В два часа ночи 21 июля русские начали наступление. Войска стали подниматься на хребты, уходившие по направлению к лагерю противника. В начале пятого часа русские, подойдя к Траянову валу, построились в боевой порядок и двинулись на врага, встретившего их плотным оружейным и артиллерийским огнем. Баур первым приблизился к левому флангу турок, уже готовившихся к атаке. Вслед за ним подошло каре Племянникова, за которым, левее и несколько отступя, следовали каре Олица и конница Салтыкова, а сзади – резерв. Прицельный артиллерийский и оружейный огонь русских заставил турок отступить. Каре Племянникова ускорило движение, но лишь только русские войска поднялись на небольшую высоту, лежащую в непосредственной близости к укреплению, скрывавшийся в засаде большой отряд янычар атаковал каре и стремительным натиском прорвал его фронт. Ворвавшись внутрь русского боевого построения, янычары привели его в замешательство. Расстроенные передовые части каре Племянникова стали отступать, с трудом отбиваясь от массы наседавшего на них противника. Увидев это, Румянцев сказал находившемуся рядом с ним принцу Брауншвейгскому: «Теперь настало наше дело» – и бросился к солдатам. Взяв первое попавшееся ему на глаза из валяющихся на земле ружей, он закричал: «Товарищи, вы видите, что ядра и пули не решили; не стреляйте более из ружей, но с храбростию примите неприятеля в штыки».
Турки, терпя громадный урон, поражаемые с фронта и тыла, сбитые в нестройную толпу, наконец не выдержали и ударились в паническое бегство. Победителям достался лагерь противника и его артиллерия – 140 исправных пушек с полным боезапасом.
Сражение продолжалось с пяти утра до половины десятого. Войска пребывали в крайней степени утомления, и поэтому русская пехота гнала турок без передышки не более четырех верст.
Противник отступал в направлении Дуная по долине Кагула, о чем позднее доложили по начальству более свежие части корпуса Баура, сменившие в преследовании своих измученных товарищей. Турок, бежавших в сторону Измаила, продолжал преследовать отряд генерала Игельстрома.
Потери Халиль-бея в сражении были огромны. Еще больше турки потеряли при отступлении. Корпус Баура нагнал турок, когда те пытались при помощи трехсот судов переправиться через Дунай. В паническом страхе при виде настигающих их русских они перегружали суда и тонули. На берегу сгрудились обозы.
Увидев, что подошедшие части Баура построились в две линии, готовясь начать атаку, турецкие войска поспешно сдались. Часть их, правда, поначалу попыталась спастись на судах, но Баур затопил эти корабли артиллерийским огнем. Все оставшиеся на берегу предпочли смерти плен.
Русские войска овладели колоссальным турецким обозом, заполонившим весь берег, лошадьми, верблюдами, мулами, множеством скота и остатками артиллерии – приблизительно двадцатью шестью медными пушками.
После Кагульского сражения Румянцев, обращаясь к солдатам, сказал: «Я прошел все пространство до берегов Дуная, сбивая пред собою в превосходном числе стоявшего неприятеля, не делая нигде полевых укреплений, а поставляя одно мужество и добрую волю вашу во всяком месте за непреоборимую стену».
Наградой за Кагул Румянцеву стал чин генерал-фельдмаршала.
Благодаря в ответном послании императрицу за милость, Румянцев напишет: «Русские подобно древним римлянам, никогда не спрашивают: сколько неприятелей, но где они?»
Сражение при Кагуле – одна из самых славных побед русского оружия, наиболее крупная и значимая победа в русско-турецких войнах XVIII – начала XIX века.
Вскоре после перехода его армии за Дунай он становится Румянцевым-Задунайским. И уже вслед за ним почетную приставку получат Долгорукий, Потемкин, Кутузов, Паскевич, Дибич, Муравьев.
В 1774 году Румянцев заключил мир с Портой и по-прежнему управлял Малороссией, которая ему была поручена еще в начале 60‑х годов. В Русско-турецкую войну 1787–1791 годов вновь командует одной из армий…
Умер Румянцев в 1796 году, став одним из самых блистательных полководцев российской истории XVIII столетия – от Петра до Павла.
Потемкин-Таврический Григорий Александрович(1739–1791)
Григорий Александрович Потемкин родился 13 сентября 1739 года в селе Чижово Смоленской губернии. После смерти ему не везло – уже в 1798 году по секретному распоряжению из Петербурга мраморный памятник Потемкина в Херсоне был разрушен, а церковный склеп херсонского собора с его телом замурован. Нечто подобно происходило и с памятью о князе в целом. Долгие годы почти полного молчания, затем – ряд биографических публикаций и очерков, в которых – так же как и в значительном большинстве рассказов весьма пристрастных свидетелей его жизни – особый упор на его капризы, причуды и оригинальность характера, преходящую в оригинальничание. И для большинства сформировался стойкий комплекс представлений о Потемкине как баловне фортуны, фаворите в интимном смысле этого слова, вельможе с замашками царского сатрапа, любителе возведения «потемкинских деревень».
Конечно, было и это, но не только, иначе личность светлейшего потускнела бы со временем: избирательность исторической памяти тому порукой.
Г.А. Потемкин-Таврический.
Портрет XVIII в.
После рождения Григорий Потемкин воспитывался в доме родителей, после же смерти отца в 1746 году вместе с матерью перебрался в Москву под покровительство двоюродного брата отца – президента Камер-коллегии Григория Матвеевича Козловского, где начал обучаться совместно с его сыном – сначала в частном учебном заведении Литкела в Немецкой слободе. В 1755 году его записывают в дворянскую гимназию при только что открывшемся Московском университете и – одновременно, как и многих дворянских недорослей, в гвардию. Рейтаром в Конногвардейский полк. Молодой Потемкин учится при университете (золотая медаль за успехи и право в числе двенадцати учеников гимназии и студентов съездить в Петербург пред светлые очи императрицы Елизаветы Петровны), а в гвардии ему идут чины: 1757‑м – капрал, 1758‑м – ефрейтор-капрал, 1759‑м – каптенармус.
Вскоре после поездки в столицу Потемкин как-то отошел от университетского учебного процесса, стал манкировать занятиями, увлекшись чтением по собственному выбору, за что и был исключен из университета «за нехождение». Теперь оставалась только военная карьера, и молодой гвардеец отбывает в свой столичный полк. Здесь уже в правление Петра III он производится в вахмистры и становится ординарцем принца Георга Голштинского, ротой которого он и управляет, ибо самому герцогу заниматься подобной прозой недосуг. В этом качестве он принимает участие в перевороте, приведшем на престол Екатерину II.
За услуги он получил 400 душ крестьян и далее, в собственноручном «росписании» императрицы о наградах по данному событию: «В Конной гвардии вахмистр Григорий Потемкин два чина в полку да 10 000 рублей». Вскоре он едет курьером к российскому посланнику в Швеции с известием о перевороте, а через некоторое время по возвращении его определяют на работу в Синод на должность помощника обер-прокурора. Растут и его военные чины: после переворота он подпоручик, весной 1765 года – поручик, летом следующего года получает в командование 9‑ю роту; в 1767 году с двумя ротами своего полка командирован в Москву во время работы Комиссии об уложении.
22 сентября 1768 года Потемкин становится камергером, а в ноябре того же года был отчислен от Конной гвардии по воле императрицы как состоящий при дворе. На следующий год в связи с начавшейся войной с Турцией Григорий Потемкин волонтером направляется в армию. В письме к императрице он изъявил желание служить в кавалерии. Его желание было учтено, а придворный чин камергера трансформировался в военный – генерал-майора (что соответствует Табели о рангах).
Он отличился под Хотином, Фокшанами, Браиловом, Журжей, Рябой Могилой, Ларгой, Кагулом, Измаилом – словом, во всех заметных делах кампании 1769–1770 годов…
Первое большое сражение после окончания Семилетней войны, сражение при Рябой Могиле, показало, как высоко поднялось русское военное искусство. В этом сражении бригада генерал-майора Потемкина, усиленная гренадерами и артиллерией – до 4000 человек – переправилась через Прут в нескольких верстах южнее урочища и атаковала лагерь с тыла. В самый напряженный момент боя – в момент общего наступления на неприятеля – появился головной отряд Потемкина, с маху открывший артогонь по неприятельской коннице.
Попытка татар, думавших сбить отряд Потемкина со своей спины, закончилась их новыми потерями. Большая их часть начала уходить на юг к холмам. Меньшая же, помнившая о своем воинском долге, во главе с сыном хана попыталась пробиться в лагерь, но попала в окружение русских и в жестокой рубке полегла вся до единого.
Сразу же после сражения Румянцев отрядил отряд Потемкина для наблюдения за отступающим противником.
При Ларге Румянцев создал и применил новую тактику для действия против иррегулярных войск. Он напал, а не ожидал нападения. И напал в боевом порядке доселе не применявшемся, что позволило ему разом выставить больше сил, чем татары, хотя те и были в значительно большем количестве. В этом сражении каре Репнина, Баура и Потемкина, подкрепляемые главными силами, уже овладев правым укреплением, быстро взяли – на плечах турок – и 2‑й ретраншемент, поскольку он был обращен к ним тылом. Османы начали сбегаться к 3‑му, куда двинулись эти каре. Все три авангардные каре шли вдоль третьего укрепления, готовясь к атаке во фланг, – Баур, Потемкин и Репнин, чтобы не идти через утесистый овраг, до этого приняли влево и теперь вышли сбоку от окопов. Увидев себя окружаемыми, турки принялись бросать позиции…
Кагул… Одна из самых славных побед русского оружия на всем протяжении XVIII века, наиболее крупная и значимая победа в русско-турецких войнах XVIII – начала XIX века.
Командующий армией П.А. Румянцев, по своему характеру не любивший придворных и вообще людей склада Потемкина, тем не менее пишет в своей реляции от сентября 1770 года: «Ваше Величество видеть соизволили, сколько участвовал в действиях своими ревностными подвигами генерал-майор Потемкин. Не зная, что есть быть побуждаемому на дело, он сам искал от доброй своей воли везде употребиться. Сколько сия причина, столько другая, что он во всех местах, где мы ведем войну, с примечанием обращался и в состоянии подать объяснение относительно до нашего положения и обстоятельств его в С.-Петербург во удовольство его простьбы, чтобы пасть к освященным с