– Ну, он с топором кидался, об этом все знают. Кто на детоубийц с топорами кидается?
– Тетя Ира из ружья по ним стреляла, – заметил Вовка. – Жена его. Хоть бы одна царапина. А детей у них в итоге забрали. Знаешь почему? Они домой не успели дойти, вот почему.
Гоша почесал затылок:
– А я слышал, что двойняшки эти сами во двор вышли, к детоубийцам. Так это и происходит. Идешь будто против своей воли.
– Когда спишь с ватой в ушах, закутанный с головой, – никуда ты против своей воли не выйдешь. Легенды, Гоша, на то и легенды, чтобы объяснять нам, как и что надо делать, – Вовка повторил слово в слово то, что говорила ему мать. Добавил: – Поэтому знаешь что? Давай-ка сваливать по домам, пока не случилось ничего.
Вдвоем они подняли велосипед, осмотрели и обнаружили, что порвалась цепь.
– Блеск, – заключил Гоша уныло. – Придется тащиться пешком. Как специально.
Где-то рядом скрипнула калитка. Гоша и Вовка оглянулись, увидели мужичка с большим испуганным лицом, застывшего у забора.
– Ребят, вы что здесь делаете? – спросил он шепотом. – Почему не дома? Жить надоело?
– Не бойтесь, дядя, – ответил Гоша. – Нам недалеко. Минут пятнадцать. Скоро дойдем.
– Детоубийцы в поселке, – шепнул мужичок. – Вы что, сигнализацию не слышали? Не дойдете.
– Сигналку? – недоверчиво переспросил Гоша. – Не-а. А она вообще работает?..
В конце улицы вдруг мигнул и погас свет. Две ровные белые полоски разрезали ночь. Ветер донес звук двигателя – неторопливый и размеренный.
Вовка почувствовал, как похолодело в животе.
Вот и доигрались. Мусорная свалка, двадцать километров, быстро домчим, ага. Сразу вспомнились страшилки о пропавших детях и апокалипсисе. Семь лет назад он был еще слишком мал, чтобы верить в происходящее. А сейчас? Сейчас он уже достаточно взрослый, чтобы угодить в лапы детоубийц.
Гоша бросился к мужичику, но тот юркнул за забор и с грохотом закрыл калитку.
– Открой, падла! – Гоша забарабанил ногами по калитке.
– Бегите, ребята! – пискнул из-за забора мужичок. – Если успеете!
Было слышно, как он бежит сам куда-то в глубь двора, закрывает дверь, лязгает замками.
Вспыхнули еще одни фары, бледно-желтый свет рассек улицу. Взвизгнул мотор, свет задрожал, воздух наполнился ревом и шумом.
Секунда-вторая. Гоша бросился бежать по улице в темноту, но темноты уже не было, все вокруг заполнил свет фар.
Он завораживал.
Четыре луча скрестились на Вовке, а он стоял в оцепенении, разглядывая пыль, беснующуюся в бледном свете. Вовка видел корпус легкового автомобиля, блестящий, намытый. А с другой стороны стоял грузовичок. Он видел рисунки такого грузовичка в самодельных блокнотах и книгах. Раньше в таких авто перевозили людей. Пассажирская «Газель», что ли?
Главная тема маминой сказки: если ночью видишь автомобиль с зажженными фарами – зажмурься и беги. Потому что во все старые автомобили на свете вселилось нечто. Пришельцы, или вроде того. Монстры. Никто не знает наверняка. Автомобили не ожили, как в старых страшных историях, а обрели хозяев внутри. Тварей, глаза которым заменяли фары. И теперь эти твари живут в старых автомобилях и делают новые автомобили на огромных заводах за холмами – для себя и своих детей. А еще они время от времени приезжают за людьми.
Мысли крутились в голове медленные и вялые. Взгляд ощупывал автомобили будто нехотя. Вовка чувствовал, что тело ему не подчиняется, руки и ноги сделались будто не его, а сознание наполняется теплотой света. Такого света Вовка никогда не видел. К нему хотелось идти. Хотелось, знаете ли, дотронуться. Зачем жмуриться? И так ведь хорошо…
Хлопнула дверца. Вовка увидел детоубийцу и сразу узнал его. Фотографии висели в каждой школе и давно уже поистрепались от времени.
«Если вы увидели этого человека – немедленно бегите!»
Его нельзя было убить. Но от него можно было убежать – если только ты не пацан, оказавшийся поздней ночью там, где неположено.
Вовка хотел закричать, но не смог.
Нельзя смотреть на этот бледно-желтоватый свет. Нельзя превращаться в моль.
– Там еще один куда-то умчался, – сказал человек из-за спины. Вовка его не видел.
Детоубийца не ответил. Он открыл капот.
Вовка тяжело осел на землю: хотел прикоснуться лицом к свету. Погрузиться в него. Нырнуть.
Свет коснулся его щек и губ, дотронулся до век. Кто-то взял Вовку под мышки и потащил к машине. Фары становились ближе. Еще ближе. Вовка улыбнулся. Он не понял, почему все боялись детоубийцу. С ним было хорошо, тепло и светло. У него был свет.
Вовку подняли за руки и за ноги, свет растворился. Вовка увидел, что скрывается под капотом. Внутри, вместо двигателя, сидело нечто. Крохотное, мерзкое, влажное, с большой шишковатой головой и тонкими жгутиками плоти, тянущимися от глазниц к фарам изнутри. А еще у этого нечто был огромный рот на всю спину. С множеством двигающихся зубов. С губ капала вязкая жидкость. Плоть вокруг рта морщилась и натягивалась.
Вправо-влево. Вверх-вниз. Вправо-влево. Вверх-вниз.
Вовка вспомнил: они жрут детей. Приезжают и набивают желудки до отвала. А взамен дают электричество, чистую воду и воздух. Швыряют мнимые блага цивилизации, чтобы только плодились и размножались. Дают право на жизнь.
Кто-то помогает им, кто-то сопротивляется, но большинство давно свыклось и живет от года к году в надежде, что следующий ребенок будет не из их семьи.
Вовка закричал. Это все, что он мог сделать сейчас. Нечто в капоте автомобиля задрожало от возбуждения и раскрыло пасть шире. Вовку швырнули вниз и захлопнули крышку.
Вовка кричал, пока его плоть и кости стремительно перемалывали сотни мелких зубов. Потом кричать стало нечем.
Гоша бежал, не разбирая дороги. Ныла разбитая коленка, но сейчас было не до нее.
Кругом – темнота. Будто кто-то специально приглушил свет фонарей, погасил огни в окнах и во дворах. А еще наступила тишина, какая бывает только глубокой ночью.
– Помогите! – заорал Гоша на какой-то узкой улочке, но ему, конечно же, никто не ответил.
Поскользнулся на мягкой влажной гальке, едва не упал, подбежал к каким-то воротам, заколотил в них руками и ногами. За воротами был виден двор, где стоял трехколесный велосипед, валялись игрушки. На пороге обронили книжку, и ветер шевелил ее листы.
– Помогите! Пожалуйста!
Никто никогда не выйдет. Его родители тоже не выходили семь лет назад – да и раньше, до Гошиного рождения. Они затыкали уши берушами и укладывались спать. Это две стороны медали жизни.
Ночь с берушами – одна сторона. Перепуганный подросток на улице – вторая.
Послышался далекий крик, который заглушил рев мотора. Рев этот взвился в ночное небо, некоторое время разрывал тишину, а потом резко сошел на нет вместе с криком.
…а ведь твари могли насытиться и одним.
Радостная, обнадеживающая и до мерзости противная мысль.
Вдруг им хватит Вовки? Он был не худым, нормальным таким парнем. Может быть, нажрутся? А потом когда приедут? Еще лет через пять? Мама, мамочка, каждую осень, каждую ночь – в уши беруши, под кровать и спать. Никаких мусорных свалок, поездок по ночам. Никогда!
Гоша застыл, прислушиваясь к тишине, поглядывая на дорогу. Увидел вдалеке пятнышко света, и этого было достаточно, чтобы снова броситься бежать.
Он знал поселок вдоль и поперек, но сейчас, в темноте и в страхе, запутался, потерялся в бесконечных однотипных улицах. Бежал и бежал, пока не выскочил на площадь возле старого ДК. С одной стороны громоздились базарные лавки, с другой горкой тянулись мусорные баки.
От площади до дома – две минуты наискосок.
У мусорных баков зажглись фары, раскидав по площади размашистые тени. Взвизгнули колеса, баки разлетелись, огромная старая «Газель» ввалилась на перекресток. Она сама по себе походила на тучного неповоротливого монстра, а ведь внутри нее сидел еще один – зубастый, отвратительный. Их нельзя было сфотографировать, но кто-то видел, делал наброски, зарисовки, распространял по дворам, школам, магазинам. Гоша тоже видел, но не верил. Для детей он был мифом, старой сказкой, пережитком прошлого.
Свет фар отделился от темноты справа, к ДК подъезжал старый «Запорожец». Его мотор работал приглушенно, умиротворяюще. Автомобиль начал делать круг по дороге. Зацепил деревянные ящики, составленные стопкой, и они посыпались почти бесшумно, а потом хрустели и ломались под колесами.
Гоша смотрел на фары. Он не мог больше отвести взгляда. Он понял вдруг, почему все так боялись света и почему Вовка безропотно пошел в сторону автомобиля, хотя мог бы сбежать. До фар хотелось дотронуться. Свет от них был ниточкой, ведущей в какой-то другой мир. Надо бы ухватиться крепче, подобраться, приложить ладошки к фарам, ощутить тепло, провалиться внутрь и оказаться за пределами поселка, в большом каком-нибудь городе, где нет мусорных свалок, нет берушей и перепуганных родителей, где не жрут детей.
Хотя кто вообще может жрать? Это же автомобиль. Бездушная махина на бензине. За рулем у нее водитель, а не монстр. Даже отсюда виден сгорбленный силуэт. Позвольте, разве машины едят людей? Кто-то рисовал монстров, чтобы всех напугать! Точно вам говорю!
Что-то отвлекло его. Какая-то тень или шум. Свет метнулся, будто испуганная собачонка, и Гоша почувствовал, что ужасно жжет в глазах и саднят веки. Пелена слетела, снова нахлынула ночь. Гоша увидел, что стоит в нескольких метрах от «Запорожца» – как он успел подойти так близко? – а кто-то загораживает фары, рвет свет, машет руками.
Два пожилых человека, мужчина и женщина. У мужчины в руках было ружье. Он вскинул его и выстрелил в лобовое стекло «Запорожца». Громыхнуло так, что заложило уши. Гоша присел, зажимая голову руками. Увидел, что кто-то бежит от «Газельки», стоящей у баков. Худой, небрежно одетый, размахивает длинными руками. Мужчина выстрелил второй раз, хотя было видно, что автомобилю ничего не делается. Только шумно разлетается в стороны дробь. Резко открылась дверца «Запорожца», оттуда начал выбираться грузный лысый мужчина лет пятидесяти. Тот самый, с фотографий. Старик замахнулся и что есть силы ударил прикладом, целясь лысому в голову. Удар вышел мимо, будто кто-то в последний момент отвел его в сторону. Приклад с грохотом опустился на боковое зеркало, но даже не смял его.