Через год Виктор окончил на отлично авиационное училище в Одессе. Его оставили служить штурманом и сразу хотели присвоить младшего лейтенанта. Мы сыграли свадьбу в Твери, и я уехала к нему в Одессу. Через год родила сына. Когда началась война, ему было месяца три…
Я жила на частной квартире, а муж – в казарме. Каждый день он приходил меня навещать.
– А до замужества были поклонники?
– В детстве нас всех крестили в церкви и учили богословию. Говорили, что женщина становится женщиной, только когда вступает в брак. А до этого она не должна иметь сношений – грешно. Мне уже в раннем детстве было известно, что до брака с мужчиной сношаться нельзя. Женщине положено выходить замуж после Великого поста, а следующей весной должен родиться ребенок. И пока ты не закончишь кормить ребенка, не забеременеешь. То есть три года после его рождения. Сношения с другим мужчиной, кроме мужа, очень вредны для организма – так учил преподаватель богословия, давал заветы батюшка, когда в детстве нас водили причащаться.
А еще учили, что грудное молоко женщины и парное коровье молоко лечебны. В моем детстве мать все наши болячки лечила коровьим молоком. Весной я бегала босиком, и однажды на ногах выскочили цыпки[15]. Сижу плачу. Мать обмыла мне ноги жирным молоком – цыпки сразу прошли. Даже когда меня сильно ударило качелью из доски и бревна, аж изо рта кровь пошла, мать меня поставила на ноги все тем же парным молоком.
– Помните, как началась война?
– Муж сказал: «Завтра я не смогу прийти. Что-то случилось, нас не выпускают из казармы». На следующее утро я проснулась от шума. Сначала подумала, что это звуки базара: он на юге начинает работу рано, чтобы продукты не испортились из-за жары. Но тут в окно постучался солдат: «Ваш муж велел передать, чтобы вы немедленно уезжали, началась война. Садитесь на первый попавшийся поезд и уезжайте к родителям. Он не придет».
Я взяла только радиоприемник. Сдала его в камеру хранения на вокзале и с ребенком и одним кульком пошла за билетами. А билетов нет, все отдыхающие срочно начали покидать курорты и уезжать в Москву. И вот я стою возле поезда, из вещей у меня только пеленки. Подходит кондуктор и просит билет. Я соврала, что оставила его в поезде, и мне разрешили пройти в вагон. Так я попала в поезд. Ехала целую неделю, состав постоянно останавливался. Доехав, устроилась у свекрови.
Только я разместилась, в окно снова кто-то стучит: «Вера Петровна, быстрее бегите на вокзал. Ваш муж, Виктор Алексеевич, раненый лежит на перроне, его привезли в Тверь, чтобы поместить в госпиталь». Мы с его матерью прибежали – его уже увезли в больницу. Отправились туда. Встречаюсь с мужем, а он голову держит руками: позвонки выбились. Его перебросили в Москву защищать Тверь. Под Осташковом был воздушный бой. Два самолета он сбил. Надо приземляться, а некуда: кругом озеро. Он посадил самолет на самый край берега, но ударился головой так, что соскочил позвоночник. Потерял сознание. Его спасли наши солдаты: подплыли на лодке, вытащили и отвезли в Тверь, в госпиталь. Что вы думаете, до сих пор его самолет лежит под водами Селигера.
Возможно, этот самолет, как и многие другие, затонувшие во время войны, уже отыскали тверские дайверы. Когда я только начинала работать журналистом в тверской газете, была громкая история: им удалось отыскать затонувший редчайший самолет Ли-2 – советскую копию американского «Дугласа». Во время рейса на борту были 17 человек и груз – ящики с боеприпасами. Самолет атаковали два немецких истребителя, и пилоту пришлось уходить на предельно низкой высоте. В итоге он не справился с управлением и самолет затонул. Выбраться смогли 14 человек. Троих спасти не удалось, их тела через год нашли местные жители и похоронили на берегу. А сколько таких самолетов хранят воды Селигера! Ведь в этих местах шли кровопролитные бои…
– Через четыре месяца мужа выписали, он вернулся на передовую. К Твери уже подошли немцы, и он запихнул меня в поезд, который шел в Сибирь. Я ехала с грудным ребенком. Не было ни хлеба, ни молока. Мне посоветовали выйти на маленькой станции под Куйбышевом (городок под Новосибирском), я там сошла с поезда и отметилась в военкомате. Дала телеграмму родным в Москву. Устроилась на квартире с хозяйкой.
Однажды пошла на рынок, нужно было купить мяса. Война, мужчин не было, и женщины продавали баранов целиком. Я говорю: «Куда ж мне баран целиком?» А потом думаю: сначала я его приведу, а там уж мы с хозяйкой найдем того, кто зарежет. И тут подходят ко мне двое военных, смеются: «И что вы будете с этим бараном делать?» «Жаркое приготовлю», – говорю. «А ты посмотри, с кем встретилась-то». Гляжу, а передо мной стоит муж. Ему сказали, что я вышла на этой станции, а где, не объяснили. И он решил: где можно найти бабу, как не на базаре? Я его не узнала, и он меня сначала не узнал – он искал меня по белому пуховому берету, а я тот берет перекрасила.
Долго мы смеялись.
Пошли ко мне на квартиру, приготовили баранину. С непривычки и от голода муж съел слишком много, ему стало плохо. Отправили в госпиталь. Потом вернулся в часть. Муж воевал на всех фронтах, дошел до Берлина, получил семь орденов. А я работала в школе: сначала в Куйбышеве, потом вернулась в Тверь.
– После победы мы какое-то время жили там, в Германии. Я довольно неплохо научилась говорить по-немецки. Жили немцы бедно, да и мы тоже, но куском хлеба делились. Запомнился такой случай. Как-то к нам попросилась на работу женщина – помогать по хозяйству. Я поручила ей стирать белье. Однажды она прибежала, крича: «Фрау капут, фрау капут! Комон зи на хауз!»[16] Смотрю, она мое белье постирала, как сейчас стирают – черное и белое вместе. У них уже тогда была бытовая химия и ткани, которые не линяют. А я сама шила костюм сыну и покрасила его чернилами. Она эти чернильные штаны положила вместе с белым бельем и не ожидала, что все покрасится. «Низ гуд, фрау, – говорю, – ничего, не волнуйся». Поделилась с нею кусочком хлеба: они очень бедно жили. Потом мужа перевели во Владивосток, а затем – на Камчатку.
Мы с мужем собирались справлять очередную годовщину свадьбы, но он не дожил, я осталась вдовой с двумя сыновьями. Помню тот день, будто это было вчера. Яркое солнечное утро, я налила чашку чая на кухне и собиралась позавтракать вместе с ним. А когда вернулась в гостиную, увидела, что он лежит на полу. Подумала, шутит, но быстро поняла, что это не шутка. У него было подорванное здоровье: сказались ранения, полученные во время войны. Я побежала к телефону звать на помощь. Вскоре в квартире было полно людей, но они уже ничего не могли сделать. Доктор только сообщил, что муж умер.
Накануне мы купили ему новую рубашку, и она ему очень понравилась. «Ты всегда должна теперь покупать мне только такие», – сказал он. Я и представить не могла, что на следующий день его не станет, а я столько еще проживу без него.
– Замуж больше не хотели выйти?
– Нет, даже в мыслях такое не держала.
Бабушка Вера вспоминает, как долгое время по ночам во сне по привычке протягивала руку, ожидая дотронуться до мужа, услышать его дыхание. Иногда переворачивалась на холодную пустую сторону кровати, будто так она могла быть к нему немного ближе. Она делала это на протяжении многих лет, а когда стало совсем невыносимо, поменяла кровать на односпальную. Но даже сейчас, спустя столько лет, она, просыпаясь ночью, вглядывается в темноту и ловит себя на ощущении, что он жив.
– Сколько, по-вашему, живет любовь? Может она быть одна на всю жизнь?
– У меня было именно так. Я никого больше не любила. И муж очень бережно ко мне относился. Однажды во время жизни на Камчатке мы, жены военных, узнали, что на соседнем японском острове продают шикарные американские ткани. Мы сели на катер и поехали. Мне, дуре, надо было спросить разрешения у мужа, ведь он был начальником гарнизона. Покидать гарнизон запрещалось, к тому же остров принадлежал чужому государству. Мы купили тридцать метров ситца на все деньги, а катер к тому времени ушел. Муж, узнав об этом, приехал и забрал нас. И ни словом меня не упрекнул! Вот такой он был человек.
– Вы прожили счастливую жизнь?
– Знаете, я жила в трудное время и считаю, что мне повезло. И муж с войны вернулся, и сыновья выжили. Правда, умерли они довольно молодыми: один – в сорок пять лет, другой – в шестьдесят шесть. Но уже в таком возрасте, когда были хозяевами своей жизни. Я и сейчас счастливо живу. Почему? Потому что дети и муж все-таки успели пожить. Муж пришел с войны с ранениями… Бывало, возвращается домой такой уставший, что падает на кровать: «Ты, – говорит, – Верочка, разуй меня, сними с меня комбинезон и чем-нибудь покорми». И я как ребенка его кормила. Я была счастлива: чувствовала, что нужна семье.
– Какой период в вашей жизни был самым счастливым?
– Каждый день, проведенный с мужем и детьми, был для меня счастьем. Помню, как тащила елку в метель по городу, чтобы порадовать детей к Новому году. Короче говоря, когда дети были при мне, я чувствовала себя счастливой. Мы часто говорили по душам, очень хорошо друг друга понимали, согревали своим теплом.
Когда муж болел, я чувствовала его боль, как собственную, и он так же за меня переживал. Не было у меня другой любви, – голос Веры задрожал. – Я жалею, что рано потеряла детей. Если ребенок умирает раньше вас, независимо от возраста, это худшее, что может быть в жизни матери.
– Н о вы же не могли ничего сделать…
– Не могла. Но все равно виню себя, что не спасла. Не было у меня возможности их спасти. Первый мальчик, Юрка, родился в Одессе в 1940 году, ему сейчас было бы семьдесят девять лет. Второй, Алексей, – на Камчатке.