Пешком и на попутных телегах, по рекам на лодке (под Симбирском даже баржу тянул с бурлаками) – Василий наматывал версты: от Новгорода на Смоленщину, через Ярославскую губернию до Казани, далее по Каме до вотяцкой тайги. «Дорога все время вьется: передние пять саней то заворачивают, и я вижу их все – одни за другими, то выравниваются впереди гуськом в линию, их уже не видно за крупом моей лошади. Мороз градусов 20. Тихо, ветра нет. Вечер… Мой возница и трое мужиков с передних дровней поровнялись и пошли рядом. – А что за седок у тебя? – Да не знаю: учитель что ли, или из духовного звания. Обученный какой-то. Вероятно, защиты едет просить или на должность. – Да, да, конечно: кто по своей охоте в дорогу отправится? Верно, неволя выслала».
А Василий наслаждался путешествием, природой, познанием мира, наблюдениями за людскими характерами и философскими разговорами на отдыхе: «Правда по маленьким людям сидит, которые про себя ее держат. Все бедные, тихие, робкие – они правду знают и правдой живут. А сильные, веселые, здоровые, удачливые, живут иным чем-то; они живут чутьем и тем, что глядят в оба…».
В странствиях прошло полгода. Василий посылал свои заметки в Санкт-Петербург. Способного журналиста заметили в столичном издательском мире, и по возвращении он получил предложение от «Нового Времени» – ехать репортером в Великобританию.
Первая заграничная поездка! Лондон, Портсмут, Ливерпуль, Шеффилд, Ньюкасл – Англия впечатлила Янчевецкого предприимчивым духом: «Кипучая, не останавливающаяся ни на минуту жизнь… Там нет дядюшки, у которого можно попросить местечка, никому не нужен диплом, там все зависит от сообразительности, талантливости и умения не стоять на месте, а идти вперед». «Я сохранил об Англии самые теплые воспоминания, столько радости и приветливого радушия я встречал даже в самых бедных семьях, которые мне удалось посетить, – писал он позднее и вспоминал о былых сожалениях: – Английский нищий обеспеченнее рядового русского мужика, в суровых трудах и лишениях бьющегося за свою жизнь и жизнь своей семьи» [8].
Россия – страна растущая, в основе своей крестьянская, но, верит Василий, все у нее еще впереди. Он помнит свои наблюдения и дорожные беседы: «Было время, когда мужики были робкие, забитые, когда они и пню молились и каждой бляхе кланялись. Прошло сорок лет. Выросло новое поколение, не пробовавшее крепостной узды… Каждый крестьянин обратился в маленького помещика: он хозяин над своим куском земли и своим домом; ко всему остальному миру относится с полной самостоятельностью и большим самоуважением…».
Тому, кто узнал прелесть странствий, трудно усидеть на месте.
Весной 1900 года Янчевецкий, вновь покинув Петербург, отправился на Русский Север, в Вологду. Заночевав на речной пристани, он едва не стал жертвой бандитской шайки, убивавшей и грабившей одиноких проезжих. Путь продолжил с караваном торговых барж. Старшина каравана оказался бывалым моряком, некогда обошедшим вокруг света на парусном корабле. «Что такое наша жизнь? – рассуждал кряжистый бородатый мужик, сожалевший, что оставил морскую службу и теперь снует взад-вперед по каналам да рекам. – Это большое колесо с крючком. Вышиной колесо до неба и поворачивается вокруг своей оси. Бывает, что крючок подойдет к тебе совсем близко, и если за него ухватиться, то колесо подымет так высоко, что оттуда, сверху, откроется вид на весь мир».
Для Василия крючок материализовался в виде письма брата Мити. Старший брат – фантазер и руководитель во всех детских исканиях – теперь был героем: золотой Георгиевский крест за участие в китайском походе! [9]. На Дальнем Востоке Дмитрий Янчевецкий оказался сразу по окончании университета, получив, как военнообязанный, назначение в Порт-Артур. Служил делопроизводителем в стрелковом полку, переводчиком в канцелярии главного начальника Квантунской области, арендованной Россией у Китая. Когда уволился в запас, был принят в редакцию порт-артурской газеты «Новый край». А в мае 1900 года, в разгар китайской смуты – командирован в Южно-Маньчжурский экспедиционный отряд корреспондентом. В первом же бою получил ранение; встав на ноги, участвовал в штурме Пекина. Русская рота первой из союзных войск вошла в китайскую столицу, и провел ее к городским воротам корреспондент Янчевецкий, разведавший дорогу [10]. Поход Южно-Маньчжурского отряда завершился в сентябре взятием Мукдена. Младшему брату Дмитрий сообщал, что командовавший отрядом генерал-лейтенант Деан Суботич назначается начальником Закаспийской области Туркестанского края и ищет энергичных сотрудников. Грех не воспользоваться таким случаем – ведь «будущее России в Азии»!
Само собой, совет был принят. Назначение Суботича, правда, затянулось. Василий не оставлял журналистику, а летом 1901 года сплавился с перегонщиками плотов по Днепру из Киева до Екатеринослава. «Наша жизнь, можно сказать, дается вроде как наказание. Конечно, в плотовщики идет тот, кому в земле стеснение, – слышал он от одного плотогона. – Другой рабочий был мечтатель, любил рассказывать сказки товарищам, лежа на спине и глядя на облака. Вся его жизнь проходила в скитаниях… Неделю плыл я с хлопцами по Днепру. От зноя лицо, руки и ноги сделались такие же черные, как у плотовщиков».
К жизни в Азии он, можно сказать, подготовился. Осенью из Асхабада пришла телеграмма – согласие генерала Суботича взять его к себе младшим чиновником особых поручений. «На этот раз мои родители были довольны: это все-таки была «служба», а не «бродяжничество», хотя где-то «очень далеко» и опасная» [11]. Новый 1902 год Василий встретил в Баку, пароходом переправился на другой берег Каспия и сел на поезд, следовавший до Асхабада. «Меня манили бирюзовые дали, таинственные персидские горы, мечты о скитаниях по Азии. «Семья, дети – все это еще придет, – думал я…».
ПРИМЕЧАНИЯ
Все даты до 26 января 1918 года приведены по старому стилю.
1. Источники сведений о родителях и детских годах Василия Яна: В. Ян. Творческая биография (черновик). – РГАЛИ, ф. 2822, оп. 1, д. 291, л. 1—2; М.В.Янчевецкий. Писатель-историк В. Ян. – М., 1977; В. Ян о своем отце – «последнем гомериде». // «Клио», №3, 1999; С.Г.Концевич (Янчевецкая). Мой отец. – РГАЛИ, ф. 2822, оп. 1, д. 212, л. 43—49; Двадцатипятилетие Рижской Александровской гимназии. Исторический очерк. – Рига, 1893; Памятная книжка Эстляндской губернии. – Ревель, 1896; Г.Ф.Бауэр. Старейшая гимназия в России. Очерки из прошлого Ревельской гимназии императора Николая I. – Ревель, 1910.
2. А. Кан. Писатель В. Ян и Ревель. // «Балтика», №3, 2005.
3. С. Г. Исаков, Т. К. Шор. Биографические справки о русских журналистах в Эстонии до 1940 года. / Публикация на сайте Тартуского университета, 2013 г.
4. «На память о Ревеле». Издание «Ревельских известий». – 1895 г.
5. Литературный сборник произведений студентов Императорского С.-Петербургского университета. – СПб., 1896 год.
6. Комментарии к 4 тому собрания сочинений В. Яна (стр. 569); В. Ян. Из воспоминаний писателя. – РГАЛИ, ф. 2822, оп. 1, д.93, л.1.
7. Путевые заметки цитируются по книге: Записки пешехода. / В. Ян. Собрание сочинений. Том 4. – М., 1989.
8. В. Янчевецкий. Английский характер. / Воспитание сверхчеловека. – СПб., 1908; Запись в рабочей тетради. – РГАЛИ, ф. 2822, оп. 1, д. 100, л. 31.
9. О награде Д. Янчевецкого («золотой Георгий в петлице») упоминает в своем дневнике Н. Гарин-Михайловский, познакомившийся с ним в самом начале русско-японской войны – следовательно, это была награда за Китайский поход. Интервенция войск альянса восьми держав – России, Германии, Франции, Великобритании, США, Японии, Австро-Венгрии и Италии – последовала за народным восстанием против иностранного присутствия в Китае. Мятежники громили дипломатические миссии, христианские храмы, торговые предприятия, разрушали железные дороги. Правительство империи Цин фактически их поддержало. После взятия Пекина союзными войсками 28 августа 1900 года военные действия длились еще год, мирный протокол был подписан 7 сентября 1901 года.
10. Дмитрий Янчевецкий. Биография. / Н.Г.Мизь, А.Ю.Сидоров. Первая военно-полевая газета России. – Владивосток, 2004; Д. Янчевецкий. У стен недвижного Китая. – СПб., 1903.
Описывая подвиги русских солдат и офицеров, Дмитрий Янчевецкий отмечал также храбрость и стойкость противника и честно рассказывал об ужасах войны, ее жертвах и разрушениях, зачастую бессмысленных.
11. В. Ян. Голубые дали Азии. / Собрание сочинений. Том 4. – М., 1989.
Глава 2. Особые поручения
Любому столичному жителю Асхабад показался бы подлинным захолустьем. Но по меркам Закаспийской области это был едва ли не мегаполис – около 23 000 жителей: русские и персы, армяне и татары, поляки и евреи, немцы и туркмены, хивинцы, бухарцы, грузины, греки и даже французы. Как отмечалось в «Обзоре Закаспийской области за 1900 год», город «в последнее время обнаруживает особую наклонность к развитию» – положение его, независимо от административного значения, весьма выгодно для торговли с Хорасаном, уже измеряемой многими миллионами. В Асхабаде насчитывался 41 караван-сарай и 11 гостиниц и пансионов. В одном из них – «Парижских номерах», принадлежащих мадам Ревильон, некогда служившей маркитанткой в отряде генерала Скобелева, и остановился на первое время Василий Янчевецкий.
«Это был маленький чистенький городок, состоявший из множества глиняных домиков, окруженных фруктовыми садами, с прямыми улицами, распланированными рукою военного инженера, обсаженными стройными тополями, каштанами и белой акацией. Тротуаров, в современном понятии, не было, а вдоль улиц, отделяя проезжую часть от пешеходных дорожек, журчали арыки, прозрачная вода стекала в них с гор, находившихся неподалеку и, казалось, нависавших над городом. По другую сторону городка простиралась беспредельная пустыня… Когда я приехал в этот казавшийся мне сказочным городок-крепость на границе пустыни и диких гор, то долго чувствовал себя как в стране, похожей на мир из романов Фенимора Купера и Майн Рида». От одного списка туземных племен и родов (счет населению вели по кибиткам, то есть семьям) у заезжего чиновника могла пойти кругом голова: туркмены-текинцы делились на племена отамыш, тохтамыш, алиели, махтум, мегенли и иные, а были еще туркмены-гоклане и турмены-йомуды – джафарбаевцы, ак-атабаевцы, бегелькинцы; киргизские роды различались по отделениям алмамбет, баимбет, джименей, джары, туркмен-адай и прочим [1].