Е.С.) и, нахлебавшись, чуть не утонул. Когда я снова оказался на поверхности, я позвал военного прокурора и помог ему вскарабкаться ко мне на люк, но, когда мы оттолкнулись от корабля, нас накрыл удар такой волны, что прокурор не смог удержаться, его смыло, и он утонул. Он громко взывал к Богу, пока тонул. Я не мог помочь ему, потому что люк, не уравновешиваемый более с одной стороны [смытым прокурором], начал переворачиваться, и в этот момент кусок дерева сильно ударил мне по ногам, и с большим усилием я удержался на люке, моля Богоматерь Онтанарскую спасти меня. Одна за другой меня накрыли четыре больших волны, и не знаю, как я, не умея плавать, оказался на берегу. Я был окровавлен, слишком слаб и изранен, чтобы стоять.
Враги и дикари на пляже, раздевавшие каждого выплывавшего на берег человека, не тронули меня и даже не подошли ко мне, видя, как я уже сказал, что случилось с моими ногами, руками и что все мое белье было запятнано кровью. Так, я медленно полз мимо окоченевших нагих испанцев, оставленных без клочка одежды и дрожащих от холода, особенно сильного в тех обстоятельствах. Когда настала ночь, я лег в уединенном месте, подстелив на землю камыш, ибо я ужасно страдал от боли. Вскоре ко мне подошел красивый молодой человек в чем мать родила и в состоянии такого ужаса, что он не мог не только [вообще] говорить, но даже и сказать мне свое имя. Было, должно быть, 9 часов ночи, ветер улегся, море стало спокойнее. Я промок до самой кожи и был полумертв от боли и голода, когда внезапно показались двое людей, один вооруженный, а другой нес в своих руках огромный железный топор; когда они достигли места, где мы с моим компаньоном мирно пребывали, не показывая виду, что что-то происходит, они, увидя нас, прониклись к нам жалостью и, не говоря ни слова, нарезали камышей и травы и прикрыли нас. Затем они отправились на побережье вскрывать сундуки и все, что могли найти, вместе с двумя сотнями дикарей и англичан из расположенных поблизости гарнизонов.
Я постарался немного отдохнуть и действительно заснул, но около часу был разбужен от своей глубокой дремы большим шумом, производимым более чем 200 всадниками, спешащими на грабеж и для того, чтоб уничтожить корабли. Я повернулся и заговорил с товарищем, чтоб проверить, спит ли он, и, к моему глубочайшему сожалению и горю, обнаружил, что он мертв. Впоследствии я узнал, что он был человеком значительным. Там он и лежал на траве среди прочих 600 мертвых тел, выброшенных морем, и их пожирали вороны и волки, ибо некому было похоронить их, даже бедного дона Диего Энрикеса.
Когда рассвело, я начал медленно идти в поисках какого-нибудь монастыря (Ирландия – доныне страна по преимуществу католическая. – Е.С.), где я мог бы неплохо оправиться от ран; после великих волнений и страданий я все же нашел его, но он оказался покинутым, храм и изображения святых сожжены, все разрушено, а внутри храма 12 испанцев повешены английскими протестантами, которые рыскали по окрестностям, разыскивая нас, и вешая тех, кто спасся из моря. Все монахи в ужасе бежали в горы от своих врагов, которые предали б их смерти, если поймали бы, ибо таков был обычай, не оставлять в целости ни [почитаемой] гробницы святых, ни кельи отшельников, но все уничтожать, обращая в поилки для коров и свиней. Я пишу так подробно, чтобы вы могли представить все опасности и несчастья, которые свалились на меня, и прочесть это письмо в качестве развлекательного послеобеденного чтения, ибо может показаться, что оно взято из какого-нибудь романа о странствующих рыцарях.
Не обнаружив в монастыре никого, кроме висевших на железных решетках храма испанцев, я поспешил наружу и пошел по пути, ведущему в большой лес, и, пройдя по нему примерно милю, встретил грубую дикарку возрастом более 80 лет, которая вела в лес 5 или 6 коров для того, чтоб спрятать их от англичан, расквартировавшихся в ее деревне. Когда она увидела меня, понимая, кто я есть, спросила: «Ты испанец?» Я знаками показал, что она права и что я спасся с потерпевшего крушение корабля. Она начала причитать и сильно плакала, показывая знаками, что ее дом разорен и что я не должен идти туда, где много врагов, которые режут глотки испанцам. Все это были ужасные и печальные для меня новости, одинокого, с ногами, почти сломанными плававшим куском дерева. В итоге того, что мне сказала старуха, я решил вернуться к берегу, где лежали разбитые три дня назад корабли и где местные торопливо разбирали все наши пожитки по своим хижинам. Я не решился ни показаться им, ни самому подойти к ним, чтоб они не содрали с меня моих лохмотьев или даже не убили бы, но вот, я увидел двух испанских солдат, голых, как в момент рождения, направлявшихся ко мне, с плачем призывая Бога помочь им. У одного из них была на голове глубокая рана, полученная от тех, кто раздел его. Я позвал их из своего укрытия, они подошли ко мне и все рассказали о жестоких убийствах и прочих карах, учиненных над более чем сотней испанцев, попавших в плен к англичанам. Это были довольно печальные новости, но Бог дал мне сил, и, вверив себя Ему и Его Благословенной Матери, я сказал этим двум солдатам: «Пойдем к кораблям, которые разоряют эти люди; может, мы найдем там что-нибудь поесть и выпить». Ибо я воистину умирал от голода.
На нашем пути мы находил тела мертвецов, печальное и жалостное зрелище; их все еще выносило морем, и более 400 их лежало распростертыми на пляже. Мы узнали некоторых из них, например дона Диего Энрикеса, и даже в том печальном состоянии, в котором я пребывал, я не смог пройти мимо него, чтобы не похоронить его в яме, которую мы выкопали в песке у края воды. Рядом с ним мы положили еще одного достойного капитана, моего большого друга, и прежде, чем мы закончили их погребать, 200 дикарей подошли посмотреть, что мы делаем. Мы показали им знаками, что хороним этих людей потому, что они были нашими братьями, и чтобы их не склевали вороны; затем мы ушли и искали пропитание на берегу, например выброшенные морем галеты. Тут ко мне подошли четыре дикаря, намереваясь раздеть, но был и другой, который пожалел меня и заставил их отойти, увидя, что они плохо обращаются со мной. Должно быть, это был их вождь, потому что они подчинились ему. Этот человек, по благодати Божией, защитил меня и моих двух товарищей; он отвел нас прочь и был с нами какое-то время, пока не вывел нас на дорогу, ведущую от берега к деревне, в которой он жил, сказав нам ожидать его там, а когда вернется, направит нас в безопасное место».
Де Куэллар и еще 18 спасшихся испанцев были переправлены «на негодном судне» в Шотландию, где его злоключения продолжились; 22 октября 1589 г. он прибыл в Дюнкерк, «вновь ободранный донага». Как это случилось – читаем далее (пер. с англ. – Е.С.):
«В то время во Фландрии жил шотландский купец; он предложил Его Высочеству (герцогу Пармскому, занимавшему в то время Южные Нидерланды, включая Антверпен и Дюнкерк. – Е.С.) свои услуги, чтобы приплыть за нами в Шотландию, разместить на четырех судах (явно там собралось к тому времени достаточно испанцев. – Е.С.) вместе с необходимой провизией и доставить Его Высочеству во Фландрию [за вознаграждение] по пять дукатов за каждого привезенного испанца. Договор был заключен, и он прибыл за нами, взял нас на борт, безоружными и нагими, какими мы были, и повез через порты, принадлежавшие королеве Елизавете, что обещало нам безопасное плавание меж флотами и кораблями ее королевства. Но все это оказалось обманом, так как [враги Испании] договорились с кораблями Голландии и Зеландии, чтобы они вышли в море и ожидали нас у отмели Дюнкерка, где всех нас предали бы мечу до единого человека. Голландцы исполнили этот договор и поджидали нас полтора месяца у вышеозначенного порта Дюнкерк и, не будь Божьей помощи, захватили бы нас там. Но Божьей благодатью, два из четырех наших кораблей бежали и выбросились на отмель, где разбились в щепы. Тогда враги, видя наши усилия спастись, подвергли нас сильному артиллерийскому огню, так что мы вынуждены были броситься в море, полагая, что настал конец. Из Дюнкерка не могли послать лодки, чтобы помочь нам, ибо слышали частую канонаду врага; уровень моря был высок, дули сильные ветры, так что мы были в крайней опасности. Однако мы уцепились за обломки древесины, в то время как некоторые шотландские солдаты и капитан утонули. Я достиг берега в одной рубахе, и некоторые из солдат Медины, бывших там, пришли ко мне на помощь. Печальное зрелище представляли мы, входя в город, вновь низведенные до наготы, в то время как прямо перед нашими глазами голландцы рубили в куски 270 испанцев, прибывших на судне, привезшем нас в Дюнкерк, из них осталось в живых не более трех человек. Сейчас они расплачиваются за это злодеяние, ибо с того времени более 400 пленных голландцев были обезглавлены. Вот все, что я хотел написать вам касательно этих событий.
Из города Антверпена, 4 октября 1589 г.».
Вот так испанцы попытались завоевать Англию. Англичане говорили об Армаде так, пародируя слова Цезаря: «Пришла, увидела, бежала». Потери в кораблях составили более половины (порядка 80, из них 15 – пленены), из них три четверти – от бурь; людские потери оценивались примерно от двух третей до трех четвертей экипажей (более 20 000 человек). Англичане лишились от 6000 до 8000 человек, но не потеряли ни единого корабля (исключая 8 брандеров, обреченных самим своим назначением поджигать собой вражеские суда). Философ и писатель Фрэнсис Бэкон изрек: «Бог, видимо, все-таки предпочитает англичанин» – возможно, по поводу того, что обе стороны до схватки признали Вседержителя своим верховным главнокомандующим. Елизаветинские пираты получили рыцарские звания и адмиральские чины; великая победа 1588 г. поистине сделала Англию «Владычицей морей». Нет, морское могущество испанцев было далеко не сломлено, и они вскоре не раз это доказали, однако англичанами было достигнуто главное: разработаны принципы владения морем. Оставалось их воплотить!