10. Побег стрелка Шарпа / 11. Ярость стрелка Шарпа (сборник) — страница 3 из 7

Глава одиннадцатая

Виченте первым добрался до вершины, опередив обеих женщин, которым мешали рваные юбки и отсутствие обуви. Взглянув на поднимающихся по склону вооруженных соотечественников, он перевел глаза на юношу, который проявил желание отвечать на его вопросы только после того, как капитан повысил голос.

– Им сказали найти нас и убить, – объяснил Виченте после короткого разговора с пленным.

– Убить нас? Зачем?

– Им сказали, что мы предатели. – Виченте от злости даже плюнул на землю. – Здесь побывал майор Феррейра с братом и еще тремя людьми. Они сказали, что мы договорились с французами и теперь идем в расположение армии, чтобы шпионить в пользу лягушатников. – Капитан повернулся к пленнику и о чем-то спросил. Тот кивнул. – И что бы вы думали? Это дурачье поверило им!

– Они же не знают нас, – пожал плечами Шарп, не спуская глаз с идущих по склону партизан, – а майора Феррейру, возможно, знают.

– Знают, – подтвердил Виченте. – Он поставлял им оружие и советовал уходить в партизаны.

Португалец снова спросил о чем-то юношу, получил короткий, в одно слово, ответ и зашагал вниз по склону.

– Куда ты? – крикнул ему вслед Шарп.

– Поговорить, – бросил через плечо Виченте. – Их вожака зовут Сориано.

– Так они партизаны?

– В горах все партизаны.

Португальский капитан снял винтовку, расстегнул ремень и положил оружие на землю, демонстрируя чистоту намерений.

Девушки тоже поднялись на вершину, и Жоана сразу набросилась с вопросами на молодого человека, который, похоже, испугался ее еще больше, чем Виченте, уже завязавшего разговор с людьми на склоне. Сара, подойдя сзади к Шарпу, неуверенно тронула его за плечо:

– Они хотят убить нас?

– Насчет вас с Жоаной у них могут быть другие планы, но нас троих жалеть не станут. Майор Феррейра уже побывал тут и сказал им, что мы предатели и враги.

Сара спросила о чем-то юношу и повернулась к Шарпу:

– По его словам, Феррейра был здесь прошлой ночью.

– Значит, эта тварь опередила нас на полдня.

– Сэр! – окликнул его Харпер.

Взглянув вниз, Шарп увидел, что партизаны взяли Виченте в заложники и один из них приставил ружье к его голове. Смысл послания был ясен – убьете нашего парня, и мы убьем вашего человека.

– Вот дерьмо! – выругался Шарп, пытаясь сообразить, как быть дальше.

Впрочем, долго ломать голову не пришлось – Жоана, ускользнув от попытавшегося остановить ее Харпера, устремилась вниз и с криками налетела на мужчин, окруживших Виченте. От нее они услышали о том, что случилось в Коимбре, о насилиях, грабежах и бесчинствах французов, о том, как трое солдат затащили ее в пустую комнату и как англичане спасли ее от позора и смерти. Расстегнув рубашку, девушка показала партизанам разорванное платье, а потом прокляла их за легковерность.

– Вы что же, поверили Феррагусу? – спросила она. – Разве Феррагус хоть раз был добр к кому-то? И если эти люди шпионы, то почему они здесь? Почему не идут с французами? – Один из партизан, похоже, попытался возразить что-то, но Жоана плюнула ему под ноги. – Ты делаешь за врага его работу. Хочешь, чтобы твою жену и дочерей насиловали? Или, может, у тебя и жены-то нет? Может, ты и не мужчина вовсе и забавляешься не с женщинами, а с козами?

Она еще раз плюнула на землю, застегнула рубашку и, повернувшись спиной к партизанам, зашагала вверх.

Четверо последовали за ней. Шли они осторожно, мушкеты держали наготове и, остановившись на безопасном расстоянии, задали какой-то вопрос. Жоана ответила им.

– Она говорит, – перевела Сара, – что ты сжег в городе склад с продовольствием, которое Феррагус собирался продать французам. – Скорее всего, Жоана говорила не только об этом, потому что одной фразой она не ограничилась и слова вылетали у нее, как пули, а тон резал презрением. Слушая ее, Сара улыбалась. – Если бы она была моей ученицей, я бы заставила ее вымыть рот с мылом.

– Хорошо, что я не твой ученик, – заметил на это Шарп.

Партизаны, похоже, пристыженные словами юной соотечественницы, посмотрели на него, и он прочел на их лицах сомнение. Повинуясь внезапному импульсу, Шарп поднял мальчишку на ноги. Четыре мушкета мгновенно повернулись в его сторону.

– Иди. – Он выпустил его протертый до дыр воротник и подтолкнул к склону. – Иди и скажи, что мы не желаем им зла.

Сара перевела сказанное, и парнишка, благодарно кивнув, понесся к своим товарищам, один из которых, самый высокий, повесил мушкет на плечо и неспешно зашагал вверх. Задав несколько вопросов, на которые ответила Жоана, партизан коротко кивнул Шарпу и пригласил чужаков поговорить.

– Так что, они нам верят? – поинтересовался Шарп.

– Они еще и сами не знают, – ответила Сара.

Потребовалось не меньше часа, чтобы убедить упрямых и недоверчивых партизан, что они стали жертвами обмана со стороны майора Феррейры, и, только когда Виченте, положив правую руку на распятие, поклялся жизнью жены и ребенка, его соотечественники согласились с тем, что Шарп и остальные не предатели, и отвели их в крохотную деревушку высоко в горах, представлявшую собой всего лишь несколько хижин, в которых летом жили пастухи. Сейчас эти лачуги были переполнены беженцами, спасавшимися от ужасов войны. Все мужчины имели при себе британские мушкеты, полученные в свое время от Феррейры. Именно поэтому они и доверяли майору, хотя немало было и таких, кто знал и его брата, причем с нелучшей стороны. Некоторые знали и семью Виченте, и именно они помогли убедить Сориано, что португальский офицер говорит правду.

– Их было пятеро, – сообщил Сориано, – и мы дали им мулов. Последних.

– Они говорили, куда пойдут?

– На восток, сеньор.

– К Каштелу-Бранку?

– А потом к реке, – подтвердил Сориано.

До войны он был мельником, но мельницу пришлось разобрать, ценный деревянный механизм сжечь, и теперь, оказавшись в тылу французов, Сориано не знал, что делать дальше и чем кормить свою семью.

– Отведите людей на юг, – посоветовал ему Виченте. – Там много французских фуражиров. Убивайте их. А нам дайте какую-нибудь обувь и одежду для женщин и проводников. Мы пойдем за майором Феррейрой.

Какая-то женщина осмотрела рану Виченте и, сказав, что плечо заживает хорошо, наложила новую повязку со мхом. Обувь для девушек подыскали, а вот от предложенной одежды – тяжелых черных платьев, совершенно неудобных для путешествия по пересеченной местности, – пришлось отказаться, зато Сара выпросила подростковые штаны, рубашки и куртки. Со съестным в деревне было плохо, но путники все же получили немного хлеба и козьего сыра и около полудня двинулись дальше. До реки Тежу, по расчетам Виченте, оставалось около шестидесяти миль; там он надеялся найти лодку и на ней спуститься вниз по течению к Лиссабону, где стояли португальская и британская армии.

– Дня три пути, – сказал Шарп, – может быть, больше.

– По двадцать миль в день? – усомнилась Сара.

– Мы способны идти и быстрее, – заверил ее Шарп.

Считалось, что для армии норма – пятнадцать миль в день, но ведь армия обременена орудиями, боеприпасами, ранеными. Совсем недавно генерал Кроуфорд, пытаясь успеть к битве при Талавере, прошел с легкой бригадой сорок миль в день, только вот там были более или менее приличные дороги, а Шарпу и его товарищам предстоял марш по холмам и долинам, куда не рисковали заглядывать французские патрули. Будет неплохо, думал он, если они доберутся до реки за четыре дня, и в таком случае преимущество Феррейры вполне может увеличиться до двух дней, потому что братьям удалось разжиться мулами.

Обо всем этом размышлял Шарп, шагая на восток. Их окружал унылый, голый пейзаж, хотя кое-где внизу, в долине, и виднелись деревни. Шарп понимал, что к тому времени, когда они достигнут реки и отыщут лодку, братья успеют уйти далеко вперед, возможно, даже укроются в Лиссабоне, а в городе армия воли ему не даст.

– Кроме как через Каштелу-Бранку, другого пути к реке нет? – спросил он у Виченте.

Виченте покачал головой:

– Это безопасный маршрут. Французы нам не помешают. И дорога ведет туда.

– Дорога? Вот это? – Тропинка, пригодная для мулов и мужчин, вряд ли могла претендовать на звание дороги. Оглянувшись, Шарп увидел, что смотровая башня, вблизи которой они встретили Сориано, еще не исчезла из виду. – Мы не догоним этих ублюдков, – проворчал он.

Виченте остановился и носком сапога нарисовал на земле что-то вроде карты, обозначив на ней текущую на юг, к океану, реку и расположенный на ней Лиссабон.

– Они идут сейчас прямиком на восток. Если хотите рискнуть, мы можем повернуть на юг и пойти через Серра-да-Лоуза. Холмы там не такие высокие, как здесь, зато шансы нарваться на французов выше.

Шарп задумчиво посмотрел на карту:

– Мы выйдем к реке южнее?

– Мы выйдем к Зезири, – Виченте нарисовал еще одну реку, приток Тежу, – и если пойдем по ней, то достигнем Тежу южнее того места, где к нему выйдут они.

– И сбережем день?

– Если не встретим французов. – Виченте не хотел давать пустых обещаний. – Чем дальше к югу, тем больше вероятность встретить братьев.

– Но день мы выиграем?

– Может быть, даже больше.

– Тогда так и сделаем.

Они повернули на юг, однако так и не встретили ни драгун, ни пехоты. И даже местных жителей было немного. На второй день после встречи с Сориано пошел дождь, серая морось, пробирающая до костей и остающаяся в них холодом, но теперь они шли вниз, спускались по голым склонам к лугам и виноградникам. Проводники не согласились идти дальше, потому что в долине могли быть французы, и Шарп, махнув рукой на осторожность, направился к реке по дороге.

К набухшей от дождя Зезири подошли в сумерках, а ночь провели в церквушке под распростертой дланью некоего глиняного святого, чьи плечи и спину покрывал плотный слой птичьего помета. На следующее утро отыскали место для переправы, где речка растекалась по скользким камням. Течение было быстрое, и Харпер соорудил небольшой канат из ремней мушкета и штуцера. Переправа заняла больше времени, чем рассчитывал Шарп, зато на другом берегу все почувствовали себя в большей безопасности. Французы находились теперь милях в двадцати к западу, за рекой, их фуражиры сюда не забирались, и дальше маленький отряд двинулся открыто. Сначала идти было тяжело, поскольку Зезири бежала между высокими холмами, огибая громадные валуны, а чем дальше на юг, тем ровнее становился пейзаж, чаще встречались деревни. Немногочисленные их жители говорили, что французов еще не видели. Жили они бедно, но делились с чужаками хлебом, сыром и рыбой.

Вечером вышли к Тежу. Погода снова испортилась. С запада одна за другой наплывали тяжелые серые тучи, ветер гнул деревья, ручейки превращались в реки. Стоя на берегу широкого водяного потока под хлещущими с неба струями, Шарп огляделся по сторонам – нигде ни одной лодки. Португальское правительство изъяло у населения все плавательные средства, чтобы помешать французам узнать что-то о новых укреплениях в районе Торрес-Ведрас, но Шарпу это служило слабым утешением, потому что без лодки он оказывался в ловушке. Теперь между ним и Лиссабоном снова лежала река, а чтобы выйти на правый берег Тежу, пришлось бы возвращаться и снова переходить Зезири вброд.

– Лодка должна быть, – сказал он. – Помните Порту?

– Там нам просто повезло.

– Нет, Хорхе, дело не в везении. – В Порту англичане и португальцы уничтожили все суда на реке Дору, но Шарпу и Виченте удалось найти несколько, на которых и переправилась армия. – Дело не в везении, а в крестьянах. Позволить новые лодки они себе не могут, вот и отдают на уничтожение старые, ни на что не годные, а другие, получше, припрятывают. Что-нибудь найдем, надо только поискать.

Шарп с горечью подумал, что братьям Феррейра добыть лодку намного легче – у них ведь есть деньги.

На ночь остановились в каком-то сарае с дырявой, как решето, крышей. На следующее утро двинулись в путь с первым светом – усталые, продрогшие. В следующей деревне навстречу им вышла группа мужчин, вооруженных мушкетами и даже древними кремневыми ружьями. Виченте заговорил с ними, но было ясно, что гостям здесь не рады. Уничтожив лодки, чтобы ими не мог воспользоваться противник, правительство фактически лишило этих людей средств к существованию, и слова Виченте разбивались о стену неприязни, а вид ружей, пусть и старинных, убедил Шарпа, что здесь они лишь тратят впустую время.

– Советуют идти в Абрантиш, – сказал Виченте. – Говорят, спрятанные лодки можно найти там.

– Спрятанные лодки… – проворчал Шарп. – Далеко до Абрантиша?

– К полудню, может, и дойдем, – неуверенно предположил Виченте.

А братья, невесело подумал Шарп, уже плывут на юг. Весь маневр с выходом к Зезири был рассчитан на то, чтобы опередить Феррагуса, и вот теперь проблема с лодкой могла превратить плюс в минус. Он даже оглянулся на реку, чтобы убедиться, что братья не проплывают мимо.

– Я все-таки поговорю с ними. – Виченте кивнул в сторону угрюмых сельчан. – Пообещаю, что вернусь и расплачусь за лодку.

– Обещания им не нужны, – покачал головой Шарп. – Нет, надо идти.

Они вышли из деревни в сопровождении семи мужчин, которые радовались так, будто разгромили всю французскую армию. Шарп не обращал на них внимания. Шли на север, в направлении, прямо противоположном нужному, но капитан молчал до тех пор, пока провожатые, уверившись, что отвели беду, не отстали, прокричав вслед чужакам пожелание не возвращаться. Он подождал еще, а когда они скрылись из виду, проворчал:

– Ну все, хватит гладить по шерстке. Лодка у этих жмотов есть, и я ее получу.

Сойдя с дороги, они поднялись повыше, вернулись к деревне и спрятались за деревьями. Дождь не стихал. План был прост: найти что-то ценное для жителей деревни и угрозой уничтожить или забрать это ценное заставить их выдать лодку. Однако ничего такого обнаружить не удалось. У селян не было скота, не считая нескольких куриц, разрывавших голую землю за деревянной изгородью, что, однако, не мешало семерым смельчакам шумно отмечать свой подвиг в местной таверне. Слыша их похвальбы и громкий смех, Шарп с трудом сдерживал злость.

– Давай припугнем их как следует, – сказал он Харперу.

Сержант снял с плеча семистволку:

– Я готов, сэр.

Капитан повернулся к Виченте и женщинам:

– Мы пойдем вдвоем. Вы втроем останетесь у двери. Держите оружие наготове и делайте вид, что готовы стрелять.

Перепрыгнув через забор, они пробежали мимо виноградника и ворвались в таверну через заднюю дверь. В зале собралось человек двенадцать, и все они, многие еще с ружьями за спиной, окружили бочонок с вином, но никто из них не успел и пошевелиться, как Харпер уже орал на них от пустого камина и целился из страшного орудия, а Шарп собирал ружья. Кто-то попытался оказать сопротивление и получил прикладом в челюсть, после чего Шарп врезал ногой по бочонку, и тот опрокинулся на пол. Ошеломленные крестьяне сбились в кучку, а капитан отступил к двери и направил на них штуцер.

– Мне нужна лодка! – прорычал он.

В игру вступил Виченте. Выйдя вперед, он заговорил негромко и спокойно. О войне, об ужасах, обрушившихся на Коимбру, о том, что может случиться с деревней, если французы не будут разбиты.

– Над вашими женами надругаются, ваши дома сожгут, ваших детей убьют. Я уже видел это. Но врага можно остановить, можно одолеть, можно победить. С вашей помощью. – Он вдруг снова стал адвокатом, таверна – залом судебных заседаний, а обезоруженные люди – присяжными. В голосе португальца звучала страсть. Виченте никогда не выступал в суде, вся его практика ограничивалась бумажной работой с судовыми документами, однако он мечтал о другой карьере, и сейчас речь его не только взывала к разуму, но и трогала сердца. Обращаясь к патриотизму крестьян, Виченте не забывал, что за люди перед ним, и обещал крестьянам расплатиться за услуги. – Целиком и полностью, только не сейчас. У нас нет денег. Клянусь честью, я вернусь сюда и заплачу ту сумму, о которой мы договоримся. – Он перевел дыхание. – А когда французы уйдут, вам будет приятно сознавать, что и вы помогали изгнать врага.

С этими словами капитан отвернулся и перекрестился. Шарп, пробежав взглядом по лицам собравшихся, заметил, что на многих выступление соотечественника произвело впечатление. Конечно, обещание денег в будущем чем-то сродни чудесной мечте, которая греет душу, но на горбушку не ложится. Конечно, патриотизм уравновешивался скупостью. И все же в конце концов один человек согласился продать лодку в долг.

Лодка была так себе, всего-навсего старая плоскодонка, на которой старик обычно переправлял людей с одного берега Зезири на другой. Восемнадцать футов в длину, две банки для гребцов, четыре уключины, острый загнутый нос и широкая корма. Перевозчик спрятал лодку, утопив ее в Зезири, но селяне освободили ее от камней, вытащили на берег, принесли весла и потребовали, чтобы Виченте еще раз дал клятву расплатиться. И только после этого Шарпу и его спутникам было позволено подняться на борт.

– Далеко до Лиссабона? – спросил Виченте.

– Вам понадобится день и ночь, – ответил перевозчик, с беспокойством наблюдая за тем, как с его сокровищем управляются неумелые чужие руки.

Шарп и Харпер сели на весла, и, поскольку большого опыта в этом деле ни у одного ни у другого не было, поначалу получалось нескладно, но течение сделало все само: подхватило суденышко, вынесло на середину и увлекло вперед. Впрочем, работать веслами – дело нехитрое, и вскоре они действовали сообща. Виченте расположился на носу в качестве впередсмотрящего, Жоана и Сара устроились на корме. Если бы не дождь и ветер, бросавший волны через низкие борта, путешествие можно было бы даже назвать приятным, но под ногами хлюпала вода, мокрая одежда прилипала к телу, и хмурые берега отнюдь не радовали глаз. Река, несущая воды из далекой Испании, спешила к морю.

А потом их заметили французы.

Форт, известный как Сооружение номер сто девятнадцать, не представлял собой ничего особенного – обычный бастион, построенный на вершине невысокого холма, дополненный затем складом для боеприпасов, упрятанным для надежности под каменную крышу, и укрепленный артиллерией – шестью двенадцатифунтовыми орудиями, снятыми с военных кораблей русской флотилии, укрывшейся от шторма в лиссабонской бухте и захваченной там британцами. Пушкари, среди которых были как англичане, так и португальцы, настоящей силы незнакомых пушек не ведали, но предполагали, что они вполне в состоянии накрыть своим огнем долину, протянувшуюся под Сооружением номер сто девятнадцать с запада на восток. К востоку, до реки Тежу, расположились еще десять фортов, а вот к западу, в направлении Атлантического океана, их было более сотни. Пересекая двойной линией холмистый район севернее Лиссабона, они образуют линию Торрес-Ведрас.

Эту линию пересекают три основные дороги. Главная проходит примерно на равном удалении как от моря, так и от Тежу, но к столице ведет и еще одна, проложенная вдоль реки, в непосредственной близости от Сооружения номер сто девятнадцать. Разумеется, Массена мог избрать и другой вариант, отказавшись как от этих двух дорог, так и от третьей, отделенной от первых двух рекой Сизандра, и попытаться пройти по бездорожью, но в этом случае он натолкнулся бы на недавно возведенные форты и бастионы.

И не только на форты. Тысячи рабочих перекопали обращенные к северу склоны холмов, превратив их в отвесные скосы, а там, где лопата утыкалась в камень, за дело брались саперы, убиравшие лишнее с помощью взрывчатки. Если бы пехота все же преодолела крутые склоны и выдержала орудийный огонь, она столкнулась бы с другим препятствием – барьерами из колючих кустов, перекрывшими долины наподобие громадных дамб. Дополнительную прочность этим баррикадам придавали поваленные деревья, а с флангов их прикрывали небольшие бастионы. Обходя крупные укрепления, противник неизбежно оказывался в узких проходах, где его ожидал плотный орудийный и мушкетный огонь.

Форты защищало примерно сорок тысяч солдат, преимущественно португальских; остальные же части обеих армий расположились за оборонительной линией, готовые в любой момент выдвинуться туда, где возникла бы опасность. Южный Эссекский занимал сектор между Сооружением номер сто четырнадцать и Сооружением номер сто девятнадцать, где полковник Лоуфорд и собрал своих офицеров на оперативное совещание. Последним прибыл капитан Слингсби, и собравшиеся с любопытством наблюдали за тем, как он поднимается по скользким от грязи каменным ступенькам.

– Ставлю гинею, что до конца не дойдет, – пробормотал майор Лерой.

– Только не говорите, что капитан пьян, – без особой уверенности заметил майор Форрест.

Все остальные сомнений Форреста не разделяли. Слингсби поднимался очень медленно, останавливаясь перед каждой ступенькой и словно ведя с ней переговоры, а ногу ставил осторожно, будто не веря до конца в прочность опоры. Глаз он не поднимал, пока не добрался до самого верха, а сделав это, повернулся к боевым товарищам и с видимым удовлетворением объявил, что всего ступенек сорок три.

Новость эта застала полковника Лоуфорда врасплох. Он единственный не был свидетелем рискованного восхождения капитана и теперь отозвался на известие с вежливым удивлением:

– Сорок три? Неужели?

– Сорок три! Факт крайней важности… – Слингсби хотел объяснить, что знать количество ступенек необходимо каждому, кто поднимается по ним в темноте, но объяснение выпало из памяти еще до того, как он успел донести его до слушателей. – Крайней важности, сэр…

– Уверен, мы все это запомним, – с ноткой нетерпения заметил Лоуфорд и указал на мокрый от дождя склон. – Если французы придут, джентльмены, то именно здесь мы их и остановим.

– Верно сказано, – закивал Слингсби.

Его никто не поддержал.

– Мы позволим им приблизиться, – продолжал Лоуфорд, – и не будем возражать, когда они разобьют себе лоб.

– Разобьют лоб, – вполголоса повторил капитан.

– Весьма вероятно, что именно на этом направлении враг и попытается прорваться. – Полковник не стал останавливаться и, опасаясь, что зять изречет что-нибудь еще, указал на небольшую долину, протянувшуюся на юг неподалеку от Сооружения номер сто девятнадцать. – Мы с майором Форрестом проводили вчера рекогносцировку и посмотрели на наши позиции, так сказать, глазами неприятеля.

– Хитро, – обронил Слингсби.

– Если смотреть с тех холмов, долина выглядит весьма соблазнительно, поскольку проникает вглубь наших оборонительных линий.

– Проникает, – повторил, кивая, капитан.

Майор Лерой не удивился бы, если бы он достал бумагу и карандаш и записал это слово.

– На самом же деле долина блокирована полностью. Пройдя по ней, враг упрется в баррикаду из поваленных деревьев и колючего кустарника, о чем он пока не догадывается.

– Вот смеху-то, – пробормотал Слингсби, но относилась ли его реплика к заявлению Лоуфорда, или в ней содержалась оценка неразумного противника, осталось неясным.

Порыв сырого ветра бросил в лицо полковнику пригоршню холодных капель.

– Тем не менее нам следует быть наготове, если такая попытка будет предпринята. С укреплений ближайших фортов ударит артиллерия, а если этого будет мало, неприятель узнает силу нашего залпового огня. Подняться по склону французы не смогут, и им ничего не останется, как умереть в долине.

Такой вывод Лоуфорда, похоже, озадачил Слингсби настолько, что комментариев не последовало.

– Чего мы не можем допустить ни в коем случае, так это выхода французских батарей в большую долину. – Лоуфорд указал на низину перед Сооружением номер сто девятнадцать, холмы на дальней стороне которой представляли идеальную позицию для наступающей с севера армии.

Стараниями саперов низина заполнялась водой из Тежу, уровень которой повышался и понижался в зависимости от приливов и отливов.

Бежавший по дну долины ручеек дважды менял направление, образуя широкую излучину, внутри которой, ближе к британскому склону, находился древний амбар, представлявший собой каменные руины посреди крохотной рощицы. С другой стороны ручья – и, таким образом, ближе к французскому склону – о прошлом напоминали жилые дома и хозяйственные постройки некогда процветавшей фермы. Сейчас там никого не было, и ферма казалась полностью заброшенной. Дом, в котором жили хозяева, стоял на небольшом возвышении, напоминая собой островок в медленно мельчающем озере. Перейти ручеек наступающая армия могла только у полуразрушенного амбара, и именно этот вариант Лоуфорд предложил для обсуждения своим офицерам.

– Если противнику удастся поставить там свои тяжелые орудия, – полковник указал на ферму, лежащую в полумиле от амбара и соединенную с ним насыпью с каменным мостом, – он сможет обстреливать наши позиции. Этого, джентльмены, случиться не должно.

Лерой с сомнением покачал головой. Чтобы добраться до фермы, неприятелю нужно было пройти длинный участок, напоминающий сейчас болото, и доставить туда орудия и боеприпасы. Скорее всего, думал майор, полковник и сам прекрасно понимает, насколько сомнителен такой вариант, но не хочет, чтобы его люди расслаблялись.

– И чтобы этого не случилось, мы вышлем патрули. Патрули численностью в роту каждый! Чтобы было кому дать лягушатникам по носу! – Полковник повернулся и посмотрел на Слингсби. – Ваша задача, Корнелиус…

– Патрулировать, – мгновенно отозвался Слингсби. – Давать по носу.

– Ваша задача – выставить пикет в амбаре, – раздраженно поправил капитана Лоуфорд. – Нести службу денно и нощно, Корнелиус. Ваша рота будет там жить. Вы меня понимаете?

Слингсби приклеился взглядом к развалинам за речушкой. Деревушка возле Сооружения номер сто девятнадцать, где рота успела расквартироваться, казалась в сравнении с этой грудой камней просто очагом уюта. Со стороны могло показаться, что капитан не понял приказ.

– Так мы будем там стоять, сэр? – жалобно спросил он.

– В амбаре, Корнелиус. Укрепитесь и оставайтесь на месте, пока на вас не обрушится вся неприятельская армия, после чего я – так и быть – позволю вам отступить. – (Офицеры засмеялись, уловив шутку. Слингсби серьезно кивнул.) – Прошу выйти на позицию к вечеру. Сменят вас в воскресенье. Провизией вас снабдят наши патрули. – Лоуфорд остановился, и офицеры повернулись к сигнальному посту – сигнальщики начали поднимать на мачту надутые бычьи пузыри. – А теперь, джентльмены, прошу вас пройти вдоль нашей линии на восток, обращая внимание на особенности местности. Мы можем задержаться ненадолго. Корнелиус? На пару слов.

В ожидании, пока другие офицеры удалятся на достаточное расстояние, Лоуфорд неодобрительно смотрел на зятя.

– Неприятно об этом спрашивать, но ответьте: вы пьяны?

Слингсби ответил не сразу. Сначала на лице его отобразилось возмущение, потом обида, и, казалось, резкого ответа не избежать, но слова, если они и были, так и не прорвались наружу, а потом он просто отвернулся в сторону долины. По щекам сбегали капли дождя, и со стороны могло показаться, что капитан плачет.

– Перебрал вчера вечером, – наконец признался он смиренным тоном. – Виноват. Приношу извинения.

– Время от времени такое со всеми случается, но не каждый же вечер.

– Полезно.

– Что полезно? – не сообразил Лоуфорд.

– Ром. Полезен от лихорадки. Это все знают. Жаропожи… – С первой попытки не получилось, но капитан не сдавался. – Жаро… пони…

– Жаропонижающее, – догадался полковник.

– Точно, – закивал Слингсби. – Мне доктор Уэзерспун говорил. Служил у нас в Вест-Индии. Хороший человек. Очень хороший. Всегда говорил, что с лихорадкой только ромом бороться и можно. Что это единственное жаропожи… В общем, только он и помогает. У нас там народ сотнями подыхал. Сотнями! А я жив! И только благодаря рому. Верное средство!

Лоуфорд вздохнул.

– Я дал вам шанс, – негромко сказал он. – Шанс, которым большинство на вашем месте с радостью бы воспользовались. Вы получили роту, Корнелиус, причем очень хорошую роту, но ей, похоже потребуется новый капитан. Шарп? – Полковник пожал плечами, не в первый раз спрашивая себя, куда же мог запропаститься Шарп. – Если он не вернется, мне придется назначить кого-то еще.

Слингсби только кивнул.

– Первый кандидат вы, но только в том случае, если не будете пить.

– Вы правы, сэр. Прошу извинить. Это все из-за лихорадки, сэр. Боюсь ее, вот и принимаю… меры.

– А я боюсь, Корнелиус, что французы атакуют нас на рассвете. Под прикрытием тумана. Мы их не увидим сверху, а вы там, внизу, обнаружите быстро. Вот почему я вас туда и отправляю. Пикет, Корнелиус! Услышав ваши мушкеты, я сразу пойму, что противник пошел в наступление, а вы отступаете. Так что будьте настороже и не подведите меня!

– Не подведу, сэр.

Если Слингсби и прибыл на бастион под мухой, сейчас он абсолютно протрезвел. Вообще-то, он и не собирался пить, однако, проснувшись, решил, что капелька рома именно то, что нужно для борьбы с сыростью и холодом. Слингсби никогда не пил много, но ром придавал уверенности, а уверенность была нужна ему больше всего на свете, потому что управлять ротой становилось все тяжелее и тяжелее. Рота не любила его, и ломать молчаливое сопротивление на трезвую голову не получалось.

– Мы вас не подведем, сэр, – повторил он со значением.

– Хорошо, – от души поблагодарил его Лоуфорд. – Очень хорошо.

Особой нужды в пикете не было, но он обещал жене сделать из Слингсби хорошего офицера и сейчас поручал ему простое дело, требовавшее только внимания и бдительности. Вместо того чтобы болтаться без дела, капитан получит еще одну возможность доказать свою способность управлять ротой и укрепить авторитет.

– И вот еще что, Корнелиус. Имейте в виду, я вынужден настаивать на этом.

– Слушаю, сэр. – Слингсби только что не вытянулся навытяжку.

– Никакого рома, Корнелиус. Отправляясь в пикет, забудьте про лекарство. Понятно? А если почувствуете, что знобит, возвращайтесь, и мы отдадим вас доктору. Фланелевое белье найдется? Говорят, оно хорошо согревает.

– Фланелевое белье… – Слингсби кивнул.

– А сейчас сделайте вот что, – терпеливо продолжал Лоуфорд. – Возьмите дюжину ребят и сходите к ферме. Вон там, – он указал в сторону Сооружения номер сто девятнадцать, – есть тропинка. А рота, пока вас не будет, пусть готовится к пикету: чистит мушкеты, правит штыки, набивает патроны. Скажите мистеру Ноулзу, что берете паек на три дня, и будьте готовы выступить после полудня.

– Хорошо, сэр. И спасибо, сэр.

Проводив капитана, Лоуфорд вздохнул, достал подзорную трубу и положил ее на треногу, которую адъютант поставил еще раньше. Прильнув к окуляру, он внимательным взглядом прошел по северному горизонту. На холмах за долиной виднелись три ветряные мельницы, от которых не осталось ничего, кроме белых каменных кочерыжек. Скорее всего, предположил полковник, они станут для французов сторожевыми башнями. Он повернул трубу вправо, и перед ним мелькнула широкая, полноводная Тежу. У берега стоял на якоре военный корабль.

– Если придут, – раздался голос у него за спиной, – то дорогой воспользоваться не смогут, потому что она окажется под водой. Двинутся в обход и попадут прямиком сюда.

Полковник выпрямился, повернулся и увидел майора Хогана, укрывшегося от дождя толстой непромокаемой накидкой.

– Как самочувствие? – спросил Лоуфорд.

– Похоже, холод идет, – ответил ирландец. – Уж не зима ли дает о себе знать?

– Для зимы рановато.

– Костями ее чувствую. Позвольте? – Хоган показал на трубу.

– Конечно. – Лоуфорд любезно вытер стекло и отступил. – Как Пэр?

– Его светлость в полном здравии. – Хоган наклонился к трубе. – Посылает вам свои наилучшие пожелания. Зол, конечно.

– Зол?

– Из-за всех этих нытиков, у которых одна песня: война проиграна, война проиграна. Пишут домой, там их мнение публикуют в газетах. Думаю, Веллингтон с удовольствием поставил бы их всех к стенке. – Хоган повернул трубу в сторону застывшего на реке британского корабля, несколько секунд молча наблюдал за ним, потом лукаво посмотрел на полковника. – Вы, Лоуфорд, надеюсь, стратегию его светлости в письмах не хулите?

– Упаси господь, конечно нет!

Майор снова приник к трубе:

– И все-таки воды мало. Мы все, и в первую очередь полковник Флетчер, надеялись на большее. Думаю, ее прибавится. В любом случае дорогой они воспользоваться не смогут, и тогда им останется только повернуть сюда. Пройдут у тех вон холмов, перейдут по насыпи у того заброшенного амбара и выйдут точно на вас.

– Именно так я и предположил, – сказал полковник. – После чего продолжат наступление через долину. – Он указал на низину у холма.

– И там полягут, – с нездоровым удовлетворением закончил Хоган и, выпрямившись, крякнул от боли в пояснице. – Сказать по правде, я на это не рассчитываю. Хотя, может быть, и рискнут. От Шарпа новости есть?

Удивленный вопросом, полковник ответил не сразу, а подумав, сообразил, что, вероятно, именно ради этого Хоган и пришел в расположение полка.

– Нет.

– Потерялся, а?

– Боюсь, капитана пора списывать, – ответил Лоуфорд, имея в виду, что Шарпа следует официально признать пропавшим со всеми последствиями и, в частности, с открытием вакансии на должность командира роты.

– Немного преждевременно, вам не кажется? – глядя в серое небо, заметил майор. – Дело, конечно, ваше, Лоуфорд, и решать вам. Списывать или не списывать – это целиком в вашей компетенции. – Он снова наклонился и навел трубу на развалины ветряных мельниц, увенчивавших вершины далеких холмов. – Чем он занимался, когда пропал?

– По-моему, искал терпентин. И еще помогал какой-то англичанке.

– А… – протянул Хоган, вновь отрываясь от трубы. – Значит, в деле замешана женщина? Что ж, вполне в духе мистера Шарпа. Молодец. Так это случилось в Коимбре?

– Да, в Коимбре, – подтвердил Лоуфорд и возмущенно добавил: – Представьте себе, так и не появился!

– Не он один. – Майор подошел к краю бастиона и, щурясь от дождя, устремил взгляд в сторону северных холмов. – Пропал португальский майор. Важная птица, между прочим. Занимался для португальцев тем же, чем я занимаюсь для Пэра. Не хотелось бы, чтобы он попал в руки французов.

Лоуфорд, не будучи дураком, прекрасно понимал, что майор завел этот разговор неспроста.

– Полагаете, есть какая-то связь?

– Не сомневаюсь. Шарп и этот майор некоторое время назад сильно повздорили.

– Мне он ничего не сказал! – разозлился Лоуфорд.

– Насчет муки?

– Ах, вы об этом. Что-то упоминал, но без подробностей.

– Ричард никогда не отвлекает старших офицеров подробностями. – Хоган достал щепотку табаку, шумно вдохнул и бодро чихнул. – Не хочет, чтобы мы забивали голову лишними проблемами. В прошлый раз, однако, дело зашло слишком далеко и его здорово избили.

– Избили?

– Да, вечером накануне сражения.

– Он сказал, что споткнулся…

– Вот как? Впрочем, что еще он мог сказать? – Хоган не выказал удивления. – Так что, да, некая связь существовала, а вот существует ли она сейчас? Сомнительно, но возможно. И все-таки я верю в Шарпа.

– Я тоже.

– Разумеется, – кивнул Хоган, знавший о Южном Эссекском гораздо больше, чем мог предположить его командир. – В общем, Лоуфорд, если Шарп появится, отправьте его в штаб, к Пэру. Скажите, что нам нужны сведения о майоре Феррейре.

Майор сильно сомневался, что Веллингтон пожелает уделить Шарпу хотя бы секунду внимания, но он сам хотел услышать мнение Шарпа, а потому и решил, что будет совсем неплохо, если у Лоуфорда сложится впечатление, будто и генерал разделяет это желание.

– Конечно-конечно. Обязательно отправлю, – пообещал полковник.

– Мы сейчас в Перу-Негру, это в двух часах езды отсюда. И разумеется, сразу же, как только сможем, отправим его обратно. Мы все заинтересованы в том, чтобы такой человек занимал подобающую должность и не растрачивал свои таланты впустую.

Полковнику послышался легкий упрек в словах майора, и он начал было подумывать, что, может быть, Хогану следует узнать о причинах временной опалы Шарпа, но тут майор издал восклицание и торопливо припал к окуляру:

– А вот и наши друзья. Уже здесь.

Лоуфорд решил было, что Хоган имеет в виду Шарпа, но в следующую секунду увидел всадников на самом дальнем холме и мгновенно признал в них французов. Первые патрули здесь, значит и армия Массена недалеко.

Сооружение оборонительной линии Торрес-Ведрас, осуществленное без согласования с британским правительством, обошлось в двести тысяч фунтов. Таких расходов на защитные укрепления Европа еще не знала.

И вот теперь этим укреплениям предстояло пройти суровое испытание.

Разумеется, заметили их драгуны, проезжавшие вдоль западного берега Тежу. Их было не так уж и мало, около тридцати, и они явно возвращались после набега на какую-то деревушку, потому что вели на веревке двух малорослых коров. День выдался ненастный, дождливый, невеселый, а потому появление лодчонки с тремя мужчинами и двумя женщинами предоставляло возможность позабавиться, от которой драгуны просто не могли отказаться. Сначала французы потребовали, чтобы лодка пристала к берегу, но поскольку они и сами не ждали, что их поймут, а уж тем более послушают, то через несколько секунд прозвучал первый выстрел.

Выпущенная из мушкета с укороченным стволом пуля упала в пяти шагах от лодки. Шарп и Харпер налегли на весла, направляя суденышко подальше от драгун, к восточному берегу. С десяток всадников устремились вперед и, достигнув выступающих в реку деревянных мостков, спешились.

– Будут стрелять, – предупредил Виченте.

Впереди река огибала поросшую лесом косу, и там же, примерно в сотне шагов от французов, лежало поваленное дерево. Увидев его, Шарп заработал веслом, направляя лодку к нежданному укрытию. Несколько драгун спешились и, спустившись к реке, открыли огонь с колена. Пули зашлепали по воде, а одна даже угодила в планшир.

– Видишь дерево, Пэт? – спросил Шарп.

Сержант оглянулся и хмыкнул вместо ответа. С дальнего берега последовал еще один нестройный залп, и почти одновременно с ним высокий нос лодки ткнулся в крону упавшего дерева. Две пули врезались в толстый ствол, одна просвистела над головой, но в следующее мгновение дерево заслонило их от французов. Теперь, если не высовываться, им ничто не угрожало, однако драгуны вовсе не спешили уходить, рассчитывая, что рано или поздно терпение у путешественников истощится и они покинут укрытие.

Первым не выдержал Виченте. Поднявшись в полный рост, он положил штуцер на ствол дерева:

– Хочу проверить, могу ли я еще стрелять.

– Левое плечо стрельбе не помеха, – заметил Шарп.

– Я говорю о меткой стрельбе, – уточнил Виченте и прильнул к прицелу.

Драгуны имели на вооружении гладкоствольные мушкеты с укороченными стволами, что не добавляло им точности. Первой целью Виченте выбрал всадника, показавшегося ему офицером. Французы увидели португальца и, возможно, даже оружие в его руках, но все посланные с противоположного берега пули прошли далеко в стороне. Шарп привстал – ему хотелось посмотреть, насколько хорошо стреляет человек, предпочитающий мирные способы урегулирования конфликтов. Виченте спустил курок, и драгунский офицер завалился на круп лошади, обливаясь кровью, и сполз на землю.

– Хороший выстрел, – покачал головой Шарп – мастерство капитана произвело на него сильное впечатление.

– Я практиковался всю прошлую зиму, – объяснил Виченте. Навыков он не растерял, но перезарядка еще давалась плохо. – Я просто не могу плохо стрелять, если стану вдруг командиром роты тирадоров. Нужно ведь быть на высоте, верно?

– Само собой.

Очередной залп потревожил лишь отмершие ветки.

– А еще я участвовал в нескольких соревнованиях и во всех победил, – сказал Виченте, стараясь, чтобы это не выглядело похвальбой. – Ради практики. – Он загнал шомполом пулю и снова поднялся. – Сейчас убью лошадь.

Лошадь свалилась, а вслед за тем Шарп и Харпер тоже послали по пуле в сторону спешившихся драгун, которые ответили яростной пальбой. Пули отскакивали от ствола, падали в воду, ломали ветки, но в большинстве своем проносились высоко над головами путников. Виченте, перезарядив винтовку, спокойно подстрелил француза, зашедшего по колено в реку. Лишь после этого драгуны осознали, что выглядят полными дураками, подставляясь под пули людей, вооруженных винтовками и умеющих ими пользоваться. Отказавшись от этой затеи, они поспешно вернулись к лошадям и вскоре скрылись за деревьями.

Провожая французов взглядом, Шарп неспешно перезарядил штуцер:

– Ускакали на юг. Будут поджидать нас ниже по течению.

– Если только не вернутся в часть, – заметил Харпер.

Виченте выглянул из-за дерева, однако никого не увидел:

– Думаю, они останутся на реке. Провизии здесь не найти, так что им понадобится построить где-то мост.

– Мост? – удивился Харпер.

– Конечно. Продовольствие есть только на этом берегу. А для моста самое лучшее место возле Сантарена.

– Где это?

– Южнее. Там над рекой старая крепость.

– И нам придется пройти мимо нее? – спросил Шарп.

– Предлагаю сделать это в сумерках. Давайте отдохнем здесь, дождемся темноты и поплывем вниз по течению.

Шарп подумал, что, может быть, этим самым занимаются и братья Феррейра. Он постоянно посматривал на север и не удивился бы, если бы из-за поворота реки вынырнула их лодка. Тот факт, что лодка не появлялась, немало его беспокоил. Может, они пошли не на юг, а на север? Может, переправились через Тежу намного выше по течению, купили лошадей и продолжили путь по северному берегу?

Капитан пытался убедить себя, что это не так уж важно, что главное сейчас вернуться в полк, но желание найти братьев не ослабевало. Феррейра должен заплатить за предательство, да и с Феррагуса причитается должок.

Согласившись с предложением Виченте, путники устроили привал, развели на берегу костер и даже заварили чай, пустив в дело остатки чайных листьев из ранцев Шарпа и Харпера. Напиток получился густой, крепкий и с сильным запахом пороха. Драгуны, скорее всего, давно вернулись в лагерь из страха перед партизанами, проявлявшими наибольшую активность с наступлением темноты, и в ранних сумерках Шарп и Харпер столкнули лодку на воду и отдались на волю течения. Дождь не прекращался, одежда промокла до нитки, и холод пробирался все глубже, до самых костей. Путники полностью положились на реку, убрав весла и позволив ей нести их с собой между притихшими берегами. Иногда в тумане проступало тусклое пятнышко далекого костра, а однажды костер оказался близко, почти у реки, но кто его развел, осталось загадкой. Пару раз лодка натыкалась на полузатопленные деревья, а примерно через полтора часа – Шарпу показалось, что прошло куда больше, – они увидели на западном берегу целую россыпь приглушенных туманом огоньков, будто повисших на невидимых ниточках.

– Сантарен, – негромко сказал Виченте.

На высокой стене виднелись фигурки часовых, вероятно французов. Шарп слышал доносящиеся из городских таверн нестройное пение и крики солдат. Началось ли в Сантарене то, что уже случилось в Коимбре? Захлестнет ли город волна грабежей, насилия и убийств, или ужас минет несчастных жителей? Он невольно скорчился на дне лодки, хотя и знал, что солдаты со стены не видят ничего на фоне чернильной черноты реки. Лодка как будто нарочно замедлила ход, проплывая мимо древних укреплений, но в конце концов город остался позади, огоньки померкли и растворились в мокрой темноте.

Шарп уснул. Сара вычерпывала воду оловянной кружкой. Харпер храпел, возле него дрожала Жоана. Река становилась шире и быстрее, и Шарп, проснувшись перед рассветом, увидел окутанные туманом берега и смутные силуэты деревьев. Дождь прекратился. Шарп опустил весла и сделал несколько гребков, чтобы согреться. С кормы ему улыбнулась Сара.

– Мне приснилась чашка чая.

– Чая больше нет.

– Поэтому он мне и приснился.

Вскоре проснулся Харпер. Некоторое время они гребли вдвоем, но при этом как будто стояли на месте. Туман сгустился, и лодка будто висела в сливавшейся с водой жемчужной белизне. Заметив на берегу дерево, Шарп зацепился за него взглядом и налег на весла, однако, как ни старался, оно не приближалось.

– Прилив, – объяснил Виченте.

– Прилив?

– Да, вода идет вверх по реке и уносит нас назад. Или пытается. Но это ненадолго.

Шарп подумал, что, может быть, стоит причалить к восточному берегу, однако мысль о том, что братья Феррейра проскользнут мимо под покровом тумана, заставила его удвоить усилия. Харпер не отставал. С приливом сражались до волдырей на ладонях. Туман светлел, прилив слабел, поднялся ветер. До моря еще оставалось несколько миль, но в воздухе уже ощущался запах соли, а в воде ее привкус. Понемногу теплело, и туман густел и плыл над серой рекой рваными клочьями, похожими на орудийный дым. В одном месте, чтобы избежать встречи с брошенной вершей, пришлось отойти к западному берегу. Никакого движения поблизости не наблюдалось, и путники, казалось, были одни на бледной ленте реки, застывшей под перламутровым небом, а потом где-то впереди громыхнуло орудие, и с деревьев мгновенно поднялись птицы. Эхо выстрела прокатилось над невидимыми холмами, растеклось по речной глади и утонуло.

– Ничего не вижу, – подал голос сидевший на корме Виченте.

Шарп и Харпер подняли весла и повернулись, но все терялось в непроницаемой клубящейся мгле. Орудие выстрелило еще раз, и Шарпу показалось, что туман впереди немного рассеялся. Он сделал пару могучих гребков, и ветер, сдвинув завесу, явил вдруг канонерскую лодку, стреляющую по западному берегу. Попавшие под огонь драгуны разбегались в стороны, исчезая в тумане. Третий выстрел встряхнул воздух; ядро сыпануло крупной картечью, сбив с ног двух лошадей, и на серое полотно тумана словно плеснули красной краской. Следующее ядро запрыгало по воде в десятке ярдов от лодки, и человек, стоявший на форпике, прокричал, чтобы они подплыли ближе.

– Это англичане, – сказал Виченте и, поднявшись, замахал рукой.

Харпер и Шарп снова взялись за весла. Через минуту они подошли к канонерке – одномачтовому судну с низкой посадкой и шестью орудийными портами по правому борту. На стеньге болтался «Юнион Джек».

– Эй, на лодке! – прокричал бледнолицый моряк. – Подойдите ближе, черт бы вас побрал!

Две кормовые пушки пальнули по убегающему неприятелю, но уже в следующее мгновение драгуны скрылись из виду, оставив двух убитых лошадей. Три моряка направили на лодку мушкеты.

– Кто-нибудь говорит по-английски? – прокричал энсин.

– Я – капитан Шарп!

– Кто?

– Капитан Шарп, из Южного Эссекского. И уберите чертовы мушкеты!

– Вы англичанин?

Удивление мужчины, должно быть, вызвала наружность Шарпа – без мундира и с густой щетиной на физиономии.

– Нет, китаец! – рыкнул Шарп. Лодка ударилась о борт, и Шарп посмотрел вверх на молоденького лейтенанта. – Кто вы?

– Лейтенант Дэвис. Я тут старший.

– Я, как вы уже слышали, капитан Шарп, а это капитан Виченте из португальской армии. Тот здоровяк – сержант Харпер. Дам представлю чуть позже. Что нам нужно, лейтенант, так это по чашке доброго чая.

Поднялись на борт. Шарп отдал честь Дэвису, который, хотя выглядел на девятнадцать и носил звание лейтенанта, превосходил его по рангу, поскольку должность командира судна на флоте приравнивалась к майорской в армии. Появление на палубе Сары и Жоаны, в промокших мужских штанах, матросы встретили восхищенным уханьем.

– Тихо на палубе! – прикрикнул лейтенант. – Лодку привязать! Живее, парни, живее! – Повернувшись к гостям, он жестом предложил пройти на корму. – Добро пожаловать на борт «Белки». Чай сейчас подадут. Позвольте спросить, почему вы здесь?

– Мы из Коимбры, – ответил Шарп, – а вы, лейтенант?

– А мы здесь забавляем лягушатников, – сказал Дэвис, высокий, худой, в потрепанном мундире. – Пришли с приливом, постреляли по французам, убили несколько человек, а теперь с отливом вернемся в устье.

– Где мы сейчас?

– В трех милях к северу от Альхандры. Здесь наша оборонительная линия выходит к реке. – Он задержался у сходного трапа. – Внизу у нас каюта, и она, разумеется, в полном распоряжении милых леди, но, должен заметить, там тесновато. И сыро.

Шарп представил Сару и Жоану, которые предпочли остаться на корме, возле румпеля. Штурвала на «Белке» не было, и ее квартердек представлял собой заднюю часть главной палубы. Дэвис объяснил, что его корабль есть по сути двенадцатипушечный тендер, и хотя управлять им вполне способна команда из шести-семи человек, для обслуживания орудий требуется еще сорок.

– Но и их недостаточно, – добавил он, – так что стрелять можем только одним бортом. Впрочем, обычно и этого хватает. Чая, да?

– И если можно, бритву, – попросил Шарп.

– И что-нибудь на зуб, – с невинным видом тихонько добавил Харпер.

– Чай, бритва, завтрак, – кивнул лейтенант. – Прекратите пялиться, мистер Брейтуэйт! – Последние слова были обращены к мичману, приклеившемуся взглядом к Саре и Жоане и, очевидно, решавшему, каких женщин он предпочитает, светленьких или темненьких. – Прекратите пялиться и скажите Пауэллу, чтобы приготовил завтрак на пятерых.

– Завтрак на пятерых, сэр, есть!

– И могу ли я попросить вас последить за рекой? – сказал Шарп. – Должна быть еще одна лодка. Подозреваю, что нас могут преследовать еще пятеро, и я бы хотел, чтобы их остановили.

– Это моя работа, – кивнул Дэвис. – Останавливать все, что пытается проплыть вниз по реке. Мисс Фрай? Принести вам стул? Вам и вашей спутнице?

Завтрак подали на палубе. На толстых белых тарелках лежали горки бекона, хлеба, яичницы. После завтрака Шарп изрядно затупил бритву Дэвиса, соскоблив щетину с подбородка и щек. Слуга лейтенанта тем временем почистил его зеленый мундир, вымыл и отполировал до блеска сапоги и навел глянец на ножны. Прислонившись к планширу, Шарп наблюдал за берегом. Путешествие закончилось, и он чувствовал облегчение. Настроение отравляла лишь мысль о том, что его возвращение в полк вызовет неудовольствие Лоуфорда. Туман рассеивался, начался отлив, и река побежала быстрее. «Белка» по-прежнему стояла на двух якорях, сброшенных с носа и кормы. Ниже по течению, там, где река делала поворот, виднелись мачты других кораблей. Дэвис объяснил, что канонерки охраняют там фланг оборонительной линии. Где-то далеко выстрелила пушка.

– Похоже, денек сегодня будет хороший. – Дэвис прислонился к планширу рядом с Шарпом. – Если только чертов туман рассеется.

– Надоел дождь, – заметил капитан.

– И все-таки лучше дождь, чем туман, – не согласился Дэвис. – Когда цель не видишь, тогда и стрелять невозможно. – Он посмотрел за просвечивающий через дымку диск солнца, пытаясь определить время. – Простоим здесь еще час, потом спустимся к Альхандре. Там вас и высадим на берег. – Лейтенант покосился на безвольно повисший флаг.

– Сэр! – подал голос матрос, стоявший у стеньги. – Лодка, сэр!

– Где?

Матрос вытянул руку, и Шарп, достав подзорную трубу, направил ее на запад. И действительно, небольшая лодка шла вниз по течению, едва не прижимаясь к берегу. Он даже видел головы сидевших в ней людей. Дэвис уже бежал с палубы вниз, отдавая на бегу команду поднять кормовой якорь.

Удерживаемая только носовым якорем, «Белка» развернулась и заняла новую позицию.

– Дайте предупредительный выстрел! – крикнул Дэвис.

Командир орудия дождался, пока канонерка выровняется, и лишь тогда взял прицел. Маленькое орудие выстрелило и отскочило, натянув удерживавшие ее веревки. Планшир затянуло дымом. Второе орудие выстрелило почти сразу же, и его ядро, описав дугу над плоским островком, упало перед лодкой.

– Не останавливаются, сэр!

– Так стреляйте же по ним, мистер Коумз! Не стесняйтесь!

– Есть, сэр!

Следующее ядро упало на островок, не долетев до лодки, которая быстро набирала ход, подхваченная течением. Шарп сильно сомневался, что орудия заставят беглецов остановиться. Поднявшись на пару ступенек по веревочной лестнице, он поднял трубу, однако рассмотреть лица сидевших в лодке не смог. Впрочем, кто еще мог там быть, кроме братьев? К тому же один из пятерых был определенно крупнее остальных. Феррагус?

– Лейтенант!

– Мистер Шарп?

– В той лодке два человека, которых обязательно следует схватить. Это мой долг. – Шарп слегка погрешил против истины, поскольку долг его состоял в том, чтобы вернуться к исполнению обязанностей, а не искать мести, но Дэвису-то это невдомек. – Я могу позаимствовать одну из ваших шлюпок для преследования?

Дэвис замялся, не уверенный, противоречит ли такая просьба полученному им приказу или нет.

– Их остановят другие суда ниже по течению, – сказал он.

– Там никто не знает, что этих людей необходимо задержать, – указал Шарп. Одно из носовых орудий «Белки» выстрелило по цели и тоже промахнулось. – К тому же они могут запросто высадиться на берег раньше. Если это случится, нам придется приставать к берегу.

Дэвис подумал еще недолго и, видя, что беглецы уже почти исчезли в тумане, кивнул и повернулся к мичману:

– Мистер Брейтуэйт, спустите шлюпку. Живее! – Он взглянул на Шарпа. – Дамы останутся здесь. – Это было сказано без вопросительной интонации.

– Мы не останемся, – твердо возразила Сара, поднимая свой французский мушкет. – Сюда добрались вместе и дальше пойдем тоже вместе.

Казалось, лейтенант был готов предъявить свои аргументы, но, очевидно, решил, что чем скорее он избавится от непрошеных гостей, тем лучше для вверенной ему «Белки». Носовое орудие выстрелило в последний раз, и дым заклубился над палубой.

– Желаю повеселиться, – сказал лейтенант.

И погоня началась.

Глава двенадцатая

Маршал Андре Массена оцепенел. С губ его не сорвалось ни звука. Он просто смотрел. Смотрел и смотрел. Его первые патрули лишь накануне вышли к новой оборонительной линии союзников, и вот теперь, в свете едва наступившего дня, маршал стоял за невысокой каменной стеной, рассматривая в подзорную трубу вставшие на пути холмы. Взгляд медленно полз слева направо, и везде ему открывалось одно и то же: бастионы, орудия, стены, баррикады, снова орудия, люди, сигнальные посты, флагштоки. Везде.

Отметить победу планировали в Лиссабоне. Недалеко от реки имелась просторная площадь, на которой вполне могла бы поместиться половина армии, а самой большой проблемой представлялось размещение тысяч захваченных в плен португальцев и англичан. И вот теперь маршал вдруг увидел перед собой не дорогу на португальскую столицу, а растянувшуюся на сколько хватало взгляда стену. Он уже обратил внимание на срытые склоны холмов, на каменные брустверы, защищающие орудия, на затопленные подходы. Маршал Массена смотрел на все это и видел поражение.

Он глубоко вздохнул и снова ничего не сказал, а лишь отступил от стены и опустил подзорную трубу. План Массена заключался в том, чтобы продвинуть меньшую часть армии по дороге, тем самым вытянув на нее основные силы неприятеля, а большую пустить на запад с таким расчетом, чтобы она вышла в тыл Веллингтону. И тогда он прижал бы врага к реке и милостиво принял капитуляцию. И вот теперь выяснилось, что пространства для маневра нет и его армии некуда идти, кроме как на отвесные склоны, стены и пушки.

– Линия идет до Атлантики, – сухо заметил стоящий рядом штабной офицер.

Маршал по-прежнему молчал, и один из адъютантов, понимая, о чем думает командующий, сам задал очевидный вопрос:

– Но она же, конечно, не сплошная?

– Сплошная, – не меняя тона, ответил офицер, который уже проехал вдоль всей линии в сопровождении отряда драгун и сам видел вражеские батареи, форты и сторожевые башни. – Более того, – бесстрастным тоном палача продолжил он, – почти на всем протяжении укрепления находятся под прикрытием реки Сизандра, а первую линию обороны дублирует вторая.

Массена обрел наконец голос и, обернувшись, пронзил скептика горящим взглядом единственного глаза:

– Вторая линия? Откуда вы это знаете?

– Ее можно увидеть, сир.

Маршал снова приник к окуляру. А нет ли чего-то странного в тех орудиях на бастионе напротив? Он вспомнил, как сам, находясь в осажденной австрийцами Генуе, смутил неприятеля раскрашенными стволами деревьев, казавшимися с расстояния всего лишь в двести шагов жерлами пушек. Австрийцы тогда всячески старались не приближаться к укрепленным таким образом позициям.

– Далеко отсюда до моря?

– Около пятидесяти километров, сир, – предположил наугад адъютант.

Массена произвел нехитрые подсчеты. На каждый километр приходилось по два бастиона; на каждый бастион – по четыре орудия, то есть восемь орудий на километр… По самой осторожной оценке, получалось, что Веллингтон только для первой линии собрал четыре сотни орудий. Смешно. Столько пушек нет во всей Португалии. Скорее всего, часть этих орудий – не настоящие. Такой вывод добавил маршалу настроения, и тут он вспомнил о кораблях. А что, если англичане сняли и перенесли на берег корабельную артиллерию? Но возможно ли такое?

– Почему мы ничего об этом не знали? – Ответом было молчание, и Массена повернулся и бросил тяжелый взгляд на полковника Баррето. – Почему мы ничего не знали? – Молчание. – Вы докладывали, что они возводят пару фортов для защиты дороги! Это что, похоже на пару ваших паршивых фортов?

– Нам не сообщили, – с горечью признал Баррето.

Маршал снова припал к трубе. Злость распирала его, тем не менее он сдерживал чувства, пытаясь обнаружить слабое место в тщательно выстроенной обороне неприятеля. К бастиону, орудия которого показались ему подозрительно темными, подходила низина. Никаких укреплений он не заметил, однако это еще ничего не значило, потому что низину скрывал туман. Вершины холмов с фортами и ветряными мельницами купались в лучах яркого солнца, а долины прятались под колышущимися мглистыми саванами, но мысленно Массена уже видел низину такой, какой ему хотелось ее видеть. Конечно, любая атака через эту низину наткнется на огонь прикрывающих батарей – если батареи настоящие! – зато в случае успеха «орлы» окажутся в тылу противника, и тогда их ничто не остановит! Может быть, Веллингтон пытается обмануть его? Может быть, все это не более чем декорации, рассчитанные на то, чтобы отбить у него, Массена, желание наступать на данном участке? Между тем ситуация требовала активных действий. Там, за этими укреплениями, реальными или фальшивыми, лежал Лиссабон с его огромными припасами. Позади же, за спиной, осталась пустая, обобранная, опустошенная страна, и армия должна была либо атаковать, либо голодать. Злость снова поднялась мутной волной, но маршал подавил ее. Злость – недопустимая роскошь. Он обязан продемонстрировать полнейшую уверенность, иначе один лишь вид этих укреплений сокрушит его армию.

– C’est une coquille d’oeuf.

– Что? – Адъютант подумал, что ослышался.

– Une coquille d’oeuf, – повторил Массена, не отрываясь от трубы. – Пустая скорлупа. Постучи – и треснет.

Ему никто не ответил. В наступившей тишине были слышны только пушки стоящей на Тежу британской канонерки. Адъютанты и генералы, смотревшие на вытянувшиеся цепью холмы, сходства со скорлупой не находили.

– Они укрепили холмы, – объяснил Массена, – но забыли про долины между ними, и это дает нам шанс. Мы вскроем эту линию обороны бережно и осторожно. Поступим с ней как с девственницей. – Сравнение с девственницей понравилось ему больше, чем со скорлупой, и он с удовольствием повторил: – Как с девственницей. – Маршал опустил трубу и выпрямился. – Генерал Ренье?

– Да?

– Видите эту низину? – Массена указал на заинтересовавшую его долину, ту, что шла вокруг укрепленного холма. – Пошлите туда пехоту. Поторопитесь, пока туман не рассеялся. Проверьте, что там есть.

Пусть даже Ренье потеряет несколько человек, дело того стоит. По крайней мере он будет точно знать, нашел слабое место Веллингтона или нет. И если все обстоит именно так, как он и предполагает, то ему останется лишь вскрыть сладкий плод в любой, им самим определенный момент. Маршал усмехнулся про себя. Настроение явно пошло вверх. Он отдал подзорную трубу адъютанту, и в этот момент одно из странных темных орудий выстрелило, и ядро, пронзив долину, ударилось о склон в двадцати шагах от Массена и перепрыгнуло через него. Должно быть, англичане заметили маршала и решили, что он слишком задержался на одном месте.

Массена снял треуголку, поклонился неприятелю, показывая, что получил послание, и зашагал туда, где ждала лошадь.

Решено, он атакует.

Такого майор Феррейра не предвидел. Предполагалось, что лодка, купленная с огромной переплатой неподалеку от Каштелу-Бранку, донесет их до самого Лиссабона, и появление на реке британского корабля стало полной неожиданностью и последней из многочисленных трудностей, с которыми он встретился в этом путешествии. Сначала захромал один из мулов, потом они долго не могли найти желающего продать спрятанную лодку, затем, уже на реке, налетели на брошенную рыбацкую сеть, из которой выпутывались не меньше часа. На следующее утро драгуны решили попрактиковаться на них в стрельбе, заставив свернуть в один из притоков Тежу и затаиться там до ухода французов. И вот теперь, когда до цели оставалось совсем немного, на пути возникла канонерка.

Сначала Феррейра не придал этому большого значения, понадеявшись на авторитет мундира и свое звание, но потом канонерка вдруг выстрелила. Майор не знал, что выстрел предупредительный, что его лишь призывают остановиться, и, решив, что попал под настоящий обстрел, приказал остальным налечь на весла. Сказать по правде, он запаниковал. Мысль о том, какой прием ждет его в Лиссабоне, не давала покоя с того самого дня, как армия отступила из Коимбры. Узнал ли кто-то об оставшемся в городе складе с продовольствием? Феррейра чувствовал себя виноватым, и обремененная совесть подтолкнула его к тому, чтобы попытаться искать спасения в бегстве. Поначалу ему даже показалось, что опасность осталась позади, но потом ветер сдвинул занавес тумана, и за поворотом показался целый лес мачт, означавший, что река надежно блокирована. Стоя у кормы, майор огляделся и, к величайшему своему облегчению, увидел, что над фортами, защищающими главную дорогу на Лиссабон, колышутся португальские флаги. Уж лучше иметь дело с соотечественниками, чем с английскими моряками, решил Феррейра.

– Поворачиваем к берегу.

– За нами погоня, – предупредил его брат.

Обернувшись, Феррейра увидел скользящую по реке шлюпку:

– Ничего, сойдем на берег, а там они нам не страшны.

– Уверен?

– Конечно, они же моряки, а все моряки терпеть не могут сушу. – Майор улыбнулся. – Пойдем в форт. – Он кивнул в сторону возвышающихся над дорогой новых бастионов. – Возьмем лошадей и к вечеру будем в Лиссабоне.

Лодка ткнулась носом в берег. Феррейра оглянулся – шлюпка тоже повернула к берегу, но ее сносило течением. Скорее всего, матросы хотят забрать чужую лодку, решил он. Что ж, пусть берут – им она больше не нужна. Однако, пробившись через подступавшие к берегу кусты, братья столкнулись с очередной трудностью: дорога к форту оказалась затопленной, и добраться к нему можно было только в обход. Вроде бы мелочь, но Феррейра забеспокоился, когда где-то в тумане прогремел пушечный выстрел. Между холмами раскатилось эхо, однако ядро так и не прилетело, а второго выстрела не последовало. Значит, подумал майор, и беспокоиться не о чем. Наверное, пушкарь просто пристреливает орудие.

Некоторое время они шли на запад по краю затопившего низину озерца, а потом в тумане проступили неясные очертания стоящей на пригорке фермы. Пройти к ней можно было по узкой заболоченной тропинке, и Феррейра решил, что если они доберутся туда, то будут недалеко от фортов южной стороны. Мысль эта убедила его, что тяготы и испытания последних дней увенчались наконец заслуженным успехом. Майор рассмеялся.

– В чем дело? – спросил брат.

– Господь добр к нам, Луиш.

– Неужели?

– Подумай сам. Мы продали провизию французам, получили у них деньги, а склад сгорел! Получается, мы провели французов. Мы герои!

Феррагус усмехнулся и похлопал по висевшей на плече кожаной сумке:

– Богатые герои.

– Меня, может быть, произведут в подполковники. – Феррейра уже придумал, как оправдаться за опоздание. Он скажет, что услышал о тайном складе, и задержался в городе, чтобы уничтожить припасы. Такой подвиг, несомненно, заслуживает повышения. – Тяжелые были дни, но теперь все кончилось. Господи!..

– Что такое?

– Форты! Ты только посмотри на эти бастионы!

Майор был потрясен. Туман разошелся, и оборонительная линия открылась перед ним во всем своем величии. Каждый холм, чуть ли не каждую кочку венчал форт. Только теперь Феррейра смог по-настоящему оценить масштаб работ. Раньше он считал, что под охрану взяты только дороги, но теперь понял – линия протянулась далеко вглубь полуострова. Неужели до самого океана? Если да, то французам ни за что не преодолеть ее. Им не видать Лиссабона. Как же повезло! Ведь если бы им не пришлось удирать из Коимбры, если бы склад не сгорел, рано или поздно он оказался бы в одной упряжке с полковником Баррето.

– Чертов пожар послан нам самими небесами. Теперь бояться нечего. Португалия спасена.

Оставалось только добраться до форта под португальским флагом, и можно подвести черту. Все закончилось. Он победил.

Феррейра повернулся, отыскивая в тумане португальский флаг, и вдруг увидел, что преследователи не отстали, а поднимаются от реки вслед за ними. Мало того, на них были зеленые мундиры.

Значит, закончилось еще не все. Обремененные сумками с монетами и оружием, пятеро беглецов прибавили шагу.

Генерал Саррю собрал под своим началом четыре полка. Здесь были и егеря, и вольтижеры, но отличались они друг от друга разве что цветом мундиров и эполет. И те и другие считали себя элитными войсками, обученными и умеющими драться с неприятельскими стрелками в пространстве между двумя боевыми порядками.

Все четыре полка представляли 2-й полк, вышедший из Франции с восьмьюдесятью девятью офицерами и двумя тысячами шестьюстами солдатами. Теперь в их рядах насчитывалось семьдесят офицеров и чуть больше двух тысяч солдат. Они не несли полкового «орла», потому что не собирались вступать в сражение. Их отправляли на разведку, и приказ генерала был прост и ясен: выдвинуться в низину перед неприятельскими фортами, определить, блокирована долина или нет, и по исполнении задания вернуться на исходные позиции. Туман одновременно помогал и вредил. Помогал, потому что скрывал полки от неприятеля, а вредил, потому что не позволял рассмотреть как следует низину перед холмом. Впрочем, Саррю предполагал, что к тому времени, как первый полк достигнет этой низины, туман рассеется под жаркими лучами наступающего дня. Разумеется, противник сразу обрушит на разведчиков яростный артиллерийский огонь, но потери при рассеянном строе вряд ли будут значительными.

Куда больше генерала беспокоила перспектива попасть под удар вражеской кавалерии, но его тревоги развеял Ренье:

– Вряд ли они успеют отреагировать так быстро, сир. Пока проснутся, пока приготовят лошадей, полдня пройдет. Нет, если они и пошлют кого-то в низину, то лишь пехоту, а на такой случай у меня есть в запасе бригада Сульта.

Бригада Сульта представляла собой смешение разных кавалерийских частей: егерей, драгун и гусар. Правда, на тысячу всадников приходилось лишь шестьсот пятьдесят три лошади, но и этого должно было с лихвой хватить, чтобы дать отпор португальским и английским стрелкам, если те попытаются помешать разведчикам Саррю.

К середине утра, когда полки вышли на позиции и генерал собирался отправить в затянутую белесой дымкой низину первый полк, на склоне холма появился один из адъютантов генерала Ренье. Глядя на него, Саррю поморщился и с кислым видом изрек пророчество:

– Вот увидите, они там уже передумали и сейчас потребуют, чтобы мы наступали на Лиссабон.

Подскакавший офицер осадил разгоряченную лошадь и, наклонившись, потрепал животное по шее.

– Английский пикет, сир. Мы только что видели его с холма. Они в разрушенном амбаре у речушки.

– Не важно, – отмахнулся генерал.

Никакой пикет не остановит четыре полка лучшей в мире легкой пехоты.

– Генерал Ренье предлагает захватить их, сир, – почтительно добавил адъютант.

Саррю рассмеялся:

– Захватить? Да они побегут как зайцы, едва только увидят нас!

– Туман, сир. Генерал Ренье предлагает зайти с запада, и тогда противник, возможно, вас не заметит. Генерал считает, что их офицер может знать что-то об устройстве оборонительных рубежей.

Саррю хмыкнул. Предложение Ренье было равнозначно приказу, да только приказ этот представлялся бессмысленным. Конечно, какой-то офицер во главе пикета имеется, но что может знать такой человек о многокилометровой системе обороны? И все же оставить без внимания указание генерала Саррю не мог.

– Передайте, мы сделаем, – сказал он и отправил в голову колонны другого адъютанта с приказом половине первого полка повернуть на запад, выйти под прикрытием тумана в тыл пикету и отрезать англичанам в амбаре путь к отступлению. – Скажите полковнику Фере, что пойдете с ним. Сдерживайте его порывы. Остальные выступят через десять минут после вас. И пусть поторопится!

Саррю особенно подчеркнул последние слова. Целью всего предприятия была разведка, а не победа над жалким пикетом, которой можно гордиться разве что перед парижской толпой. Здесь им нужны не слава и трофеи, а сведения о местонахождении неприятельских войск, и чем дольше его полки задержатся в низине, тем больше риск попасть под огонь вражеской артиллерии. Разумеется, лучше всего с такой работой справился бы эскадрон кавалерии, который промчался бы по низине в считаные мгновения, но, к сожалению, кавалерия пребывала в жалком состоянии. Лошади ослабли и оголодали… Саррю вдруг подумал, что у англичан в амбаре наверняка есть провизия. Пожалуй, стоило предупредить адъютанта, чтобы не упустил добычу. С другой стороны, адъютант – парень проворный и сообразительный и все понимает без подсказки. Интересно, что у них там может быть? Свежие яйца? Бекон? Теплый, только что из печи хлеб? Масло и густое, с пенкой молоко? Егеря и вольтижеры проходили мимо, а генерал видел накрытый яствами стол. За последние дни его солдатам довелось перенести многое, и они тоже голодали, но выглядели бодрыми и уверенными в себе. У кого-то оторвалась подошва, у кого-то сапог просил каши, и его перевязали веревкой; мундиры обтерлись, порвались, выгорели, тем не менее мушкеты блестели, и генерал не сомневался, что, если дело дойдет до схватки, эти люди его не подведут. Последняя рота прошагала мимо, и Саррю пришпорил лошадь.

Впереди у него была бригада стрелков, затянутая туманом низина, ничего не подозревающий враг и недолгая тишина.

Лейтенант Джек Буллен был приличным молодым человеком из приличной семьи. Его отец сделал карьеру судьи, оба старших брата стали барристерами, а юный Джек так и не продемонстрировал особых талантов в школе. Учителя делали все, чтобы вбить ему в голову латинский и греческий, но голова у Джека оказалась твердая, неуступчивая и не приняла ничего из того, что в нее пытались втиснуть. Особенно не повезло именно иностранным языкам. Не помогало даже физическое воздействие. Джек легко переносил порку и в результате остался тем, кем и был: крепким, жизнерадостным юношей, собиравшим птичьи яйца, дравшимся с парнями постарше, залезавшим на церковную башню и не боявшимся ничего на свете. Попав в полк Лоуфорда, он решил, что это самое лучшее из всего, что только может предложить жизнь. Ему нравилась служба в армии и нравились люди, служившие вместе с ним. Некоторые офицеры боялись своих рядовых больше, чем противника, а вот молодой Джек Буллен чувствовал себя в их компании как рыба в воде. Ему были по вкусу их немудреные шутки, он с удовольствием хлебал с ними кислый чай и искренне считал всех отличными ребятами даже притом, что многих из них его отец наверняка осудил бы на смерть, каторгу или ссылку. Перевод в стрелковую роту дался легко, хотя, откровенно говоря, Джеку больше нравилась прежняя. И дело тут было не в солдатах – с ними Буллен неизменно находил общий язык, – а в командире этой самой роты. Испортить настроение прирожденному оптимисту мог далеко не каждый, но капитану Слингсби это как-то удавалось.

– Он не очень хорошо себя чувствует, сэр, – почтительно сообщил Буллену сержант Рид.

– Не очень хорошо себя чувствует, – повторил без всякого выражения Буллен.

– Да, сэр, не очень.

Говоря, что капитан не очень хорошо себя чувствует, сержант имел в виду, что командир роты пьян. Заявить об этом открыто, будучи сержантом, он не мог.

– И насколько ж не очень? – спросил Буллен.

Он мог бы получить ответ на свой вопрос, пройдя всего лишь двадцать шагов, но, во-первых, отвечал за выставленных у речки дозорных, а во-вторых, ему никак не улыбалось смотреть на пьяную физиономию капитана.

– Очень не очень, сэр, – серьезным тоном отвечал Рид. – Рассказывал о своей жене, сэр. Говорил про нее нехорошее.

Буллен хотел уточнить, как именно отзывался о своей супруге Слингсби, но вспомнил, что Рид – методист и, следовательно, ничего не скажет, а потому только кивнул.

– Люди из-за этого сильно расстраиваются, сэр, – добавил Рид. – Нельзя такое говорить о женщине. Тем более о замужней.

Буллен подозревал, что речи Слингсби не расстроили, а повеселили солдат, и это было плохо. Офицер, даже если старается завоевать симпатии своих людей, не должен опускаться до того, чтобы порочить женщин, теряя тем самым собственное достоинство.

– На ногах держится?

– Едва ли, сэр, – сказал Рид и тут же поправился: – Никак нет, сэр.

– Ох господи… – вздохнул Буллен и заметил, как слегка вздрогнул добропорядочный сержант. – И где только он достает спиртное?

Рид фыркнул:

– У него есть слуга, сэр. А у слуги ранец, набитый фляжками с ромом. Капитан пил всю ночь, сэр.

Что же делать, подумал Буллен. Отнести Слингсби в полк? Нет, он не станет марать репутацию командира. Так поступать нельзя. Придется терпеть.

– Присматривайте за ним, сержант. – Лейтенант вздохнул. – Может, он еще поправится.

– Но я не могу принимать от него приказы, сэр. В таком состоянии…

– Так он еще и приказы отдает?

– Да, сэр. Приказал арестовать Слэттери, сэр.

– За что?

– Тот странно на него посмотрел, сэр.

– Вот еще… Приказы капитана не исполнять, сержант. Это приказ. Скажите ему, что я так распорядился.

Рид кивнул:

– Так вы принимаете командование ротой, сэр?

Вопрос был важный, и Буллен ответил не сразу. Положительный ответ был бы формальным признанием неспособности Слингсби исполнять служебные обязанности, что неминуемо повлекло бы расследование.

– Я принимаю на себя командование до того времени, пока капитан… пока капитану станет легче.

Компромисс был найден, и Джек Буллен облегченно вздохнул.

– Есть, сэр. – Рид козырнул и отвернулся.

– И вот что еще, сержант.

Рид повернулся.

– Не смотрите на него странно.

– Есть, сэр. Будет исполнено, – твердо пообещал Рид. – За меня можете не беспокоиться, сэр. Я такого не позволю, сэр.

Буллен отхлебнул чая и обнаружил, что тот остыл. Он поставил кружку на камень и пошел к речке. Туман снова сгустился, так что видимость ограничивалась шестьюдесятью-семьюдесятью ярдами, но при этом вершины холмов в четверти миле от низины сияли под солнцем. Прояснится, решил лейтенант, невольно вспоминая чудесные зимние вечера в Эссексе и прекрасного гнедого жеребца, постоянно вилявшего влево после прыжка через кусты. «Порядок в зале суда! Порядок в зале суда!» – кричал в таких случаях отец. Все смеялись. В их семье любили охоту, любили шутки и были счастливы.

– Мистер Буллен? Сэр? – подал голос Дэниел Хэгмен, самый опытный солдат в роте, стоявший чуть выше по течению.

Буллен отбросил посторонние мысли, в которых готовил лошадей к лисьей охоте, и шагнул к стрелку:

– Что такое?

– Там вроде бы кто-то есть. – Хэгмен протянул руку в направлении тумана. – Только что видел, а теперь…

Буллен посмотрел в ту же сторону, но ничего не заметил:

– Туман скоро рассеется.

– Да, сэр, через час разойдется. Пора бы уж…

И тут начали стрелять.

Шарп опасался, что братья устроят ловушку в кустах у берега, а потому попросил Брейтуэйта отвести шлюпку ниже по течению и причалить к открытому месту, где совсем не было деревьев. Сара и Жоана остаться в лодке не пожелали и, выбравшись на берег, последовали за мужчинами, что немало обеспокоило Виченте.

– Им нельзя здесь находиться.

– Нам тоже нельзя здесь находиться, – сказал Шарп. Окинув взглядом болото, он увидел братьев и их трех спутников. Пятеро мужчин уходили от берега и даже не оглядывались, как будто им совершенно нечего было опасаться. – Нам тоже нельзя здесь быть, но мы здесь. Как и они. Так что давайте покончим с этим и вернемся туда, где нам всем надлежит быть. – Он снял винтовку и проверил, есть ли порох на полке. – Надо было перезарядить на «Белке».

– Думаете, порох отсырел?

– Может быть.

Шарп опасался, что порох отсырел от тумана, но теперь с этим уже ничего нельзя было поделать. Высадившись ниже по течению, они оказались посреди настоящего болота. Шарп взял к северу, надеясь, что там будет не так мокро и скользко, а пятеро португальцев уходили все дальше.

– Предлагаю разуться, – сказал Харпер. – Я вырос в Донеголе, а у нас там о болотах знают все.

Шарп разуваться не стал, поскольку сапоги у него были высокие, но остальные, сняв обувь, зашагали быстрее.

– Главное, – сказал Шарп, – подобраться к этим ублюдкам поближе, на расстояние выстрела.

– Почему они не оглядываются? – спросила Сара.

– Потому что думают, будто здесь им уже ничто не угрожает.

Они вышли из болота на твердую землю, пригорок между болотом и северными холмами, и начали понемногу сокращать дистанцию. Преследуемые по-прежнему вели себя так, словно вышли на прогулку, шли неспешно, повесив ружья за спину и переговариваясь. Феррагус заметно выделялся среди спутников, и у Шарпа не раз возникало желание опуститься на колено и пальнуть ему в спину, но останавливала мысль об отсыревшем порохе. Слева в тумане проступили очертания каких-то строений: пары коттеджей, амбар, несколько навесов и большой жилой дом. Похоже, когда-то, до того как саперы затопили долину, здесь было процветающее хозяйство. Вероятно, все строения стояли на возвышенности, и братья спешили к ним, чтобы потом продолжить путь на юг. А может, братья заметили погоню и решили укрыться на бывшей ферме. Если так, то выкурить их оттуда будет делом нелегким.

Шарп прибавил шагу, и тут один из португальцев оглянулся и посмотрел на него.

– Черт! – прошептал капитан, падая на колено.

Португальцы побежали, хотя и не очень быстро – мешали оружие и мешки с деньгами. Шарп прицелился и спустил курок; винтовка отозвалась неохотно и вместо того, чтобы громыхнуть, сухо кашлянула – отсыревший порох вспыхнул слабо, и пуля упала с недолетом. Пока он перезаряжал штуцер, Харпер и Виченте тоже выстрелили – один из пятерки взмахнул рукой и упал. Времени, чтобы завернуть пулю в кожу, не было, и Шарп раздраженно подумал, что армия могла бы обеспечивать стрелков уже готовыми патронами. Закончив, он снова опустился на колено и выстрелил. Жоана и Сара тоже разрядили свои мушкеты, хотя на таком расстоянии рассчитывать на попадание не могли. Между тем раненый поднялся и бодро побежал догонять ушедших товарищей. Харпер выстрелил, и один из убегавших испуганно дернулся, – наверное, пуля прошла рядом. В следующее мгновение все пятеро устремились к строениям на пригорке и исчезли за каменными стенами одновременно с выстрелом Виченте.

– Черт! – пробормотал Шарп, загоняя новую пулю.

– Они там не останутся, – сказал негромко Виченте. – Побегут дальше. На юг.

– Ладно, пройдем через болото, – решил Шарп и попытался осуществить свой план, но, сделав несколько шагов, оказался по колено в воде и остановился.

Беглецы выскочили из фермы и тоже взяли курс на юг, наткнулись на то же препятствие и повернули на запад. Шарп взял на мушку Феррагуса и спустил курок. Виченте и Харпер последовали его примеру, но стреляли они по движущимся целям, и все три пули прошли мимо, а пятерка скрылась в тумане.

Виченте помог Шарпу выбраться из болота.

– К вечеру доберутся до Лиссабона, – сказал он. – Я, конечно, доложу о майоре Феррейре.

– К тому времени, Хорхе, его уже не будет. Да и в любом случае ты ничего не докажешь. Как ни крути, он майор, а ты капитан. – Шарп покачал головой. – Жаль, не удалось посчитаться с Феррагусом.

– Ты только поэтому за ним и гонишься? – поинтересовалась Сара. – Чтобы посчитаться?

– Не только, но и поэтому тоже. – Шарп загнал в дуло новую пулю, забил пыж и повесил винтовку на плечо. – Давайте выбираться отсюда и пойдем домой.

– Они не ушли! – сказал вдруг Харпер, и Шарп, обернувшись, увидел, что пятеро португальцев возвращаются на ферму, с опаской поглядывая в туман.

Что именно заставило беглецов отступить, оставалось непонятно, пока из мглистой пелены не выступила стрелковая цепь. В первый момент Шарп подумал, что это союзники, но уже в следующий различил голубые мундиры и белые ремни, эполеты и короткие сабли у некоторых солдат.

Французы!

За первой цепью появилась вторая, за второй третья…

И тут с запада донеслись сухие щелчки мушкетов. Французы остановились. Братья и их спутники уже скрылись на ферме.

– Что происходит? – недоуменно спросил Харпер, взводя курок.

– Это называется сражением, Пэт.

– Да хранит Господь Ирландию.

– Хорошо, если бы для начала помог нам, – сумрачно отозвался Шарп.

Французская ловушка захлопнулась, но попали в нее не только братья Феррейра и их спутники.

Спас Джека Буллена каприз тумана. Услышав выстрелы, донесшиеся откуда-то с востока, от реки, лейтенант насторожился и уже собирался приказать сержанту Хакфилду взять десяток бойцов и выяснить, что случилось, когда налетевший с южных высоток ветерок сдвинул белесую занавесь и Буллен увидел бегущих солдат в голубых мундирах и с мушкетами наперевес. Увиденное настолько поразило лейтенанта, что на пару секунд он просто онемел. Французы – он никак не мог поверить, что это французы, – зашли с юга, явно намереваясь отрезать его роту от форта, и лейтенант мгновенно понял, что не может вернуть своих людей в расположение полка.

– Сэр! – крикнул кто-то из стрелков, и этот окрик вывел Буллена из оцепенения.

– Сержант Рид! – Все нужно было решить в считаные секунды. – Отведите людей к ферме. Туда, где мы были вчера. Ранцы возьмите с собой. – Накануне в сумерках лейтенант побывал на ферме с патрулем. Прошли по насыпи, перебрались через речушку по невысокому каменному мосту, побродили между заброшенными строениями и даже продвинулись к Тежу, но наткнулись на болото. Теперь ферма стала лучшим укрытием для роты: каменные стены, топь со всех сторон и только один подход – тропинка от моста. Нужно лишь добраться до этой тропинки раньше французов. – Стрелки, сюда! Сержант Макговерн! Возьмите двух человек и уведите отсюда капитана Слингсби. Вперед!

Сам Буллен отходил вместе с арьергардом. Туман снова сомкнулся, скрыв противника, но, когда они были шагах в тридцати от амбара, французы появились вновь, и один из них, заметив англичан, что-то прокричал. Вольтижеры мгновенно повернулись и выстрелили. Стройного залпа не получилось, тем не менее пули просвистели в опасной близости от Буллена, и он прибавил шагу. Полдюжины французов бросились к нему, и лейтенант уже готов был показать неприятелю спину, но тут защелкали винтовки, и два вольтижера упали. Белые бриджи окрасились ярко-красной кровью. Обернувшись, он увидел, что стрелки приняли боевой строй и делают то, чему их учили. Еще один француз словно наткнулся на что-то и завалился на спину.

– С этими мы справимся, сэр, – сказал Хэгмен. – Может, просто патруль. Харрис! Смотри влево! Поспешите, сэр. – Он снова повернулся к Буллену. – Мы знаем, что делать, сэр, и от пистолета тут толку мало.

Лейтенант и сам не заметил, как вытащил пистолет, полученный в подарок от отца. Тем не менее он разрядил его в сторону врага и даже занес на свой счет свалившегося француза, хотя того, скорее всего, сразила пуля кого-то из стрелков. Рота отступала четко, сдерживая противника и не позволяя ему приблизиться. Французы тоже стреляли, однако их мушкетам недоставало точности. Пороховой дым смешивался с туманом. Численное преимущество было на стороне вольтижеров, но они рассчитывали запереть англичан в разрушенном сарае, а приказа преследовать их в сторону фермы не получали, и временная неразбериха дала Буллену необходимые для спасения минуты. Видя, что Хэгмен прав и что стрелки прекрасно обходятся без его приказов, лейтенант побежал к мосту, где ждали сержант Рид и красномундирники. Капитан Слингсби прикладывался к фляжке, но по крайней мере не доставлял никому проблем. Увидев появившихся с юга французов, Буллен приказал отступить к мосту и дальше к ферме. Стрелки тоже отступали – из тумана вышла новая цепь вольтижеров. Боже, промелькнуло в голове у лейтенанта, везде лягушатники!

– К ферме! – крикнул он.

Ферма представляла собой крепкое строение на западном склоне невысокого холма. К двери вели каменные ступеньки, окна располагались на высоте восемь футов над землей. Отличное укрытие, подумал Буллен, если только французы не подведут артиллерию. Красномундирники втащили капитана Слингсби вверх по ступенькам, и лейтенант, последовав за ними, оказался в длинном помещении с задней дверью и двумя выходящими на тропинку окнами. Мостик Буллен из-за тумана не видел, зато видел отступающих стрелков, и это означало, что противник близко.

– Сюда!

Отойдя от окна, он быстро обследовал новоявленную крепость.

Вторая дверь и одно окно выходили во двор, лестница в дальнем конце комнаты вела на второй этаж, где помещались три спальни. Лейтенант разделил людей на шесть групп – по одной на каждое окно, дверь и комнаты наверху. У задней двери Буллен поставил только одного караульного, надеясь, что во двор французы не проберутся. Зато на мосту вольтижеры уже появились, и пули застучали по каменным стенам.

– Люди во дворе, сэр! – крикнул от задней двери часовой.

Буллен подумал, что он имеет в виду французов, но, распахнув дверь, увидел пятерых незнакомцев, одного в форме майора португальской армии и четверых гражданских, в том числе здоровяка необъятных размеров. Увидев Буллена, португальский майор уставился на него с таким же изумлением, с каким и Буллен уставился на невесть откуда взявшегося незнакомца.

Первым опомнился португалец:

– Кто вы?

– Лейтенант Буллен, сэр.

– Противник там. – Майор указал на восток, и лейтенант выругался – он рассчитывал, что его люди смогут пройти к реке, под прикрытие пушек британской канонерки. Теперь же выходило, что рота попала в окружение и им ничего не оставалось, как только приготовиться к обороне. – Мы поможем вам, – сказал майор, и пятеро португальцев вошли в дом.

Сверху посыпались куски черепицы – парни на чердаке пробивали выход на крышу. Португальцы, расположившиеся у восточного окна, открыли огонь по промелькнувшим в тумане теням. Буллен повернулся к ним, но тут стекла на противоположной стороне разлетелись на кусочки, и один из красномундирников свалился на пол, получив пулю в легкие. На губах у бедняги пузырилась розовая пена.

– Огонь! – крикнул Буллен.

Еще один красномундирник упал у двери. Лейтенант шагнул к окну и, выглянув из-за плеча солдата, увидел бегущих по тропинке французов. На крыше затрещали мушкеты, но ни одна пуля не нашла цели. Комната наполнилась дымом, эхом выстрелов, а потом к шуму боя добавилась артиллерийская канонада – с холмов ударили английские и португальские пушки. Защитники фермы палили в обе стороны.

– Заходят с флангов, сэр, – сказал сержант Рид, имея в виду, что противник подбирается к дому с тех сторон, где нет окон.

– Смелей, ребята! – подал вдруг голос капитан Слингсби. – И да спасет Господь короля Георга!

– К дьяволу короля Георга, – пробормотал какой-то красномундирник и выругался, потому что в плечо ему ударила щепка, отколотая от оконной рамы мушкетной пулей.

– Слева! Справа! – Два предостерегающих крика прозвучали одновременно, и вслед за ними ударили сразу три мушкета.

Буллен метнулся к задней двери, выглянул, но не увидел ничего, кроме окутавшего дальний конец двора порохового дыма. Что, черт возьми, происходит? Откуда взялись лягушатники? Еще недавно он надеялся, что французы смогут атаковать только с запада, а теперь понял, что надеялся зря. Вольтижеры окружили ферму и методично обстреливали ее со всех сторон. Лейтенант чувствовал, что поддается панике. Ему было девятнадцать лет, и пятьдесят с лишним человек ждали от него твердости и уверенности. До сих Джеку хватало и того и другого, но теперь… Грохот выстрелов, непрекращающийся треск пуль, плющащихся о каменные стены, и вдобавок ко всему крики капитана Слингсби, расхаживающего по комнате и требующего от солдат, чтобы они смотрели противнику в глаза.

Часть его проблем снял португальский майор.

– Я прикрою эту сторону, – сказал он, указывая на восток.

Сторона была не самая тяжелая, но лейтенант искренне поблагодарил португальца – все-таки одной заботой меньше. Основной огонь шел с запада, однако главную опасность представляли север и юг – стоит французам понять, что эти стороны остались без прикрытия, как они мгновенно сосредоточатся именно там.

– Надо пробить бреши в торце, сэр, – сказал Хэгмен, догадавшись, что заботит командира, и незамедлительно взялся за дело.

Не зная, чем еще заняться, Буллен подошел к двери и выстрелил из пистолета. В следующий момент порыв ветра смел туман, и его взгляду предстала заполненная французами долина. Большинство из них наступали в сторону форта, откуда по ним, добавляя дыма к туману, била артиллерия.

Еще один красномундирник свалился у окна с пробитой головой. Другому пуля попала в руку, он выронил мушкет, который выстрелил и ранил бедолагу в колено. Грохот за окном не стихал, стук пуль о каменную стену напоминал барабанную дробь, и на лицах солдат все явственнее проступал страх. Не добавляло мужества и поведение Слингсби, который, потрясая саблей, требовал стрелять быстрее.

– Огонь! – орал капитан, роняя слюну и пошатываясь. – Огонь! Покажите им ад!

В левой руке он держал фляжку, то и дело прикладываясь к ней, и Буллен, поддавшись в какой-то момент злости, толкнул его так, что Слингсби шлепнулся на задницу. Еще одного красномундирника ранило у двери щепкой от расколотого пулей мушкета. К двери никто не подходил, и в глазах людей все чаще мелькал уже не страх, а ужас. Звук стрельбы усиливался эхом, крики французов звучали, казалось, совсем близко, на холмах громыхали орудия, а в комнате клубился дым, лилась кровь и нарастала паника.

Потом протрубила труба. Сигнал был какой-то странный, – по крайней мере, Буллен такого еще не слышал. Мушкетный огонь стал понемногу стихать и прекратился, а после второго сигнала стоявший у западного окна красномундирник крикнул, что видит француза, размахивающего белой тряпкой.

– Прекратить огонь! – скомандовал Буллен. – Прекратить огонь!

Осторожно подступив к двери, он увидел идущего по тропе высокого француза в белых рейтузах и кавалерийских сапогах. Решив, что его людям лучше не слышать, о чем пойдет речь, лейтенант вышел за дверь и снял кивер. Он и сам не знал, зачем это сделал, но, поскольку никакой белой тряпки не нашлось, такой жест показался ему в данной ситуации вполне уместным.

Они сошлись в двадцати шагах от фермы. Француз поклонился и снял с конца сабли носовой платок.

– Позвольте представиться – капитан Жюль Дерэн. – Его английский был безупречен. – Имею честь служить адъютантом генерала Саррю.

Он положил платок в нагрудный карман и убрал саблю в ножны, причем сделал это так резко, что рукоятка звякнула, ударившись о ножны. Звук получился неприятный.

– Лейтенант Джек Буллен.

Дерэн выжидающе посмотрел на него и, когда продолжения не последовало, спросил:

– Вы из какого полка, лейтенант?

– Из Южного Эссекского.

– Ага… – протянул Дерэн, мягко намекая, что никогда не слышал о такой части. – Мой генерал отдает должное вашей доблести, лейтенант, но хочет довести до вашего сведения, что дальнейшее сопротивление равнозначно самоубийству. Вы можете облегчить свою судьбу, если сдадите эту позицию.

– Нет, сэр, – не дослушав француза до конца, сказал Буллен.

Согласиться на капитуляцию вот так, легко, после первого же предложения, он не мог.

– Понимаю ваши чувства, лейтенант. – Дерэн опустил руку в карман, вытащил часы и ловким щелчком открыл крышку. – Через пять минут к мосту подтянут пушку. – Он кивнул за спину, в сторону затянутой туманом тропы. – Думаю, три-четыре выстрела убедят вас лучше моих слов, но если вы сдадитесь раньше, то сохраните себе жизнь. В противном случае у меня больше не будет возможности повторить это предложение, и тогда уж я не смогу нести ответственность за поведение моих людей.

– В моей армии, – сказал Буллен, – офицеры ответственны за все.

– Слава богу, я не в вашей армии. – Дерэн снова снял кивер и поклонился. – У вас пять минут, лейтенант. Доброго дня.

Француз повернулся и ушел. Буллен огляделся. Вольтижеры были кругом, не только на тропе, но и по обе стороны от фермы, которая выглядела островком в болоте, принадлежащем скорее французам, чем союзникам. Чувствуя на себе взгляды вольтижеров, лейтенант вернулся в дом.

– Чего они хотят, лейтенант? – спросил португальский майор.

– Чтобы мы сдались, сэр.

– И что вы ответили?

– Что мы не сдадимся, – ответил Буллен, и его люди заворчали, но было ли то ворчание одобрением или осуждением его решения, сказать трудно.

Португалец, взяв лейтенанта за руку, потянул его к камину.

– Я майор Феррейра, – доверительно сообщил он, – и мне крайне важно достичь наших позиций. То, что я скажу, вам, скорее всего, не понравится. Согласитесь на капитуляцию. – Майор вскинул руки, предвосхищая протесты англичанина. – Но поставьте условие. Скажите, что с вами пятеро гражданских и что эти люди должны беспрепятственно уйти.

– Пятеро гражданских? – недоуменно спросил Буллен.

– Мне придется переодеться, – с беззаботным видом кивнул Феррейра. – Мы пройдем через французские позиции, вы капитулируете, а лорд Веллингтон узнает о принесенной вами жертве. У меня нет ни малейших сомнений, что вас вскоре обменяют.

– Моих людей никто обменивать не станет, – возразил Буллен.

Феррейра улыбнулся:

– Я отдаю вам приказ, лейтенант.

Он торопливо стащил мундир, решив, очевидно, что отсутствие формы поможет ему выдать себя за гражданское лицо. Другие португальцы подошли ближе, окружив лейтенанта плотным кольцом. Маневр их явно был рассчитан на то, чтобы склонить Буллена к нужному для них решению.

– А я тебя узнал! – подал вдруг голос сидевший у камина Слингсби и протянул руку в направлении здоровяка. – Тебя Шарп побил.

– Вы кто такой? – холодно осведомился Феррейра.

– Я здесь командую, – гордо заявил Слингсби и попытался отсалютовать португальцу саблей, но зацепился ею за массивную каминную полку. – Капитан Слингсби.

– Капитан не вполне здоров, – отведя глаза, сказал Буллен. Ему было стыдно признаться перед чужаком, что командир роты пьян. – Временно его обязанности исполняю я.

– Ну так исполняйте, лейтенант. – Феррейра указал на дверь. – Идите.

– Делайте, как он говорит, – вставил Слингсби, не имевший ни малейшего представления, о чем идет речь.

– Да, сэр, лучше уж так, – пробормотал Рид. Трусом сержант не был, но и другого выхода, кроме смерти, из ситуации не видел. – Убивать нас лягушатники не станут.

– Вы не имеете права мне приказывать, – огрызнулся Буллен, воинственно взглянув на португальца.

Здоровяк зарычал и надвинулся было на лейтенанта, но Феррейра удержал его.

– Верно, не имею, – согласился он, – но если вы не капитулируете, а мы попадем в плен и позднее нас обменяют, то мне будет о чем рассказать лорду Веллингтону. И то, что я расскажу ему, не поспособствует вашему повышению в чине. – Португалец помолчал, потом, понизив голос, добавил: – Это очень важно, лейтенант.

– Да, важно, – эхом откликнулся Слингсби.

– Даю вам слово чести, – продолжал Феррейра, – мне необходимо попасть к лорду Веллингтону. Я прошу вас о жертве, лейтенант. Я даже умоляю. Поверьте, это пойдет на пользу вашей стране.

– Да хранит Господь короля Георга! – провозгласил Слингсби.

– Вы даете слово? – спросил Буллен.

– Клянусь честью.

Буллен вздохнул и повернулся к двери. Легкая рота капитулирует – ничего иного ей не остается.

Полковник Лоуфорд все смотрел и смотрел в долину. Туман таял на глазах, и его взгляду представали сотни французских стрелков. Сотни! Причем расположились они настолько удачно, что бьющие с холмов британские и португальские орудия практически не причиняли им вреда. Снаряды взрывались, шрапнель рвала воздух, но полковник не видел ни раненых, ни убитых.

Не видел он и свою легкую роту.

– Дьявол! – негромко выругался Лоуфорд и, положив подзорную трубу на треногу, снова приник к окуляру. Разрушенный амбар наполовину скрывали клочья тумана. Какие-то люди сновали вблизи строения, но, как ни щурился полковник, он не находил среди них ни красных, ни зеленых мундиров. – Дьявол!

– Чем они там, черт возьми, занимаются? Доброе утро, Лоуфорд. Вы можете сказать, что там происходит? – Генерал Пиктон в потрепанной черной шинели поднялся по ступеням и теперь, хмуря лоб, взирал сверху на суетящихся внизу французов. На голове у него был тот же ночной колпак с кисточкой, что и в сражении при Буссако. – Понятия не имею, что эти ублюдки делают, но маневр совершенно дурацкий.

Вслед за генералом на бастион поднялся, отдуваясь, его адъютант, и в этот самый момент неподалеку громыхнул двенадцатифунтовик, оглушив стоящих поблизости и накрыв их облаком вонючего дыма.

– Да прекратите вы палить, черт бы вас подрал! – взревел Пиктон. – Ну что, Лоуфорд, объясните мне, в чем дело?

– Они прислали стрелковую бригаду, сэр.

Ответ вряд ли мог удовлетворить генерала, но лучшего у полковника на данный момент не было.

– Прислали стрелков? И только? И на кой черт? Прогуляться?

В долине треснул мушкет. Звук шел, похоже, от большой фермы, рассмотреть которую не представлялось возможным из-за тумана. О том, что там что-то происходит, свидетельствовал и тот факт, что три или четыре сотни вольтижеров вместо того, чтобы продвигаться вперед через долину, повернули к этой самой ферме.

– Они там, – уверенно сказал майор Лерой, уже с минуту всматривавшийся в окутывающую ферму дрожащую пелену. Пока он видел только крышу фермы и не находил никаких следов пропавшей легкой роты. – Думаю, сэр, они укрылись на той ферме.

– Кто укрылся на ферме? – спросил Пиктон. – И на какой ферме? О чем вы, черт возьми, толкуете?

Это был вопрос, которого Лоуфорд боялся, но сейчас ему ничего не оставалось, как сознаться в содеянном:

– Легкая рота, сэр. Я выдвинул в пикет легкую роту.

– Что вы сделали? – В тоне генерала прозвучали опасные нотки.

– Они были в амбаре. – Полковник указал на разваленное строение. Объяснить, что он выставил пикет только ради того, чтобы дать зятю возможность укрепить авторитет в роте, Лоуфорд не мог. Кто же мог подумать, что Слингсби не догадается увести роту, столкнувшись с превосходящими силами противника.

– В амбаре?

– Да, сэр. Имели приказ вести патрулирование.

– Черт возьми, Лоуфорд! – взорвался Пиктон. – Толку от такого пикета, что от сиськи на швабре! Цепь! Нужно было ставить цепь пикетов! – Он фыркнул. – Один! Понятно, что лягушатники обошли его с флангов. Так? Черт, вы бы лучше построили их в шеренгу и расстреляли сами. По крайней мере, вышло бы быстрее. Ну и где они теперь?

– Там, на ферме. – Лерой вытянул руку, и в этот момент туман рассеялся и они увидели западную стену с курящимся у окон дымком.

– Господи, – проворчал Пиктон. – Вы ведь не хотите их потерять, верно, Лоуфорд? В армии его величества такое не приветствуется. Потерять целую роту, а! Попахивает безответственностью. Мы должны спасти их. – Последние слова, произнесенные с сильным валлийским акцентом, прозвучали почти обвинением.

– Мой полк готов, сэр, – заявил полковник, пытаясь сохранить остатки достоинства.

– То, что от него осталось, – уточнил Пиктон и повернулся к адъютанту. – Что у нас с португальцами?

– Оба полка готовы, сэр.

– Действуйте, Лоуфорд, – приказал генерал. – Вытащите их. – Полковник и другие офицеры Южного Эссекского не заставили его повторять. Пиктон покачал головой. – Поздно, конечно. Слишком поздно. – Он остановил взгляд на окутанном дымом строении. – Бедняги. Боюсь, их песенка спета. Лоуфорду не успеть. А что мы можем сделать? Ничего. А жаль, черт возьми. – Генерал повернулся и, заметив притихших пушкарей, выплеснул зло на них: – Что стоите, как барачные шлюхи? Бросьте огоньку под хвост этим ублюдкам! Или вшей выводить разучились?

Артиллеристы засуетились, выкатили пушки, и скоро первые снаряды с воем полетели в долину, оставляя за собой хвосты дыма. Пиктон нахмурился.

– Надо ж додуматься, – ни к кому не обращаясь, проворчал он, – поставить пикет в амбаре. Нет, ни в одном валлийском полку такого бы не случилось. Вот чего нам недостает, валлийских полков. Будь у меня несколько таких, я бы вычистил чертову Европу. А так приходится выручать чертовых англичан. И зачем только Господь столько их наплодил?

– Чай, сэр, – сказал адъютант, поднося генералу полную оловянную кружку и тем самым на время ставя точку в его ремонстрациях.

Пушки продолжали бухать.

Глава тринадцатая

Шарп едва тащил ноги, пробираясь через болото к возвышенности, на которой расположилась ферма. Странно, но по ним не стреляли – похоже, братья Феррейра не ждали их с востока, – и, выйдя к углу коровника, капитан понял почему. Французские вольтижеры сосредоточились на другой стороне, которая, очевидно, и подвергалась обстрелу. Шарпа и его спутников они не замечали.

– Кто с кем дерется? – спросил Харпер, присоединяясь к капитану.

– Бог его знает. – Прислушавшись, Шарп различил в трескотне выстрелов короткие и сухие звуки. – Это не штуцера, Пэт?

– Они, сэр, – подтвердил сержант.

– Тогда там должны быть наши ребята.

Шарп выскользнул из-за угла, и по каменным стенам коровника и деревянным перегородкам тут же захлопали пули. Стреляли из дома. Шарп пригнулся, спрятавшись за перегородкой высотой в четыре фута. Коровник был открыт со стороны дворика, и те, кто находился в доме, били по нему из мушкетов.

– Может, там португальцы! – крикнул он. Если братья Феррейра наткнулись на ферме на португальцев, то они могли убедить их открыть огонь по Шарпу. – Оставайся на месте, Пэт!

– Не могу, сэр. Чертовы лягушатники лезут.

– Подожди. – Шарп поднялся из-за перегородки, навел винтовку на дом, и окно тут же скрылось за дымками выстрелов. – Пошли! – крикнул он, и Харпер, Виченте, Сара и Жоана выскочили из-за угла и рванули к стойлу с толстой коркой засохшего на стенах коровьего дерьма. – Вы кто? – проревел Шарп, но его голос утонул в несмолкаемом шуме мушкетной пальбы, эхо которой заполняло весь дворик, так что если ответ и был, капитан его не услышал.

Зато в другой стороне двора показались два француза. Харпер подстрелил одного, а второй метнулся в сторону за мгновение до того, как пуля Виченте оцарапала камень в стене. Раненый пополз прочь, а Шарп навел винтовку на просвет между двумя постройками, ожидая появления противника.

– Попробую добраться до дома, – сказал он и снова выглянул из-за перегородки – в окне мелькнуло что-то похожее на красный мундир.

Французов в дальней части двора не было, и Шарп подумал, что неплохо бы отсидеться, полагаясь на то, что вольтижеры их не заметят, но он знал – чудес не бывает.

– Приглядывай за лягушатниками, а я рвану к дому. По-моему, там красномундирники – только бы добежать.

Он вздохнул, собираясь с силами, готовясь к броску через открытое пространство, и тут где-то протрубила труба. Сигнал повторился, перестрелка стихла, зато голоса на французском прозвучали совсем близко. Полной тишины тем не менее не наступило: на бастионах ухали орудия и в долине за фермой рвались снаряды.

Шарп ждал. Ничего. Он перебежал за соседнюю перегородку, и в него никто не выстрелил. Он осторожно выпрямился и посмотрел в сторону дома, но тот, кто стоял у окна, отступил, должно быть, вглубь комнаты.

– Сэр! – негромко окликнул Харпер.

Шарп повернулся и увидел возле навеса француза. Лягушатник отнюдь не целился в него из мушкета, а смотрел спокойно и даже, встретившись взглядом, помахал рукой. Только теперь Шарп понял, что звук трубы был сигналом, означавшим перемирие. Подошедший к солдату французский офицер жестом предложил Шарпу и его спутникам вернуться в коровник. Капитан показал два пальца и перебежал к следующему строению, оказавшемуся маслобойней. Распахнув дверь, он увидел двух французов, которые схватились было за мушкеты, но остановились, увидев направленную на них винтовку.

– Даже не думайте, – предупредил Шарп и, пройдя мимо, приоткрыл ближайшую к дому дверь.

Виченте, Харпер и обе женщины вошли вслед за ним в маслобойню, и Сара обратилась к двум замершим от страха французам.

– Им сказали не стрелять, пока не протрубит труба, – сообщила она Шарпу.

– Вот пусть и не стреляют.

Вольтижеров между маслобойней и домом не было, а за углом, всего в десятке шагов, стояли и сидели сразу несколько. Один заметил в щель Шарпа, но, наверное, принял его за своего, потому что просто зевнул. Солдаты ждали, а один растянулся на земле, прикрыв лицо кивером. Офицера Шарп не заметил.

Он отступил от двери. Так кто все-таки в доме? Если англичане, то все в порядке и ему нечего опасаться, но если португальцы – Феррейра без труда убедит соотечественников убить его. Если же остаться здесь, то после окончания перемирия их либо захватят в плен, либо убьют французы.

– Сейчас пойдем в дом, – сказал Шарп. – За углом лягушатники. Не обращайте на них внимания. Оружие не поднимайте, по сторонам не смотрите, делайте вид, что вы здесь свои. – Он еще раз посмотрел на дом, потом на мирно болтающих вольтижеров и решил рискнуть. Всего-то пересечь двор. Пройти какую-то дюжину шагов. – Выходим.

Скорее всего, французы просто не сообразили, что делать. Старшие офицеры, те, кто мог в одно мгновение оценить ситуацию и принять решение, собрались по другую сторону фермы, а те, кто увидел, как из маслобойни вышли трое мужчин и две женщины, растерялись и не отреагировали сразу, а когда опомнились, странная компания уже была в доме. Один солдат открыл было рот, вероятно собираясь протестовать против нарушения условий перемирия, но Шарп остановил его улыбкой:

– Приятный денек, а? Мы тут выходили одежду просушить. – Пропустив в дверь своих спутников, он вошел последним и сразу же увидел красномундирников. – Кто, черт возьми, стрелял в нас?

Появление капитана произвело столь ошеломляющий эффект, что никто не произнес и звука, а рядовой Перкинс молча указал на майора Феррейру. Не останавливаясь, а лишь слегка скорректировав направление движения, Шарп пересек комнату и ударил майора прикладом по голове. Феррейра рухнул как подкошенный. Феррагус попытался было вступиться за брата, но Харпер направил на него винтовку.

– Ну же, – почти нежно произнес ирландец, – сделай еще шаг. Пожалуйста.

Солдаты во все глаза таращились на Шарпа. Стоявший у передней двери лейтенант Буллен повернулся и застыл с отрытым ртом, словно узрел привидение.

– Ну и паршивцы! – сказал Шарп. – Стрелять по мне! Чертово отродье! Чему вас только учили! Ни одна пуля даже близко не прошла! Мистер Буллен, не так ли?

– Так точно, сэр.

– И куда это вы собрались, мистер Буллен? – Не дожидаясь ответа, Шарп обернулся. – Сержант Хакфилд, заберите оружие у этих гражданских. А если тот жирный ублюдок заартачится, пристрелите его.

– Пристрелить? Но, сэр…

– Вы что, сержант, оглохли? Да, пристрелите. Даже если он просто дернется или пальцем шевельнет – стреляйте. – Он снова посмотрел на Буллена. – Ну так что, лейтенант?

Буллен замялся:

– Мы… мы собрались сдаваться, сэр. Майор Феррейра сказал, что нам нужно сдаться. – Он взглянул на раскинувшегося на полу Феррейру. – Знаю, сэр, не он здесь командует, но он сказал… – Лейтенант хотел добавить, что того же мнения придерживается и капитан Слингсби, но воздержался, решив, что его слова могли бы быть восприняты как проявление безответственности. – Виноват, сэр, это было мое решение. Француз сказал, что у них есть пушка.

– Этот мерзавец обманул вас самым подлым образом, – сказал Шарп. – Нет у них никакой пушки. Да и откуда ей здесь взяться? Чтобы притащить сюда орудие, потребовалось бы штук двадцать лошадей. Он просто пугал вас, лейтенант. Пугал, потому что знал, здесь нам смерть грозит разве что от старости. Харви, Кирби, Питерс, Баттен, закройте дверь. Все ранцы сложите за ней. Веселей!

– Заднюю тоже, сэр? – спросил рядовой Слэттери.

– Нет, Слэт, заднюю оставьте, она нам еще понадобится. – Выглянув в окно, Шарп увидел, что оно достаточно высоко над землей. – Мистер Буллен, будете командовать этой стороной. Возьмите четверых, этого хватит. В окна лягушатники не залезут. Наверху красномундирники есть?

– Так точно, сэр.

– Пусть спустятся. Отправим туда стрелков. Картер, Пендлтон, Слэттери, Симз, поднимитесь по той лестнице и постарайтесь сделать вид, что вам тут весело. Мистер Виченте? Сможете подняться?

– Смогу.

– Отлично. Забирайте свою винтовку и присмотрите там за ребятами. – Шарп снова повернулся к Буллену. – Ваше дело – вести огонь. Забудьте про точность, просто палите и палите. Все остальные – на эту сторону. Мисс Фрай?

– Да, мистер Шарп?

– Мушкет заряжен? Хорошо. Возьмите на прицел того жирного борова. Шевельнется – стреляйте. Вздохнет – стреляйте. Перкинс, останешься с дамами. Эти люди – пленные, так что обращаться с ними соответственно. Сара! Скажите им, чтобы сели и держали руки за головой. Если кто ослушается, убейте. – Шарп подошел к четверке и сдвинул ногой стоявшие на полу мешки. В них что-то звякнуло. – Похоже, там ваше приданое, а, мисс Фрай?

– Пять минут истекли, сэр, – сказал Буллен, – по крайней мере, мне так кажется.

Часов у него не было, и лейтенант мог только предполагать.

– Они дали вам пять минут? Ну что ж, мистер Буллен, держите свою сторону. За нее отвечаете вы.

– Командовать буду я. – Слингсби, все это время молча наблюдавший за Шарпом, поднялся вдруг с пола. – Я здесь командую, – поправился он.

– У вас есть пистолет? – (Удивленный вопросом, тот кивнул.) – Дайте его сюда. – Шарп забрал пистолет, выдул порох и вернул оружие Слингсби. Меньше всего ему был нужен пьяный с заряженным пистолетом. – Ваша задача, мистер Слингсби, наблюдать за камином. Чтобы французы не проникли сюда через дымоход.

– Есть, сэр.

Шарп отошел к заднему окну. Оно было небольшое, но достаточно широкое, чтобы в него мог пролезть человек. Шарп поставил к нему пятерых:

– Стреляйте в любого, кто попытается пробраться, а кончатся пули, действуйте штыком.

Скорее всего, решил он, французы воспользовались передышкой, чтобы перегруппироваться, но при отсутствии пушки им все равно не оставалось ничего иного, как идти на штурм. Наиболее уязвимой для атаки представлялась тыльная сторона, окно и дверь, которую Шарп нарочно оставил открытой. Эту сторону прикрывали восемнадцать человек, построенные в три шеренги, причем первая должна была стрелять с колена. Оставалась еще одна забота – Феррагус и его спутники. Шарп шагнул к верзиле и направил на него винтовку:

– Будешь дергаться, мои ребята обработают тебя штыками. Так что сиди смирно. – Капитан повернулся к лестнице. – Мистер Виченте? Можете стрелять по любым целям. А мы, – он обвел взглядом комнату, – подождем.

Лежавший на полу Феррейра пошевелился и попытался подняться на четвереньки, и Шарп врезал ему по ребрам, но тут Харрис крикнул сверху, что французы идут, и в тот же миг снаружи донесся боевой клич, а вслед за этим по стене защелкали пули. Многие влетали в открытые окна и впивались в потолочные балки. Крик донесся и с тыльной стороны, и Шарп, стоявший у восточного окна, увидел выбегающих из-за хозяйственных построек французов.

– Не стрелять!

Ободренные отсутствием сопротивления, французы бросились к ступенькам, и Шарп махнул рукой:

– Первая шеренга – огонь! – Грохот залпа заполнил комнату, и шесть пуль, выпущенные с расстояния в несколько шагов, не могли пройти мимо. Первая шеренга уступила место второй, которая опустилась на колено. – Вторая шеренга – огонь! – Еще шесть пуль. – Третья шеренга…

Харпер поднял семистволку, но Шарп жестом остановил сержанта:

– Побереги, Пэт.

Он шагнул к двери. Тела убитых и раненых загромоздили вход, но какой-то офицер все еще пытался провести своих людей к двери. Шарп выстрелил ему в голову и отступил за мгновение до того, как десятки пуль изрешетили пустой дверной проем.

Втащив в комнату свалившегося на пороге француза, Шарп захлопнул дверь, которая тут же затряслась под шквалом пуль, вытащил палаш и шагнул к окну, где трое французов, ухватившись за штыки красномундирников, пытались вырвать у них оружие. Шарп полоснул клинком, едва не отрубив одну кисть, и французы отступили. На смену им хлынула новая волна, но Харпер встретил ее выстрелом из семистволки. Ошеломленный неприятель отпрянул, окно опустело, и Шарп приказал стрелять по вольтижерам, пытавшимся расчистить подходы к двери.

Мушкетный залп оповестил о втором приступе на противоположную сторону. Передняя дверь содрогнулась под напором вольтижеров, баррикада из ранцев покачнулась, но Шарп перебросил сюда стрелков от задней двери, и те открыли беглый огонь из окон. Столкнувшись с неожиданным сопротивлением, французская атака захлебнулась так же внезапно, как и началась. Территория перед домом опустела, зато противник усилил обстрел с тыла, из-под прикрытия многочисленных хозяйственных построек. Шарп перезарядил винтовку, присел у заднего окна и едва успел взять на мушку вольтижера, как тот дернулся и исчез за углом, сраженный выпущенной с чердака пулей. Шарп выстрелил в другого, и французы поспешили спрятаться.

– Прекратить огонь! – крикнул Шарп. – Молодцы! Отлично поработали. Всем перезарядить. Проверить оружие.

Наступила относительная тишина, хотя артиллерия продолжала бить с холмов, и Шарп, услышав стук картечи по крыше, вдруг понял, что пушки ведут огонь по атакующим ферму французам. С чердака продолжали стрелять, причем стрелять неторопливо, прицельно, и Шарп мысленно похвалил Виченте. Скользнув взглядом по пленникам, он решил, что было бы нелишним пустить в дело винтовку Перкинса и мушкеты Сары и Жоаны.

– Сержант Харпер?

– Сэр?

– Свяжите этих ублюдков. По рукам и ногам.

Пока его связывали, Феррагус исподлобья смотрел на Шарпа, но не сопротивлялся. Связали на всякий случай и Феррейру. Тем временем Слингсби подобрался на четвереньках к куче ранцев, отыскал нужный и, достав фляжку с ромом, торопливо отвинтил крышку и припал к горлышку.

– Бедняга, – пробормотал Шарп и сам подивился своим чувствам к Слингсби. – Давно пьет?

– С тех пор как вышли из Коимбры, – ответил Буллен, – более или менее постоянно.

– Я его таким видел только раз.

– Наверное, он вас боялся, сэр.

– Меня? – удивился Шарп. Подойдя к камину, он опустился на корточки и посмотрел Слингсби в лицо. – Извините, лейтенант, что был с вами груб. – (Слингсби моргнул, нахмурился, пытаясь сосредоточиться, и на его лице проступило удивленное выражение.) – Вы меня слышите?

– Весьма благородно с вашей стороны, Шарп. – Слингсби кивнул и снова присосался к фляжке.

– Ну вот, мистер Буллен, вы слышали. Я извинился.

Буллен усмехнулся, открыл рот, чтобы что-то сказать, но тут на чердаке защелкали мушкеты, и Шарп повернулся к окнам:

– Приготовиться!

Французы снова пошли в атаку со двора, на сей раз учтя печальный опыт предыдущего приступа: большая группа вольтижеров открыла огонь по единственному окну, тогда как несколько человек убирали со ступенек тела, расчищая путь штурмовой команде, которая совершила ошибку, устремившись вперед с победным воплем. Шарп распахнул дверь, а Харпер махнул рукой. Три шеренги ударили одна за другой, но французы не остановились и лезли через своих убитых и раненых товарищей. Мушкет треснул у Шарпа над ухом, и он, полуобернувшись, увидел Сару. Первая шеренга, перезарядив оружие, дала свой второй залп, когда один смельчак в голубом мундире все же прорвался в дверь и ввалился в комнату, где его встретил Шарп.

– Вторая – огонь! – проревел Харпер.

Шарп вырвал лезвие из живота француза, отбросил тело в сторону и захлопнул дверь. Сара, видя, что стрелки перезаряжают оружие, последовала их примеру. Дверь затряслась, с брусьев полетела пыль, но открыть ее уже никто не пытался. Расстроенные неудачей французы отступили. Стрельба стихла.

– Мы побеждаем, – сказал Шарп, а на измазанных порохом физиономиях появились ухмылки.

И это было почти правдой.

Два адъютанта генерала Саррю вернулись после успешно завершенной рекогносцировки, и на том, если бы здравый смысл возобладал, утренние волнения могли бы и закончиться. Оба офицера, явив достойную похвалы смелость, промчались по долине, огибавшей бастион, известный у англичан под названием Сооружение номер сто девятнадцать, под артиллерийским, винтовочным и мушкетным огнем, развернулись и устремились в обратную сторону. Осколок снаряда расцарапал до крови заднюю ногу одной из лошадей, но опьяненные опасностью доблестные молодые люди пронеслись мимо выдвинувшихся вперед стрелков, перелетели через речушку и замерли только перед генералом.

– Долина перекрыта, сир, – доложил один из них. – Заслоны из поваленных деревьев и кустов. Не пройти.

– И бастион с пушкой, – добавил второй. – Только нас и ждут.

Саррю выругался. Он свое дело сделал и мог со спокойной совестью отчитаться перед генералом Ренье, который, в свою очередь, доложил бы результаты разведки маршалу Массена: мол, так и так, все орудия настоящие, а долина, представлявшаяся удобным проходом вглубь вражеских позиций, на самом деле является частью оборонительной системы. Оставалось лишь подать сигнал, и стрелки возвратились бы, дым рассеялся, а утро погрузилось в тишину, но в тот момент, когда два всадника вернулись из смелого рейда, Саррю увидел идущих из блокированной долины португальских касадоров. Враг, судя по всему, предлагал помериться силами, а как известно, ни один французский генерал еще не стал маршалом, отказываясь от такого рода приглашений.

– Как они там оказались? – спросил он, указывая на солдат в коричневых мундирах.

– На тыльной стороне холма, сир, есть узенькая тропинка, защищенная воротами и фортами, – объяснил более наблюдательный из адъютантов.

Саррю фыркнул. Из объяснения следовало, что штурмовать форты через тропинку, которой воспользовались португальцы, дело безнадежное, тем не менее отступить, когда неприятель напрашивается на трепку, генерал не мог. Самое меньшее, что он мог сделать, – это заставить их умыться кровью.

– Прогоните их отсюда, – приказал Саррю. – И что, черт возьми, с тем пикетом?

– Они укрылись, сир.

– Где?

Адъютант указал на ферму, над которой поднимались клубы дыма. Туман ушел, но дыма было столько, что он вполне мог сойти за туман.

– Так выкурите их оттуда! – распорядился Саррю. Тратить время и силы, связываясь с каким-то пикетом, представлялось ему унизительным, но раздражение заставило генерала переменить мнение. Он привел в долину четыре полка и не мог просто развернуться и увести их обратно, так ничем и не отметившись. Даже дюжину пленных можно подать как трофей и доказательство победы. – В этом чертовом амбаре было что-нибудь съестное?

Адъютант протянул ему галету из британского армейского рациона, сухую, твердую, как шрапнель, и почти такую же на вкус. Саррю с презрением отверг подношение и, пришпорив коня, спустился к речушке, проехал мимо амбара и оказался на лугу, где его поджидала еще одна плохая новость. Португальцы не только не отступили, но и перешли в контрнаступление и теснили его егерей и вольтижеров. Два полка брали верх над четырьмя, и главной причиной такого поворота дел было преимущество винтовок над мушкетами. И почему только император продолжает настаивать, что винтовки хуже? Разворачивавшийся на глазах Саррю бой явно доказывал обратное. Мушкеты хороши против плотного строя, но не против рассыпанной цепи, а винтовкой можно запросто за сто шагов сбить муху с плеча шлюхи.

– Попросите генерала Ренье пустить кавалерию, – бросил он адъютанту. – Пусть почешут спины этим ублюдкам.

То, что начиналось как разведка, превращалось в сражение.

Южный Эссекский полк спустился по восточному склону холма, на котором стояло Сооружение номер сто девятнадцать; португальцы спустились по западному, и оба полка, соединившись, блокировали вход в маленькую долину. Таким образом, британцы оказались справа от португальцев, примерно в полумиле от них, а перед ними растянулся лужок, ограниченный разбухшей речушкой и болотом, окружающим осажденную ферму. Вспыхивавшие в долине разрывы португальских и британских снарядов помечали расположение егерей и вольтижеров.

– Да что за чертовщина! – воскликнул Лоуфорд. Большинство офицеров не успели привести лошадей, но полковник, восседая на Молнии, обнаружил тропинку, которая вела к мостику и далее к ферме. Вот туда мы и пойдем, решил он. – Поротно, в колонну по двое, на четверть дистанции! – распорядился полковник, отметив, что осажденная легкая рота, судя по плотности дыма и частоте выстрелов, оказывает стойкое сопротивление. – Молодец, Корнелиус. – Возможно, Слингсби поступил неблагоразумно, отступив к ферме, вместо того чтобы вернуться на бастион, но по крайней мере дрался он хорошо. – Вперед, майор, – сказал Лоуфорд Форресту.

Каждая рота построилась в четыре шеренги. Две роты шли бок о бок, так что полк представлял собой строй в две роты шириной и четыре глубиной с девятой ротой в арьергарде. На взгляд генерала Пиктона, наблюдавшего за всем этим с бастиона, такое построение напоминало скорее французское, чем британское, но оно позволяло полку сохранять компактность, необходимую для продвижения между болотами справа и холмами слева.

– При необходимости развернемся в шеренгу, – объяснил Лоуфорд Форресту, – сметем противника, захватим мост и вышлем три роты вперед, к ферме. Действуйте, майор. Отгоните чертовых лягушатников, вытащите ребят Корнелиуса, возвращайтесь, и мы еще успеем к обеду. Та перченая ветчина не так уж плоха, как вы считаете?

– Очень хороша.

– И вареные яйца, – добавил Лоуфорд.

– А вы запора не опасаетесь? – спросил Форрест.

– Запор? Из-за яиц? Невозможно! Я стараюсь есть их каждый день, как и мой отец. А, похоже, эти негодники заметили нас.

Лоуфорд направил Молнию в узкий зазор между ротами. Помянутые полковником негодники были егерями и вольтижерами, занимавшими позиции перед его полком. Французы атаковали правый фланг португальцев, но, обнаружив приближающихся красномундирников, повернулись навстречу новой опасности. Сил их было явно недостаточно, чтобы остановить продвижение британцев, и Лоуфорд пожалел об отсутствии легкой роты, которая могла бы рассеять неприятельских стрелков. Он понимал, что понесет некоторые потери, прежде чем выйдет на расстояние залпового огня, а потому выехал вперед, чтобы солдаты видели – командир с ними и от опасности не прячется. Брошенный в сторону фермы взгляд убедил полковника в том, что там все еще идет жестокий бой. Впереди, примерно в сотне ярдов, разорвался снаряд. Случайная пуля, просвистев над головой, поразила полковое знамя, а в следующее мгновение вдалеке протрубили горны, и Лоуфорд, привстав на стременах, увидел на противоположной стороне долины катящиеся вниз по склонам колонны всадников. Впрочем, пока еще они были слишком далеко и реальной опасности не представляли.

– Вперед! Вперед! – крикнул он Форресту, ехавшему во главе гренадерской роты на правом фланге строя. Солдат в передней шеренге пошатнулся и упал, схватившись за ногу. Строй раздался и снова сомкнулся. – Мистер Коллинз, отправьте двоих – пусть помогут, – бросил Лоуфорд ближайшему капитану.

Оставлять раненого, принимая во внимание близость вражеской кавалерии, было бы слишком рискованно. Слава богу, подумал он, что у французов нет артиллерии.

Всадники меж тем переправились через речку, и Лоуфорд смог рассмотреть их получше. Здесь были и драгуны в зеленых мундирах, с длинными, прямыми палашами, и небесно-голубые гусары, и егеря. Судя по всему, их целью являлся дальний фланг португальцев, но, взглянув назад, Лоуфорд убедился, что касадоры распознали угрозу и перестраиваются в два каре. Французы тоже это заметили и уклонились к востоку. Из-под копыт тяжелыми ошметками летели комья мягкой земли. Вольтижеры расступились, и теперь кавалерия неслась в направлении Южного Эссекского. Несколько снарядов разом рванули в их гуще, заставив конную колонну растянуться. Лоуфорд ощутил азарт боя.

– На полдистанции! – крикнул он. – На полдистанции!

Интервалы между ротами увеличились. Как и кавалерия, пехота растягивалась и уже не напоминала плотную колонну. Между ее частями появились просветы, словно предлагавшие противнику вклиниться в них и разорвать полк изнутри.

– Вперед! Вперед! – подбодрил полковник ближайшую роту, занервничавшую было с приближением врага. – Не обращайте на них внимания!

Расстояние сократилось до полумили. Кавалерия растянулась в шеренгу, и казалось, грохочущая волна катит по долине, угрожая накрыть марширующий на ее пути полк с неприкрытым левым флангом. Лоуфорд знал, что теперь все зависит от точности расчета. Он не хотел раньше времени перестраиваться в каре, чтобы не спугнуть французов. Сколько их там? Триста? Нет, скорее больше. Он слышал грозный топот копыт, видел, что конники уже пустили лошадей в галоп – слишком рано, потому что на мягкой земле лошади устают быстрее и к моменту встречи с полком уже выдохнутся. Снаряд рванул у коня под ногами, и драгун вылетел из седла. Брызнула кровь, блеснула уздечка, мелькнули копыта… Вторая линия замешкалась, объезжая бьющуюся лошадь. Пора, решил Лоуфорд.

– Перестроиться в каре!

В отлаженном маневре есть что-то прекрасное, подумал полковник. Видеть, как задние роты останавливаются и отступают, как центральные роты разворачиваются, передние ожидают и как все эти отдельные части образуют новый строй, – чистое удовольствие. В этом новом строю три роты составляли длинные стороны, две формировали северный край и одна южный. И пусть каре получилось далеким от идеального, главное заключалось в том, что полк перестроился, превратившись в неприступную крепость. Внешний ряд опустился на одно колено.

– Примкнуть штыки!

Большинство всадников успели отвернуть, но около сотни сохранили вектор движения и нарвались на встречный залп. Западная сторона каре исчезла в дыму, заржали отчаянно лошади, а когда серая пелена рассеялась, Лоуфорд увидел удирающих кавалеристов и разбросанные по земле тела. Вольтижеры, не преминув воспользоваться представившейся возможностью попрактиковаться в стрельбе по неподвижной цели, открыли огонь, и единственным ответом им был залповый огонь полуротами. Испытанный прием сработал и на сей раз – каждый залп отбрасывал французов, но они, точно стая окруживших отару волков, снова шли вперед, а за ними, ожидая, когда красномундирный полк раскроется, кружили кавалеристы. Лоуфорд не собирался подбрасывать им шанс для атаки, тем не менее, сохраняя плотный строй, британцы оставались мишенью для вольтижеров, и полковник постепенно осознавал, что перед ним стоит нелегкая дилемма. Чтобы атаковать стрелков, он должен был развернуться, однако, развернувшись, становился уязвимым для кавалерии. Поскольку кавалерия представляла большую опасность, предпочтительнее было оставаться в каре, однако огонь вольтижеров не ослабевал, и потери постепенно возрастали. Рассчитывать на помощь артиллерии не приходилось. Орудия били беспрестанно, впрочем выпущенные с высоты снаряды зарывались в мягкую землю, что ослабляло взрывную силу. Больший урон неприятелю наносила шрапнель, но по крайней мере у одного из пушкарей запалы получались слишком длинными. Лоуфорд сдвинул полк к северу. Маневрировать в каре было трудно, приходилось переносить убранных в середину раненых, и движение шло медленно, с остановками для очередного залпа по вольтижерам. То, что представлялось поначалу легкой задачей, превратилось вдруг в тяжелое испытание.

– Жаль, нет стрелков, – пробормотал Форрест.

Лоуфорд промолчал, понимая, что майор прав. Ошибку допустил он сам, отправив стрелков в пикет и понадеявшись, что с ними ничего не случится. И вот теперь из-за его просчета в беду попал весь полк. А ведь как хорошо все начиналось: марш в плотном строю, великолепная перестройка в каре, отражение кавалерийской атаки… А теперь они оказались посреди долины без поддержки, если не считать далеких пушек, и перед лицом почуявших кровь вольтижеров, кольцо которых постепенно сжималось. Пока что потери были невелики, всего пятеро убитыми и десяток ранеными, но это лишь потому, что французы держались на расстоянии, однако каждую минуту вражеская пуля находила цель, и чем ближе к ферме подходил полк, тем больше он отрывался от своих позиций.

И все это на глазах у Пиктона.

Лоуфорд понимал, что попал в тупик.

Спустившийся с чердака Виченте сообщил, что на выручку идет красномундирный полк, который перестроился сейчас в каре и отбивает кавалерийскую атаку в полумиле от фермы. Выглянув в окно, Шарп увидел знамя Южного Эссекского, а заодно убедился, что ждать скорой помощи не приходится.

Французы, после того как их последний приступ был отбит, попрятались за хозяйственными постройками. Дорожка к мосту, еще недавно забитая вольтижерами, оказалась свободной. Чуть раньше Шарп снял с крыши двух стрелков и, расположившись с ними и Перкинсом у передних окон, открыл по французам прицельную стрельбу, вынудив их в конце концов отступить. Часть вольтижеров укрылась возле дома, часть отправилась туда, где их товарищи осаждали британское каре.

– Ну, мистер Буллен, что будем делать? – спросил Шарп.

– Делать, сэр? – удивился Буллен, не ожидавший, что к нему обратятся с таким вопросом.

Шарп усмехнулся:

– Вы правильно поступили, что привели людей сюда. Вот я и подумал, что, может, у вас есть мыслишка насчет того, как их отсюда вывести.

– Будем драться, сэр?

– Да, обычно это самое лучшее. – Шарп выглянул в окно – никто в него не выстрелил. – Лягушатники долго не продержатся. – (Лейтенанту данный прогноз показался чересчур оптимистическим: долина буквально кишела французами, причем не только пехотой, но и кавалерией, а красномундирное каре выглядело одиноким островком.) – Что ж, мистер Буллен, пора отрабатывать королевское жалованье.

– Какое жалованье, сэр?

– Какое? Вы ведь офицер и джентльмен, мистер Буллен. Вы, должно быть, богач. – Кто-то из солдат рассмеялся. Слингсби, сидевший у камина с фляжкой на коленях, похоже, уснул. Шарп повернулся и еще раз выглянул в окно. – У них там беда. – Он кивнул в сторону полка. – Без нас им не выпутаться. Парням нужны стрелки, а значит, мы должны прийти им на помощь. – Он хмуро посмотрел на пленных. – Так это майор Феррейра приказал вам сдаваться?

– Так точно, сэр. Знаю, не его дело тут распоряжаться, но…

– Дело точно не его, – перебил лейтенанта Шарп. Интересно, с чего это майор так возжелал вдруг предаться в руки французам? – Он объяснил, почему вы должны сдаться?

– Я должен был договориться с французами, сэр. Мы сдаемся, а они пропускают гражданских.

– Шустёр мерзавец. – (Феррейра, на виске у которого набух здоровенный синяк, испуганно посмотрел на Шарпа.) – Хотите проскользнуть раньше нас, а? – (Майор не ответил.) – Нет, майор, дело не в вас. Вы – человек военный, вы под арестом. А вот ваш братец и его люди… Их мы, пожалуй, можем и отпустить. Мисс Фрай, скажите им, чтобы встали.

Четверо португальцев неловко поднялись. Перкинс и еще двое взяли их на мушку, а Харпер развязал пленников.

– Переведите им, Сара, что могут убираться. Французов впереди нет. Сержант Рид, разбаррикадируйте переднюю дверь. – Капитан перевел взгляд на Феррагуса и трех его подручных. – Как только дверь откроется, выходите. Бегать не разучились? Если постараетесь, доберетесь до наших парней.

– Французы их перестреляют! – запротестовал Виченте, в душе которого снова проснулся законник.

– Если они останутся здесь, я сам их, к чертям, перестреляю.

Во дворе грохнул выстрел, и оставшиеся на чердаке пальнули в ответ. Шарп прислушался, пытаясь понять, не решились ли французы еще на один штурм, но короткая вспышка активности сменилась тишиной.

Сидевший в углу комнаты майор Феррейра сказал что-то своему брату.

– Он говорит, – перевела Сара, – что вы будете стрелять им в спину.

– Скажите, что не буду. И что у них есть шанс спасти шкуру.

– Дверь открыта, сэр, – доложил сержант Рид.

Шарп повернулся к Виченте:

– Уберите стрелков с крыши. – Он понимал, что лишается огневой поддержки, и надеялся лишь на то, что французы не успеют воспользоваться моментом для атаки. Риск был, но в голове у него уже сформировалось что-то похожее на план, и этот план не сулил врагу ничего хорошего. – Сержант Харпер!

– Сэр?

– Отберите шесть красномундирников и шесть стрелков, и пусть поменяются мундирами.

– Поменяются мундирами?

– Вы что, не слышали? Выполняйте! Когда первая шестерка будет готова, переоденьте еще шестерых. Когда будут готовы, пусть наденут ранцы. – Шарп повернулся к лежащим посреди комнаты раненым. – Мы выходим, а вы останетесь здесь. – Заметив тревогу на лицах солдат, он добавил: – Не беспокойтесь, французы вас не тронут. – (Британцы всегда заботились о раненых французах, и те поступали так же.) – Но и с собой они вас не возьмут, так что когда заварушка закончится, мы за вами вернемся. А вот отобрать ценности лягушатники могут. Поэтому, если у кого что есть, отдайте другу на хранение.

– Что вы собираетесь делать, сэр? – спросил один из раненых.

– Помочь полку. А потом приду за вами. Обещаю. – Шарп посмотрел на стрелков, неохотно натягивающих на себя линялые красные мундиры. – Поживей! – бросил он, и в этот момент охранявший пленных Перкинс вскрикнул от боли.

Шарп обернулся, подумав, что парня зацепила влетевшая через окно случайная пуля, но увидел совсем другую картину: освобожденный от пут Феррагус сбил с ног Перкинса, а остальные солдаты, боясь попасть в своих в тесной комнате, не решаются стрелять.

Феррагус, с перекошенной злобой физиономией, пошел на Шарпа.

Вольтижеры сосредоточились к западу и северу от полка. К югу их осталось немного, к востоку, где долину затопило, французов не было вовсе. Кавалерия держалась поблизости, за спинами вольтижеров, выжидая подходящего для атаки момента. Пока стрелки находились слишком далеко, чтобы причинить британцам серьезный урон, но потери все же росли, и центр каре медленно заполнялся ранеными. От артиллерии помощи было мало: по мере того как вольтижеры сближались с полком, пушкари все больше осторожничали, боясь попасть по своим.

– Не уверен, сэр, что мы сумеем теперь добраться до фермы, – заметил майор Форрест, подъезжая к Лоуфорду.

Полковник не ответил. Замечание Форреста следовало понимать так, что от попытки спасти легкую роту следует отказаться. Путь на юг, к форту, оставался открытым, и полк еще мог отступить на прежние позиции. Французы посчитали бы такой исход боя своей победой, но по крайней мере полк был бы спасен. Конечно, легкая рота будет потеряна, о чем можно только пожалеть, и все же лучше потерять одну роту, чем все десять.

– Огонь определенно слабеет, – добавил Форрест, имея в виду, конечно, не вольтижеров, а защитников фермы.

Лоуфорд обернулся – майор был прав, стрельба у осажденного дома прекратилась, дым почти рассеялся. Судя по тому, что группа французов по-прежнему пряталась за амбаром, его люди еще удерживали сам дом, но в целом ситуация подтверждала слова Форреста. Сопротивление стрелков практически прекратилось.

– Бедняги, – пробормотал полковник.

В какой-то момент Лоуфорд подумал было, что, может быть, им удастся прорваться к ферме через болото, но, понаблюдав за барахтавшейся в топи лошадью, которой никак не удавалось выбраться на сухое место, отказался от этой мысли. Несчастное животное выкарабкалось-таки на твердую почву и теперь стояло там, дрожа от страха. Оказаться на ее месте… Полковник поежился и понял, что должен принять какое-то решение.

– Надо забрать раненых, – сказал он Форресту. – Назначьте людей.

– Уходим?

– Боюсь, что да, Джозеф. Боюсь, что да…

Лоуфорд не успел договорить, потому что пуля ударила Молнию в правый глаз и лошадь с диким ржанием встала на дыбы. Полковник отбросил стремена и выпал из седла, а Молния, ударив копытами воздух, завалилась на спину. Падение получилось тяжелое, но ему удалось отползти на безопасное расстояние. Лошадь попыталась подняться, ноги не слушались ее. Подбежавший с пистолетом денщик остановился в нерешительности.

– Давай же, стреляй! – крикнул полковник.

Глаза у Молнии были белые, окровавленная голова билась о землю, и денщик никак не мог прицелиться. Подоспевший майор Лерой наступил животному на шею, выхватил у денщика пистолет и выстрелил бедняжке в лоб. Лошадь еще раз дернулась, по телу прошла судорога, и Молния затихла. Лоуфорд выругался. Лерой отдал денщику пистолет и вернулся на место. На его сапогах блестела свежая кровь.

– Распоряжайтесь, майор, – бросил Лоуфорд, чувствуя, как подступают к глазам слезы.

Такая великолепная лошадь. Он приказал денщику снять седло и отступил, наблюдая за тем, как солдаты поднимают с земли раненых, как встают те, кто еще мог идти, как разворачивается, готовясь к отступлению, полк. Все происходило до боли медленно. Из-за угрозы кавалерийской атаки маневрировать приходилось в плотном строю, двигаться осторожно, как будто боком. Французы, увидев, что неприятель отступает на юг, зашумели, закричали и придвинулись ближе. Больше всего они хотели сейчас прикончить красномундирников и вернуться на свою сторону долины – с пленными, трофейным оружием, добычей и, самое главное, с двумя полковыми знаменами.

Подняв голову, Лоуфорд посмотрел на побитые пулями стяги. Может, снять полотнища и сжечь? Нет, это уже паника. Он вернется на позиции. Да, Пиктон будет в ярости, другие полки не преминут посмеяться над неудачниками, зато Южный Эссекский сохранится, а это главное.

Путь назад был свободен, потому что полк касадоров подтянулся ближе к союзникам. Французы, получив отпор со стороны португальских стрелков, сосредоточились на красномундирниках, так что теперь касадоры имели возможность прикрывать Южный Эссекский справа и расчищать дорогу на юг. Туда же потянулась и кавалерия, вынудив португальцев перестроиться в каре. Двигаться дальше французы не решались из-за непрекращающегося артиллерийского обстрела, а потому отошли к середине долины. Еще двести-триста ярдов, размышлял Лоуфорд, и французы прекратят преследование и отступят, утешая себя захватом фермы. Он еще раз оглянулся и, не заметив ни единого дымка, понял, что там уже не стреляют.

– Мы пытались, – сказал он Форресту. – По крайней мере, мы пытались.

Да только ничего не получилось, подумал Форрест, но промолчал. Крайние ряды расступились, обходя мертвую лошадь, и снова сомкнулись. Вольтижеры сконцентрировались на северном фланге, подальше от португальцев, и вели залповый огонь. Полк неуверенно отстреливался, стараясь удержать настырного неприятеля на расстоянии. Мушкеты выбрасывали пламя, шеренги окутывал дым, полк отступал на юг.

А легкая рота осталась совсем одна.

Шарп сделал нырок, уклонившись от удара правой, но Феррагус достал его левой в плечо. С такой силой бьет мушкетная пуля. Капитан пошатнулся, с трудом устояв на ногах, а португалец уже снова двинул правой и наверняка проломил бы противнику череп, если бы тот не пригнулся. Кулак прошелся по макушке, сбросив кивер, и Шарп инстинктивно выбросил вперед штуцер, угодив громиле в левое колено. Боль остановила Феррагуса, а приклад врезался в его правый кулак, еще не заживший после стычки в монастыре. Португалец моргнул от боли. Два красномундирника повисли на нем, он стряхнул их, как медведь охотничьих псов, и они отлетели в стороны. Тем не менее короткая пауза позволила Шарпу выпрямиться. Он бросил Харперу винтовку:

– Не трогайте. Пусть его… – Капитан снял ремень и швырнул его Буллену. – Присматривайте за окнами, мистер Буллен!

– Есть, сэр.

– Хорошенько! Пусть ваши люди смотрят туда, а не сюда.

– Позвольте мне, сэр, убить его, – предложил Харпер.

– Это будет несправедливо по отношению к мистеру Феррейре, – покачал головой Шарп. – С тобой ему не совладать. Последний раз, когда он пытался разобраться со мной, ему понадобилась помощь. А теперь… Ну что, один на один, а? – Шарп улыбнулся противнику, разминавшему правую руку. Сара встала за спиной у португальца, подняла мушкет и, скорчив гримаску, оттянула собачку. Феррагус, услышав щелчок, оглянулся, и стрелок, сделав быстрый шаг вперед, впечатал костяшки пальцев в левый глаз великана. Голова дернулась, и Шарп отступил. – Знаю, ты хотела бы убить его, но такие вещи не для дам. Оставь его мне.

Он снова провел быстрый выпад, целя в распухший левый глаз, и отступил влево, уводя противника за собой, однако промедлил, и Феррагус, с неожиданной для него быстротой, нанес прямой левой. Португалец бил без замаха и с близкого расстояния, но Шарпа как будто ухнуло молотом. Не уйди он в сторону, лежать бы ему на полу. Без того перевязанные ребра словно обожгло. Капитан выбросил правую, Феррагус легко парировал выпад, замахнулся левой, и Шарп отскочил.

Левый глаз у португальца закрылся и ничего не видел, в голове пульсировала красными вспышками боль, но он знал, что достал врага, достал крепко, и еще знал, что если сблизится с ним, то достанет еще вернее. Стрелок отступил и стоял между камином и лежащими на полу ранеными. Наклонив голову, Феррагус пошел напролом, твердо вознамерившись прикончить английского ублюдка во что бы то ни стало, и тут сидевший у камина Слингсби вытянул ногу, и великан споткнулся, а Шарп, не растерявшись, врезал ему в глаз левой и в нос правой. Что-то хрустнуло. Португалец отмахнулся одной рукой, попытался достать противника другой, но стрелок опять отступил.

– Пусть его, мистер Слингсби, – сказал он. – Ваши люди смотрят в окна, мистер Буллен?

– Так точно, сэр.

– Проверьте.

Обойдя раненых, Шарп снова оказался на открытом пространстве между передними и задними окнами и, поняв, что может попасть под огонь, шагнул к окну, выходящему во двор. Пуля расщепила оконную раму. Отбив выпад англичанина, оказавшегося слева от него, Феррагус начал поворачиваться, и Шарп, сознавая, что все должно решиться именно сейчас, двинулся навстречу и обрушил на португальца град ударов. С таким же успехом он мог бы колотить дубовую доску. Шарп понимал, что толку от этих ударов мало, но ему нужно было заставить верзилу отступить. Наклонившись, он впечатал лоб в кровавое месиво, которое представляла собой физиономия Феррагуса, и сам покачнулся от бокового в висок. Перед глазами запрыгали красные и черные шарики. Капитан продолжал давить и получил хук справа. Голова пошла кругом. Шарп знал, что не выдержит еще одного удара. Уступая отчаянному напору стрелка, Феррагус подался назад и привалился к подоконнику. Шарп нырнул, и кулак прошел по касательной, и все равно череп будто прочертили шилом. И тут он почувствовал, как Феррагус содрогнулся. И еще раз. Стрелок отступил и увидел, как меркнет правый глаз великана. На лице его отразилось удивление, и Шарп, усилием воли отогнав накатывающую слабость, ввинтил левую в горло врагу. Португалец попытался ответить и даже влепил противнику по ребрам, но его широкая спина заслонила оконный проем, и французы, которым впервые за все время осады открылась такая легкая мишень, поспешили воспользоваться выпавшим шансом. Два выстрела прозвучали почти одновременно, и две пули попали в цель. Из открытого рта хлынула кровь.

– Это так ваши люди смотрят за окнами, мистер Буллен! – бросил Шарп.

Третья пуля угодила в затылок, и Феррагус рухнул плашмя, как подрубленное дерево.

Шарп отступил, поднял с пола кивер, попытался вздохнуть и скривился от боли в ребрах.

– Хотите совет, мистер Буллен?

– Конечно, сэр.

– Никогда не деритесь честно. – Шарп забрал ремень. – Пусть двое возьмут майора Феррейру и еще двое помогут мистеру Слингсби. Вы, четверо, заберите мешки. – Он показал на мешки, принадлежавшие Феррагусу и его людям. – То, что в них, мистер Буллен, принадлежит мисс Фрай, так что позаботьтесь о том, чтобы в них не влезли вороватые руки.

– Есть, сэр.

– И может быть, – Шарп повернулся к Саре, – вы сочтете возможным дать несколько монет Хорхе? Ему ведь еще расплачиваться за лодку.

– Конечно.

– Хорошо. – Капитан посмотрел на Харпера. – Все переоделись?

– Почти, сэр.

– Быстрее!

Все стрелки, даже Харпер, натянули наконец красные мундиры, хотя на ирландце чужая одежка и выглядела смешной. Шарп поменялся с лейтенантом. Оставалось только надеяться, что французы и впрямь примут стрелков за красномундирников с мушкетами. Менять бриджи не стали – слишком долго, а если кто-то из вольтижеров и обратит внимание, что на красномундирниках темно-зеленые штаны… что ж, риск того стоит. Он оглядел роту:

– А теперь будем спасать полк.

– Мы выходим? – забеспокоился Буллен.

– Нет, выходят они. – Шарп ткнул пальцем в сторону трех португальцев и, забрав у Харпера винтовку, взвел курок. – Вон!

Португальцы колебались, но они видели, как обошелся англичанин с их хозяином, и боялись его едва ли не больше, чем французов.

Шарп повернулся к Виченте:

– Скажите им, чтобы бежали к каре. Там они будут в безопасности.

Виченте замялся, поскольку то, что предлагал Шарп, не вполне укладывалось в рамки правил войны, но, взглянув стрелку в лицо, решил не спорить. Его соотечественники тоже не спорили. Их подвели к двери, а когда они остановились в нерешительности у порога, капитан поднял штуцер.

И они побежали.

Шарп не соврал. Опасность и впрямь была невелика, и чем дальше удалялись беглецы от дома, тем вернее становились шансы на спасение. Поначалу французы не отреагировали, поскольку никак не ожидали, что кто-то решится на такой отчаянный шаг, как побег, и прошло четыре или пять секунд, прежде чем прозвучал первый выстрел. Палить из мушкета по бегущим людям дело почти безнадежное, и все пули прошли мимо. Пробежав ярдов пятьдесят, португальцы свернули в болото, и, хотя скорость упала, они были уже достаточно далеко от французов, которые попытались сократить расстояние и бросились вдогонку. Остановившись у края топи, вольтижеры открыли огонь.

– А ну-ка, стрелки, за дело, – сказал Шарп.

Выскочив из укрытий, французы выставили себя легкими мишенями для вставших у окон стрелков. Пометавшись в панике, вольтижеры метнулись обратно. Стрелки перезаряжали винтовки.

– Больше не сунутся, – удовлетворенно кивнул Шарп и рассказал о своем плане.

Первыми из дома выйдут красномундирные стрелки. Как и троица португальцев, они промчатся по тропе, а потом свернут к речке через болото.

– Только сначала остановимся за навозной кучей и прикроем вторую группу, – объяснил капитан. – Дальше пойдут майор Феррейра с двумя сопровождающими, Слингсби, Сара и Жоана. Вы, лейтенант, наш арьергард. Ваша задача – удержать вольтижеров. Ничего лишнего, делайте свое дело. Спокойно и четко. Они увидят зеленые куртки и близко не подойдут, так что все будет в порядке. Просто отступайте следом за нами, через болото и к полку. Всем нам придется перейти речку, и, если там слишком глубоко, есть риск утонуть. К тому времени мы будем в курсе. Если те трое перейдут, то и мы сможем. Для того я их и отпустил – чтобы проложили нам путь.

Португальцы были уже на середине болота, и их пример показывал, что если убежать подальше от дома, то вольтижеров можно не опасаться. Французы, попав под обстрел, попрятались, а некоторые даже потянулись к своему лагерю. Оставалось лишь укрепить их в этом похвальном стремлении.

– Ну, стрелки, готовы?

У двери он еще раз напомнил первой группе порядок действий: отбежать от дома, остановиться у навозной кучи, повернуться и прикрыть вторую группу.

– Выше нос, парни. И… пошли!

Шарп выскочил первым, спрыгнул со ступенек, рванул к тропе, остановился у навозной кучи, повернулся и упал на колено. По обе стороны от него уже растягивались цепью стрелки. Он поднял винтовку, бросил взгляд вправо-влево, высматривая офицера, и, не найдя такового, прицелился в вольтижера с мушкетом и спустил курок.

– Хорхе! Пошел!

Затрещали штуцера. Французы притаились по обе стороны от дома, полагая, что поскольку никто из англичан не удосужился проделать бойницы в торцевых стенах, то здесь им ничто не угрожает. Теперь они оказались перед стрелками как на ладони. Группа Хорхе промчалась мимо.

– Бегите! – крикнул им Шарп. – Не останавливайтесь! – Над головой просвистела пуля. – Мистер Буллен! Вперед!

Группа лейтенанта, самая большая из всех, шла последней. Восемнадцать человек пробежали по тропе и вслед за Виченте повернули к болоту. Трое португальцев уже переходили реку, приближаясь к полку. Значит, речка мелкая! Каре отступало, но теперь вдруг остановилось, – наверное, кто-то заметил вырвавшихся из дома однополчан. Красные шеренги заволокло дымом, медленно проплывающим мимо двух полковых знамен. Шарп оглянулся. Им овладело странное чувство: время как будто замедлило ход и все предстало перед ним с предельной ясностью. Группа Буллена слишком медленно разворачивалась в цепь, а один солдат упал, раненный в колено, и вопил от боли.

– Оставьте его! – крикнул капитан, перезаряжая винтовку. – За дело, мистер Буллен! Задайте им жару!

Французы высыпали из укрытий, и их нужно было остановить, загнать обратно. Офицер, размахивая саблей, кричал что-то – наверное, призывал своих людей к более активным действиям. Шарп прицелился, выстрелил, и офицер исчез за клубом дыма. Пуля ударилась о камень рядом с ним и срикошетила вверх, другая прожужжала над ухом. Буллен навел наконец порядок в своем отряде, солдаты успокоились и делали все, как надо: организованно отступали, стреляли, перезаряжали… Шарп вскочил и помчался за своими. Его ждали у болота.

– Туда! – крикнул он, указывая в сторону вольтижеров, осаждавших каре с северной стороны.

Виченте с группой уже достиг реки.

Шарп ступил в болото. Первые шаги дались легко, он просто перескакивал с кочки на кочку, потом сапоги стали вязнуть в липкой жиже. Рядом шлепнулась пуля. Судя по брызгам, она прилетела с запада, оттуда, где отбивался от противника отступающий полк.

Шарп не собирался отказываться от боя. Буллен, Виченте и остальные пойдут к каре, он же со своими переодетыми стрелками ударит французам во фланг. Его появление их не встревожило; лишь несколько человек пальнули наугад из-за реки. Шарп знал, они видят не стрелков, а красномундирников. Что ж, пусть думают. Его это вполне устраивало. Он повел отряд к краю болота, откуда до вольтижеров было около сотни шагов.

– Нам нужны офицеры и сержанты. Высматривайте их. И убивайте.

Вот для чего Господь создал винтовки. Из мушкетов можно палить друг в друга с расстояния в сто шагов, и если одна пуля попадет в цель, это уже чудо, но винтовки на этой дистанции – убийцы, и вольтижеры, посчитавшие, что им противостоят парни с мушкетами, попали в ловушку. В первые же секунды стрелки Шарпа убили троих французов и ранили еще семерых, потом перезарядили, и Шарп отвел их влево, на несколько шагов ближе к каре. Новый залп, и вольтижеры, не понимая, что происходит, повернули оружие против нового противника. Шарп опустился на колено, высмотрел бегущего с саблей офицера, подождал, пока тот остановится, прицелился и потянул за спусковой крючок. Когда дым рассеялся, офицера не было.

– Не спешить! Спокойно! Пули зря не тратить!

Он повернулся и увидел, что Буллен в безопасности, а преследовавшие его французы остановились у края болота, не желая лезть в грязь.

Шарп посмотрел на запад, зарядил штуцер, держа приклад наполовину в воде, увидел целящегося в него из мушкета француза и выстрелил. Вольтижеры наконец поняли, что ведут неравный бой, но кавалеристы видели только горстку красномундирников, и группа всадников пронеслась мимо отступивших соотечественников.

– Отходим! – крикнул Шарп. – Спокойно. Левее! – Они приближались к каре, бредя по колено в воде. На пути у них еще оставалась речушка, но ее же пришлось бы форсировать и кавалеристам, а французы как будто позабыли об этом. Возможно, они думали, что глубина ручейка везде примерно одинакова, около фута. Так или иначе, но всадники опустили сабли, перешли на галоп и приготовились к легкой забаве. – Ждем, пока войдут в воду, а потом бьем.

Кавалеристы уже достигли реки на противоположном берегу, и вдруг одна лошадь провалилась, уйдя под воду с головой. Другие сбавили шаг, пытаясь найти надежную опору, и Шарп дал знак. Какой-то гусар, со свисающими по обе стороны загорелого лица косичками, подстегнул коня, понуждая животное быть смелее, и капитан пустил пулю в небесно-голубой мундир. Прилетевший издалека снаряд рванул во второй шеренге, приостановившейся перед препятствием. Шарп оглянулся и, убедившись, что никто из вольтижеров не спешит на помощь кавалерии, подстрелил драгуна. Промахнуться было трудно, и французы быстро осознали опасность и отступили, провожаемые выстрелами в спину.

И тут же, как будто этого было мало, град пуль ударил со стороны полка, на выручку которому подоспели португальские касадоры. Они били по вольтижерам, и к ним тут же присоединились эссексцы. Северную сторону каре закрыл дым – две роты дали залп по кавалеристам, заставив их искать спасения в более безопасном месте. Шарп повесил штуцер на плечо.

– Неплохо поработали, Пэт, – сказал он и кивнул в сторону одинокой лошади посреди реки. – По-моему, награду за вражеского коня еще не отменяли, а? Он ваш, сержант.

Теперь, когда кавалерии можно было уже не опасаться, полк перестроился в четыре шеренги – на случай, если гусары или драгуны отважатся на последнюю атаку, что представлялось маловероятным, поскольку его левый фланг составляли португальские касадоры, справа лежала топь, а французы, измотанные артиллерийским огнем, отступали. Но самое главное – легкая рота снова была в общем строю.

– Неплохо получилось, – сказал Лоуфорд, сидя верхом на пойманной Харпером лошади. – Очень даже неплохо.

– Хотя и понервничать пришлось, – заметил майор Форрест.

– Понервничать? – удивился Лоуфорд. – Вовсе нет! Все сложилось так, как я и планировал. Точь-в-точь. Вот только Молнию жаль. – Он неприязненно посмотрел на зятя, откровенно пьяного и сидящего под полковым знаменем, потом, завидев приближающегося Шарпа, почтительно снял треуголку. – Мистер Шарп! Позвольте поздравить. Отличная работа. То, что вы сделали с теми вольтижерами… Спасибо, мой дорогой.

Шарп поменялся мундирами с Булленом и лишь затем посмотрел на сияющего от счастья полковника:

– С вашего разрешения, сэр… Мне нужно вернуться на ферму… забрать раненых. Я имею в виду… до возвращения к обязанностям.

Лоуфорд изобразил удивление:

– Спасение раненых и есть часть ваших обязанностей, не так ли?

– Я… как квартирмейстер, сэр…

Лоуфорд наклонился.

– Мистер Шарп… – негромко сказал он.

– Сэр?

– Не будьте вы таким занудой.

– Есть, сэр.

– И вот еще что. Я должен отправить вас в Перу-Негру, – продолжил полковник и, видя, что Шарп не понял, добавил: – В штаб. Похоже, генерал хочет с вами потолковать.

– Пошлите мистера Виченте, сэр. И пленного. Они расскажут генералу все, что ему захочется узнать.

– А вы расскажете мне, – улыбнулся Лоуфорд, провожая взглядом убирающихся восвояси французов.

– Нечего рассказывать, сэр.

– Нечего рассказывать! Господи, вы отсутствовали две недели, а теперь вам нечего рассказать?

– Заблудился, сэр. Пошел искать терпентин и заплутал. Прошу извинить, сэр.

– Просто заблудился, – повторил Лоуфорд, качая головой, потом взглянул на Сару и Жоану – в измазанных бриджах и с мушкетами, открыл было рот, чтобы сказать что-то насчет женщин, но лишь покачал еще раз головой и повернулся к капитану. – Так, значит, нечего?

– Нам просто повезло, сэр. Вот и все. Можно сказать, вышли сухими из воды.

Вообще-то, так оно и было. Они вышли сухими из воды. Шарп спас свой полк и спасся сам.

Историческая справка