Ушкан было дернулся побыстрее выполнить приказ, но потом степенно поднялся и неторопливо пошел в сторону мертвецов. Права эта Ешка. Переодевшись, он в темноте за своего сойдет. Только как к этому диву подобраться, чтобы уцелеть.
Зачесался шрам на груди, засвербела ободранная спина, и Ушкан зашевелился бойче.
Ешка вошла в подлесок и задумалась. Ненадежен Ушкан. Нет в нем крепости, мужества, а дерзость показная. А ведь старше ее годков на пять. Хотя с той ночи, как она с родителями в Круг шла, целая жизнь минула. Она успела отстрадать свое, умереть и заново родиться. Уже полуночницей. И еще четыре жизни отнять.
Ай! Бубен потеряла! А ведь ей было велено его беречь. Что ж теперь станется-то? И где могла заветную вещицу обронить? Не иначе как возле ребят. Полезла их пугать и потеряла. И почему польза другим для самой оборачивается ущербом?
Пришел Ушкан, принес сверток. Ешка буркнула ему:
– Надевай сейчас.
Ушкан воспротивился:
– Ты же собралась малых ребят искать? Испугаются, поди, побегут, когда увидят кипчака. Или закричат…
Ешка кивнула, а про себя подумала: «Хитер!»
Коли встретятся в лесу не ребята, а русые, голубоглазые враги, так сразу в чернявом признают переодетого. А у кипчаков за убийство своих лютая казнь: привяжут правую руку к одному коню, левую – к другому, да погонят их в разные стороны. А пленному могут жизнь сохранить. Если не в походе, конечно.
Они побродили по подлеску, но никого не нашли. Потом Ешка почуяла по ветру след малых далеко в лесу. Живы. Бояться и хорониться не захотели, побежали спасаться!
Ешка и Ушкан быстро их догнали. Старшой нес за спиной брата, сцепившего руки на его шее. Видно, что из сил выбился.
Мальцы разревелись, увидев однородцев, не признали в Ешке нежить. Ушкан угостил их лепешками из переметной сумы убитого кипчака. Запасливый. Рассмеялся увиденному: старшой парнишка, назвавшийся Вельком, заметил, что Ешка не жует, протянул ей остаток своего хлебца. Ушкан сказал: «Не такая она, как мы».
– Ведунья на обете? – спросил малец.
Ешка решила для начала наполовину открыться:
– Была бы ведуньей, кабы не утеряла свой бубен. Вы его не видели?
Ребята покачали головами.
Сразу осмелевший Ушкан взял роль вожака, поведал о страшной птице-диве и Ешкином замысле извести чудище огнем.
Велько загорелся помочь, а младший, Боримирко, расплакался, вцепился в рубаху брата.
Было решено дождаться ночи, прокрасться к телегам и бросить в дива горящие головни.
Ешка оставила спутников отдыхать и пошла к полю – сторожить. Если кипчаки надумают жечь лес, она предупредит.
Над потравленной рожью у самого села кружились вороны. И почему-то крики жирных падальщиков, которым даже было лень свариться, дымы над пожарищами и тела навсегда замолчавших свидетелей бойни показались Ешке еще более страшными, чем мертвая земля Мары в лесу.
Над полем метался пыльный столб. Это маялась одичавшая полуденница. Вот она взвилась в последний раз и рассыпалась. А в дымах раздался жалобный, надрывный вопль и быстро стих. Это банница-обдериха прорыдала у своего бывшего жилища.
Кипчаки ушли, наверное, под утро.
Ешка бросилась в лес за спутниками.
– На Быховец, видать, двинулись, – помрачнел Ушкан, услышав новость.
Ешка с любопытством на него посмотрела. А потом и сама опечалилась: что ж это за судьба у нее такая? Ни дома, ни Рода… Может, ей следовало остаться и найти бубен?
Порешили идти следом, но по лесу, дожидаясь часа, когда можно будет изничтожить чудовище и лишить кипчаков их силы и удачи.
Еще два раза им встретились небольшие селения, пожженные врагами, порубленные мужики, старики и малые ребята, тела девок, которых имали до смерти…
Чистый лес провонял гарью и падалью.
Но где же пешим угнаться за конными? Ешка ночью быстро бы настигла кипчаков, но ведь ей не можно даже приблизиться с огню. А как иначе совладать с чужой тварью?
И вот наконец ветер принес запах конского навоза, отвратного варева и кислых кож.
Похоже, набрели на вражий стан. Поди узнай, отчего кипчаки задержались перед самым Быховцем. Ешка велела заткнуть уши: неизвестно, будут ли кормить дива днем. А сама отправилась поразведать пути и поискать кого-нибудь поболе зайца: очень уж была голодна. Прямо стало невмочь глядеть на шеи спутников. Ушкан даже спать ночами не мог – стерегся. Обидно. Но ничего не поделаешь.
Вот и удача: одинокий кипчак брел, разглядывая травостой. Видно, искал какого-нибудь корешка для коня или себя.
Ешка, не таясь, вышла навстречу. Вражина быстро повел рукой у пояса, тотчас размахнулся, и не успела она моргнуть, как на шее оказалась петля. Ешка засмеялась и прянула к нему. Кипчак удивился и так и осел на землю с вытаращенными глазами.
Со стороны раздался пронзительный звук. Это, наверное, тот, согнувшийся от старости, кипчак дунул в свой рожок.
Пришлось, обдираясь о ветки, мчаться к своим. Сейчас диву бросят пленного, а потом див запоет. Если Ушкан и ребята ее ослушались, повалятся наземь без дыха.
Но понапрасну забеспокоилась: спутники уже примерили кипчакскую одежку и сидели в натянутых по самые глаза шапках.
Ешка присела к Боримирко, обняла его. Только он не боялся полуночницы. Видно, казалась та ему старшей сестрой. По малолетству или чистоте души, которая не разучилась чуять доброту в любой твари.
Глаза Ушкана налились тоской. Велько заморгал, прогоняя слезы. Вот как… Коли не слышишь дивьего пения, все равно тоскуешь. Даже гулявший высоко в кронах ветер, и тот пониже помчался, стал холодным и резким.
Когда вновь потеплело, Ешка сделала знак: можно не стеречься.
Договорились, что пойдут в темноте к кипчакскому стану. И во время ночной кормежки Ушкан должен будет раздобыть у костра огня и подпалить чудище. Сделать это нужно быстро и ловко, чтобы успеть скрыться в суматохе. А малой останется в лесу. Ешка нападет на тех из врагов, кто окажется слишком глазастым или воспрепятствует бегству Ушкана и Велька. Главное – в лесу скрыться. А уж там-то полуночница – хозяйка.
Ешка не призналась, что слабеет с каждым днем. Чем дальше от Мариного урочища, от потерянного где-то бубна, тем меньше у нее сил. Мысли Ушкана теперь для нее закрыты. Тело тяжелее, неподъемнее, словно тянет ее к земле какой-то груз. Вот справят дело, изничтожат чужую нежить, и она назад вернется. Нет ей места среди людей.
Дождались темноты, которая настала скорее из-за черных туч. Верно, быть дождю. Ешка чувствовала, что непогода – ей враг. Воду только болотницы да русалки любят. А полуночницы в сухом месте прячутся.
Малой Боримирко снова принялся хныкать – уж очень боялся за брата. Велько прикрикнул на него. Ушкан тоже, того и гляди, слезы начнет точить – у него ж дороже себя никого нет.
Но свою хозяйственность в лесных скитаниях он не потерял – у тела кипчака осмотрел суму, разжился кресалом и сухим мхом. Вот и хорошо. Авось и у костра среди чужаков не утратит разум.
Когда вышли на дорогу, совсем стемнело.
Капли дождя, летя по ветру, секли Ешкино лицо. Впервые одежка показалась нужной, хоть как-то прикрывая тело. Но вот так и хотелось броситься в чащу, спрятаться у ствола ели на сухом пахучем опадне… Каждый шаг давался с трудом.
Кипчакский рожок словно вспорол ночь, и Ешка взмахнула рукой: скорее!
Вот оно, вражье логово: костер и сдвинутые кругом телеги. Отчего так разорались кипчаки, словно вороны над падалью? В их гортанных выкриках было столько злости, что ею, казалось, напиталась дождливая сырость.
Рявкнул голодный див.
Ешка, тихонько толкнув Ушкана в спину, показала: иди!
И отделилась от спутников, глядя им во след. Со стороны Велько и впрямь выглядел кипчаком: худенький, приземистый. А вот Ушкан… На голову, а то и две выше врагов. Как бы прежде времени не опознали в нем чужого… Ешка охнула. Там, где у людей было сердце, что-то кольнуло. А может, показалось, потому что рубаха совсем промокла… Кто знает.
Уж лучше бы Ешке остаться в мертвом урочище Мары и не быть вообще. Через какое-то время на нее выскочил Ушкан, с лицом белее молока, выпученными глазами. Как-то и не подумалось раньше, что ражий детина может не перенести зрелища дивьего пира. А как же Велько?
Ешка рванулась вперед.
Велько оказался у костра, схваченный за руку согнутым кипчаком.
Беда! Ешка приготовилась к бою. Не допустит она погибели храброго мальца.
Но Велько вдруг прянул к огню, упал на землю. Кипчак попытался удержать. Велько протянул руку в пламя. Вспыхнул рукав, а потом и кафтан. Кипчак отскочил, а Велько с тонким дитячьим криком, в горящей одежде, бросился на пировавшее чудище.
В тот же миг ярко, точно просмоленные, занялись перья. От рева чудища словно задрожала ночная тьма. Див дернулся, под его лапу попал пылавший Велько. Чудище забило крыльями, заставляя огонь полыхать еще сильнее.
Див рванулся из своих оков, оборвал цепи и пошел метаться, давя разбегавшихся в страхе кипчаков. А потом покатился по земле страшным огненным колесом.
Кто-то наткнулся на Ешку, но словно будто и не увидел, промчался мимо.
Движимая горечью и яростью, точно и впрямь была человеком, Ешка понеслась назад. Что она скажет малому?
Она нашла дрожавшего от сырости и холода мальца. И он сразу все понял. Лег на землю лицом вниз и не захотел откликнуться.
Где же Ушкан? Зря Ешка не напилась его крови, когда он сам подставил шею, винясь. Зря не растерзала его сразу, как увидела – почти не дышавшего, с драной спиной…
К утру Ешка, прикрывавшая своим холодным телом мальца, решилась. Она отведет его к людям. Отыщет Ушкана. Нет, не убить, а просто посмотреть на него. На человека, который хуже нежити.
– Вставай, Боримирко, – сказала она мальцу.
Он поглядел на нее пустыми глазами, в которых не было жизни.
Ешка затрясла худенькое тело – кожа да кости. Дышит, но не откликается. И не говорит ни слова. Долго пыталась вернуть душу мальца в тело, да где там…