Полицейский с пшеничными бровями перезарядил пистолет и боязливой походкой направился к чудовищу. Андрей стал похож на большую свернувшуюся в шар мокрицу с разбитым на осколки бесцветным панцирем. Он умер, двухметровый шар неторопливо распрямлялся. Люди с ужасом всматривались в разворачивающееся перед ними чудовищное тело, внутри которого шевелилось что-то похожее на человека. Один полицейский вскинул пистолет, другой положил на него руку, мол, не надо. Там была Анечка. Она извивалась, пытаясь избавиться от облепившей ее жгучей слизи, потом вытерла рот и закричала.
Мимо ошалевших мужчин к ней подбежала уборщица, помогла выбраться, накинула какую-то куртку и отвела в сторону. За спинами полицейских она начала облизывать девочку своим мясистым фиолетовым языком. Жмурясь от удовольствия, от полузабытого вкуса прилипших к ребенку солянокислых внутренностей. Один из полицейских медленно обернулся и с удивлением вскинул брови.
– Это моя… моя внучка, она пропала… мы вот искали, и… нашлась, – спрятав язык, проговорила уборщица. На ее глазах заблестели слезы, а губы растянулись в зубастой улыбке. – Нашлась, какое счастье, нашлась, представляете, нашлась!
Полицейский рассеянно кивнул и отвернулся. Уборщица прижала к себе девочку и с печальной жадностью посмотрела на аппетитные останки Андрея.
Ярослав ЗемлянухинБелоглазый
В голове было гулко. Низкий тяжелый звук появлялся в груди, ширился, превращался в писк и рвался, как напряженная струна. Несколько секунд глухой тишины, и снова: гул, писк, обрыв.
Веки норовили опуститься, и мальчик с усилием их разлеплял. С озера полз туман. Густой, с желтыми пятнами, волокнистый, как овечья шерсть, которой отец подбивал кафтан. Туман уже поглотил берег, низкие кусты и взялся за стройные ряды сосен. Над этой грязно-белесой массой переплелись мазки желтого и красного – верхушки деревьев. Вскоре исчезли и они. Мальчик остался наедине со старой покосившейся часовней. Только он и эта развалина. Больше ничего. Весь мир сжался до маленького человека и часовни.
Сквозь низкий дверной проем было видно, как в глубине на дощатом полу сидит его старший брат. Подбородок опущен, руки связаны за спиной. Одна койба с торчащим наружу грязным оленьим мехом слетела с ноги и валялась рядом. Брат поднял голову и уставился перед собой плывущим, будто хмельным, взглядом. Из уголка рта стекала слюна. Мальчик хотел помочь ему развязать веревки, но безвольное тело не слушалось, ноги были ватными, и сил хватало только, чтобы не упасть в сырую траву.
В тумане возник белый силуэт, он бесшумно скользнул внутрь часовни. Дверь захлопнулась. Затрещало пламя, от деревянной постройки потянулась тонкая струйка дыма.
Мальчик сжал висевший на шее амулет – голову ворона, – выточенный братом из кости волка, подстреленного на исходе зимы. Серый повадился спасаться от голода рядом с поселком. Ни у кого не было такого амулета.
За спиной раздался перестук множества косточек и деревяшек, песнь мелких камней, подгоняемых быстрой лесной рекой. Из тумана выступил старик. Мальчик с трудом отвел взгляд от нарастающего пламени, которое охватило ветхую постройку, и скосил глаза так, что можно было разглядеть широкую шляпу, откуда свисали на нитях мелкие костяные амулеты, длинное по щиколотку платье, тоже увешанное костяшками, которые и издавали тот самый мелодичный стук. Лицо старика пряталось в тени полей.
Пламя охватило часовню, и над танцующими языками остался только ветхий крест. Вскоре и он исчез в огне. Усеянная венами темная рука сжалась на плече мальчика. Он не хотел идти, но ноги сами понесли за стариком. Туман проглотил их.
Деревья вдоль дороги были высокие, прямые. Строгие были деревья. Сосны, березы, кажется, еще осины. Тим попытался вспомнить уроки природоведения, но всё, чему учили в школе, выветрилось из головы, как только наступили каникулы.
Он посмотрел в окно: в лучах заходящего солнца золотая и огненно-красная листва полыхала так, что глазам стало больно, и в то же время завораживала, поэтому отводить взгляд не было желания.
Аленка оторвалась от телефона и бросила недовольный взгляд в затылок отца. Вздохнула и снова уткнулась в телефон. Даже сейчас она не снимала дурацкую шляпу с широкими полями.
Дорога была утомительной: машину на разбитом асфальте трясло так, что у Тима клацали зубы, изредка трасса становилась хорошей, и тогда папа радостно восклицал: «Добро пожаловать в Европу!», а потом снова начиналась езда по стиральной доске. В десятый раз шутка уже не казалась смешной. Тим первое время пытался читать, но буквы подпрыгивали вместе с ним, поэтому он отложил книгу и лишь иногда поглядывал на обложку со странным, размахивающим дубиной, лысым существом – троллем. Книга называлась «Скандинавские сказки и предания».
Сестра поправила наушники и снова уткнулась в экран телефона, сосредоточенно покусывая пирсинг на губе. За последний год, кроме пирсинга, она стала носить рваные на коленях брюки, которые подворачивала снизу, и весь этот новый вид вызывал у Тима бурное, непонятное ей веселье.
– Скоро уже приедем, – сказал отец, – вон, слева, наше озеро.
«Никакое оно не наше», – подумал Тим.
Действительно, замелькала между стволов зеркальная поверхность, а потом деревья закончились, и справа от трассы раскинулось озеро, настолько широкое, что не было видно другого берега, только тонкая синеватая полоска на горизонте, дымка, сквозь которую пылало уходящее солнце.
Поверхность озера была такой гладкой, что напоминала гигантский идеально отполированный каток. И на нем словно вмерзла точка. Пятно. Лодка! Тим прилип к стеклу. Даже не лодка, а плот. Большой, наверное, с целый автомобиль или даже больше, Тим никогда не видел таких плотов.
– Па-а-ап, а мы плот сделаем?
Отец угукнул, не отводя взгляда от дороги. За последние годы он отрастил себе пышную бороду, и теперь Тиму казалось, что он пытался спрятаться в ней. А ведь когда собирались, папа сказал, что обязательно сводит Тима на рыбалку. Как было бы круто: порыбачить на собственном плоту! А еще, если удастся договориться с лесником, то они пойдут на охоту. Вот бы лесник попался добрый, который бы сразу понял, что отец сам бывалый охотник. Может, даже ему, Тиму, дадут пострелять. Он уже взрослый – десять лет! И из духовой винтовки попадал в десятку. Конечно, ему дадут! А потом они зажарят утку, ту самую, которую подстрелят. Тим зажмурился то ли от удовольствия, то ли от ослепляющей золотом листвы. От вкуса утки, которую он никогда не пробовал, рот наполнился слюной.
Солнце медленно спускалось за деревья, небо стало красным, но не ярким, как сигнал светофора, а тревожным, багровым, и таким же окрасилось озеро.
Машина замедлилась и свернула на грунтовку, ведущую на мыс. Несмотря на то что отец вел аккуратно, на колдобинах Тима бросало из стороны в сторону. Вскоре путь пересек широкий овраг, через который был переброшен почерневший от времени бревенчатый мост. Отец притормозил и постучал пальцами по баранке:
– Вот черт, – выругался он сквозь зубы.
Мост выглядел очень старым, даже не верилось, что он сможет выдержать их автомобиль.
– Ладно, проедем!
Машина медленно двинулась вперед: под колесами угрожающе заскрипело.
«Интересно, действительно тролли живут под мостами? – подумал Тим. – Хотя сказки всё это! Но вот если бы они взаправду были, то какой-нибудь тролль обязательно тут поселился».
Мост в последний раз скрипнул, и все трое тихо выдохнули.
Дорога, которая вела дальше, была лучше разъезженной грунтовки. Она поднималась на возвышение, петляла между сосен, настолько высоких, что даже не было видно неба. Мелькали заброшенные постройки, а впереди стояло несколько новых деревянных домов. Наконец машина затормозила у самого большого, с широким деревянным крыльцом. Темнело. В кронах завывал ветер. Тимка нашарил в кармане костяную фигурку и сжал ее.
С каждым годом становилось всё хуже, время бежало, руки были уже не те. Да ладно руки! Мозги! Мозги теряли ясность и остроту! Четвертый десяток на исходе, а похвастаться нечем. И пустота в душе вот уже который год никуда не уходит. Никита решил взять отпуск и умотать в Карелию с детьми: Аленкой и младшим, Тимофеем. Да, конечно, сезон не очень подходящий, зато недорого, и никто не будет отвлекать от того, что он задумал: написать книгу! Идея крутилась в голове давно, но работа, быт, всё никак не доходили руки, а тут целых две недели в его распоряжении! Вдали от города, под шум дождя. Надо только начать, а потом это всё раскачается как маятник, и его будет уже не остановить.
Кажется, приехали. Никита остановил машину перед большим деревянным зданием. Вокруг было безлюдно. Он подождал немного – вдруг кто-нибудь выйдет? Но туристическая база выглядела заброшенной, неуютной. Может, про них забыли и персонал разъехался по домам? Конечно, кто останется тут в такую погоду? А он повелся на дешевое предложение.
Да не может быть такого! Ведь перед выездом созванивались, и эта девушка всё подтвердила! Вон, в окне что-то тускло светится.
– Какой же трэш, – донесся сзади голос Аленки.
Очень трудная девочка, всем недовольна! Тимофей куда сговорчивее. А дочь скоро найдет себе парня. Если конечно еще не нашла. А то с кем она там переписывается? И свалит от бати. Как только она согласилась с ними поехать?
Никита выбрался из машины.
– Далеко не уходи! – крикнул вылезшему следом Тимофею.
Поднялся по скрипучей лестнице, и тут дверь открылась.
На пороге стояла миловидная девушка. Она торопливо поправляла блузку. За ее спиной, в тусклом свете, проскользнула тень. Ник про себя усмехнулся.
– Здравствуйте, – девушка натянуто улыбнулась, – мы ждали вас позже. Меня зовут Наста.
– Никита.
– Пойдемте, я покажу ваши апартаменты, – она накинула пальто и вышла.
Солнце уже село, и пустые коттеджи в темноте казались бесформенными махинами. Наста достала фонарь, осветила дорогу.