— Письмо датировано 1933 годом, — ответила Ангелина Васильевна и добавила: — Не слушайте тех, кто вас ругает. Это враки. Вот я хожу по березовой роще — и все березы похожи друг на друга, у всех белые стволы с поперечными черными крапинами, а все вместе они создают ощущение счастья! Так и ваша живопись!
Тышлер был очень тронут этими идущими от сердца словами.
На протяжении всей своей жизни А. Г. Тышлер работал в театре. Начал он художником-постановщиком в 1926 году. Его первая значительная работа — «Овечий источник» Лопе де Вега. В 1935 году Тышлер оформил два шекспировских спектакля: «Король Лир» — в Московском государственном еврейском театре и «Ричард III» — в Большом драматическом театре им. А. М. Горького в Ленинграде. Режиссер-постановщик «Короля Лира» С. Михоэлс вспоминал, что в процессе работы у него было много споров с Тышлером.
— Мне кажется, что Тышлер пьесу прочитывает только один раз, — говорил Михоэлс, — и затем всецело отдается первому впечатлению, очевидно, что при чтении он в пьесе даже не видит слов. У Тышлера сразу возникает сценический объем, он как бы читает пространство. Это, конечно, чрезвычайно ценное свойство художника, — замечал Михоэлс.
И все же первые эскизы Тышлера озадачили и Михоэлса, и Н. Э. Радлова, потому что Тышлер стремился в оформлении передать дух старого шекспировского театра, который представлялся ему в виде кочевого балагана. И еще художнику особо хотелось подчеркнуть народность Шекспира и примитивность сценических средств его эпохи.
— Какой же главный, на ваш взгляд, образ должен стать лейтмотивом спектакля? — спросил Тышлер у режиссера Радлова.
— Главное — это ворота замка, — ответил Радлов, — они закрываются перед Лиром. Образ поднимающегося цепного моста должен создать впечатление внешней отгороженности Лира от замка и подчеркнуть, что Лир изгнанник, что он отрезан и оторван от всего, что было для него привычным.
Радлов глубоко и всесторонне знал Шекспира, его доводы были убедительны. И тогда Тышлер согласился создать новый макет. Художник сделал кирпичное здание, стены которого, когда это нужно, распахиваются, словно ворота. Внутри расположены два зала: черный и темно-красный. Лестницы, ведущие в эти залы, могут превращаться в цепные мосты. Статуи и изображения соответствовали духу далекой эпохи Ренессанса.
— Работать с Михоэлсом над спектаклем для меня было большим наслаждением, — вспоминал Александр Григорьевич, — он мне очень верил и никогда ничего не навязывал. К концу рабочего дня я уже начинал по нему тосковать. Хотелось скорей выйти с ним, зайти в «Националь» и там за кофе и кое-чем другим посидеть, пофантазировать, поделиться мыслями. Мое терпение иссякало. В самый разгар репетиции я посылал ему записку без слов с изображением папиросы с крылышками. И часто я этой папиросой добивался желаемого результата. Михоэлс прерывал репетицию, посылал мне настоящую папиросу. Он смеялся, и актеры смеялись, и тут уж было не до репетиции. Вскоре он выходил, и на его лице было написано: «Ну и спасибо тебе, Сашка».
В спектакле «Король Лир» особенно удались Тышлеру костюмы. Для художника костюм всегда был очень важен. А в шекспировских пьесах — и подавно. Костюм помогал художнику правильно акцентировать основные, ударные моменты трагедии. Вот как менялся, скажем, костюм Лира. В первой картине он был одет в черное с золотом, а сверху накинута мантия. Когда Лира изгоняли, на нем тоже была мантия, но уже более скромная, которая говорила скорее о былом величии короля. В степи мантия висела на Лире, как тряпка, на одном плече, грудь обнажена. В шалаше мантии уже не было. И только в палатке у Корделии на Лире снова была мантия, на которой звездами рассыпаны короны.
В 1974 году в зале на улице Вавилова открылась выставка произведений А. Тышлера. Экспозиция тышлеровских работ была приурочена к 75-летию мастера. Однако, как и предшествовавшая его персональная выставка 1969 года, она не была юбилейной по своему характеру. Это был творческий отчет за истекшие пять лет. Тышлер продолжал работу над своими излюбленными сериями «Фашизм», «Балаганчик», «Самодеятельный театр», «Фортуна», «Благовест». Присущее художнику чувство театра нашло непосредственное выражение в новых сериях «Шекспировские куклы», «Леди Макбет», «Мистерия-буфф». Не было работ полувековой давности. И как всегда на выставках Тышлера, в зале царил праздник. Девушка со снопом на голове соседствовала с девушкой, обрамленной городом, неслись в космос немыслимые корабли с указующим перстом на том месте, где должно находиться острие ракеты. После того как Юрий Завадский выступил на вернисаже, я подошел к нему и попросил, чтобы он рассказал мне подробнее о совместной театральной работе с Тышлером.
— С великим удовольствием, — живо отозвался Завадский, — но только у меня абсолютно нет времени — я тороплюсь на репетицию в театр, машина уже ждет меня внизу, а завтра рано утром улетаю с театром на гастроли…
— А когда у вас самолет?
— К сожалению, в 8.50!
— А в семь утра к вам можно?
Завадский улыбнулся:
— Ну, если не проспите, валяйте! Вот вам адрес и телефон, так рано я еще никому интервью не давал.
Юрий Завадский рассказывал мне:
— Впервые в совместной работе мы встретились с Тышлером в маленькой студии в Головином переулке. Он создал декорации к «Школе неплательщиков». Сделано им все было изящно, остроумно, выразительно. Общий язык с художником мы нашли необыкновенно быстро. Для меня Тышлер — художник поразительный, ни на кого не похожий. Тот, кто ищет в нем фотографическое жизнеподобие, будет разочарован. Тышлер никогда не был сухим регистратором быта и литературщиной не грешил, он умел добиваться сочетания живописи с сюжетностью. Он всегда стремился создать точный образ эпохи, находил нужные средства для передачи характеров и обстоятельств. Зная Тышлера с 1935 года, я всегда с радостью встречал оформленные им спектакли. Но он никогда не был узким профессионалом. Его искусство удивительно современно, связано с действительностью. Посмотрите, как вдохновенно и молодо работает Тышлер в свои 76 лет, какой он мудрый и одухотворенный! С разящей силой ненависти рисует Тышлер фашистов, убийц, их тупые лица, а рядом изображает прекрасных девушек и светлую жизнь. У Тышлера тончайший колорит, а какой он филигранный, виртуозный рисовальщик. Убежден, что он один из крупнейших художников нашего века!
В картинах Тышлера меня поражают их пространственность и законченная художественная форма. И особый ритм, который как бы вбирает в себя цвет, фон, рисунок. Герои Тышлера живут свободно, раскованно. Они летят. В них — поэзия. Они сияют. Его искусство раскрывает природу как совершенство. Его добрым, умным глазам открываются сказочные миры, созданные его воображением. Его «Цыганы» едут на бричках, а над ними уже парят многоместные космические корабли. Все его творчество пронизано токами нашей жизни.
Наша беседа с Ю. А. Завадским состоялась 28 мая 1974 года.
Здесь была упомянута серия работ А. Тышлера «Фашизм». Впервые она экспонировалась в 1971 году. Тогда же я попросил у Александра Григорьевича разрешения сфотографировать серию у него в мастерской. А когда фотографии были готовы, я показал их С. Т. Коненкову. Ему эти работы Тышлера очень понравились, и он продиктовал мне свой отзыв об этой серии.
«Я разделяю страсть Александра Тышлера в борьбе за мир, — это гуманный долг каждого художника с чуткой совестью. Мне близок язык Тышлера, его аллегории, широкое применение символов и метафор. Острота художественного воображения, страстность исполнения напоминают мне офорты Гойи «Ужасы войны», «Гернику» Пикассо, «Разрушенный Роттердам» Цадкина.
Тышлер рисует фашизм в образе чудовища, которое приготовилось к прыжку. Это не человек, не животное, а именно чудовище. Под его ногами жухнут травы, стонет земля, над ним тут же заволакивается небо. Это чудовище изрыгает из пасти вой, огонь, смерть. Оно давит все живое. Гротескное изображение фашизма очень уместно, это оказывает активное воздействие на зрителя. Нужно поднять в людях вихрь гнева, силу протеста против войны, насилия, попрания человеческих прав.
Я убежден: нужно сильно любить жизнь, любить людей, чтобы с такой ненавистью, как это сделал Тышлер, заклеймить фашизм. Я от всей души поздравляю моего коллегу по искусству с новыми талантливыми работами».
Для меня сама личность Тышлера представляется совершеннейшим произведением искусства. Зная его много лет, испытывая счастье общения с ним — я всегда поражался чистоте и свежести его восприятия жизни, людей, явлений искусства. Мне понятны и близки слова художника Дмитрия Жилинского, который как-то сказал:
— Вот увидишь этого человека небольшого росточка, поговоришь с ним, и душа твоя словно обвеется чем-то хорошим, светлым, здоровым, мудрым, такой это очаровательный художник, что одна мысль о том, что ты живешь с ним в одно время и в одном городе, приносит радость.
— Я испытываю, — говорил другой художник, Виктор Попков, — я испытываю счастье, что выставляюсь рядом с таким художником, как Тышлер.
«Жизнь для меня была трудная, но интересная, — вспоминал Александр Григорьевич, — учился я хорошо и в 1917 году окончил училище. А в 1919-м уже ушел добровольцем в Красную Армию. Отвоевал, демобилизовался и отправился на товарном поезде в Москву, понимая, что только там смогу стать полноценным художником».
Тышлер поступил во Вхутемас, в мастерскую В. А. Фаворского. Так складывалась его судьба. Может быть, это было простое везение, а может, упорство и талант помогли Тышлеру стать тем, чем он стал.
На географических картах — там, где обозначена гладь морей и океанов, попадается вдруг место, гуще закрашенное синевой. Это глубины. Они есть — и все. И такую глубинность я всегда чувствовал в Тышлере-человеке, в его работах. Художник начинал в Москве в бурное время. Он знакомится и близко сходится с Маяковским и его окружением — молодыми поэтами и художниками. Встречается с Хлебниковым, Асеевым, Багрицким, Сельвинским, дружит с художниками Общества станковистов, участвует во всех их выставках. Все они горят желанием «делать новое искусство». В главе автобиографии «Так называемая дилемма» Владимир Маяковский пишет: «Что я могу противопоставить навалившейся на меня эстетике старья? Разве революция не потребует от меня серьезной школы? Я зашел к тогда еще товарищу по партии — Медведеву. Хочу делать социалистическое искусство. Сережа долго смеялся: кишка тонка. Думаю, что он недооценил мои кишки». Видимо, так обстояло дело и с Александром Тышлером.