— Что беспокоит? — я подошёл к Славику и сел на стул, стоящий возле кушетки.
— Да ничего меня не беспокоит, я Сашке уже говорил. Сердце колотилось, как ненормальное, поэтому скорую и вызвал. А сейчас всё нормально. Да я Сашке говорил! Вообще не понимаю, зачем он меня сюда притащил, — хриплым голосом ответил Славик.
— Сколько времени уже колотится? — я осматривал мужчину, пытаясь понять, что же с ним не так. У меня всего сорок восемь часов от начала приступа, чтобы попытаться восстановить ему ритм. Если выйти за эти рамки, то только снизить частоту сердечных сокращений получится, чтобы осложнений не вызвать. Ну и на закуску самое сложное: внушить, что нужно пить таблетки каждый день, не пропуская, и отправить домой.
— Да часа три как, говорю же, скорую сразу вызвал, — проговорил Славик и перевёл взгляд на Татьяну, которая всё это время прожигала его прокурорским взглядом.
— Хорошо. Раньше сердце вот так колотилось? — задал я очередной вопрос.
— Да хрен его знает, может, и колотилось, — он наморщил лоб. — Не, не помню.
— Что пил в последний раз? — я вытащил фонендоскоп и теперь крутил его в руках. Таня подцепила к нему кардиомонитор, чтобы постоянно ЭКГ не снимать. Всё равно стоит без дела, и я заметил, что его мерный писк начал действовать на меня успокаивающе.
— Водку, — практически сразу ответил Славик, после того, как я его послушал. В лёгких чисто, шумов в сердце нет, а то, что ритм неправильный, так это и так было понятно. Застойных явлений нет, и это хорошо.
— Врёшь, — к нам подошла Татьяна, сложив руки на пышной груди. — У тебя на водку денег сроду не хватало. Постоянно ко мне занимать бегаешь на отборную сивуху, которую Зинка на какой-то траве настаивает. И я не поручусь, что трава эта не прямиком с Мёртвой пустоши в её зелье попадает. Для бешеной собаки сто километров — не круг, вот Зинка постоянно и носится к границе. Так что отвечай доктору, что пил и когда бросил?
— Ох и злющая ты баба, Танька! — Славик покосился на неё, но говорил осторожно, выглядывая из-за моего плеча. Он что, думает, я его защищать от карающей длани Татьяны буду, если он до чего-нибудь договорится? А может, поэтому змея светится, чувствует, что за длинный язык кого-то скоро будут жизни лишать? — Вот поэтому с тобой даже Димка не смог ужиться.
— На спину ложись, — быстро прервал я этого самоубийцу.
— Зачем? — он недоумённо посмотрел на меня.
— Я тебе живот потрогаю. Он же, вроде бы, болел у тебя?
— Это да, болел так, зараза, что моча брызгала в разные стороны, — признался Славик, заваливаясь на кушетку. Я потрогал абсолютно спокойный мягкий живот. Единственное — печёнка по размерам ниже пупка. Но это нормально для его стажа. Странно, что анализы при этом такие спокойные. — Но сейчас не болит. Говорю же, сейчас у меня ничего не бо…
Он не договорил. Замер, уставившись в одну точку, и захрипел. Что за… Я вскочил, и тут же монитор взвыл дурным голосом.
— Фибрилляция желудочков! — заорал я. — Сатурация падает. Отсутствие дыхания! Дефибриллятор, живо! Мешок Амбу! — мне в руки легли электроды. — Разряд!
Нужно было дышать за Славика, но я никак не мог перестать качать. В руки снова сунули электроды, а в вену пациента начали поступать нужные препараты. Мне даже не нужно было говорить, что вводить. Опытная медсестра и так всё знала,
Вбежал Саша. Он быстро понял, что происходит, и схватил мешок. Я же швырнул электроды Татьяне.
— Интубировать надо, — прошипел Саша, сжимая и разжимая мешок.
— Знаю, — процедил я. — Таня, качай.
Медсестра поменялась со мной местами и положила руки на грудь Славика.
— Аккуратнее, рёбра не сломай, — сказал я, мельком посмотрев, как она нажимает на грудину. Хрусть! Звук раздался в тот момент, когда я закончил говорить. Так, одно сломано. Ну и хрен с ним. Я схватил набор для интубации и взвёл клинок ларингоскопа. Вой монитора изменил тональность, побежала длинная прямая линия.
— Чёрт! — я подскочил к пациенту и положил руку ему на лоб, запрокидывая голову.
— Время, — Саша опустил руки. — Денис Викторович, — он тронул меня и чуть не получил ларингоскопом в лоб.
— Что тебе? — рявкнул я, разворачиваясь.
— Время. Посмотрите на свой значок. — Я перевёл взгляд на змею. Она уже не сверкала зелёным светом. В последний раз мигнул ярко-красный сигнал и потух. — Он умер. — Я помотал головой и снова запрокинул голову Славика. — Не нужно, он умер, его уже не вернёшь.
— Нет, мы… Монитор продолжал выдавать прямую линию. Таня подошла к нему и выключила, чтобы он не раздражал нас своим воем. — Но, как же… Как же так? — я опустил руки и посмотрел на часы. Ничего себе! Прошло уже двадцать минут от отпущенных идеальных шести на реанимацию. — Почему он умер? Что произошло?
— Не знаю, — вздохнул Саша, забирая у меня из рук неиспользованный набор для интубации. — Александр Савельевич скажет. Но пациенты иногда умирают. Мы не боги и не можем спасти всех.
— Саш, иди Вовку вызови и Белову сообщи. А я тут порядок наведу, — мрачно сказала Татьяна.
— У него родственники есть? — спросил я. — Кому-то сообщить можно?
— Нет, — Таня покачала головой. — Сосед он мой. Всю жизнь бобылём прожил. Как родители померли, так и вовсе один остался. Даже собаки с кошкой не завёл. Хоронить за счёт посёлка будем, — на мгновение остановившись возле кушетки, она посмотрела на Славика. — Ну что же ты так неаккуратно-то? — она покачала головой и принялась снимать с него электроды и убирать внутривенный катетер. Я же тупо стоял и смотрел в одну точку, не понимая, что же мне теперь делать.
— Денис Викторович, карту для Белова заполните, — в приёмник снова зашёл Саша. — Во сколько диагностировали смерть, во сколько прекратили реанимационные мероприятия, предварительный диагноз…
— Я не знаю диагноза, — встрепенувшись, поднял на него уже более осмысленный взгляд. — Я даже предположить не могу, что с ним произошло. ТЭЛА? Да, возможно, — я нахмурился. — Массированная ТЭЛА в принципе могла привести к одновременной остановке кровообращения и дыхания. Цвет кожных покровов не изменился, а это характерный признак, так что не похоже. Скорее всего, один из тромбов улетел прямиком на дно четвёртого желудочка. Фибрилляция же была, а во время остановки ЭКГ не снимали, поэтому монитор мог и не показать. Да, так, похоже, и было, — пробормотал я, садясь за стол. Татьяна ненадолго отвлеклась от подготовки Славика к транспортировке и протянула мне официальный бланк, который нужно было заполнить для патологоанатома.
— Можно дать вам совет, Денис Викторович? — Саша сел на соседний стул, глядя, как я быстро заполняю карту.
— Говори, — ответил я, пытаясь в свой предварительный диагноз втиснуть совершенно нормальные анализы.
— Съездите на вскрытие. Белов — хороший мужик. Он вас мурыжить не будет, всё расскажет и покажет. Вы же должны знать, что с Бобровым случилось, чтобы в следующий раз хотя бы попытаться спасти, если, конечно, это вообще возможно.
— А это можно сделать? — спросил я, нахмурившись.
— Да, — Саша пожал плечами. — Во всех инструкциях рекомендуют лечащему врачу присутствовать при вскрытии, чтобы избежать недопонимания. А Белов ещё никого не выгонял. Говорю же, хороший мужик.
— Я, пожалуй, так и сделаю, — поставив точку в сопроводительных документах, развернулся вместе со стулом и бездумно смотрел, как Татьяна ловко и явно не в первый раз, подвязывает челюсть покойному и связывает руки на груди. Ну да, скоро же гипертонус мышц начнётся. — Мы вот прямо так поедем? Ночью?
— Ну не оставлять же его здесь, — вздохнул Саша. — Пока доедете, пока всё оформите, уже и утро наступит.
— Я тогда домой позвоню, чтобы Егорыч с Настей меня не ждали, — встав со стула, направился в диспетчерскую. И мне в этот момент было совершенно наплевать, как именно звучат мои слова. Я очень плохо соображал, что происходит, а в голове упорным дятлом стучала всего одна мысль: «Что я сделал не так? Почему он так внезапно умер?»
Мы выехали почти через час. Я всё время заглядывал через окошечко в салон, ожидая какой-нибудь гадости в виде поднятия трупа. Не знаю почему, но мне где-то в глубине души этого хотелось. Хотелось уничтожить нежить и уже не думать о том, что же я сделал не так. Но труп не поднялся, и мы благополучно доехали до центрального морга в Твери.
Заполнение всех необходимых документов отняло у меня ещё час, как и предсказывал Саша. За это время подошёл патологоанатом и начал вскрытие. Я же после всех бюрократических заморочек сидел в коридоре и ждал, когда мне позволят войти. Почему-то просто ввалиться в прозекторскую я не мог себя заставить. Закрыв глаза, втянул стойкий запах смерти. А ведь раньше мне было всё равно. Почему сейчас находиться здесь доставляет мне определённый дискомфорт? Что-то во мне изменилось, но сейчас не время думать об этом. Нужно сосредоточиться на более неотложных делах.
— Денис, — я встрепенулся и увидел, что в коридор выглянул высокий темноволосый мужчина лет сорока-сорока пяти на вид. У него были посеребрённые сединой виски, но тело крепкое, а мускулистые обнажённые предплечья указывали на то, что мужчина в прекрасной физической форме. — Зайди.
Белов исчез в прозекторской, а я вскочил со скамьи, на которой сидел и побежал за ним. На столе лежало вскрытое тело. На огромных весах лежал извлечённый мозг, а на полу валялся шланг, из которого тонкой струйкой к сливному отверстию текла вода.
— Что-то удалось выяснить? — спросил я, надевая маску и натягивая на руки перчатки.
— Полиорганная недостаточность, — ответил Белов и поманил меня пальцем. — А первичным был некроз поджелудочной железы. Смотри, от неё практически ничего не осталось, — и он показал мне пальцем чёрное нечто, напоминающее поджелудочную лишь формой и то отдалённо. — Он уже был мёртв, когда его привёз ваш фельдшер. Правда, сам этого не знал и почему-то ещё дышал, а сердце билось. Отсюда и нормализация анализов и всего остального. От огромных значений они пришли в норму. Я называю эту стадию «когда уже не болит». Ты не смог бы ничего сделать, даже если бы тебе хватило времени понять и поставить диагноз. Не в этот раз.