Из всех разбойников был повешен все тот же Матренин, а остальные отправлены на каторгу. Их имущество распродали, очевидно, выплатив монастырю компенсацию, а 50 рублей достались Разбойному приказу (сегодня его назвали бы «убойным отделом»).
Что же касается игумена Адриана, то он стал преподобномучеником Адрианом Пошехонским. Уже в 1670‑е годы было написано его житие «Страдание преподобного отца нашего игумена Адриана от розбойник», а созданная в его честь Адриановская икона Успения Божией Матери считалась чудотворной.
Пестрая банда
Конец XVI века выдался не менее горячий. Уже в январе 1596 года некий Иван Обоютин вместе со своей бандой ограбил галичских купцов, которые направлялись по Переяславской дороге от Троице-Сергиева монастыря. Обычно банда промышляла на юге Центральной России – возле Каширы, Крапивны и Малоярославца, однако в январе 1596 года, когда и произошло ограбление купцов, разбойники сместились почти на 200 км к северу. Историки приписывают это высокой способности некоторых членов банды ориентироваться в незнакомой местности, а также – хорошей осведомленности о значении этого торгово-промышленного тракта, на котором было чем поживиться (М.И. Давыдов «Погонная память 1596 года из архива Суздальского Покровского монастыря»).
Семеро бандитов во главе с Обоютиным в тот раз сбежали, но четырех удалось поймать. Приметы сбежавших были весьма подробно изложены: «Розбойничья голова Иванко Обоютин, а Киндеев сын он же, а Бедаревым и Коширою назывался он же: ростом середней человек, лицем и волосом беловат, угреват, плоск, бухон, ус маленек. А платия на нем: полукафтанье дорогилной червчатой на бумаге да кафтан синь суконной, нашивка червъчата, однорятка зелена, завяски шелк зелен з белым шелком; да шапка багрова петли серебряны с пухом, под нею лисьи лапки.
Коширенин сын боярской Бориско Тимофеев сын Козюков: ростом высок, тонковат, волосом рус, уса и бороды нет. А платия на нем: кафтан бораней под сукном белым сермяжным, пугвици у него вкалываные; у него шапка лазорева черкаская с лисицею.
Кропивенской казак Ондрюшка Щекуров: ростом невелик, волосом беловат, уса и бороды нет. А платья на нем: кафтан бел сермяжной, завяски на нем ременные, да кафтан бараней наголной; шапка черкаская с пухом.
Михайлов человек Никитича Юрьева Петрушка Стрепков: ростом низмен, кренаст, волосом черн, рожеем смугол, ус немал, бороду сечет. А платия на нем: кафтан теплой мерлущатой под сукном синим настрафилным, нашивка на нем болшая, шелк червъчат.
Гришка Счербинка Ивашков человек Обоютина: ростом невелик, волосом рус, молод, уса и бороды нет. А платия на нем: кафтан синь настрафиль, нашивка на нем частая, шелк рудожелт, полукафтанейце белое наголное.
Сын боярской ярославец Левка Офонасьев: ростом высок, тонок, волосом бел, уса и бороды нет. А живет у Иванка у Обоютина и у Килдеева. А платия на нем: кавтан лазорев зенденной лисей, нашивка болшая, шелк червъчат; шапка вишнева с пухом.
Савка Холмитин гулящей человек: ростом высок, чермен, борода велика. Платия на нем: кафтан лазорев настрафиль, нашивка шелк червъчат, кафтан бораней наголной да сермяга бела, пугвици на ней хамьянные» (М.И. Давыдов «Погонная память 1596 года…»).
Русский разбойник XVI в.
Как мы видим, банда Обоютина была интересна тем, что в нее входили люди самых разных социальных групп – дворяне, холопы, казаки, бродяги: «В составе шайки нашлось место самым разным представителям русского общества: двое дворян, казак, холоп, гулящий человек». «Два городовых сына боярских» – это те служилые и небедные люди, которые по какой-то причине оказались во главе шайки. Именно им, очевидно, принадлежали и оружие, и некоторые знания местности, и профессиональная инициатива, позволявшие бандитам долгое время разбойничать на дорогах.
Своим классовым разнообразием эта пестрая компания напоминает ночлежников из пьесы М. Горького «На дне», только тремя веками раньше. Это свидетельствует о том, что общие меркантильные интересы сближают даже тех, кто принадлежит к разным имущественным группам. Причем, судя по описанию внешнего вида и одежды, некоторые бандиты выглядели весьма ухоженно и небедно: их костюмы из сукна и шелка с красивыми узорами и вышивкой сохранились в описании Разбойной палаты. Едва ли этих господ можно было причислить к нуждающимся. Но, как известно, денег много не бывает.
Российский историк М.И. Давыдов в связи с этим делает вывод о том, что в конце XVI столетия нарастали кризисные явления и противоречия внутри служилого сословия, которые привели к «постепенной криминализации его низов, что наиболее полно проявило себя чуть позже, уже в эпоху Смуты» (М.И. Давыдов «Погонная память 1596 года…»).
Кем был сам Обоютин, установить достаточно трудно, тем более что даже его фамилия была скорее всего вымышленной: в документе перечисляются другие его имена – Бедарев, Кашира, Киндеев. В отличие от большинства главарей подобных банд, он канул в лету и, скорее всего, не понес наказания, так и оставшись в архивных описаниях того времени.
В погоне за Хлопком
Испытания только что наступившего XVII века оказались ничуть не легче тех, которые сопутствовали эпохе правления Ивана Грозного. В частности, трагически сложилась судьба рода Басмановых. Дед и отец – Алексей Данилович и Федор Алексеевич – сполна познали прихотей грозного царя: первый был казнен (или же убит собственным сыном по царскому приказу), второй сделался и царским миньоном, и отцеубийцей, и впоследствии – ссыльным до конца дней. Не повезло и старшему сыну Федора Басманова: Петр Басманов, обидевшись на Годунова за недостаточно высокий пост, перешел на сторону Лжедмитрия и в 1606 году был вместе с ним убит и предан позору. При этом он пережил своего младшего брата Ивана, которому еще относительно «повезло»: он погиб в 1603 году в честном бою и не был опозорен изменой, а значит – считался героем. В сущности, молодого боярина с оружием в любом случае ожидала гибель, оставалось лишь выбрать – какая именно: достойная или недостойная.
Не лучше жилось и крестьянству. В смутные времена холопов просто не кормили – выгоняли из надела на все четыре стороны, и приходилось самим искать пропитания. А где его искать?
Так, крестьяне начали сбиваться в банды и грабить исключительно ради имущества, вещей. Было бы чем поживиться – тогда и выживешь. Голод 1601—1603 годов запомнился надолго.
Воссстание Хлопка Косолапа
Действия банды так называемого Хлопка Косолапа трудно назвать восстанием: в ее набегах не было ничего политического. Хлопок просто собрал вокруг себя таких же голодных, решивших взять свою судьбу в собственные руки. Но территория действий (многочисленные уезды центральной, западной и южной России) и масштаб банды (более полутысячи человек) были столь велики, что на их поимку бросили правительственные войска. А так обычно поступают с восставшими, отсюда и появившееся определение – «восстание».
Во главе войска был Иван Басманов – внук казненного Алексея Даниловича, сын деморализованного Федора Алексеевича и младший брат все еще живого первого царского воеводы Петра Федоровича Басманова. В сентябре 1603 года Иван Федорович отправился ловить Хлопка Косолапа, но посланники Бориса Годунова, которых было не более сотни, угодили в засаду. В этом, кстати, не было ничего удивительного: банду Хлопка поддерживали крестьяне, и о выдвижении царского отряда разбойникам сообщили заранее.
Во время боя Иван Басманов был убит, а его войско сильно порублено. Однако уцелевшим стрельцам удалось все же справиться с подельниками Хлопка, а его самого взять в плен.
Самого Хлопка казнили, его приближенных отправили на каторгу, однако части отряда удалось бежать на юг, чтобы позднее присоединиться к отряду Болотникова.
Ограбление боярина Плясова
3 ноября 1630 года в имение боярина Федора Плясова, расположенное в Воронежском уезде, нагрянули шестеро разбойников. Они захватили в плен жену, дочь и зятя помещика и прижигали их огнем, дабы выпытать, где хранится добро. Им удалось добыть 50 рублей, 40 пудов меда, 4 пуда воска, 18 ульев с пчелами, несколько коробов одежды, две лошади и всякую хозяйственную утварь, вроде телеги, седел, котлов, самопалов, топоров.
Поскольку потерпевших оставили в живых, они смогли дать приметы преступников, а впоследствии опознали всех шестерых, оказавшихся атаманами и их крестьянами Воронежского уезда.
Поскольку следствие и в те времена велось весьма тщательно, показания одних потерпевших нельзя было принять за абсолютные доказательства вины, и губной староста Неустрой Григорьевич Тарарыков вынужден был опросить около трех с половиной сотен человек, живших поблизости.
Были задержаны атаман Богдан Тарасов по прозвищу Пробитый лоб и крестьяне Клеймен Саранча и Лука Чистяк по прозвищу Неделя. А дальше события приняли неожиданный оборот.
Воевода князь Львов был покровителем Тарасова и потребовал его освобождения под предлогом, что разбойничье прошлое Тарасова не доказано и показаний против него мало. И Тарасова отпустили на поруки, что представлялось спорным, поскольку против Тарасова было дано куда больше показаний, нежели зафиксировала Уставная книга Разбойного приказа.
Тут надо заметить, что в ход следствия достаточно часто вмешивались воеводы, и это не было чем-то незаконным: губной староста выступал в роли дознавателя и следователя, а воевода – в роли прокурора, осуществляющего надзор за следствием. И тот, и другой апеллировали к Разбойному приказу – то есть суду. И приходилось ждать, пока государь соизволит ответить. Естественно никакой суд и никакой государь преступника в глаза не видели и оправданий его не слышали, а приговор выносили на основании отчета старосты.
Однако со стороны Львова заступничество по отношению к Тарасову оказалось «медвежьей услугой». Пробитый лоб оправдал свое прозвище: на следующий день Тарасов был убит при загадочных обстоятельствах, а его найденное поблизости тело атаманы доставили в губную избу.