута. Рассмотреть прочие детали не хватило времени: огонь лизнул пальцы и Харпер выпустил самодельный фитиль. Мрак снова обступил их. Хорошо еще, подумал Шарп, что люди побогаче, жившие в верхней части Коимбры, покинули город, иначе река нечистот бурлила бы под крышей.
– Неужели вы и впрямь собираетесь туда спускаться? – спросил Виченте голосом человека, предполагающего нечто невероятное.
– Выбирать не приходится. Останемся здесь – погибнем. – Шарп снял сапоги и протянул их Саре. – Думаю, мисс, вам стоит надеть их. Они достаточно высокие и не дадут вам утонуть сами знаете в чем. Я бы посоветовал также снять платье.
Все замолчали.
– Вы хотите… чтобы я… – Сара не смогла договорить.
– Нет, мисс, я не хочу, чтобы вы это делали, но платье промокнет и испачкается и, когда мы выйдем, будет жутко вонять, а вам, насколько мне известно, надеть больше нечего. Я в таком же положении, поэтому раздеваюсь.
– Вы не можете просить мисс Фрай раздеться! – заявил Виченте.
– Я и не прошу. Решать ей. Но подумайте сами, Хорхе. Подумайте хорошенько, и вы сделаете то же самое. Засуньте белье в рубашку или мундир, свяжите рукава и повесьте узел на шею. Черт возьми, никто ничего не увидит! Там темно, как в преисподней. Вот, мисс, держите сапоги. – Он подтолкнул их в направлении Сары.
– Так вы хотите, чтобы я спустилась в сточную канаву? – едва слышно пролепетала она.
– Нет, мисс, не хочу. Я хочу, чтобы вы гуляли по зеленым лугам и чтобы вам до конца жизни не нужно было думать о деньгах. Но чтобы доставить вас в те самые зеленые луга, мне нужно провести вас по сточной трубе. Если хотите, можете остаться здесь, а мы с Пэтом вернемся за вами, только Феррагус может прийти раньше. Так что, мисс, выбирайте сами.
– Мистер Шарп. – В голосе гувернантки еще звучали возмущенные нотки, но сама она, как ни странно, никакого возмущения не чувствовала. – Вы правы. Извините.
Некоторое время в подвале только шуршали одежды, потом все четверо свернули снятое в узлы. Шарп остался в рейтузах, все прочее он завернул в мундир, который для верности перетянул плечевым ремнем. Узел он положил на краю дыры вместе с портупеей, ножнами и ранцем.
– Я пойду первым. Мисс? Идите за мной и держите руку на моей спине, чтобы не отстать. Хорхе, вы – за мисс Фрай. Пэт – в арьергарде.
Шарп сел на краю дыры, Харпер взял его за запястье и опустил в трубу. В мутную жижу полетели куски кирпичей. Ноги коснулись воды, но дна еще не достали. Харпер сопел от натуги.
– Еще немного, Пэт. На пару дюймов, – сказал Шарп, и тут его запястье выскользнуло из пальцев сержанта, и он пролетел оставшиеся дюймы и едва устоял на ногах, потому что дно оказалось предательски скользким. Его передернуло от отвращения и жуткой вони. – Черт! Кто-нибудь, подайте мою портупею, а потом одежду.
Ремень Шарп повесил на шею, пустые ножны сдвинул за спину.
– Винтовку. – Кто-то подал штуцер. Он повесил его на плечо и взял в правую руку палаш – вместо посоха. Только вот куда идти, вверх, к университету, или вниз, к реке? Пожалуй, к реке надежнее – труба должна ведь где-то заканчиваться. – Вы следующая, мисс. И осторожнее. Тут скользко, как… – Он успел прикусить язык. Вверху нервно вздохнули. – Не бойтесь. Сержант Харпер опустит вас, а здесь я вам помогу. Вы не против?
– Не против, – выдавила девушка, задыхаясь от вони.
Шарп протянул руки, нашел ее голую талию и придержал, пока Сара не коснулась ногами дна. В последний момент она все же поддалась панике или страху, пошатнулась и, чтобы сохранить равновесие, ухватилась за Шарпа, который обнял ее одной рукой.
– Все в порядке. Жить будете.
Виченте подал узелок, и, поскольку Сара еще дрожала, Шарп сам принял его и повесил ей на шею.
– Теперь вы, Хорхе.
Последним спустился Харпер. Мимо пронеслись невидимые в темноте крысы. Пронеслись и пропали где-то во мраке тоннеля. Высота трубы позволяла стоять в полный рост, но Шарп пригнулся, надеясь увидеть хотя бы слабый проблеск света. Ничего – хоть глаз коли.
– Держитесь за меня, мисс. – Теперь, когда оба были одинаково голые и стояли едва ли не по колено в дерьме, необходимость в соблюдении этикета, как ему представлялось, отпала, однако капитан подозревал, что девушка будет возражать, если он станет обращаться к ней по-другому. – Хорхе, держитесь за узелок мисс Фрай. Идти будем медленно.
Поначалу Шарп шел осторожно и неуверенно, ощупывая палашом дно перед тем, как опустить ногу, но постепенно освоился и уже не останавливался после каждого шага, а двигался ровно, хотя и медленно. Сара держалась за него обеими руками и чувствовала себя как-то необычно. В последние минуты с ней случилось что-то странное, словно, раздевшись и спустившись в сточную трубу, она рассталась со всей своей прежней жизнью, отказалась от попыток удержаться в рамках приличий и погрузилась в мир авантюр и безответственности. И, что самое удивительное, ей было хорошо в этом мире. Она была счастлива.
Что-то мерзкое и неведомое свесилось с потолка тоннеля, коснувшись лица, и Шарп пригнул голову, не позволяя себе думать о том, что это могло быть. После он стал не только ощупывать палашом дно, но и проводить им в воздухе перед собой. Какое-то время капитан пытался считать шаги и ярды, но потом перестал, потому что продвигались они мучительно медленно. Пол тоннеля постепенно повышался, а потолок оставался на прежнем уровне, и ему пришлось пригнуться. Невидимые щупальца цеплялись за волосы, что-то сочилось и капало, потом пол резко ушел вниз, и палаш уткнулся в вонючую пустоту.
– Стоп! – велел Шарп и, поводив осторожно палашом, нащупал твердую поверхность впереди, но уже примерно на фут ниже. Ширина невидимого провала составляла около двух футов. – Отпустите меня, – шепнул он Саре и, еще раз потыкав палашом перед собой, сделал длинный шаг через впадину. Он перенес вес тела, в последний момент нога соскользнула, и его бросило на стену. Слетевшее с губ короткое выразительное словцо эхом умчалось в темноту. – Извините, мисс. – Капитан устоял на ногах и даже сумел сохранить в неприкосновенности узел с одеждой, только сердце заколотилось от страха, а ребра обожгло такой болью, что перехватило дыхание. Он выпрямился, обнаружил, что снова может стоять в полный рост, потому что потолок поднялся, и повернулся к Саре. – Перед вами провал в полу. Шириной в добрый шаг. Нащупайте ногой край.
– Нашла.
– Нужно сделать один широкий шаг. На два фута. Пол здесь примерно на шаг ниже. Но прежде возьмите меня за руки. – Он прислонил палаш к стене, протянул обе руки и нашел ее пальцы. – Готовы?
– Да, – не совсем уверенно ответила Сара.
– Ухватитесь покрепче за мои запястья. – Она сделала все, как надо, и Шарп сжал ее руки возле локтей. – Ну вот, теперь я вас держу. Один широкий шаг. Будьте осторожны. Здесь скользко, как…
– Как в заднице? – спросила Сара и рассмеялась оттого, что посмела произнести вслух это слово.
А потом набрала в легкие вонючего воздуха и смело шагнула, но в последний момент опорная нога поскользнулась, и она, вскрикнув от страха, упала. Точнее, упала бы, если бы ее не рванули вперед сильные руки. Шарп был готов к тому, что Сара поскользнется, и подхватил ее сразу же, как только она начала падать. Подхватил легко, словно перышко – удивительно, какими невесомыми бывают некоторые женщины, – рванул к себе, и в следующий момент она уже прижалась обнаженными грудями к его груди.
– Все в порядке, мисс. Вы молодец.
– Как она? – обеспокоенно спросил Виченте.
– Лучше не бывает, – ответил Шарп. – У меня есть солдаты, которых я не взял бы сюда с собой, потому что у них кишка тонка, а вот мисс Фрай – молодец. – (Девушка все еще прижималась к нему, дрожа всем телом, и пальцы у нее были холодные.) – Знаете, что мне в вас нравится, мисс?
– Что?
– Вы ни разу не пожаловались. Ну, только на то, что мы ругаемся, так вы и с этим справились. Немногие женщины, попав в сточную трубу, вели бы себя так же. Большинство шумели бы так, что хоть уши затыкай. – Он отступил на шаг, но Сара не отпускала. – Надо подвинуться, мисс. Чтобы Хорхе было куда ступить. – (Она прошла немного дальше и остановилась, положив руку ему на пояс.) – Глупо, конечно, так думать, – продолжал Шарп, – но мне почему-то кажется, что вам это нравится.
– Да, – сказала Сара и хихикнула.
Она была так близко, что Шарп, сам не зная почему, вдруг наклонился и поцеловал ее в лоб. На мгновение она замерла, потом обняла его второй рукой, приподнялась и прижалась щекой к его щеке. Вот так чертовщина, подумал Шарп. В сточной трубе?
Что-то хлюпнуло, и кто-то врезался в парочку.
– Вы в порядке, Хорхе? – спросил Шарп.
– Да. Извините, мисс, – сказал Виченте, решив, что его рука непреднамеренно ухватилась за что-то неподобающее.
Последним провал преодолел Харпер, и они двинулись дальше. Шарп, как и раньше, шел впереди, чувствуя на поясе горячую руку Сары. В одном месте в их тоннель изливалась другая труба, и Шарп вздрогнул, когда что-то плеснулось у ног, забрызгав его по колено. Тоннель уходил вниз, и наклон становился все ощутимее. Поток стал мельче, но бежал быстрее, и капитан старался не думать о том, что бьется о его ноги. Он по-прежнему продвигался мелкими шажками, опасаясь ступить на скользкий камень. Труба определенно шла под уклон, только где у нее конец? Куда она выходит? В реку? В конце концов он остановился – уклон стал слишком крутым. Невдалеке шумело, но что это было, Шарп не знал. Река? Еще одна труба? Или выгребная яма?
– Что случилось? – спросила Сара.
– Дальше идти опасно.
Шарп прислушался, и ухо уловило новый звук, далекий, слабый, но непрерывный. Река. Тоннель выходил к реке Мондегу. С какой высоты им придется падать? И насколько крут последний участок? Смогут ли они удержаться на ногах? Шарп нащупал ногой шаткий камень, вывернул его из пола и подтолкнул. Поток подхватил его и понес дальше. Через пару секунд Шарп услышал всплеск.
– Труба кончается, – сказал он, – а дальше какой-то водоем… озеро…
– Не какой-то водоем, – услужливо уточнил Харпер, – а здоровенная лужа дерьма.
– Спасибо, сержант.
– Придется вернуться, – вздохнул Виченте.
– В подвал? – встревожилась Сара.
– Нет-нет. – Может, попробовать спуститься, повиснув на винтовочном ремне? Он вспомнил, как полз по дымоходу в Копенгагене, и содрогнулся от ужаса. Нет, только не это. – Пэт, повернись и иди назад. Надо простучать стены. Мы за тобой.
Повернули. Одно перестроение пришлось все же сделать – Сара пожелала идти последней, держась за Шарпа. Харпер стучал по стенам штыком, и глухое эхо разбегалось по вонючему темному тоннелю, тревожа его невидимых, но несомненно омерзительных обитателей. Шарп надеялся, что тоннель проходит мимо какого-нибудь подвала, куда можно будет проникнуть, пробив стену. Если же этот вариант не сработает, им ничего не останется, как только идти по трубе вверх. Долгая будет ночка, подумал он, если сейчас вообще ночь, но не прошли они и десяти шагов, как звук изменился. Харпер остановился и постучал еще раз. Звук повторился – глухой, пустой.
– То, что надо? – спросил он.
– Будем ломать чертову стену, – сказал Шарп. – Хорхе, подержите одежду сержанта Харпера. Мисс Фрай, возьмите мою. Главное – не намочить порох.
Простучав стену, они нашли участок в верхней части тоннеля длиной примерно в десять футов, за которым была пустота.
– Если там кто-то есть, их ждет большой сюрприз, – заметил Харпер.
– А если стена обрушится на нас? – спросила Сара.
– Тогда нам крышка. Так что, мисс, если верите в Бога, самое время помолиться.
– А вы не верите?
– Я верю в бейкеровский штуцер, – ответил Шарп, – и в тяжелую кавалерийскую саблю образца тысяча семьсот девяносто шестого года, наточенную так, чтобы не скользила по ребрам лягушатников. И даже если вы не наточили ее как следует, ею все равно можно забивать ублюдков до смерти.
– Я это запомню, – сказала Сара.
– Готов, Пэт?
– Готов, – отозвался сержант, поднимая винтовку.
– Ну так давай зададим этой чертовке хорошую трепку.
И они задали.
Последние британские и португальские части оставили Коимбру в понедельник на рассвете. Согласно имеющимся сведениям, все запасы провизии в городе были уничтожены, сожжены или сброшены в реку и все пекарни разрушены. Тем не менее более сорока тысяч горожан отказались уходить с отступающей армией, решив, что искать спасения в бегстве бессмысленно, и если французы не настигнут их здесь, то придут за ними в Лиссабон. Некоторые, подобно Феррагусу, остались для того, чтобы охранять по мере возможности имущество и дом, другие были слишком стары, больны или сломлены отчаянием, дабы бежать от судьбы. Пусть приходят французы, думали они, как бы тяжело ни пришлось, снести можно все и жизнь на этом не кончается.
Южный Эссекский последним прошел по мосту через Мондегу. Ехавший в арьергарде Лоуфорд оглянулся, надеясь увидеть Шарпа и Харпера, но поднявшееся солнце осветило пустынную набережную.
– Не похоже на Шарпа, – заметил он удрученно.
– Очень даже похоже, – возразил майор Лерой. – У нашего капитана сильна тяга к независимости. Он мятежник по духу. Жестокий, безжалостный, агрессивный. Прекрасные качества для стрелка, вы не находите?
Если полковник и заподозрил в словах майора насмешку, то оказался достаточно честен перед собой, чтобы признать присутствие в них немалой доли правды.
– Вы ведь не считаете, что он дезертировал?
– Нет, это не в его духе. Полагаю, капитан ввязался в какую-то заварушку. Он вернется.
– Знаете, – продолжал обеспокоенно Лоуфорд, – при последнем разговоре он упомянул что-то насчет перехода на службу к португальцам. По-вашему, такое возможно?
– Я бы его не винил, – пожал плечами майор. – Каждый человек хочет признания своих заслуг. Это ведь справедливо, верно?
От необходимости отвечать на каверзный вопрос полковника спас капитан Слингсби, гордо прогарцевавший по мосту на Порции и вклинившийся между Лоуфордом и Лероем.
– А тот сержант-ирландец так и не вернулся, – первым делом сообщил Слингсби, причем в тоне его явно слышался упрек.
– Мы как раз об этом говорили, – сказал полковник.
– Отмечу в документах как дезертира, – продолжил тем же тоном Слингсби. – Как дезертира.
– И не думайте! – с резкостью, удивившей его самого, бросил Лоуфорд и вдруг поймал себя на том, что новоявленный родственник начинает его раздражать. Как вечно тявкающая собачонка: куда ни поверни – она вертится под ногами и требует к себе внимания. К тому же от него подозрительно часто несло спиртным. – Сержант Харпер, – добавил полковник, беря себя в руки, – откомандирован для выполнения особого задания с офицером нашего полка. Весьма уважаемым офицером, мистер Слингсби, и я попрошу вас не ставить под сомнение правомерность этого задания.
– Конечно нет, сэр, – поспешно согласился Слингсби, шокированный тоном полковника. – Просто я люблю во всем порядок, сэр. Вы же меня знаете. Чтобы все на своем месте.
– Все и так на своем месте, – сказал полковник, сознавая, что выдает желаемое за действительное.
Шарп и Харпер не вернулись в полк, и он боялся, что сам виноват в этом.
Лоуфорд еще раз обернулся – никого, а потом полк миновал мост и скрылся в тени прилегающих к монастырю улочек.
Коимбра затихла, как затаивший дыхание человек. Несколько десятков жителей собрались у старинных городских ворот в средневековой стене; вглядываясь пристально в дорогу, они еще надеялись, что французы, может быть, не придут.
А вот Феррагуса французы не беспокоили. По крайней мере пока. Направляясь к складу во главе отряда из семи человек, он предвкушал сладкую месть. Прежде чем поднимать крышку, разожгли две жаровни. Уголь разгорался неохотно, и Феррагус, чтобы не терять времени, приказал соорудить баррикаду из бочек с солониной. Если трое пленников попытаются броситься в атаку, то наткнутся на препятствие, за которым укроются его люди. Пламя перекинулось наконец с лучин на уголь, по проходам поползли струйки горького дыма, и Феррагус подал знак – открывайте. Подойдя к люку, прислушался, однако ничего не услышал.
– Спят, – предположил Франсишку.
– Скоро уснут навеки, – пообещал Феррагус. Трое стояли наготове с мушкетами, четверо разбирали наваленные на крышку мешки и ящики. Вот уже и плиты сдвинуты. Феррагус усмехнулся, увидев пробитые в дереве дыры. – Хотели выбраться. Сколько ж часов у них на это ушло, а? А теперь осторожнее. – Он почти ожидал, что крышка вот-вот отлетит в сторону и из подвала выскочит враг. – Стреляйте сразу, как только они ее поднимут!
Вылезать никто не спешил.
Португалец ждал, не сводя глаз с люка. Ничего.
– Думают, что мы полезем первыми.
Феррагус подкрался сбоку, взялся за металлическую ручку, кивнул своим людям и потянул.
Крышка поднялась на несколько дюймов, и Франсишку тут же вставил в щель дуло мушкета. Вставил и отскочил, ожидая выстрела. Никто не стрелял. Феррагус снова подошел к люку и поднял крышку полностью, так что она ударилась о стену.
– Давай.
Двое, подбежав с горящими жаровнями, вывернули содержимое в подвал, который тут же заполнился густым удушающим дымом.
– Долго не выдержат. – Феррагус вынул пистолет. – Мужчин – убить, англичанку – приберечь на потом.
Однако время шло, а из подвала не доносилось ни звука. Ни стонов, ни кашля, ни криков. Только дым полз вверх по каменным ступенькам. Феррагус наклонился, прислушался, потом выстрелил в темноту и мгновенно отпрянул. Пуля срикошетила от камня. И снова тишина, только в ушах звенело.
– Попробуй ты, – кивнул он Франсишку.
Верзила подступил к люку, вскинул мушкет, выстрелил и проворно отскочил.
И снова ничего.
– Может, они там подохли? – предположил кто-то.
– От такой вони и бык скопытится, – поддержал другой.
Феррагуса так и подмывало спуститься и посмотреть, что там происходит, но он уже знал, что капитана Шарпа нельзя недооценивать. Скорее всего, англичанин притаился сбоку от ступенек и только ждет, пока кто-нибудь сунется в подвал.
– Еще огня!
Двое его людей собрали обломки старых ящиков, подожгли и бросили вниз. Туда же последовали охапки горючего мусора. Через несколько минут в подвале бушевал настоящий пожар, однако никакого движения внизу не наблюдалось. Никто даже не закашлялся.
– Должно быть, померли, – сказал Франсишку.
Выжить в таком дыму не смог бы ни зверь, ни человек.
Взяв у одного из своих людей мушкет, Феррагус медленно, стараясь не шуметь, спустился по ступенькам. Дым кусал глаза, пламя обжигало, но он смог наконец заглянуть в подвал, а заглянув, не поверил тому, что увидел. В центре подвала, среди пылающих углей и дымящихся головешек, зияла дыра. Феррагус стоял и смотрел, ничего не понимая, а когда понял, ему вдруг стало страшно.
Ушли!
Мимо него, одолеваемый любопытством, протиснулся Франсишку. Отбросив ногой тлеющие деревяшки, он заглянул в дыру и перекрестился.
– Что там? – спросил Феррагус.
– Сточная труба. Может, утонули?
– Нет, – сказал Феррагус и содрогнулся, потому что из зловонной дыры донесся глухой, настойчивый стук.
Звук шел как будто издалека, но Феррагус услышал в нем грозное предупреждение, и ему вспомнилась проповедь одного монаха-доминиканца, грозившего жителям Коимбры адскими муками, если они не отрекутся от греха. Монах говорил об огне, о пыточных инструментах, жажде, боли и бесконечных стенаниях. В раскатывающемся по тоннелю шуме Феррагусу почудилась тяжелая поступь грядущего возмездия. Он попятился и по ступенькам взбежал наверх. Сила той давней проповеди была такова, что еще на протяжении двух последующих дней Феррагус пребывал в страхе и пытался исправиться, позабыв на время даже о борделях, которыми владел в этом городе. И вот теперь ужас грешника вернулся. Его трясло. Шарп стал охотником, а он – добычей.
– Поднимайся! – крикнул он Франсишку.
– Этот шум…
– Это англичанин. Хочешь спуститься и поискать его?
Франсишку еще раз заглянул в дыру, а потом поднялся и опустил крышку. Феррагус распорядился завалить ее понадежнее, как будто мешки и ящики могли помешать ненавистному врагу появиться из смрадного подземелья.
Еще один стук заставил его подпрыгнуть. Теперь колотили в дверь склада. Феррагус повернулся и поднял мушкет. Стук повторился, и он, преодолевая страх, направился к выходу:
– Кто там?
– Сеньор? Сеньор! Это Мигель!
Феррагус открыл одну из двух половинок массивной двери и облегченно вздохнул. Оказывается, что-то в этом мире еще шло так, как и должно идти: за дверью стояли Мигель и майор Феррейра. Феррейра благоразумно переоделся в цивильную одежду, рядом с ним был французский офицер. А за их спинами эскадрон закаленных в боях кавалеристов, вооруженных саблями и карабинами. С улицы доносились топот копыт, крики, шарканье сапог. Там, за порогом, был день и светило солнце, ад остался позади, надежно замурованный, а в город вступили французы.
Бояться было нечего.
Стоило им несколько раз ударить прикладами по стене, как Шарп услышал скрежет сдвигающихся кирпичей.
– Ричард! – вскрикнул предостерегающе Виченте, и капитан, обернувшись, увидел вдалеке крохотные искрящиеся блики.
Призрачные отсветы запрыгали по мрачным стенам тоннеля.
– Феррагус, – сказал Шарп. – Выкуривает нас из подвала. Винтовка заряжена, Хорхе?
– Конечно.
– Посматривайте туда. Хотя я и сомневаюсь, что они рискнут спуститься.
– Почему?
– Потому, что не хотят драться с нами здесь. Потому, что не хотят мараться в дерьме. Потому, что боятся.
Он снова принялся за дело, колотя прикладом, будто сумасшедший в припадке безумия, и Харпер бил вместе с ним, и в какой-то момент древняя кладка не выдержала этого приступа и рухнула. Кирпичи посыпались к ногам Шарпа, забрызгав его мерзкой жижей, но большая их часть все-таки упала в пространство по другую сторону тоннеля. И падали они туда не с плеском и чмоканьем, а с сухим стуком, означавшим, что четверке беглецов повезло и они не попали в выгребную яму, каких было много в нижней части города.
– Сможешь пролезть, Пэт? – спросил Шарп.
Харпер не ответил, он просто подтянулся и исчез в черном проеме. Шарп еще раз посмотрел туда, где по-прежнему прыгали искры догорающего костра. До них было не больше сотни шагов, а ведь путешествие по тоннелю казалось таким долгим. Упавшая в дыру головешка пыхнула и погасла, но и этого мгновения хватило, чтобы понять – тоннель пуст.
– Еще один чертов подвал, – сообщил Харпер.
– Возьми вот это. – Шарп подал сержанту винтовку и палаш и последовал за ними, ободрав живот об острые края кладки и свалившись на каменный пол. Воздух здесь был свежее и чище. Воняло, конечно, изрядно, зато дышалось легче. Поднявшись, капитан помог Харперу принять оружие и узелки с одеждой. – Мисс Фрай? Протяните руки. – Он без особых усилий поднял ее, втащил через пролом и, отступив на шаг, опустил. Она пошатнулась и приникла к нему. – Вы в порядке?
– Все хорошо. – Сара улыбнулась. – Вы правы, мистер Шарп. Не знаю почему, но мне это нравится.
Харпер тем временем помог Виченте.
Шарп бережно перенес девушку на другое место:
– Вам нужно одеться, мисс.
– Знаете, я думала, что моя жизнь должна измениться, но никак не ожидала такого. – Сара все еще держалась за него, и Шарп чувствовал, как она дрожит. Не от холода. Он провел ладонью по ее спине. – Там свет, – удивленно прошептала она, и Шарп, обернувшись, действительно увидел в дальнем конце просторного помещения серую полоску света.
Взяв девушку за руку, он прошел мимо куч чего-то, на ощупь похожего на шкуры. И пахло здесь, скорее всего, кожей. Впрочем, после вони сточной трубы этот запах казался почти приятным. Серая полоска света проходила высоко, почти под потолком, и Шарп, забравшись на горку шкур, обнаружил, что одна из них прикрывает оконце. К несчастью, оно было совсем небольшое, около фута в высоту, и забрано толстыми железными прутьями, зато выходило на мощеную улицу, показавшуюся после всего пережитого кусочком рая. Стекло было грязное, но все же пропускало достаточно света.
– Шарп! – укоризненно произнес Виченте, и Шарп, оглянувшись, увидел, что свет явил всем присутствующим наготу Сары.
Растерявшись в первый момент, она юркнула за кучку шкур.
– Пора одеваться, Хорхе, – сказал капитан и, подняв узелок, подал его девушке. – Мне нужны сапоги.
Сара села, стащила сапоги и, поднявшись, протянула их Шарпу:
– Возьмите.
Он повернулся – она стояла практически обнаженная и смотрела на него с вызовом, словно и сама удивлялась собственной смелости.
Шарп взял сапоги.
– Теперь я точно знаю, что вы не пропадете.
– Это комплимент, мистер Шарп?
– Да. И это тоже. – Он наклонился и поцеловал ее. Она ответила и улыбнулась, когда он отступил. – Сара.
– Думаю, теперь вы можете называть меня так.
– Хорошо.
– Что дальше? – спросил Харпер, когда все оделись.
– Будем убираться отсюда и… – Шарп не договорил – с улицы долетел звук шагов, а в окне промелькнули сапоги. – Армия еще здесь, так что сейчас мы выйдем и позаботимся о том, чтобы Феррагус лишился всех своих запасов. – Он застегнул ремень и повесил на плечо винтовку. – А потом арестуем ублюдка, поставим к стенке и расстреляем, хотя вы, Хорхе, конечно, предпочли бы сначала предать его суду.
– Этого можно просто расстрелять, – сказал Виченте.
– Верно замечено. – Шарп поднялся по деревянным ступенькам к двери, подергал за ручку, но дверь оказалась заперта снаружи. К счастью, петли находились с внутренней стороны, а дерево изрядно подгнило. Шарп подсунул под петлю палаш, осторожно нажал, потом, убедившись, что шурупы едва держатся, нажал посильнее, и косяк треснул. По мостовой проскакали кавалеристы. – Должно быть, уходят, – заметил Шарп, опускаясь на колено и принимаясь за вторую петлю. – Будем надеяться, что французы еще далеко.
Вторая петля выскочила из косяка, и дверь повисла на задвижке. В щель был виден коридор, который вел еще к одной двери, и в тот момент, когда Шарп уже собирался протиснуться в коридор, эта дальняя дверь задрожала от ударов. С притолоки осыпалась пыль. Капитан повернулся к своим товарищам и, жестом призвав их к тишине, отступил.
– Какой сегодня день?
Виченте ненадолго задумался.
– Кажется, понедельник. Первое октября.
– Черт! – пробормотал Шарп. А что, если кони на улице не британские, а французские. – Сара? Подойдите к окну, выгляните и скажите, видите ли вы лошадь.
Девушка залезла на шкуры и прижалась к покрытому толстым слоем грязи стеклу:
– Вижу. Двух лошадей.
– У них хвосты обрублены?
Дверь все еще тряслась от ударов и, похоже, начала подаваться.
– Обрублены?
– Обрезаны? Хвосты подрезаны?
Сара присмотрелась:
– Нет.
– Тогда это французы. Попробуйте прикрыть чем-нибудь окно. Может, куском кожи. И назад! Прячьтесь!
Девушка заложила оконце куском кожи, и в подвале снова стало темно. Виченте и Харпер притаились в дальнем углу, за шкурами. Шарп остался на ступеньках, наблюдая в щель. Как и следовало ожидать, наружная дверь распахнулась после очередного удара и на пороге появился человек в голубом мундире и перекрещенных белых ремнях.
– Лягушатники, – пробормотал капитан и, сбежав со ступенек, спрятался в углу с остальными.
Французы с радостными криками ворвались в дом. Заскрипели половицы над головой. Кто-то пнул сломанную дверь в подвал. Двое остановились перед ступеньками, обменялись несколькими репликами, и один фыркнул, почувствовав, должно быть, идущий снизу смрадный запах.
– Merde, – пробормотал кто-то.
– C’est un puisard, – добавил другой.
– Он говорит, что это помойка, – шепнула Сара на ухо Шарпу.
В сломанную дверь ударила струя, по ступенькам побежал ручеек – кто-то из солдат помочился. Голоса… смех… шаги… Французы ушли. С улицы долетели стук копыт, крики, выстрел, потом другой. Долетавшие до Шарпа звуки не были звуками боя, когда множество выстрелов сливаются в один непрерывный треск, – здесь либо сбивали замки, либо палили просто так, для забавы.
– Французы здесь? – недоверчиво спросил Харпер.
– Вся армия.
Шарп зарядил винтовку, сунул на место шомпол и прислушался. Вверху хлопали двери, стучали сапоги, перекликались голоса, потом все стихло, и он решил, что французы ушли в поисках места побогаче.
– Поднимаемся на чердак.
Шарп и сам не смог бы объяснить, почему принял такое решение. Может быть, потому, что слишком долго оставался под землей. Может быть, потому, что солдат всегда стремится забраться повыше. Так или иначе, он знал, что оставаться здесь опасно, что рано или поздно какой-нибудь француз обязательно обыщет подвал. Шарп осторожно выглянул в коридор и, убедившись, что там никого нет, метнулся к входной двери, которую оставили открытой. В конце коридора он увидел уходящую вверх лестницу и помчался по ней, прыгая через ступеньку.
Дом был пуст. Французы обыскали его, но не обнаружили ничего, кроме нескольких неуклюжих столов, стульев и кроватей, а потому ушли на поиски добычи побогаче. За взломанной дверью в конце второго пролета Шарп увидел узкие ступеньки, которые привели его в чердачные комнаты, растянувшиеся на три или четыре дома. В самой большой из них, длинной и низкой, стояло около дюжины деревянных кроватей.
– Комнаты для студентов, – объяснил Виченте.
Из соседних домов донеслись выстрелы, потом громкие крики и звук десятков бегущих ног.
– Окно.
Открыв ближайшее окно, Шарп пролез через него и оказался на водосточном желобе, за невысоким каменным парапетом. Остальные последовали за ним и через минуту укрылись у торцевой стены, где их не было видно ни из окон, ни снизу. Выглянув из-за парапета, Шарп увидел тенистый переулок и французского кавалериста с лежащей поперек луки женщиной. Женщина вскрикнула. Француз шлепнул ее по ляжке, потом задрал платье и шлепнул еще раз – забавляются.
Французы уже поднялись на самый верх и ходили по чердачным комнатам, однако на крышу никто не вышел. Шарп сидел и смотрел на университет, величественные здания которого доминировали на линии горизонта, и сотни крыш и церковных шпилей под ним. Враг наводнил улицы, тем не менее никто из французов не удосужился поднять голову, хотя многие испуганные горожане, подобно ему, нашли убежище на крыше. Шарп пытался отыскать склад Феррагуса, исходя из того, что здание, во-первых, находится где-то неподалеку, а во-вторых, у него высокая скатная крыша. В конце концов капитану удалось обнаружить нечто похожее примерно в сотне шагов к югу.
Шарп огляделся. Дома на другой стороне улицы имели точно такой же защищающий крышу парапет, и перепрыгнуть с крыши на крышу не составляло, пожалуй, особого труда, но у Виченте трудности могли возникнуть из-за раненой руки, а у Сары – из-за длинного платья.
– Вы, Хорхе, останетесь здесь и присмотрите за мисс Фрай, а мы с Пэтом сходим на разведку.
– На разведку? – удивился Харпер.
– Можешь предложить что-то интереснее?
– Мы могли бы пойти с вами, – сказал Виченте.
– Нет, Хорхе, будет лучше, если вы останетесь. – Шарп достал из кармана нож и повернулся к Саре. – Приходилось заниматься ранами?
Она покачала головой.
– Пора научиться. Снимите повязку с плеча и найдите пулю. Вытащите ее и клочки рубашки и мундира. Если он скажет вам прекратить, потому что больно, режьте глубже. Не жалейте. Вытащите пулю и все прочее, потом прочистите рану. Возьмите вот это. – Он подал ей фляжку, в которой еще осталось немного воды, и положил рядом заряженную винтовку Виченте. – Сделайте новую повязку. Появится лягушатник – застрелите его. Мы с Пэтом услышим и сразу вернемся. – Шарп сильно сомневался, что сумеет отличить нужный выстрел на фоне многих, но Сару нужно было подбодрить. – Как думаете, справитесь?
Не сразу, но она все же кивнула:
– Смогу.
– Больно будет очень, – предупредил Шарп португальца, – но найдем ли мы в этом городе сегодня какого-то врача, еще неизвестно, так что пусть тебе поможет мисс Фрай. – Он поднялся и посмотрел на Харпера. – Ну что, Пэт, перепрыгнешь на ту сторону?
– Чертовски далеко, сэр.
– Значит, постарайся не упасть.
Шарп отошел на несколько шагов, разбежался и прыгнул через разделяющую дома пропасть. Прыгнул, как выяснилось, с запасом и, перелетев через парапет, рухнул на кровельные плитки. Ребра обожгло болью. Он отполз в сторону и махнул рукой Харперу. Сержант был покрупнее, потяжелее и не такой гибкий. Перелетев через улицу, он упал на каменный барьер животом и уже начал сползать вниз, но Шарп схватил его за шиворот и втащил на крышу.
– Я же сказал, далековато, – пожаловался Харпер.
– Ты слишком много ешь.
– Господи, в этой-то армии!
Сержант поднялся, отряхнулся и последовал за капитаном по водостоку. Они шли мимо окон и люков, но в домах никого не было, и их никто не увидел. В некоторых местах парапет обвалился, и Шарп на всякий случай поднялся выше. Миновав с десяток каминных труб, они вышли на другую улицу и остановились на краю.
– Этот не такой широкий, – заметил Шарп, чтобы подбодрить сержанта.
Харпер опасливо посмотрел вниз, на мостовую:
– Куда мы идем, сэр?
– К складу. – Шарп указал на большой каменный фронтон.
– Туда легче попасть по трубе, – проворчал ирландец.
– Если хочешь. Не возражаю. Встретимся на месте.
– Да ладно, не возвращаться же.
Шарп снова прыгнул первым, и Харпер моргнул. На сей раз попытка прошла удачнее; они вскарабкались на следующую крышу, пробежали по коньку и оказались у переулка, отделявшего их квартал от здания, в котором, по расчетам Шарпа, находился склад.
Съехав по плиткам к водосточному желобу, капитан перегнулся через парапет и тут же отпрянул:
– Драгуны.
– Много?
– Дюжины полторы, может, две.
Теперь Шарп точно знал, что не ошибся. Та же двойная дверь, те же оконца под крышей. Улица здесь была широкая, поэтому о том, чтобы перепрыгнуть на крышу склада, нечего было и думать. И в окна с крыши не пролезть. Но что здесь делают драгуны? Все остальные французы носились по городу, как спущенные с цепи бешеные псы в поисках косточки, но драгуны сидели на лошадях, с саблями наголо и… Ну конечно! Их поставили охранять склад! Охранять в первую очередь от собственной пехоты.
– Провизия у них, Пэт.
– И черт с ними. Пусть забирают.
– Ну уж нет! – процедил сквозь зубы Шарп.
– И как, по-твоему, мы ее у них отнимем?
– Пока не знаю.
Шарп понимал: чтобы одолеть французов, их нужно оставить на голодном пайке. И все-таки на мгновение его посетили сомнения. А может, плюнуть на все? Послать это дело ко всем чертям? Армия не оценила его заслуг и обошлась с ним по-свински, так с какой стати ему рисковать жизнью ради нее? С другой стороны, будь он проклят, если позволит Феррагусу помочь лягушатникам победить в войне. Шум в городе нарастал, крики звучали все громче и чаще, выстрелы подняли в воздух тысячи голубей, и хаос раскатывался по улицам. Шарп в третий раз посмотрел на драгун, двойной шеренгой перегородивших небольшую улочку, чтобы не подпустить к складу пехоту. Между тем недовольных становилось все больше, – наверное, слух о запасах продуктов уже прошел по городу и солдаты, маршировавшие по опустошенной стране, не желали больше терпеть голод.
– Пока не знаю, – повторил он, – но мысль есть.
– И что это за мысль, сэр?
– Как оставить ублюдков голодными.
В конце концов, именно этого хочет Веллингтон, и Шарп даст их светлости то, чего они желают. Он оставит ублюдков голодными.
Глава девятая
Первым на склад прибыл с инспекцией главный интендант Лоран Поклен, невзрачный человечек маленького роста, толстенький, лысый как колено, зато с длинными усами, кончики которых он нервно теребил каждый раз, когда нервничал, а нервничать в последнее время приходилось постоянно. Причина заключалась в том, что французская армия в Португалии оказалась без продовольствия и именно на Поклене лежала ответственность за прокорм шестидесяти пяти тысяч человек, семнадцати тысяч кавалерийских лошадей и трех тысяч разносортных тягловых животных. Но как, скажите на милость, накормить эту орду, если в садах не осталось фруктов, поля сожжены, склады разграблены, кладовые опустошены, колодцы отравлены, скот угнан, мельницы разобраны, а печи разбиты? Сам император не смог бы ничего сделать в таких условиях! Все силы неба ничего не смогли бы сделать, а вот от него, Лорана Поклена, ожидали чудес! Вот почему кончики его усов выглядели изрядно пощипанными.
Армии при вступлении в Португалию полагалось иметь при себе трехнедельный запас продовольствия, и продукты эти существовали в природе и лежали на складах в Испании, вот только доставить их было нечем, хотя маршал Массена, скрепя сердце, и пошел на такую непопулярную меру, как сокращение дивизионной артиллерии с двенадцати орудий до восьми, дабы выделить освободившихся лошадей для нужд тыловой службы. В таких условиях Поклен ухитрился кормить армию на протяжении недели, после чего наступил голод. Каждый день на поиски продовольствия отправлялись десятки драгун и гусар, и каждая такая вылазка приводила лишь к тому, что лошади сбивали подковы, а фуражиры несли потери в стычках с местными крестьянами, нападающими из засад. И сколько ни расстреливали этих партизан, сколько ни вешали, меньше их не становилось, нападения продолжались, и для прикрытия фуражиров приходилось выделять все больше кавалеристов, а значит, и подков стачивалось все больше, и заменить их было нечем, а винили во всем, разумеется, Поклена. Бедняга уже начал жалеть, что в свое время не внял совету матери и не подался в священники – все лучше, чем служить в армии, которая, образно выражаясь, присосалась к иссохшей груди и клянет его, Поклена, за то, в чем он не виноват.
Однако ж чудеса все-таки случаются. Словно по мановению волшебной палочки, все беды Поклена вдруг растаяли.
Феррагус, португальский купец, один вид которого внушал Поклену страх, преподнес целый склад припасов, не уступающий ни объемами, ни ассортиментом складам Франции. Чего здесь только не было – овес, пшеница, рис, сухари, ром, сыр, кукуруза, сушеная рыба, лимоны, бобы, солонина! Только на одном этом армия продержалась бы целый месяц! И продуктами запасы не исчерпывались. Здесь были бочонки с лампадным маслом и порохом, ящики с подковами и гвоздями, свечи, рулоны ткани, мотки веревок и еще многое другое, пусть и не столь нужное, как продовольствие, но необходимое и ценное, и Поклен решил, что, даже если не трогать продукты, за счет всего остального можно очень неплохо заработать.
Он обошел склад в сопровождении трех fourriers, квартирмейстеров-капралов, составлявших перечень предложенного Феррагусом для продажи. Переписать все было, конечно, невозможно, поскольку для пересчета потребовались бы десятки людей и много часов, но Поклен, человек дотошный и недоверчивый, приказал своим капралам снять по мешку с верха каждой пирамиды и проверить, не заполнены ли они песком вместо зерна. Сходным образом проверили две бочки с солониной. Не обнаружив подвоха, Поклен воспрянул духом. Обнаружились на складе и две подводы, что для армии, испытывающей недостаток во всех видах колесного транспорта, было не менее ценно, чем продовольствие.
И вот тут-то усы Поклена подверглись очередному испытанию. Да, продукты есть, и проблемы вроде бы решены, но, как всегда, без таракана в супе не обошлось. Что делать с припасами? Раздать войскам? Так им сколько ни дай, к вечеру ничего не останется, а утром все будут снова голодные. Для перевозки же запасов в распоряжении Поклена были только несколько лошадей и мулов.
– Обыщите город, – сказал он одному из квартирмейстеров. – Нам нужны повозки. Любые повозки. Ручные тележки, тачки, подводы. И нам нужны люди, которые эти повозки будут тянуть. Организуйте облаву на горожан.
– И все это я один? – изумился капрал. Голос его прозвучал глухо, поскольку он пережевывал кусок сыра.
– Хорошо, я поговорю с маршалом, – уступил Поклен и нахмурился. – Вы что, едите?
– Никак нет, зуб разболелся. Вся щека распухла. Наверное, придется рвать. С вашего разрешения…
– Не разрешаю! – рявкнул Поклен, испытывая сильное желание вынуть из ножен саблю и наказать мерзавца за наглость, но он никогда не делал этого, боясь, что если вытащит клинок, то обнаружит, что тот заржавел до самой рукояти. Пришлось удовлетвориться пощечиной. – Мы должны подавать пример! Если армия голодает, мы тоже должны голодать! Армейский провиант не для нас. Вы просто дурак. Кто вы?
– Дурак, сир, – послушно повторил капрал, радуясь тому, что если он и дурак, то по крайней мере не голодный дурак.
– Возьмите десяток солдат и отправляйтесь. Реквизировать все, у чего есть колеса, – распорядился Поклен, уверенный, что маршалу понравится его идея использовать местных жителей в качестве тяглового скота.
Марш на юг мог занять день, самое большее два, и, как поговаривали, именно на подступах к Лиссабону союзники собирались дать последний бой, а раз так, то от него требовалось переместить провиант всего лишь на сорок-пятьдесят миль. Имеющихся лошадей и мулов хватит, чтобы доставить к новому лагерю примерно четверть продовольствия, после чего они вернутся в Коимбру за новой порцией. Следовательно, ему потребуется надежная охрана. Вернувшись к двери, Поклен поискал глазами драгунского полковника:
– Дюменель!
Полковник Дюменель, как и все солдаты, относился к тыловикам с плохо скрываемым презрением. Развернув лошадь, он с оскорбительной неспешностью подъехал к комиссару, смерил его равнодушным взглядом с высоты своего положения и жестом, который можно было бы счесть угрожающим, опустил саблю.
– Я вам нужен?
– Вы проверили, здесь только одни двери?
– Конечно нет, – усмехнулся полковник.
– Никого сюда не впускать. Вам понятно? Никого. Армия спасена, полковник! Спасена!
– Аллилуйя, – сухо добавил Дюменель.
– Я сообщу маршалу Массена, что вы отвечаете за сохранность припасов, – с важным видом сообщил Поклен.
Дюменель наклонился к нему:
– Маршал Массена сам отдает мне приказы, и я исполняю их. Так что в ваших распоряжениях нужды нет.
– Вам требуется подкрепление. – Поклена беспокоило, что склад охраняют всего лишь полтора десятка драгун, которые уже сейчас не без труда сдерживали толпу голодных солдат. – Что делают здесь эти люди? Почему они здесь собрались?
– Наверное, прослышали, что тут пахнет съестным, а у них во рту пару дней как маковой росинки не бывало. И вот что, ради бога, перестаньте ныть! Людей у меня вполне достаточно. Делайте свою работу, Поклен, а я свою выполню и без ваших напоминаний.
Решив, что исполнил свой долг и привлек внимание полковника к важности порученного ему задания, Поклен отправился на поиски полковника Баррето, который дожидался его у дверей склада с майором Феррейрой и встревоженным Феррагусом.
– Все в порядке, – с удовлетворением сказал он Баррето. – Здесь даже больше, чем я предполагал.
Полковник перевел его слова купцу, который, в свою очередь, задал какой-то вопрос.
– Этот господин желает знать, – не скрывая сарказма, перевел Баррето, – когда ему заплатят.
– Сейчас, – ответил Поклен, хотя производить такие платежи было не в его власти.
Однако ему хотелось порадовать маршала хорошими новостями, и Поклен не сомневался, что Массена, узнав о решении самой важной проблемы, распорядится заплатить португальцу. А самая важная проблема – обеспечить армию провиантом до Лиссабона. Больше и не требуется. Даже британцы, как бы они того ни хотели, не в состоянии уничтожить все запасы огромного города. В Лиссабоне их ждет сундучок с сокровищами, и вот теперь армия получила все возможности добраться до этого сундучка.
Драгуны расступились, пропуская Поклена и его помощников, и снова сомкнули цепь. Десятки пехотинцев, прознав о еде на складе, требовали раздать ее немедленно, но полковник Дюменель дал понять, что готов применить оружие, если кто-то попытается прорваться внутрь. Он сидел, мрачный и решительный, с обнаженной саблей, солдат, готовый любой ценой выполнить полученный приказ, и это означало, что провианту ничто не угрожает и армии Массена не о чем беспокоиться.
Вернувшись на крышу, где их ждали Виченте и Сара, Шарп застал португальского капитана корчащимся от боли. Мисс Фрай сидела рядом, бледная, со свежими пятнами крови на черном шелковом платье.
– Что случилось?
Девушка показала ему перепачканный кровью нож.
– Я вытащила пулю, – тихонько сказала она, стараясь не смотреть на раненого.
– Вот и хорошо.
– И много клочков от одежды, – уже более уверенно добавила Сара.
– Еще лучше.
Шарп повернулся к португальцу. Виченте сидел, привалившись к кровле. Был он без мундира, а на левом плече у него красовалась неумело наложенная повязка из разорванной рубашки. Через ткань сочилась кровь.
– Больно, а?
– Больно, – хмуро ответил Виченте.
– Было очень трудно, – сказала Сара, – но он не проронил ни звука.
– Потому что он солдат. Можешь пошевелить рукой?
– Думаю, что да.
– Попробуй.
Виченте посмотрел на Шарпа так, словно тот потребовал от него чего-то невыполнимого, однако потом кивнул и, моргнув от боли, поднял руку.
– Сустав не задет, Хорхе. Скоро будешь как новенький. Главное, чтобы рана оставалась чистой. – Капитан посмотрел на Харпера. – Может, червяков пустим?
– Сейчас не надо, сэр. Червяков пускают, когда рана гноится.
– Червяки? – прохрипел Виченте. – Что еще за червяки?
– Лучше червяков средства нет, сэр, – ответил ему Харпер, заядлый сторонник необычного способа лечения. – Когда рана гноится, сэр, приложите червяков, и они ее враз очистят. Порченую плоть сожрут, здоровую оставят. – Он похлопал по ранцу. – Всегда ношу с собой полдюжины. Куда лучше, чем к костоправу идти, те одно только и знают – резать.
– Ненавижу врачей.
– Ну вот, – повернувшись к Саре, заметил Виченте, – то он ненавидит стряпчих, теперь врачей. Интересно, ему хоть кто-то нравится?
– Женщины, – ответил Шарп. – Мне нравятся женщины.
Оглядывая сверху город, слыша крики и разрозненные выстрелы, он понимал, что они означают: дисциплина у французов падает. Отданная во власть похоти, ненависти и огня, Коимбра погрузилась в хаос. Три столба клубящегося дыма уже поднимались с ближайших улиц, заволакивая чистое утреннее небо, и Шарп не сомневался, что за ними последуют другие.
– Жгут дома. Пора и нам за работу. – Он наклонился, подобрал немного голубиного помета и запихнул по комочку в каждое дуло семистволки. – Забей получше, Пэт. – Помет должен был заменить пыжи и не дать пулям выкатиться при стрельбе вниз, а его план предусматривал именно такой вариант. – Здесь во многих домах есть комнаты для студентов?
– Во многих, – кивнул Виченте.
– Например, в том? – Шарп указал на соседнюю крышу. – И комнаты тянутся на весь чердак?
– Конечно. У нас это обычное дело. Такое жилье называется republicas; иногда оно занимает целые дома, иногда только часть. В каждом свое управление. Каждый проживающий имеет право голоса, и в мое время…
– Ладно, Хорхе, расскажешь об этом как-нибудь потом, – перебил его Шарп. – Надеюсь, дома напротив склада тоже republica. – Надо было проверить раньше, но тогда он об этом не подумал. – Нам сейчас нужно раздобыть форму.
– Форму?
– Да, форму лягушатников. А уж потом и сами присоединимся к карнавалу. Как ты себя чувствуешь?
– Не очень. Слабость…
– Отдохни немного, пока мы с Пэтом сходим за одеждой.
Пройдя по водостоку, они пролезли через открытое окно на пустой чердак.
– Ребра болят, черт бы их побрал, – пожаловался Шарп, с трудом выпрямляясь.
– А вы их перевязали, сэр? Пока не перевяжете, легче не станет.
– Не хотел навещать ангела смерти, – проворчал Шарп.
Ангелом смерти в полку называли врача-шотландца, чья помощь приравнивалась к отпущению грехов.
– Я вас сам перевяжу, когда будет свободная минутка, – сказал Харпер.
Подойдя к двери, он прислушался к доносящимся из-за нее голосам. Вместе, стараясь не шуметь, они спустились по ступенькам. На следующем этаже закричала девушка. И тут же смолкла, как будто ее ударили. Потом вскрикнула снова. Харпер ступил на площадку и двинулся к двери, за которой шумели.
– Без крови, – шепотом предупредил его Шарп. Мундир со свежей кровью мог привлечь к ним ненужное внимание. – Сделаем все быстро и без соплей, как тебе нравится.
Проскользнув мимо ирландца, Шарп толкнул дверь плечом, но не остановился, а сразу прошел вглубь комнаты. Французов было трое; двое держали девушку на полу, а третий, без мундира и со спущенными подштанниками, опускался на колени, когда Шарп ударил его прикладом в затылок. Удар был сильный и жестокий, и француз, не издав ни звука, завалился вперед, лицом на голый живот девушки. Решив, что этот на время выбыл из схватки, Шарп тем же прикладом врезал второму в скулу. Что-то хрустнуло, а челюсть заметно сдвинулась в сторону. Видя, что третьим занялся Харпер, он прикончил второго еще одним ударом по основанию черепа. Первый, успевший каким-то чудом прийти в себя раньше времени, схватил его за ноги. Французу мешали спущенные штаны, тем не менее он попытался свалить противника и успокоился, лишь когда Харпер огрел его прикладом семистволки.
Девушка, наблюдавшая за всем происходящим широко открытыми от ужаса глазами, вскрикнула, когда Харпер поднял ее одежду, но сержант поднес к губам палец, и она умолкла. Ирландец протянул ей одежду и улыбнулся:
– Одевайся, милая.
– Ingles? – спросила она, натягивая через голову разорванное платье.
Харпер скорчил гримасу:
– Я ирландец, дорогуша.
– Ради бога, хватит амуры разводить, – нахмурился Шарп. – Бегом наверх и приведи тех двоих.
– Слушаюсь, сэр.
Харпер двинулся к двери, и девушка, видя, что он уходит, испуганно вскрикнула. Сержант обернулся, улыбнулся ей, и девушка, захватив остальную одежду, последовала за ним. Шарп остался наедине с французами. Один, самый здоровый из троицы, уже подавал признаки жизни, тряся головой и шаря заскорузлыми пальцами по полу, и Шарп прикончил беднягу, вогнав штык ему между ребрами. Крови почти не было. Француз дернулся, открыл глаза, посмотрел на Шарпа, потом в горле у него забулькало, и он уронил голову и затих.
Двое других, совсем еще мальчишки, оставались без сознания. Тот, которому Шарп сломал челюсть, похоже, умирал. Лицо у него было бледное, почти белое, из уха вытекала тонкая струйка крови, и, когда капитан стал стаскивать с него одежду, никаких признаков жизни он не подал. Второй, тот, что пострадал от Харпера, замычал, и его пришлось успокоить добрым тумаком. Потом Шарп сбросил свой мундир и натянул голубой. Мундир пришелся впору. Застегивался он на одну сторону и заканчивался спереди непривычно высоко, у пояса, хотя сзади болтались еще две фалды. Белые отвороты на фалдах украшали красные пылающие гранаты, указывавшие на то, что хозяин мундира служил в гренадерской роте. Высокий воротник и эполеты были красные. Натянул Шарп и белый солдатский ремень, с которого свисал штык. От белых лосин он отказался. Шарп уже носил рейтузы французского офицера-кавалериста, и, хотя смешанная форма выглядела необычно, мало кто из солдат после нескольких недель боевой кампании мог похвастать полным соблюдением армейского регламента. Свой ремень он спрятал под фалды, зная, что рискует, поскольку рядовому сабля не полагалась, но надеясь, что ее примут за трофей. Винтовка за плечом могла сойти за мушкет. Вывернув содержимое кожаного ранца, Шарп запихнул в него свои мундир и кивер и натянул кивер француза – красно-черный, украшенный спереди металлической табличкой с орлом и цифрой 19, указывавшей на принадлежность солдата к 19-му пехотному полку. Крышку висевшей на ремне под штыком патронной сумки украшал значок с изображением гранаты.
Вернувшийся Харпер на секунду остолбенел, увидев капитана в неприятельской форме, а потом ухмыльнулся:
– Вам идет, сэр.
Вслед за Харпером в комнату вошли Виченте и обе девушки. Португалке было не больше пятнадцати, и у нее были длинные черные волосы и блестящие карие глаза. Увидев капли крови на рубашке одного из французов, она плюнула на него, а потом, прежде чем ее успели остановить, схватила штык и ударила обидчика в горло. Фонтан крови ударил в стену. Виченте открыл было рот, чтобы выразить неодобрение, но так ничего и не сказал. Восемнадцать месяцев назад, когда они с Шарпом только познакомились, такой акт самосуда возмутил бы молодого юриста, теперь же он промолчал. Девушка подошла ко второму французу, лежавшему на спине со сломанной челюстью, и занесла над ним штык.
– Никогда не любил насильников, – сказал Шарп.
– Подонки, – согласился Харпер. – Чистые подонки.
Сара замерла в ужасе, не спуская глаз с окровавленного штыка, который юная португалка держала обеими руками. Явно наслаждаясь моментом, девушка посмотрела жертве в глаза и ударила.
– Переодевайтесь, – сказал Шарп Харперу и Виченте. Умирающий захрипел у него за спиной, засучил ногами и затих. – Как ее зовут?
Сара переадресовала вопрос самой португалке и обменялась с ней несколькими фразами.
– Ее зовут Жоана Жасинто. Живет здесь. Ее отец работал на реке, но где он сейчас, она не знает. Говорит, что благодарна вам.
– Хорошее имя, Жоана, – сказал Харпер, переодевшийся в форму сержанта. – Да и девчонка сообразительная, а? Знает, что делать со штыком.
Шарп помог Виченте натянуть голубой мундир, оставив свободной раненую руку.
– Говорит, – продолжала Сара, – что хочет остаться с нами.
– Пусть остается, куда ж ей еще, – сказал Харпер, прежде чем Сара успела выразить собственное мнение.
Темно-коричневое платье Жоаны было разорвано на груди и забрызгано кровью, поэтому она накинула поверх него рубашку одного из французов, а потом подобрала мушкет. Сара, не желая отставать от воинственной португалки, тоже вооружилась.
Не самый внушительный отряд – два стрелка, две женщины и раненый португальский касадор, – но и его сил должно было хватить, чтобы лишить французов их главного трофея.
Шарп повесил на плечо штуцер, подтянул ремень и вышел на лестницу.
Большую часть вошедшей в Коимбру французской пехоты составляли солдаты собранного совсем недавно 8-го корпуса. Плохо обученные, недисциплинированные, недолюбливающие императора, отправившего их на войну, которую они в массе своей не понимали, новобранцы ко всему прочему еще и хотели есть. Сотни их разбрелись по городу, причем большинство отправились в университет, где, не найдя ничего представляющего для них интерес, выместили разочарование и злобу на учебных корпусах, лабораториях и классах. Коимбра славилась своими исследованиями в области оптики, но для солдат микроскопы, как, впрочем, и секстанты, никакой ценности не представляли. Все было разбито прикладами. Уцелело лишь несколько подзорных труб – их значимость французы осознали, – а вот инструменты покрупнее, которые было неудобно переносить, погибли вместе с наборами ценнейших линз, хранившихся завернутыми в бархат в специальных ящиках. Прекрасные, идеально настроенные хронометры превратились в пружинки, колесики и гнутые корпуса. Собрание окаменелостей разнесли в пыль. Коллекцию минералов, на собрание и каталогизацию которой ушли годы трудов не одного поколения, выбросили в окно. Тончайшей работы вещицы из фарфора безжалостно расколотили, картины вырывали из рам, а что касается библиотеки, то она пострадала меньше других только из-за того, что книг было слишком много, и варвары, изуродовав несколько десятков старинных фолиантов, переключились на более веселое занятие и принялись колотить стоявшие на позолоченных постаментах римские вазы.
Никакого смысла во всем этом не было – французы просто давали выход злости. Ненавидя врага, они мстили ему тем, что уничтожали то, чем враг дорожил.
Старинный собор Коимбры, построенный в двенадцатом веке двумя французами, подвергся штурму со стороны других французов, поскольку стал местом прибежища десятков женщин. Горстка мужчин попыталась защитить своих жен и дочерей, но быстро пала под пулями. Другие солдаты принялись палить по золоченому алтарю, целясь в резные фигурки святых, окружавших печальноликую Деву Марию. Шестилетний мальчик попытался оттащить солдата от своей матери и получил кинжалом в горло, а когда женщина закричала, француз полоснул по горлу и ее. В новом соборе Коимбры, на холме, вольтижеры по очереди мочились в крестильную купель, а когда она заполнилась, принялись окунать в нее захваченных девочек и девушек, нарекая каждую Путаной. Организовавший это сержант продавал потом несчастных всех желающим, устроив что-то вроде аукциона.
В церкви Санта-Круш, старейшей в городе, французы нашли склепы двух первых королей Португалии. Украшенные чудесными скульптурами надгробия вывернули из земли, гробы разбили, а останки Альфонсо Завоевателя, освободившего Лиссабон от мусульман в двенадцатом веке, вытряхнули из погребального савана и разбросали по полу. Сын Альфонсо, Санчо Первый, был похоронен тут же в отделанной золотом белой холщовой рубахе, и какой-то артиллерист, сорвав одеяние, накинул его себе на плечи. После чего исполнил танец прямо на костях. Три солдата подрались из-за найденного в могиле Санчо Первого золотого креста с алмазами. Один погиб, а оставшиеся двое поделили крест, разрубив его пополам. С женщинами, захваченными в Санта-Круше, поступили так, как поступают со всеми женщинами в таких случаях, а мужчин отвели в часовню и расстреляли.
Больше всего солдаты хотели есть. Они вламывались в дома, открывали погреба и подвалы и искали что-нибудь съестное. Продуктов хватало, потому что как следует город не зачищали, но солдат было слишком много, и еды на всех не хватало. Одни набивали брюхо, другие оставались голодными, и недовольство нарастало, чему немало способствовали обнаруженные в тавернах щедрые запасы вина. Услышав, что в нижней части города есть склад с громадными запасами съестного, сотни солдат двинулись туда и натолкнулись на драгун полковника Дюменеля. Некоторые остались в надежде, что драгуны рано или поздно уйдут, другие же, потерпев неудачу, отправились на поиски женщин и добычи.
В рядах французской армии нашлось немного таких, кто попытался остановить разбой. Одного офицера, вставшего на защиту местной женщины, повалили на землю и закололи штыком. Набожного сержанта, оскорбленного происходящим в старом соборе, застрелили. Большинство офицеров, понимая бессмысленность и опасность попыток остановить оргию безобразий, забаррикадировались в домах и просто ждали, пока волна безумия пойдет на убыль; другие же присоединились к бесчинствующим толпам.
Маршал Массена под охраной гусар и в сопровождении адъютантов разместился с любовницей, одетой по случаю в небесно-голубую гусарскую форму, в доме архиепископа. Два явившихся с жалобами на поведение армии пехотных полковника не встретили того приема, на который рассчитывали.
– Они заслужили небольшой отдых, – отмахнулся маршал. – У людей за спиной тяжелый переход. Солдаты что лошади – время от времени вожжи надо отпускать. Так что пусть забавляются, джентльмены, пусть забавляются.
Тем временем Генриетта с комфортом устроилась в спальне архиепископа. Вызвавшие ее недовольство распятия на стенах Массена сорвал и выбросил в окно, после чего спросил, что она хотела бы съесть.
– Вина и винограда, – ответила женщина, и маршал приказал одному из слуг обыскать дворцовые кухни и найти требуемое.
– А если этого нет? – спросил слуга.
– Должны быть! – бросил Массена. – Господи, ну почему в этой армии все задают вопросы? Найдите, черт возьми, вино и виноград и отнесите мадемуазель!
С этими словами маршал отправился в столовую, где на столе архиепископа уже развернули карты. Карты были неточные, составленные скорее под диктовку воображения, чем с опорой на топографию, и один из адъютантов отправился в университет, где имелись более точные карты, но к тому времени, как он прибыл на место, их уже сожгли.
Во второй половине дня собравшиеся в столовой архиепископа генералы приступили к планированию следующей стадии кампании. Неудача при Буссако огорчила Массена, тем не менее поражение не помешало ему обойти противника с левого фланга и продолжить изгнание неприятеля из Центральной Португалии. Французы стояли теперь на реке Мондегу, союзники отступали по направлению к Лиссабону, но у Массена были и другие враги: голод и португальские партизаны, нападавшие с тыла, точно волки на стадо овец. Генерал Жюно предложил взять паузу:
– Англичане собираются погрузиться на корабли, так давайте не будем им мешать. А когда они уйдут, пошлем корпус взять под контроль дороги в Алмейду.
Алмейда была пограничной крепостью, откуда и началось вторжение, и лежала в сотне миль к востоку от Коимбры.
– Зачем? – спросил Массена.
– Чтобы обеспечить доставку припасов и подкреплений, – ответил Жюно.
– Каких подкреплений? – усмехнулся саркастически маршал.
– Корпуса Друэ.
– Друэ не придет, – развеял его надежды Массена.
Перед вторжением в Португалию император обещал выделить Массена сто тридцать тысяч человек, но на границе собралось около половины от этого числа, а когда маршал попросил прислать еще людей, Бонапарт ответил, что имеющихся сил вполне достаточно, что противник слаб, а покорение Португалии – легчайшая из стоящих перед Францией задач. Разумеется, императору из Парижа было виднее, и ему не нужно было командовать ордой голодных, в стоптанных до дыр сапогах и изношенных мундирах солдат при полном отсутствии тылового обеспечения, потому что все дороги до Алмейды контролировались португальскими партизанами. Возвращаться туда Массена не торопился, предпочитая двигаться на Лиссабон.
– Дороги отсюда до Лиссабона в лучшем состоянии, чем те, по которым мы шли?
– В сто раз лучше, – ответил один из его португальских адъютантов.
Маршал подошел к окну. Над городом поднимался дым.
– Вы уверены, что англичане собираются уходить в море?
– А куда еще им идти? – фыркнул Жюно.
– В Лиссабон?
– Его невозможно оборонять, – указал другой адъютант.
– На север? – Массена вернулся к столу и ткнул пальцем в карту. – Вот в эти холмы?
Район, который имел в виду маршал, представлял собой холмистую местность между Атлантическим океаном и широкой рекой Тежу.
– Холмы там низкие, – ответил адъютант. – И через них проходят три большие дороги, не считая дюжины помельче.
– Но Веллингтон может предложить нам сражение в этих холмах.
– В таком случае он рискует потерять всю армию, – вмешался маршал Ней.
Массена вспомнил, как его люди штурмовали хребет Буссако под грохот артиллерийских залпов, и поежился.
– Мы выманим его из холмов, – сказал он, логично полагая, что неприятельская армия не в состоянии прикрыть фронт шириной в двадцать миль. Можно создать иллюзию удара в одном месте и провести войска в другом. – Там ведь есть форты?
– До нас дошли сообщения, что Веллингтон строит форты для защиты дорог, – ответил португальский адъютант.
– Значит, пройдем через холмы. – Новые форты останутся в стороне, а армия Веллингтона, попав в окружение, потерпит унизительное поражение. Глядя на карту, Массена уже представлял парад победоносных войск в Париже, брошенные к ногам императора знамена разгромленных полков… – Мы можем снова обойти его с фланга. Главное, не дать им уйти.
– Так что, идем на юг? – спросил Ней.
– Через два дня. – Этого должно хватить, чтобы армия пришла в себя после взятия Коимбры. – Сегодня пусть отведут душу, а завтра мы загоним их в строй и посмотрим, готовы ли они выходить в среду.
– А что они будут есть? – поинтересовался Жюно.
– Что найдут, черт бы их побрал! – рявкнул Массена. – Должно в городе остаться какое-то продовольствие! Не могли же англичане выгрести все до последней крошки!
– Провиант есть.
Голос этот слышали редко, и потому генералы как по команде обратились к тому, кого редко замечали, – главному интенданту Поклену, выглядевшему необычайно довольным собой.
– И сколько его у вас? – не без ехидства спросил Массена.
– Достаточно, чтобы дойти до Лиссабона, – ответил интендант. – Даже более чем достаточно. – На протяжении последних дней он делал все, чтобы не попадаться на глаза генералам и не становиться объектом их презрения, шуточек и оскорблений, и вот теперь пришло его время. Настал час триумфа. Интендант сделал свое дело. – Мне понадобятся транспорт и надежный полк для помощи в перевозке провианта, но все необходимое у нас есть. И даже больше необходимого! Если помните, сир, вы обещали заплатить за провизию. Тот человек сдержал слово. Он ждет за дверью.
Массена помнил данное обещание, но теперь, когда продовольствие перешло в его руки, соблазн нарушить слово был велик. Армейская казна изрядно оскудела, да и не в обычае французов покупать то, что можно украсть.
Полковник Баррето, приехавший во дворец архиепископа вместе с Покленом, заметил тень сомнения на лице маршала.
– Если мы не сдержим обещания, сир, – почтительно сказал он, – никто в Португалии не будет нам больше верить. А ведь через одну-две недели страна попадет под наше управление. Нам нужно будет с кем-то сотрудничать.
– Сотрудничать, – презрительно фыркнул Ней. – Гильотина в Лиссабоне быстро склонит кого надо к сотрудничеству.
Массена покачал головой. Баррето прав. Глупо заводить новых врагов накануне победы.
– Заплатите ему, – кивнул он адъютанту, хранившему ключ от денежного ящика, и, повернувшись к Поклену, продолжал: – Через два дня начните переброску припасов на юг. Склад устройте в Лейрии.
– В Лейрии?
– Вот здесь, здесь! – Маршал раздраженно постучал пальцем по карте, и Поклен, подойдя ближе, обнаружил городок примерно в сорока милях к югу от Коимбры на лиссабонской дороге.
– Мне нужны повозки.
– Все повозки и мулы, что у нас есть, поступят в ваше распоряжение, – благодушно пообещал Массена.
– У нас мало лошадей, – хмуро заметил Жюно.
– Лошадей всегда мало! – взорвался маршал. – Замените их людьми. Привлеките чертовых крестьян. – Он махнул в сторону окна. – Впрягите их, угостите хлыстом, заставьте работать!
– А раненые? – забеспокоился Жюно. – Чтобы спасти раненых от португальских партизан, их придется взять с собой и, следовательно, занять еще часть подвод.
– Раненых можно оставить здесь, – решил Массена.
– Но кто их будет охранять?
– Людей я найду, – отмахнулся Массена, недовольный тем, что его вынуждают решать все до последних мелочей.
Сейчас значение имело то, что у него есть провиант, что враг отступает, а до Лиссабона всего сотня миль пути. Половина кампании за спиной, и отныне его войско будет идти по хорошим дорогам, так что тут не до осторожности – пора атаковать.
А через две недели, подумал он, Лиссабон будет в его руках, а война благополучно завершится.
Едва компания вышла на улицу, как какой-то француз попытался увести у них Сару. Привлекательной ее можно было назвать с большой натяжкой – в мятом, рваном платье, с растрепанными волосами и грязным лицом, – однако проходивший мимо солдат схватил девушку за руку, а потом бурно запротестовал, когда Шарп прижал его к стене. Сара плюнула обидчику в лицо, а потом еще добавила пару слов, которые должны были окончательно охладить его пыл.
– Вы говорите на французском? – удивился Шарп, не обращая внимания на присутствующего при этом француза.
– На французском, португальском и испанском.
Наградив незадачливого искателя приключений ударом в пах, Шарп повел свою команду дальше, мимо двух распростертых на мостовой тел. Оба были португальцами. Первому распороли живот, и кровавый ручеек бежал от трупа, расползшиеся кишки которого обнюхивал трехногий пес, к сточной канаве. Куски стекла из разбитого окна засыпали оба тела. Где-то вскрикнула женщина, и тут в одной из церквей отчаянно затрезвонили колокола. Французы не обращали на Шарпа и его спутников никакого внимания и только интересовались, не закончили ли они с девушками. Улицы шли вверх, и народу на них становилось все больше – слух о спрятанном на складе продовольствии привлекал десятки голодных. Пробившись через густую толпу, они оказались у домов напротив склада, и Шарп, открыв первую попавшуюся дверь, направился к лестнице. На площадке им попалась женщина с окровавленным лицом и ребенком на руках. Поднявшись наверх, Шарп с облегчением обнаружил, что чердак здесь именно такой, как надо, – длинное помещение, растянувшееся на несколько соседних домов. Когда-то здесь ютились студенты, теперь же кровати были перевернуты, все, кроме одной, на которой спал французский солдат. Услышав шаги, он проснулся, а увидев двух женщин, скатился с кровати. Шарп открыл окно на крышу и обернулся в тот момент, когда француз протянул к Саре руки, а недавняя гувернантка улыбнулась и с силой врезала дулом мушкета ему в живот. Солдат всхрапнул и сложился вдвое, Жоана огрела его по макушке прикладом, и несчастный беззвучно свалился на пол. Сара усмехнулась, обнаружив в себе способности, о существовании которых не подозревала.
– Останьтесь с женщинами, – сказал Шарп португальцу, – и ждите сигнала. – План его заключался в том, чтобы атаковать драгун сверху, вынудив их подниматься по ближайшим к складу ступенькам, поскольку о существовании чердака, имеющего выход к четырем отдельным лестничным колодцам, французы не догадывались. Уйти он рассчитывал тем же путем. – Пошли, Пэт.
Они выбрались на крышу и прошли по водосточному желобу до торца, откуда Шарп, перегнувшись через парапет, увидел всадников тремя этажами ниже. Он взял у Харпера семистволку:
– Там, внизу, офицер. Слева, на сером коне. Когда я подам знак, стреляй в него.
Харпер засунул в дуло птичьего помета, потом забил его шомполом и, продвинувшись вперед, глянул на улицу. Расположившиеся по обе стороны узкой улочки драгуны сдерживали голодную толпу лишь грозным видом. Офицер отличался от других не только мастью коня, но и свисавшим с левого плеча подбитым мехом ментиком и зеленым чепраком. Вверх драгуны не смотрели, да и зачем? Их дело – охранять улицу, а не следить за крышами. Сержант поднял винтовку, прицелился и взвел курок.
Шарп встал рядом с семистволкой:
– Готов?
– Готов.
– Ты первый, – сказал Шарп.
Харпер должен был стрелять наверняка, капитану же точность не требовалась – пули из семистволки разлетались наподобие картечи.
Сержант навел прицел на коричневый плюмаж, опустил чуть ниже… Конь переступил с ноги на ногу, француз успокоил его, оглянулся, и в этот момент Харпер выстрелил. Пуля пробила шлем, фонтанчик крови ударил вверх, и офицер медленно завалился вбок. Не дожидаясь, пока он упадет, Шарп дал залп, и эхо выстрела, похожего на пушечный, отскочило от фасада склада. Воздух заполнился дымом. Заржала лошадь.
– Бежим! – крикнул Шарп.
Они пробежали по водостоку, пролезли в окно и полетели по ступенькам. Виченте с двумя женщинами мчался следом. В другом конце дома уже слышались крики. Еще секунда, и они выскочили на улицу и врезались в толпу. Сара схватила Шарпа за ремень. Пехотинцы подались вперед, и капитан, привстав на цыпочки, увидел, как спешившиеся драгуны проталкиваются в пустой дом. В седле остался только один солдат. Он держал в руке десяток поводьев, но лошади тянули его в разные стороны – толпа, поняв, что склад остался без охраны, заволновалась.
Драгуны повели себя именно так, как и предвидел Шарп. Оставшись без офицера и понеся потери ранеными, они думали только о том, как отомстить нападавшим, а потому устремились в дом, бросив склад практически без охраны. Кучка всадников перед входом оказалась бессильной остановить натиск устремившихся к складу людей. Драгунский сержант попытался помахать саблей, но его стащили с седла, лошадь оттолкнули, и тяжелые половинки дверей распахнулись. Восторженный крик вырвался из сотен глоток. Караульные расступились, думая только о том, как бы спасти свою шкуру и не потерять лошадей.
– Сейчас там сам черт ногу сломит, – сказал, наблюдая за происходящим, Шарп. – Я пойду один.
– Зачем?
– Сделать то, что должен. Присмотри за девчонками. – Он подтолкнул их к двери. – Встретимся здесь же. – Капитан предпочел бы взять с собой Харпера, чтобы проложить путь через забитый до отказа склад, но в чужой толпе легко потерять друг друга, а потому он решил действовать в одиночку. – Ждите.
Он отдал ирландцу ранец и винтовку и, вооруженный только саблей и незаряженной семистволкой, перебежал на другую сторону улицы, прошел мимо испуганной лошади убитого офицера и наконец протиснулся в склад. Основная масса солдат сбилась у входа, где люди, наткнувшись на мешки, ящики и бочонки, тут же принялись их растаскивать. Пустив в ход приклад семистволки и не обращая внимания на вопли пострадавших, Шарп расчищал путь по центральному проходу. Какой-то артиллерист попытался остановить наглеца ударом в грудь, но Шарп заехал ему по зубам обитым латунью прикладом, перелез через завал из мешков, образовавшийся на месте рассыпавшейся пирамиды, и оказался в относительно тихом месте. Впрочем, останавливаться он не стал, а пошел дальше, к задней стене склада, где видел две груженные припасами тележки, стоявшие возле высокой деревянной перегородки, отделявшей этот склад от следующего. Там почти никого не было, потому что пехотинцев интересовали в первую очередь продукты и только в десятую пуговицы, гвозди и подковы.
Тем не менее один француз копался в содержимом тележки, отбирая нужное, а рядом лежал мешок, набитый, предположительно, продуктами. Недолго думая, Шарп врезал ему прикладом по затылку, а когда ловкач свалился, поддал сапогом в живот и для верности оставил на физиономии отпечаток каблука. Потом заглянул в мешок. Сухари, солонина, сыр… Пригодится, решил капитан, вспомнив, что его возвращения ждут четыре голодных рта. Отложив мешок, он вынул саблю, вскрыл две бочки с лампадным маслом и наклонил одну из них. Масло было китовое и имело неприятный запах. В углу тележки нашлось несколько рулонов холщовой ткани. Шарп размотал два из них, спрыгнул с тележки и приготовил бумажный жгут. Оглянувшись, убедился, что на него никто не обращает внимания. Французы растаскивали припасы. Рухнувшая горка бочонков погребла под собой какого-то незадачливого солдата, и несчастный орал от боли, лежа в луже растекшегося рома. Другой француз, сорвав с бочонка крышку, зачерпнул полную кружку и ополовинил ее одним жадным глотком. К нему присоединились другие. На Шарпа никто не смотрел. Он взвел и сразу же спустил курок.
Порох на полке вспыхнул, жгут занялся. Шарп дал ему разгореться, а потом бросил в разлитое на дне тележки масло. Секунду-другую бумага горела сама по себе, потом пламя перекинулось на масло, полыхнуло, вскинулось вверх красным языком… Шарп схватил мешок и побежал.
Никто не попытался его остановить. Солдаты у бочки с ромом продолжали дегустацию. Но тут огонь добрался до успевшего пропитаться маслом холста, и яркая вспышка осветила склад. Кто-то закричал, повалил дым. Паника, вспыхнув подобно пороху, распространялась со скоростью пожара. Десяток драгун, вознамерившихся разогнать расхитителей и спасти драгоценные запасы, оказались на пути хлынувшего к выходу людского потока. Двое из них упали. Хлопнул выстрел. Дым внезапно сгустился, с неимоверной быстротой заполняя проходы. Патроны в сумке пострадавшего от Шарпа француза начали взрываться, горящий пыж отлетел в сторону и упал в лужу рома. Огненно-голубые змейки разбежались по полу.
Шарп пробивался к выходу, расталкивая встречных локтями, раздавая тумаки, пиная неповоротливых, но дело шло плохо. Он вытащил палаш и несколько раз ткнул острием в плотно сбитую массу. Сразу несколько человек повернулись к нему, готовые осадить наглеца, и, увидев искаженное злостью лицо, в страхе попятились. За спиной громыхнуло – взорвался бочонок с порохом. Огонь захватил уже почти все помещение, все спешили выйти, началась давка. Десятки охваченных ужасом людей заполнили проход, и Шарп, поняв, что не пройдет, сунул саблю в ножны, швырнул мешок на ближайшую пирамиду ящиков и полез наверх. Здесь было свободнее. Он побежал, распугивая котов. Между стропилами клубился дым. Шарп соскочил на кучку мешков, спрыгнул на пол и побежал к двери, нагнув голову, топча упавших, спеша от расползающегося дыма. Пробившись наружу, капитан прижал к груди мешок и зашагал к дому, где оставил Харпера.
– Боже, сохрани Ирландию. – Сержант стоял у двери, с любопытством наблюдая за происходящим.
Клубы дыма выкатывались из дверей, вырывались из разбитых окон. Солдаты, кашляя и вытирая глаза, вываливались на улицу. Из склада доносились крики, потом все они утонули в грохоте еще одного взрыва – это лопнули бочонки с ромом. За распахнутыми дверями полыхнуло, как будто склад превратился в громадную печь. Шум огня напоминал рев прорвавшейся в долину полноводной реки.
– Это вы устроили? – спросил Харпер.
– Я. – Шарп почувствовал вдруг жуткую усталость. В животе заурчало от голода. Он повернулся и вошел в дом. Виченте и девушки ждали его в маленькой комнате, украшенной картиной с изображением некоего святого с пастушьим посохом. Капитан посмотрел на Виченте. – Отведи нас в какое-нибудь безопасное место.
– Даже не знаю, где сегодня может быть безопасно.
– Куда-нибудь подальше отсюда.
Они вышли через заднюю дверь. Оглянувшись напоследок, Шарп увидел, что пожар уже охватил соседний склад. К месту происшествия, судя по стуку копыт, спешили драгуны, но было поздно.
Пройдя до конца улицы, маленький отряд свернул в переулок и миновал дворик, в котором спала дюжина упившихся до бесчувствия французов. Виченте не стал останавливаться.
– Пойдем в верхнюю часть, – сказал он, но не потому, что там было безопаснее, а потому, что там был его дом.
Их никто не останавливал, и только один раз они натолкнулись на группу рыщущих в поисках добычи солдат.
– Что мы скажем, если остановят? – спросила Сара.
– Скажем, что мы голландцы, – ответил Шарп.
– Голландцы?
– Да. У них есть голландские солдаты.
В верхней части города было спокойнее. Здесь квартировали кавалеристы, и первые же встретившиеся посоветовали заплутавшей пехтуре убираться куда подальше, но Виченте свернул в переулок, провел группу через двор и, спустившись по ступенькам, вышел в сад перед большим, красивым домом. В глубине сада стоял небольшой коттедж.
– Дом принадлежит профессору теологии, – объяснил Виченте, – а в коттедже живет прислуга.
По пути Шарп несколько раз замечал висящие на дверях мундиры, обозначавшие, что дом занят и, следовательно, чужих там не ждут, а потому снял свой голубой мундир и повесил на гвоздь у входа. Авось поможет. В первую очередь все набросились на еду. Ели жадно, разрывая солонину и ломая сухари. Шарп с удовольствием растянулся бы где-нибудь в уголке и проспал до вечера, но он знал, что другие хотят того же не меньше.
– Укладывайтесь, – сказал он.
– А ты? – спросил Виченте.
– Кому-то надо покараулить.
В коттедже нашлась крохотная спальня. Ее отдали Виченте, потому что он был офицером. Харпер отправился в кухню, где соорудил постель из штор и одеяла. Жоана последовала за ним, решительно затворив за собой дверь. Сара упала в старое, продавленное кресло, из которого во все стороны лез конский волос.
– Я останусь с тобой, – сообщила она Шарпу и через секунду уснула.
Шарп зарядил винтовку. Садиться он не стал, зная, что сразу уснет, а потому остался у двери. Поставив рядом заряженный штуцер, капитан слушал долетающие издалека крики и смотрел на поднимающийся в безоблачное небо столб серого дыма. Он свое дело сделал.
Пришло время возвращаться в строй.
Глава десятая
Вернувшись в дом майора, братья обнаружили, что волна грабежей, прокатившаяся по городу, обошла его стороной. Причиной тому стал выставленный у особняка караул из дюжины драгун, которых сменили затем люди полковника Баррето, решившего по завершении дневных дел разместиться именно здесь. Мигель и еще пятеро подручных Феррагуса тоже были в доме, благоразумно укрывшись в одной из верхних комнат, чтобы не привлекать внимания французов. Именно Мигель и нарушил мирную беседу братьев сообщением о горящем складе.
Феррагус только что открыл третью бутылку вина. Выслушав Мигеля, он подошел к окну и увидел поднимающиеся над одним из нижних кварталов клубы дыма.
– Ну и что? – Феррагус пожал плечами. – Гореть может что угодно.
– Это склад, – стоял на своем Мигель. – Я поднимался на крышу. Говорю вам, горит склад.
– Какая разница, что горит. – Феррагус приложился к горлышку бутылки. – Мы все продали! Убытки теперь несут французы.
Майор Феррейра тоже подошел к окну и, присмотревшись внимательнее, осенил себя крестным знамением.
– Боюсь, французы с тобой не согласятся, – негромко сказал он, забирая у брата бутылку.
– Но они ведь нам заплатили!
Феррагус попытался вернуть бутылку.
Феррейра убрал ее подальше.
– Французы решат, что мы их обманули. Продали продовольствие, а потом его уничтожили. – Он посмотрел на улочку, ведущую к дому снизу, как будто ожидая, что на ней вот-вот появятся солдаты. – Вот увидишь, они потребуют вернуть деньги.
– Проклятие! – Феррагус только теперь понял, что брат прав, и бросил взгляд на деньги – четыре седельные сумки, доверху набитые французским золотом. – Проклятие!
В затуманенную алкоголем голову стучались тревожные мысли. Горящий склад мог стать причиной серьезных неприятностей.
– Надо уходить. – Майор первым оценил ситуацию и принял решение.
– Уходить? – не понял Феррагус.
– Да. Потому что они придут за нами. В лучшем случае потребуют назад деньги. В худшем – поставят к стенке. Господи, Луиш! Неужели не понятно? Сначала мы подвели их с мукой, теперь со складом. Думаешь, кто-то поверит нашим оправданиям? Все, уходим! Прямо сейчас!
– Готовь лошадей! – бросил Феррагус Мигелю.
– Верхом нам не уйти! – покачал головой майор. Французы забирали всех лошадей, и никакие ссылки на полковника Баррето теперь не помогут. – Нам придется спрятаться. Укрыться где-то в городе и отсидеться, пока они не уйдут.
Все вместе они быстро собрали и вынесли из дому все самое ценное: полученное от французов золото, деньги, которые майор держал у себя в кабинете, столовое серебро. Выйдя через конюшенный двор, португальцы пробрались на соседнюю улицу и укрылись в одном из домов, уже разграбленных французами. Дальше идти не решились – на улицах было полно солдат. Спрятались в подвале.
– И сколько нам здесь сидеть? – хмуро спросил Феррагус.
– Пока армия не уйдет из города.
– А потом?
Майор ответил не сразу. Он думал. Думал о том, что англичане вряд ли отступят прямо к кораблям. Скорее всего, попытаются еще раз остановить французов. Возможно, на северных подступах к Лиссабону, где сооружались новые укрепления. Если так, то французам придется либо драться, либо идти в обход. И то и другое требует времени. За это время они с братом могут добраться до Лиссабона. Время нужно, чтобы забрать деньги, спрятанные в багаже жены. Время нужно, чтобы найти супругу и детей. Португалия вот-вот прекратит сопротивление и сдастся на милость победителю. Вот тогда им и понадобятся деньги. Большие деньги. Можно сбежать на Азоры или даже в Бразилию, переждать смутные времена и вернуться домой, когда буря уляжется. А если французы потерпят поражение? Тогда им тоже понадобятся деньги, и единственной помехой и угрозой безопасности станет мистер Шарп, которому известно об измене майора Феррейры. Проклятый англичанин сбежал-таки из подвала, но жив ли он еще? Вероятнее всего, докучливого капитана убили французы – брать пленного в захлестнувшей город оргии никто бы не стал, – и все-таки мысль о том, что стрелок мог остаться в живых, не давала майору покоя.
– Если Шарп уцелел, что он будет делать?
Вместо ответа Феррагус плюнул на землю.
– Вернется в часть, – ответил сам себе Феррейра.
– И сообщит о твоем предательстве?
– Доказательств у него нет, а если я вернусь в полк раньше, то мое слово будет весомее его.
Феррагус задумчиво уставился в потолок:
– Можно сказать, что продовольствие было отравлено. Что мы подготовили французам ловушку. Как думаешь?
Поразмышляв, Феррейра кивнул – неплохое предложение за неимением лучшего.
– Сейчас для нас самое важное – попасть в Лиссабон. Там Беатрис и дети. Там мои деньги. – Конечно, можно было бы уйти на север и отсидеться там, но чем продолжительнее будет его отсутствие, тем труднее его объяснить. Уж лучше вернуться, выкрутиться как-нибудь и найти семью и деньги. А с деньгами пережить можно все. – Но как нам туда добраться?
– Пойти на восток, – предложил Мигель. – Пойти на восток до Тежу, а потом спуститься по реке.
Феррейра задумчиво посмотрел на него, хотя, по правде говоря, думать было не о чем. Отправиться на юг прямиком он не мог – там будут французы, – а значит, оставался только путь на восток, через горы, куда французы сунуться не рискнут, опасаясь партизан. Достигнув реки, можно купить хорошую лодку – благо деньги есть – и за пару дней доплыть до Лиссабона.
– В горах у меня друзья, – сказал майор.
– Друзья? – Феррагус не понял, что имеет в виду брат.
– Люди, которым я поставлял оружие. – Частью обязанностей майора была доставка британского оружия жителям гор с целью вдохновить их на сопротивление французам. – Они дадут нам лошадей, – продолжил он чуть увереннее, – и сообщат, есть ли французы в Абрантише. Если нет, лодку найдем там. И они же помогут нам кое в чем еще. Если Шарп жив…
– Шарп сдох, – заявил Феррагус.
– Если он жив, – терпеливо закончил майор, – то воспользуется тем же маршрутом. И они окажут нам услугу – убьют англичанина. – Он перекрестился – все стало вдруг ясно и просто. – Мы впятером отправимся к Тежу, а потом на юг. Командованию объясним, что сами уничтожили склад, а если придут французы, уплывем на Азоры.
– Впятером? – спросил Мигель.
В подвале было восемь человек.
– Трое из вас останутся здесь. – Феррейра вопросительно посмотрел на брата: Феррагус кивнул в знак согласия. – Трое останутся здесь охранять дом и готовить его к нашему возвращению. Их ждет хорошая награда.
Подозрения майора насчет того, что дом придется готовить к возвращению, оправдались – не успели они отойти и на сто шагов, как туда заявились драгуны. Французы нисколько не сомневались, что братья сыграли с ними злую шутку, и жаждали мести. Они снесли входную дверь, но не обнаружили никого, кроме пьяной кухарки, которая метнула сковородку в голову одного из непрошеных гостей и была тут же застрелена. Тело драгуны выволокли во двор, после чего разбили все, что смогли: мебель, фарфор, посуду, горшки. Картины рвали на части, рамы ломали, балюстраду обрушили, окна выбили, ставни вывернули с петлями. Ничего ценного они так и не нашли, если не считать лошадей, которых увели с собой.
Наступил вечер. Алое солнце повисло ненадолго над океаном и закатилось за горизонт. Город горел, освещая затянутое дымом небо. Первая волна ярости улеглась, но в темноте все еще раздавались крики, и слезы лились всю ночь, потому что город оказался во власти «орлов».
Шарп стоял, прислонившись к дверному косяку, в тени небольшого навеса, покрытого разросшейся листвой. Небольшой огород с аккуратными грядками занимал угол сада, но что там росло, Шарп не знал. Из знакомых овощей он обнаружил только бобы, коими и запасся в предвидении голодных дней. Вернувшись к двери, капитан снова прислонился к косяку. Издалека доносились крики. В кухне храпел Харпер. Незаметно для себя капитан и сам задремал и очнулся, только когда о ноги его потерся взявшийся невесть откуда кот. В городе по-прежнему стреляли, и в небо тянулись дымки.
Шарп погладил кота, размял ноги и потряс головой, чтобы прогнать сонливость, но снова задремал на какое-то время и, проснувшись, увидел у входа в сад француза, сидящего на камне с альбомом в руке. Француз рисовал Шарпа и, заметив, что предмет его интереса открыл глаза, поднял руку, призывая не беспокоиться. Карандаш быстро скользил по бумаге. Художник даже сказал что-то приятным, мягким голосом, и Шарп буркнул в ответ. Стемнело. Офицер закончил работу, убрал карандаш в карман и, подойдя к Шарпу с раскрытым альбомом, спросил о чем-то. Француз улыбался, а Шарп молча смотрел на рисунок, изображавший злодейского вида солдата со шрамом через щеку, стоящего у двери в рубашке, с саблей на поясе и винтовкой под рукой. Неужто этот тупица не узнал английское оружие? Офицер – молодой, симпатичный, светловолосый – снова обратился к Шарпу с вопросом, и капитан пожал плечами, решая, не пора ли вытащить палаш и порубить красавчика на куски.
Положение спасла Сара, появившаяся вдруг из-за спины капитана. Она бегло спросила француза о чем-то, и тот тут же обнажил голову, поклонился и предъявил ей результат своего труда. Должно быть, Сара выразила восхищение, поскольку он расплылся от удовольствия, вырвал лист с рисунком, вручил его Саре и отвесил еще один поклон. Они поговорили еще немного, причем говорил в основном офицер, а девушка, похоже, соглашалась с ним во всем, лишь изредка вставляя несколько слов. Наконец галантный враг еще раз поцеловал ей руку, кивнул дружелюбно Шарпу и исчез за воротами.
– Что он сказал? – спросил Шарп.
– Я объяснила, что мы голландцы. Он принял тебя за кавалериста.
– Увидел палаш, рейтузы и сапоги, – объяснил Шарп. – Ничего не заподозрил?
– Сказал, что ты – воплощение современного солдата, – ответила Сара, рассматривая рисунок.
– Уж да.
– И еще сказал, что ты – символ народного гнева против старого, продажного мира.
– Ни черта себе.
– Сказал, что происходящее в городе – настоящий позор, но это неизбежно.
– А куда ж подевалась дисциплина?
– Неизбежно, – пропустив мимо ушей реплику Шарпа, продолжала Сара, – потому что Коимбра представляет собой отживший мир предрассудков и привилегий.
– Еще один лягушатник, набитый…
– Дерьмом? – договорила за него Сара.
Он посмотрел на нее:
– Ты такая странная.
– Вот и хорошо.
– Поспала?
– Да. А теперь ты поспи.
– Кому-то надо караулить, – сказал Шарп, в глубине души сознавая, что сам нес службу не слишком-то хорошо. Заснул и даже не заметил, как во двор вошел француз. Им всем повезло, что сюда занесло мечтателя с альбомом, а не охотника за чужим добром. – Ты бы посмотрела, можно ли разжечь в кухне огонь и приготовить чая.
– Чая?
– У меня в ранце завалялось немного листьев. Можешь их собрать. Они, правда, с порохом перемешались, но мы привыкли.
– В кухне сержант Харпер, – робко напомнила Сара.
– Боишься, что застанешь его врасплох? – усмехнулся Шарп. – Ничего, он не обидится. В армии о приватности быстро забываешь. Армия, она вроде школы.
– Я, по крайней мере, многому научилась, – заметила девушка и пошла в кухню, но сразу вернулась, сообщив, что печь совсем холодная.
Хотя Сара и старалась не шуметь, Харпер все же проснулся и, выбравшись из самодельной постели, вышел в тесную гостиную:
– Который час?
– Ночь.
– Все тихо?
– Если не считать твоего храпа. А еще к нам заходил лягушатник. Поболтал с Сарой о состоянии мира.
– Мерзкое состояние, так я скажу. Просто срамота. – Сержант удрученно покачал головой и взялся за семистволку. – Вам надо поспать, сэр. А я пока покараулю. – Он улыбнулся, заметив выскользнувшую из кухни Жоану. Девушка сняла рваное платье и осталась в одной рубашке, которая едва доходила ей до бедер. Обняв Харпера за талию, Жоана положила голову ему на плечо и улыбнулась Шарпу. – Мы вместе покараулим, – сказал ирландец.
– Теперь это так называется? – хмыкнул Шарп, забирая штуцер. – Разбуди, когда устанешь. – Он уже решил, что спать хочет больше, чем чая, но Харпер, пожалуй, вылакал бы целый галлон. – Может, чая сперва выпьешь? Мы растопим печь.
– Я и на углях приготовлю, сэр. – Сержант кивком указал на маленький камин с трехногой сковородкой. – Вода есть в саду, так что кухня, сэр, целиком в вашем распоряжении.
Шарп нырнул под низкую притолоку и, закрыв за собой дверь, очутился в кромешной тьме. Пошарив, он нашел заднюю дверь, выходившую на крошечный, обнесенный стеной дворик. В призрачном лунном свете проплывали тонкие, дрожащие струйки дыма. В углу стояла помпа, и ему удалось накачать немного воды в каменное корыто. Вытерев клоком соломы сапоги, Шарп разулся и вымыл руки. Вернувшись в кухню, поставил в угол сапоги, положил ремень с палашом и, опустившись на колени, протянул руку к постели.
– Осторожно, – раздался из-под одеяла голос Сары.
– Что ты здесь… – Он не договорил, справедливо решив, что вопрос прозвучит глупо.
– Такое впечатление, что я там лишняя, – объяснила она. – Не то чтобы меня прогнали – сержант Харпер исключительно любезен, – но, по-моему, они прекрасно обойдутся и вдвоем.
– Наверное.
– А ты спи, я мешать не стану, – пообещала Сара.
И конечно, соврала.
Когда Шарп проснулся, было уже утро. Пробравшийся в кухню неведомым образом кот сидел на полочке над плитой и умывался, время от времени поглядывая на Шарпа желтыми глазами. Левая рука Сары лежала у него на груди, и он подивился тому, какая у нее гладкая и белая кожа. Девушка спала, и упавший на приоткрытые губы золотистый локон шевелился при каждом вздохе. Шарп выбрался из-под одеяла и, не одеваясь, приоткрыл дверь ровно настолько, чтобы выглянуть в гостиную.
Харпер сидел в кресле, Жоана спала, устроившись у него на коленях. Петли скрипнули, и сержант повернул голову.
– Все спокойно, сэр, – прошептал он.
– Надо было разбудить меня.
– Зачем?
– Как капитан Виченте?
– Вышел, сэр. Отправился на разведку. Обещал далеко не уходить.
– Приготовлю чай, – сказал Шарп и притворил дверь.
Возле плиты нашлась плетеная корзина со щепой и ящик с дровами. Капитан старался не шуметь, но Сара пошевелилась, и он, оглянувшись, увидел, что она смотрит на него из-под вороха одеял.
– Ты прав, армия – хорошая школа.
Шарп прислонился к плите. Девушка села, прижав к груди мундир Харпера, и некоторое время они молча смотрели друг на друга. Потом она опустила руку и почесала бедро. Ее вопрос прозвучал неожиданно:
– Скажи, тебе встречались в Индии люди, которые верят, что после смерти душа переселяется в другого человека?
– Я таких не знал.
– А мне говорили, что они верят в это, – с полной уверенностью заявила Сара.
– Там люди во всякую чепуху верят. Всего не упомнишь.
– Мне думается, – сказала Сара, откинув голову, – что я вернусь в этот мир мужчиной.
– Ну и зря.
– Ты так говоришь, потому что ты свободен. – Она прошлась взглядом по свисающим с балок зеленым побегам.
– Я не свободен. Надо мной целая армия.
Она снова почесалась.
– То, чем мы занимались ночью… – сказала Сара и едва заметно покраснела. Было видно, что ей стоит больших усилий говорить о том, что в темноте представлялось совершенно естественным. – На тебя ведь никак не повлияло. Ты каким был, таким и остался. А я уже другая.
В гостиной прозвучал голос Виченте, а секундой позже в дверь осторожно постучали.
– Подожди минутку, Хорхе, – отозвался Шарп и снова перевел взгляд на Сару. – Я должен чувствовать себя виноватым?
– Нет-нет, – быстро ответила Сара. – Я к тому, что после этого все меняется. Для женщины, – она снова посмотрела вверх, – это не мелочь. А для мужчины, наверное, да.
– Я тебя одну не оставлю.
– Меня это не беспокоит, – заверила его Сара, хотя дело обстояло как раз наоборот. – Просто теперь все новое. Я не та, кем была вчера. И завтра все тоже будет по-другому. – Она слабо улыбнулась. – Понимаешь?
– Наверное, нам стоит поговорить, когда я как следует проснусь. Но сейчас, милая, мне надо поболтать с Хорхе. И я умираю без чая.
Он наклонился, поцеловал ее, потом собрал свои вещи.
Сара нашла в куче свое рваное платье, но вдруг вздрогнула:
– Оно же воняет!
– Надень вот это. – Шарп бросил ей свою рубашку, натянул рейтузы и сунул ноги в сапоги. – Сегодня займемся штопкой и стиркой. Постирать надо все. Сомневаюсь, что чертовы французы уберутся из города раньше чем завтра. Сюда они вряд ли сунутся. – Он подождал, пока она застегнет рубашку, и только тогда открыл дверь. – Извини, Хорхе, разводил огонь.
– Французы уходить не собираются, – доложил португалец. Он был без мундира и уже сделал перевязь для раненой руки. – Далеко я не ходил, понаблюдал сверху – никто никуда не спешит.
– Тоже хотят передохнуть. Думаю, выступят завтра. – Он оглянулся. – Посмотри, остались ли там еще угли, ладно?
Сара проскользнула мимо Виченте, который отступил, чтобы пропустить ее, а потом посмотрел ей вслед и перевел взгляд на Жоану. Обе были босые, в мужских рубашках. Пройдя в кухню вслед за Шарпом, португалец неодобрительно покачал головой:
– Вы тут как в борделе.
– Стрелки – парни везучие. И девочек никто не принуждал. Обе пошли с нами добровольно.
– По-вашему, это оправдание?
Шарп подбросил в плиту щепок.
– А здесь и оправдываться не надо, Хорхе. Это жизнь.
– Вот для чего нам дана религия – чтобы подниматься над жизнью.
– Мне всегда удавалось ускользать как от закона, так и от религии.
Ответ явно пришелся не по вкусу набожному португальцу, тем не менее он промолчал и отвернулся, а отвернувшись, увидел на полке карандашный портрет Шарпа. Лицо его просветлело.
– Отличная работа! И как похоже!
– Здесь, Хорхе, изображен гнев людской против продажного мира.
– Вот как?
– Так сказал тот парень, что это нарисовал.
– Так это не мисс Фрай?
– Здесь был лягушатник, Хорхе. Офицер. Навестил нас, пока вы спали. Отойди-ка, нам огонь несут. – (Мужчины посторонились, пропуская Сару с горящей лучиной. Девушка сунула ее в печь и наклонилась, чтобы раздуть огонь.) – Вот что мы сделаем. Нагреем побольше воды, постираем одежду и выведем блох.
– Блох? – обеспокоенно спросила Сара.
– А почему ты чешешься, милая? Блохи еще не самое страшное. Ну ничего, у нас целый день свободный. Будем ждать, пока крапо уйдут, а уйдут они в лучшем случае завтра.
– Значит, не сегодня?
– Куда им сегодня! Они ж все пьяные. Офицеры их просто в строй не поставят. Завтра, не раньше. Вечером выглянем, посмотрим, что к чему, но рисковать не стоит. Патрули они, наверное, уже выставили. Переждем, потом уйдем из города через мост и на юг.
Сара задумчиво почесала бок.
– Ты хочешь идти за французами? А как мы проскользнем мимо них?
– Самый надежный вариант, – сказал Виченте, – идти к Тежу. Местность, правда, холмистая, зато у реки можно найти лодку и спуститься до самого Лиссабона.
– Но прежде, – вмешался Шарп, – у нас есть еще одно дело. Найти Феррагуса.
Виченте нахмурился:
– Зачем?
– Потому что за ним должок, Хорхе. По крайней мере Саре он точно задолжал. Украл ее деньги, так что надо вернуть.
Идея явно пришлась португальцу не по вкусу, но свои возражения он оставил при себе и спросил о другом:
– А если сюда заглянет патруль? Они ведь будут собирать солдат, верно?
– Ты говоришь по-французски?
– Не очень хорошо.
– Скажешь, что итальянец. Или голландец. В общем, что-нибудь. Пообещаешь, что в часть вернемся в срок.
Приготовили чай и сели завтракать. Поели сухарей, сыра, солонины. Потом Харпер и Шарп заступили в караул, а женщины занялись стиркой. Одежду и белье прокипятили, чтобы избавиться от вони, потом все высушили, а вечером Шарп прошелся по швам горячей кочергой – в целях борьбы с блохами и вшами. Харпер нашел в доме занавески, порвал их на длинные полосы, выстирал, высушил и предложил Шарпу перевязать ребра. Синяки еще оставались, да и боль не прошла, так что капитан согласился. Сара лишь теперь увидела шрамы у него на спине:
– Откуда это?
– Меня пороли.
– За что?
– За то, чего не делал.
– Больно было, да?
– Жить вообще больно. Заматывай потуже, Пэт.
Хоть ребра и ныли, дышалось уже легче, а это означало, что ничего страшного не случилось и организм понемногу идет на поправку. К лучшему изменилась и ситуация в городе. Стало тише, хотя над складом еще поднимался дымок. Скорее всего, размышлял Шарп, французам удалось спасти часть хранившейся на складе провизии, но этого им вряд ли хватит, чтобы победить голод, ставший союзником Веллингтона в борьбе с нашествием. В полдень капитан рискнул выбраться в переулок и, как и ожидалось, обнаружил французские патрули, высланные для сбора разбредшихся по Коимбре солдат. Призвав на помощь Харпера, он собрал у входа в переулок кучу мусора, и уловка сработала – к ним так никто и не наведался. Ближе к вечеру по мостовым застучали копыта, заскрипели колеса, а когда стемнело, Шарп снова вышел в переулок и увидел разместившиеся неподалеку две артиллерийские батареи. Их охраняли с полдюжины часовых, и один, более бдительный, чем его сонные товарищи, заметил тень Шарпа и окликнул его, а когда ответа не последовало, выстрелил в темноту. Пуля ударилась в стену над головой капитана.
– Un chien! – крикнул другой солдат.
Первый, сделав несколько шагов, попытался рассмотреть что-то в притихшем проулке, но не обнаружил ничего подозрительного и, очевидно, решил, что то был просто пес.
Шарп стоял в карауле вторую половину ночи. Сара осталась с ним в залитом лунным светом саду. Некоторое время она молчала, потом заговорила о своем детстве, о том, как потеряла родителей.
– А дяде я просто мешала, – грустно сказала она.
– Потому он тебя и выставил?
– Да, как только смог себе это позволить. – Она провела пальцем по кожаной подкладке на рейтузах Шарпа. – Думаешь, наши останутся в Лиссабоне?
– Ну, чтобы вышибить их оттуда, у лягушатников силенок маловато, – ответил Шарп. – Конечно останутся.
– Будь у меня сотня фунтов, – печально сказала Сара, – я бы купила домик в Лиссабоне и преподавала английский. Я люблю детей.
– А я нет.
– Ты тоже любишь. – Она шлепнула его по коленке.
– А в Англию возвращаться не хочешь?
– Что мне там делать? Португальскому в Англии никто учиться не хочет, но многие португальцы желают, чтобы их дети знали английский. Кто я такая на родине? Обычная молодая женщина, без перспектив, без состояния, без будущего. Здесь я – другая, не такая, как все, и у людей это вызывает интерес.
– Ты и у меня вызываешь интерес, – опрометчиво заметил Шарп, за что удостоился еще одного шлепка. – Можешь остаться со мной, – добавил он.
– И быть солдатской женой? – Она рассмеялась.
– Ничего плохого не вижу, – обиделся Шарп.
– Плохого ничего нет, – согласилась Сара и, помолчав, продолжила: – Знаешь, еще два дня назад я думала, что моя жизнь зависит от других людей. От тех, на кого я работаю. Теперь же я думаю, что она зависит от меня самой. Этому меня научил ты. Но мне нужны деньги.
– Деньги достать легко, – брякнул, не подумав, Шарп.
– Боюсь, с тобой мало кто согласится, – сухо заметила Сара.
– Их надо украсть.
– Так ты и вправду был вором?
– Им и остаюсь. Вор – это навсегда. Только теперь я краду у врагов. Когда-нибудь у меня будет много денег, и тогда я перестану воровать и сделаю так, чтобы меня тоже не обкрадывали.
– Какой немудреный взгляд на жизнь.
– Человек рождается, живет и умирает. Что ж здесь сложного?
– Это животная жизнь, а мы больше чем просто животные.
– Да, я тоже такое слышал, только вот когда начинается война, им требуются такие, как я. По крайней мере так было.
– Было?
Шарп вздохнул, потом пожал плечами:
– Мой полковник хочет от меня избавиться. Хочет отдать мое место своему зятю. У него манеры, а у меня их нет.
– Манеры вещь полезная.
– От них мало толку, когда на тебя лезут пятьдесят тысяч лягушатников. Вот тогда важно только одно: как ты умеешь драться.
– А ты умеешь?
– Даже слишком хорошо.
Сара улыбнулась:
– И что теперь?
– Не знаю. Вот вернусь и посмотрю. Если не понравится, подамся в другой полк. Или пойду служить к португальцам.
– Но в любом случае останешься солдатом?
Шарп кивнул. Другой жизни он просто не представлял. Когда-то он думал, что было бы неплохо обзавестись несколькими акрами земли и фермой, но сельское хозяйство было для него темным лесом, и он решил, что такие мысли – пустая забава. Нет, ему суждено остаться солдатом, солдатом до самого конца, и конец этот тоже будет солдатский – сдохнуть от лихорадки или сложить голову на поле боя.
Должно быть, Сара догадалась, о чем он думает:
– А мне кажется, что ты выживешь.
– Ты тоже.
Где-то на соседней улице забрехала собака, и лежавший у двери кот поднялся, выгнул спину и зашипел. Немного погодя Сара уснула, а Шарп, опустившись рядом с котом, повернулся к востоку, наблюдая, как медленно светлеет небо. Потом к нему присоединился Виченте.
– Как плечо? – спросил Шарп.
– Болит меньше.
– Значит, заживает.
Виченте помолчал, потом заговорил о том, что больше всего его беспокоило:
– Если французы уйдут сегодня, не лучше ли и нам уйти за ними?
– Хочешь сказать, забыть про Феррагуса?
Виченте кивнул:
– Наш долг – вернуться в часть.
– Верно, – согласился Шарп, – в часть мы вернемся, но за отсутствие получим по черной метке. Твой полковник вряд ли обрадуется. Поэтому нам стоит принести им кое-что.
– Феррагуса?
Шарп покачал головой:
– Феррейру. Они должны знать, кто он такой. Но чтобы найти Феррейру, надо для начала найти его брата.
Виченте кивнул:
– И тогда, вернувшись, мы сможем сказать, что не просто болтались где-то, а занимались полезным делом.
– Точно. И нас не только не обругают, но еще и поблагодарят.
– Значит, когда французы уйдут, мы отправимся на поиски Феррейры? А потом прихватим его с собой на юг?
– Просто, верно? – усмехнулся Шарп.
– Для тебя, но не для меня. Я в этом не так хорош.
– В чем?
– В самоволке. Мне трудно действовать самостоятельно.
– Скучаешь по Кейт, а?
– И по Кейт тоже.
– Так и должно быть. И солдат ты хороший. Таких поискать. А если приведешь Феррейру, то и вообще станешь героем. Через пару лет сделаешься полковником, а я так и останусь капитаном. Вот тогда и пожалеешь, что завел со мной этот разговор. Ладно, Хорхе, пора выпить чая.
Французы ушли. Почти целый день понадобился армии, чтобы переправить на другой берег по мосту Санта-Клара тысячи людей, повозки, фургоны, орудия и лошадей, потом протиснуться по узким улочкам пригорода и выйти наконец к дороге, которая вела на юг, к Лиссабону. Целый день патрули прочесывали переулки, подгоняя солдат горнами и криками, и только к вечеру смолкли трубы, перестали стучать сапоги и копыта, не слышно стало скрипа колес. Но ушли не все. Более тысячи раненых остались в монастыре Санта-Клара к югу от реки, и такое число людей требовало охраны. Оккупанты грабили, насиловали и убивали, и теперь раненые могли стать легкой добычей жаждущих мести жителей Коимбры. Защищать их оставили полторы сотни солдат и около трех сотен больных и легкораненых, которые могли держать мушкет. Командовать небольшим гарнизоном назначили майора, получившего громкий титул губернатора Коимбры. Большая часть солдат расположилась в монастыре, несколько пикетов присматривали за дорогой из города, но на этом власть французов и заканчивалась.
Меж тем жители возвращались в разграбленный город. Церкви, школы, улицы – везде они видели тела погибших и груды мусора. Счет жертв шел на сотни, и стенания и плач эхом разносились по улицам и переулкам. Сердца требовали мести, и выбеленные стены монастыря вскоре покрылись отметинами от предназначенных французам пуль. Не только мужчины, но и женщины брали оружие и шли туда, где укрылись обидчики, чтобы выстрелить в ненавистного врага. Некоторые отчаянные головы даже предприняли попытку штурма, но были отброшены залповым огнем из окон. Безумие постепенно сходило на нет. Убитые лежали на прилегающих к монастырю улицах, а французы отсиживались за баррикадами. Небольшие пикеты, числом не больше тридцати человек в каждом, укрепились в соседних домах, ожидая, когда маршал Массена сокрушит неприятеля и пришлет в Коимбру подкрепления.
Шарп и его спутники вышли из убежища вскоре после рассвета. Мужчины снова надели форму, но уже в первые пять минут дважды услышали в свой адрес проклятия рассерженных женщин, и Шарп понял, что горожане не разбирают цвета мундиров и готовы выместить злость на любом военном. После того как в них выстрелили из переулка, они сняли мундиры и кивера и пошли дальше в рубашках. В одном месте им встретился священник, стоящий на коленях перед тремя распростертыми телами. Плачущая девочка цеплялась за убитого, и священник, утешая ее, бросил укоризненный взгляд на штуцер за плечом Шарпа.
На углу улицы, выходившей на площадь перед домом Феррейры, Шарп остановился и осторожно выглянул из-за стены. Скорее всего, братьев в городе уже не было, тем не менее капитан решил не рисковать. Входная дверь болталась на одной петле, стекла в окнах были побиты, а ставни сорваны или расколоты топором.
– Его здесь нет.
– Почему ты так думаешь? – спросил Виченте.
– Потому что он по крайней мере закрыл бы дверь.
– Может, его убили? – предложил свою версию Харпер.
– Сейчас узнаем.
Шарп снял винтовку, взвел курок, велел остальным подождать, потом перебежал через площадь, взлетел по ступенькам и только в холле остановился и прислушался.
Тишина. Он махнул рукой. Девушки вошли первыми, и Сара, едва сделав пару шагов, всплеснула руками – в доме как будто не осталось ни одной целой вещи. Харпер посмотрел вверх, на лестницу:
– Вот ублюдки… извините, мисс.
– Ничего, сержант, – усмехнулась Сара, – я уже не обращаю внимания.
– Это как в помойке, мисс. Проведи в дерьме пару часов – и привык. Да, вот уж позабавились!
И действительно, разбито было все, что только можно разбить. Под ногами у Шарпа, когда он прошел в гостиную, захрустели осколки хрустальной люстры. Пол в кухне покрывали останки посуды, погнутые плошки и сковородки. Не поленились раздолбать даже плиту. В комнате для занятий, где стояли стулья и столы для детей и стол для Сары, остались только щепки. Та же картина разрушений ожидала их и на втором этаже. Шарп и Харпер проверили все комнаты и не нашли никаких следов Феррейры и его брата.
– Смылись, – сказал Шарп, заглянув в шкаф в спальне и обнаружив там лишь колоду игральных карт.
– Майор ведь был на стороне лягушатников, так? – спросил Харпер, озадаченный тем, что французы так обошлись с домом союзника.
– Феррейра и сам не знает, на чьей он стороне. Главное – оказаться на стороне победителей.
– Но он же продал им провизию?
– Мы думаем, что да.
– А потом вы ее сожгли, – вставил Виченте, – и что решили французы? Что братья снова их обманули.
– Тогда, скорее всего, французы расстреляли обоих. Хоть что-то хорошее сделали.
Шарп повесил на плечо винтовку и стал подниматься на последний этаж. Не то чтобы он рассчитывал найти что-то, но сверху можно было детально изучить всю нижнюю часть города и оценить французское присутствие в городе. В том, что какие-то силы остались, Шарп не сомневался, и на то же указывали доносящиеся от реки спорадические выстрелы, однако, выглянув в разбитое окно, он не увидел не только неприятеля, но и мушкетных дымков. Сара последовала за ним, остальные задержались этажом ниже. Облокотившись о подоконник, девушка долго смотрела на далекие холмы за рекой.
– Что дальше?
– Вернемся к своим.
– Вот так просто?
– Путь неблизкий, тебе понадобится другая обувь, одежда. Поищем.
– И долго нам идти?
– Четыре-пять дней. Может быть, неделю. Не знаю.
– А где найдем одежду?
– У дороги, милая, у дороги.
– У дороги?
– Когда французы уходили, они уносили с собой все награбленное. Но тащить узлы на марше дело нелегкое, и через милю-другую настроение меняется, и люди начинают избавляться от лишнего. Вот увидишь, у дороги можно будет найти все.
Сара посмотрела на свое платье – рваное, грязное, мятое:
– Я ужасно выгляжу.
– Ты выглядишь чудесно, – сказал Шарп и обернулся, услышав два коротких стука.
Он прижал палец к губам, осторожно подошел к лестнице и посмотрел вниз. Харпер, стоявший у начала пролета, поднял три пальца и показал вниз, давая понять, что в доме три человека. Потом, прислушавшись, выставил четыре пальца и покачал рукой их стороны в сторону – может быть, больше. Скорее всего, мародеры. Французы пришли и ушли, но в городе осталось немало людей, готовых подняться из нижней части города в верхнюю и поживиться за счет более богатых сограждан.
Прижимаясь к стене, Шарп спустился на площадку. Виченте уже стоял рядом с Харпером, держа наготове штуцер. Жоана замерла у двери спальни. Теперь и капитан слышал голоса. Сердитые голоса. Он взвел курок и сам вздрогнул, когда механизм щелкнул. Потом ткнул себя пальцем в грудь и показал на ступеньки. Харпер кивнул.
Дальше Шарп спускался еще осторожнее. Лестница была усеяна обломками балюстрады и осколками хрусталя, и, перед тем как сделать шаг, приходилось искать место, на которое можно было бы поставить ногу. Он был на полпути, когда внизу послышались шаги. Шарп пригнулся, поднял винтовку, и в этот самый момент вышедший из-за угла человек увидел его и застыл в изумлении. Стрелять капитан не стал, чтобы не спугнуть Феррагуса, если тот вернулся домой, а сделал незнакомцу знак – лечь на пол. Тот, однако, прыгнул вдруг в сторону и громко крикнул. Харпер выстрелил сверху, и пуля, просвистев над ухом у Шарпа, попала незнакомцу в спину. От удара он свалился, и Шарп метнулся вниз. Раненый попытался уползти, и капитан поддал ему ногой. Из кухни выскочил второй. Шарп выстрелил сам. Вслед за яркой вспышкой коридор заполнил дым. Сержант скатился в холл, готовый пальнуть из семистволки. Шарп бросился в кухню, перепрыгнул через тело, распахнул заднюю дверь и тут же отпрыгнул – со двора в него выстрелил третий.
Харпер, подбежав к задней двери, вскинул пустую винтовку, чем обратил врага в бегство. Шарп начал перезаряжать штуцер, но Жоана протянула ему свой, и он, промчавшись по коридору и еще раз наподдав раненому, влетел в гостиную, окна которой выходили во двор. Рама с блестевшими в ней осколками стекла была поднята. Шарп посмотрел вниз.
– Двор чист! – крикнул он сержанту.
Ирландец вышел из кухни, прошел по двору и закрыл ворота.
– Ну что, мародеры?
– Возможно. – Шарп уже жалел, что слишком поспешно открыл огонь. Грабители убрались бы и сами, едва увидев оружие, а он занервничал, выстрелил и, похоже, убил человека, который не заслужил смерти. – Черт! – пробормотал капитан в свой адрес и направился в гостиную, чтобы забрать у Жоаны свой штуцер, но наткнулся в коридоре на Сару, склонившуюся над раненым.
– Это Мигель, – сказала она.
– Кто?
– Мигель. Подручный Феррагуса.
– Уверена?
– Конечно.
– Поговори с ним, – обратился Шарп к Виченте. – Узнай, где эти чертовы братья.
Он перешагнул через раненого, забрал штуцер и, перезарядив его, вернулся в коридор, где Виченте допрашивал Мигеля.
– Не желает отвечать, – развел руками португалец. – Только просит послать за врачом.
– Куда ранен?
– В бок.
И верно, одежда на боку лежащего уже потемнела от крови.
– Спроси, где Феррагус.
– Он не скажет.
Шарп поставил ногу на спину раненого, и тот вскрикнул от боли.
– Спроси еще раз.
– Шарп, так нельзя… – начал Виченте.
– Спрашивай! – рявкнул Шарп и, глядя в глаза Мигелю, улыбнулся так, что несчастный счел за лучшее ответить.
Слушая перевод, Шарп держал ногу на ране.
Хотя братья и полагали, что англичанин мертв, они все же допускали возможность и другого варианта. В таком случае для них было жизненно важно первыми добраться до британской армии и представить командованию свою версию событий. Они рассчитывали пересечь горы, затем повернуть к Каштелу-Бранку, поскольку дорога в этот городок свободна от французов, и выйти к реке. Их конечной целью был Лиссабон, потому что именно там нашла временное убежище семья майора. Что касается самого Мигеля и еще двоих, то им поручалось оберегать собственность братьев в Коимбре.
– И это все, что он знает? – спросил Шарп.
– Это все, что он знает, – сухо ответил Виченте и убрал ногу Шарпа со спины соотечественника.
– Спроси, что еще ему известно.
– Человека нельзя подвергать пыткам, – укоризненно заметил Виченте.
– Я и не собираюсь его пытать, но, если он не расскажет все, ничего другого мне не останется.
Виченте снова обратился к раненому, и Мигель поклялся именем Богоматери, что сказал все. Он солгал. Понимая, что умирает, и желая смерти своим убийцам, португалец умолчал о партизанах в горах. Эти люди перевязали его и пообещали прислать врача, но врач так и не пришел, и Мигель, оставшись один в пустом доме, медленно умер от потери крови.
А Шарп и его спутники покинули город.
Мост никем не охранялся, что удивило Шарпа. Наверное, решил он, противник бросил все силы на Лиссабон, рискуя даже потерять Коимбру. Люди на улицах говорили, что войска остались в Санта-Кларе, но обойти их оказалось совсем не трудно, и к полудню небольшая компания уже вышла на дорогу в Лиссабон.
На обочине, как и обещал Шарп, валялась брошенная добыча, вот только и охотников на нее нашлось немало, а тратить время на поиски одежды и обуви для женщин капитану не хотелось. Оставаться на виду было опасно – их мог заметить французский арьергард, – и потому они поспешили повернуть на восток. Сара и Жоана шли босиком.
Дорога уходила в горы. Немногие встретившиеся по пути деревни выглядели заброшенными. Солнце уже начало клониться к западу, когда путники достигли леса и сели отдохнуть на огромном каменном выступе, нависавшем над долиной подобно носу чудовищного корабля. С вершины уступа Шарп и увидел далеко внизу французские войска. Достав из ранца подзорную трубу – она, как ни странно, нисколько не пострадала после свалившихся на стрелка злоключений, – он разглядел отряд драгун численностью около полусотни человек, который занимался поиском продовольствия в небольшой деревушке.
К нему подошла Сара:
– Можно мне? – Она протянула руку к трубе и, понаблюдав в течение минуты, пожала плечами. – Не пойму. Они просто льют воду на землю.
– Ищут провизию.
– Как это?
– Крестьяне не могут отправить все свое зерно в безопасное место, – объяснил Шарп, – и какую-то часть просто закапывают. Вырывают яму, засыпают ее зерном, забрасывают землей и укладывают сверху дерн. Можно пройти рядом и ничего не заметить, но полей это место водой, и она впитывается быстрее обычного.
– Они ничего здесь не найдут.
– Вот и хорошо.
Какое у нее красивое лицо, думал Шарп, глядя на Сару. И какая она бойкая, энергичная, живая. Как Тереза. Интересно, где сейчас испанка, жива ли еще?
– Уходят, – сказала Сара и, сложив трубу, обратила внимание на привинченную к ней латунную пластинку с надписью «С благодарностью, АУ». Кто такой АУ?
– Веллингтон.
– А за что он тебе благодарен?
– Я помог ему однажды. В Индии.
– Вот как? Взял и помог?
– Ну, он свалился с лошади, и положение было довольно неприятное. Однако ж выпутался.
Сара протянула ему трубу:
– Сержант Харпер говорит, что ты лучший солдат в армии.
– Пэт ирландец, а ирландцу соврать, что плюнуть. Имей в виду, он и сам парень не промах. В драке ему равных нет.
– А капитан Виченте говорит, что ты научил его всему, что он знает.
– Португальцы любят приукрасить.
– Думаешь, можешь потерять свое место?
– Армии наплевать, хорош ты или нет.
– Я тебе не верю.
– Я бы тоже хотел себе не верить. – Шарп скорчил гримасу. – Ничего, пробьемся.
Сара хотела что-то сказать, и в этот момент с другого края долины донеслись звуки выстрелов. Шарп обернулся, однако ничего не увидел. Драгуны в деревне прекратили поиски и тоже смотрели на юг, но, вероятно, тоже ничего не видели, поскольку оставались на месте. Мушкеты еще чуть постреляли и умолкли.
– Вон там. – Шарп вытянул руку в направлении еще одной группы всадников и подал Саре трубу. – Наверное, попали в засаду.
– Но здесь никого не должно быть. Разве все не ушли в Лиссабон?
– У местных оставался выбор, – объяснил Шарп. – Они могли либо уйти на юг, либо забраться в горы. Думаю, здесь много народу. Хорошо бы, если б они еще и настроены были дружелюбно.
– А с чего бы им не быть дружелюбными?
– Поставь себя на их место. Как относиться к армии, которая требует, чтобы ты бросил свой дом? Как относиться к армии, которая ломает мельницы, сжигает урожай, крушит печи? Да, эти люди ненавидят французов, но и к нам теплых чувств не питают.
Спать легли под деревьями. Костер разводить не стали – еще неизвестно, что за люди могут оказаться поблизости и как они отнесутся к солдатам. Проснулись рано. Было холодно и сыро. С рассветом полезли еще выше в горы. Первым шел Виченте. Петляя между камнями, тропинка вела строго на восток, к скалистым вершинам, одна из которых была увенчана старинной башней.
– Atalaia, – сказал Виченте.
– Что?
– Аtalaia. Сторожевая башня. Они очень старые. Их строили, чтобы наблюдать за маврами. – Виченте перекрестился. – Некоторые переделали потом в ветряные мельницы, другие просто разваливаются. Вот доберемся до нее и осмотримся как следует.
Солнце, перечерченное лиловыми и розовыми полосками облаков, поднималось у них за спиной. Понемногу теплело, да и ветер дул с юга. Там же, на юге, из невидимой уже долины поднимались далекие дымки, свидетельство того, что французы продолжают рыскать по деревням, но они Шарпа не беспокоили – всадникам на такую высоту не подняться. Да и что они здесь найдут, кроме камня и чахлого кустарника?
Обеим девушкам подъем давался нелегко. Склон был каменистый, а кожа на ногах у Сары слишком нежная для выпавших ей испытаний. В конце концов Шарп отдал ей свои сапоги, предварительно сделав портянки из остатков подола и без того немало пострадавшего платья.
– Волдыри будут, – предупредил он, – но сейчас станет легче.
Жоана, более привычная к лишениям, держалась лучше, хотя и у нее ноги были сбиты в кровь. Тропинка то взбегала по кручам, то ныряла в овраги, и тогда сторожевая башня исчезала из виду.
– Козья тропа, – сказал Виченте. – Больше здесь никто не живет.
Остановились в распадке, по дну которого бежала мелкая речушка. Шарп пополнил запасы воды и разделил остатки продуктов. Жоана массировала ноги. Сара, стараясь не показывать, как ей больно, рассматривала первые появившиеся волдыри. Шарп кивнул Харперу:
– Поднимемся вдвоем.
Сержант посмотрел на возвышающийся слева крутой холм.
– Зачем? – недоуменно спросил он.
– Пусть отдохнут. – Шарп забрал у Сары сапоги, и девушка с облегчением опустила ноги в воду. – Залезем, осмотримся.
Увидеть многое он не рассчитывал, потому что холм был пониже сторожевой башни, и подъем был нужен ему только как повод сделать перерыв.
Полезли на холм.
– Как ваши ноги, сэр? – осведомился Харпер.
– Живого места нет.
– Я подумал, может, отдать сапоги Жоане?
– Она в них утонет.
– Крепкая девчонка. Идет и не жалуется.
– Я еще удивляюсь, как она тебя терпит.
– Ну что вы, сэр, я с женщинами ласков и нежен.
Поросший колючим кустарником склон был так же крут, как тот, по которому французы штурмовали хребет Буссако, и Шарп с Харпером оставили разговоры задолго до вершины. Легкие горели. Пот катился по лицу. Вершина холма была усеяна крупными камнями, и Шарп, пробираясь между цепляющимися ветками, то и дело поглядывал вверх, убеждая себя, что камни становятся ближе, а не удаляются. На четвертый или пятый раз глаз его зафиксировал какое-то движение, а потом и высунувшийся из-за камней короткий ствол.
– Ложись, Пэт! – крикнул он и бросился в сторону.
Шарп подтягивал к себе винтовку, когда выстрелил мушкет. Облачко дыма поднялось между камнями, а пуля прорвалась через кусты между ним и Харпером. Шарп тут же вскочил, забыв про усталость, и побежал наискосок вверх, как бы приглашая невидимого противника стрелять по нему, но выстрелов не последовало. Зато он услышал характерный звук шомпола, говоривший о том, что враг перезаряжает оружие. Шарп бросился вверх, краем глаза наблюдая, не появится ли другое дуло, а потом увидел перед собой поднимающегося с земли человека и вскинул штуцер. Противник, совсем еще молодой человек, обнаружив солдата в пятидесяти шагах от того места, где ему следовало быть, начал поворачивать мушкет, вовремя понял, что солдат в зеленом мундире уже готов спустить курок, и остановился.
– Опусти оружие, – сказал Шарп.
Юнец опасливо перевел взгляд с Шарпа на вылезшего сбоку от него Харпера.
– Опусти чертово ружье! – заорал Шарп и, держа штуцер у плеча, шагнул вперед. – Вниз!
– Arma! – крикнул сержант. – Por terra!
Молодой человек оглянулся через плечо, вероятно раздумывая, не стоит ли попытаться спастись бегством.
– Давай, сынок, беги, – пробормотал Шарп. – Ты только дай мне повод.
Поняв, что сопротивление бесполезно, а шансов спастись нет, юноша положил мушкет на землю и сам сел за камень, полагая, что его вот-вот расстреляют.
– Господи!
Теперь, когда они вышли на вершину, Шарп наконец огляделся и понял, что парнишка всего лишь разведчик, а по склону поднимаются еще с десяток человек. Увидев на вершине Шарпа и Харпера, эти люди остановились.
– Что, сынок, проспал, а? Пригрелся и уснул, да?
Пленник ничего не понимал и только переводил взгляд с Шарпа на Харпера.
– Ловко у тебя получилось, Пэт, – продолжал Шарп, поднимая с земли мушкет. – Быстро учишься.
– Запомнил пару слов, сэр. Вот, пригодилось.
Шарп рассмеялся:
– Как думаешь, чего им надо?
Шестеро стоящих внизу, примерно в двухстах шагах от вершины, мужчин были гражданскими, беженцами или партизанами. Один держал на поводке громадную, похожую на волка собаку. Пес надсадно лаял и рвался на волю, чтобы атаковать чужаков. У всех были при себе мушкеты. Шарп оглянулся и, увидев глядящего в их сторону Виченте, сделал знак рукой, призывая португальского капитана и двух женщин подняться.
– Сейчас нам лучше быть всем вместе, – сказал он, и в этот момент один из стоящих внизу выстрелил.
Посланного на разведку паренька они не видели и, наверное, предположили, что ему удалось скрыться. Пуля прошла далеко от цели, и Шарп даже не услышал ее, но тут выстрелил второй. Пес словно обезумел и мог в любой момент сорваться с поводка. После третьего выстрела пуля щелкнула о камень рядом с головой Шарпа.
– Им нужен урок.
Шарп шагнул к мальчишке, схватил его за шиворот, заставил подняться и приставил штуцер к голове. Стрельба прекратилась.
– Может, пристрелить этого чертова пса? – предложил Харпер.
– Уверен, что убьешь с такого расстояния? А если только ранишь? Имей в виду, Пэт, если ты просто его зацепишь, эта псина не успокоится, пока не отведает ирландского мясца.
– Вы правы, сэр, эту дрянь надо прикончить.
Между тем шестеро принялись спорить о чем-то, а остальные, ожидавшие прежде ниже по склону, начали подниматься.
– Их человек тридцать, – сказал сержант. – Трудновато будет с тридцатью справиться, а, сэр?
– По пятнадцать на каждого? – усмехнулся Шарп и покачал головой. – Нет, до этого не дойдет.
Он надеялся, что худшего удастся избежать, но для этого ему был нужен Виченте – пора приступать к переговорам.
Тем временем португальцы растянулись цепью на склоне.
Они ждали его, и он пришел. Приказ у них был простой – убить англичанина.