В 1603 году, выйдя из королевской тюрьмы, Сервантес потерял место сборщика налогов. В ту же зиму Сервантес вместе с семьей переехал в Вальядолид. К этому времени им уже написано около половины новелл и драм, вошедших в сборники 1613 и 1615 годов, а в тюрьме он начал работу над «Дон Кихотом», первый том которого вышел в свет в 1605 году. Успех превзошел все ожидания: книгу буквально сметали с прилавка. За год роман выдержал шесть изданий. Издатель потребовал от Сервантеса права на издание романа в Португалии, Каталонии и Валенсии. Дон Кихот и Санчо Панса становятся нарицательными персонажами. Но огромный успех первой части «Дон Кихота» мало что изменил в судьбе Сервантеса и его семьи. Как-то французский посол в Испании Дак Майен стал расхваливать в обществе высокопоставленных особ книгу Сервантеса, которую он знал почти наизусть. «Как бы мне хотелось познакомиться с ним!» – воскликнул француз. Ему тут же ответили, что он «стар, солдат, идальго и беден». «И такого гениального человека вы не содержите на государственные фонды?» – вскричал потрясенный герцог.
Очевидно, из-за безысходной нужды и в надежде на бесплатные похороны обе сестры и его жена постриглись в монахини. Сам Сервантес в 1609 году поступил в религиозное общество «Братство рабов святейшего причастия». В «Братстве» состояло множество высокопоставленных особ, и Сервантес, очевидно, пытался найти себе там покровителя. Вскоре он его нашел в лице графа де Лемоса, которому посвятил все произведения последних лет. Но появление покровителя не внесло в жизнь писателя благих перемен. Как-то граф Лемос собрался представить ко двору выдающихся поэтов. Сервантес попросил включить его в список приглашенных. Однако секретарь Лемоса включил вместо Сервантеса другого, молодого поэта.
Большим ударом для Сервантеса оказался выход в свет в 1614 году подложного второго тома «Дон Кихота», автор которого укрылся под псевдонимом Алонсо Фернандеса Авельянеды. Хотя заимствование чужих сюжетов в то время было делом обычным, Авельянеда не просто использовал чужую историю, но фактически написал злой памфлет на роман Сервантеса. Он огрубил и исказил героев, представив Дон Кихота в виде сумасшедшего старика, а Санчо Пансу как глупого и жадного обжору. Книга также содержала много обидных и несправедливых выпадов против самого Сервантеса. Подделка Авельянеды ускорила выход второго тома «Дон Кихота», напечатанного в конце 1615 года. За четыре дня до смерти Сервантес завершил свое последнее произведение – «северную повесть» «Странствия Персилеса и Сихизмунды», которую он начал писать еще в 1590-е годы и которая была опубликована в 1617 году, – уже после смерти писателя.
Умер Сервантес 23 апреля 1616 года. За две недели до смерти он принял монашеский сан и указал монастырь, где должны были покоиться его останки. Похоронили его францисканцы-терциарии за счет благотворительных сумм братства.
Как странно порой складываются судьбы произведений! Любимое сочинение Сервантеса, пасторальный роман «Галатея», сейчас никто не читает, кроме специалистов. Забыты и «Странствия Персилеса и Сихизмунды», на которые писатель возлагал столько надежд. Зато продолжаются «странствия» «Дон Кихота», когда-то задуманного в осмеяние нелепых рыцарских романов, буквально наводнивших всю Испанию, но по мере его создания превращавшегося в гениальный роман о великом безумце, способном создать в своем воображении целый мир, видеть его наяву и жить в нем. Непреходящую симпатию читателей к Дон Кихоту, внутреннее влечение к нему по-своему очень глубоко объяснил И. С. Тургенев. Отвечая на вопрос «Что выражает собою Дон Кихот?», русский писатель писал: «Веру, прежде всего, веру в нечто вечное, незыблемое, в истину, находящуюся вне отдельного человека, не легко ему дающуюся, требующую служения и жертвы. Дон Кихот проникнут весь преданностью к идеалу, для которого он готов подвергаться лишениям, жертвовать жизнью… Нам скажут, что идеал этот почерпнут расстроенным его воображением из фантастического мира рыцарских романов; согласны – и в этом-то состоит комическая сторона Дон Кихота; но самый идеал остается во всей своей нетронутой чистоте. Жить для себя, заботиться о себе Дон Кихот почел бы постыдным. Он весь живет (если можно так выразиться) вне себя, для других, для братьев, для истребления зла, для противодействия враждебным человечеству силам – волшебникам, великанам, то есть притеснителям».
Литература XVII–XVIII веков
Протопоп Аввакум(1620 или 1621 – 1682)
Отмечая историческое значение деятельности Аввакума Петрова, А. Н. Толстой писал: «…в омертвелую словесность, как буря, ворвался живой, мужицкий, полнокровный голос. Это были гениальные „Житие“ и „Послания“ бунтаря, неистового протопопа Аввакума». Конечно, русская литература XVII века не была «омертвелой словесностью», но суть «бунтарского» творчества Аввакума Толстой обозначил очень точно.
Аввакум Петров был крупнейшим идеологом русского старообрядчества. Старообрядчество возникло как противодействие стремлению Русского государства объединить в единой обрядовой системе церковь великорусскую и церкви воссоединяемых украинских и белорусских областей. За основу была взята обрядовая система греческой церкви. Движение старообрядчества зародилось в среде низового духовенства, недовольного обременительными для него реформами патриарха Никона, но скоро под знаменем «старой веры» стали объединяться все недовольные и, прежде всего, крепостное крестьянство и «плебейские» элементы городского посада, оппозиционные государству.
Своеобразная, очень индивидуальная манера Аввакума, автобиографизм и субъективизм его сочинений связаны с тяжелыми обстоятельствами его личной жизни. Большую часть своих произведений Аввакум написал в Пустозерске, в земляном «срубе», где он просидел последние пятнадцать лет своей жизни. Здесь им было написано более шестидесяти сочинений: знаменитое «Житие», «слова», послания, толкования, поучения, челобитные, беседы, письма. Здесь, в Пустозерске, у Аввакума не было слушателей, он не мог проповедовать своим «детям духовным», и ему ничего не оставалось, как взяться за перо. Так родился гениальный писатель.
Все сочинения Аввакума писались в ожидании надвигающегося конца, мученической смерти, и его литературные взгляды, его писательская манера, в значительной мере определены этим положением. Он чужд лжи, притворства и лукавства. Искренность чувств – вот самое главное для Аввакума. «Я ведь не богослов, – что на ум попало, я тебе то и говорю», «писано моею грешною рукою, сколько Бог дал, лучше того не умею», – такими заверениями полны сочинения протопопа. Свою речь он называет «вяканием», свое писание – «ковырянием». Он пишет, как бы беседуя, имея перед глазами конкретного читателя, слушателя, который стоит здесь же, перед ним. «Сочиняя, Аввакум постоянно видит перед собой читателя, – пишет А. М. Панченко. – Это – тот же крестьянин или посадский мужик, с которым Аввакуму приходилось иметь дело с молодых лет, это его духовный сын, нерадивый и усердный, грешный и праведный, слабый и стойкий в одно и то же время. Это – „природный русак“, как и сам протопоп. Такому читателю нелегко понимать церковно-славянскую премудрость, с ним надо говорить просто, и Аввакум делает просторечие своим стилистическим принципом: „Чтущии и слышащии, не позазрите просторечию нашему, понеже люблю свой русской природной язык… Я не брегу о красноречии и не уничижаю своего языка русскаго“».
Аввакум Петров родился в 1620 или в 1621 году в селе Григорове Нижегородского края. Отец Аввакума, сельский поп, по образу жизни почти ничем не отличался от своей паствы. От трудностей и тягостей жизни он находил утешение в «питии хмельном». Мать же была «постница и молитвеница», именно она внушила своему сыну глубокое религиозное чувство. Отец Аввакума умер рано, и мать одна поднимала целый выводок ребятишек. Когда Аввакуму исполнилось семнадцать лет, мать женила его на четырнадцатилетней сироте, трудолюбивой и набожной девушке. Так в жизнь Аввакума вошла Настасья Марковна, которой суждено будет пройти со своим мужем через все мытарства и родить ему девятерых детей.
В двадцать один год Аввакум стал дьяконом, а в двадцать три «был поставлен в попы» в селе Лопатицы. Но долго он в Лопатицах не удержался из-за своего строптивого характера и ссоры с местным воеводой. В 1647 году Аввакум был вынужден вместе с женой и новорожденным сыном отправиться в Москву искать защиты от преследования властей. В столице он познакомился с царским духовником Стефаном Вонифатьевым и его единомышленниками – «ревнителями древлего благочестия», поставившими цель поднять религиозный и нравственный уровень духовенства, придать благообразие и чинность беспорядочной и суетной церковной службе.
Заручившись поддержкой Вонифатьева, Аввакум возвращается в Лопатицы. В Москве он поклялся «отцам», что будет «ревновать во Христе» и стараться о благочестии. Однако его усердие по исправлению нравов вновь воздвигло «бурю» и гнев «начальников». В конце концов, он вынужден был покинуть Лопатицы и переехать в Юрьевец-Повольский, где был рукоположен в протопопы, но и на новом месте продержался недолго, восстановив на этот раз против себя уже и местный клир и прихожан суровой проповедью нравственности. Ему уже было за тридцать, когда он «вдругорядь сволокся к Москве» и стал служить в Казанском соборе, где настоятелем был его покровитель Иван Неронов, входивший в круг ревнителей благочестия.
Наступил 1652 год, год изгнания взбунтовавшимся народом Аввакума из Юрьевца, год смерти московского патриарха Иосифа. Три последних года жизни патриарха русской церковью фактически руководили ревнители благочестия. С ними полностью был солидарен архимандрит новгородский Никон, который у себя в Новгороде осуществлял их идеи, непрестанно советуясь с ревнителями.
Реальных претендентов на патриарший престол было двое: «отец духовный» царя Стефан Вонифатьев и «собинный (особый) друг» царя честолюбивый и энергичный Никон. Царский духовник прямо указал на Никона как на достойного преемника покойного патриарха. Для ревнителей благочестия Никон был «наш друг», и они его поддержали. Как потом напишет Аввакум, не знали они, что «врага выпросили и беду на свою шею».