– Может быть, она не куда-то конкретно отправилась, – пробормотала Таня. – Нам ведь известно, сколько раз она убегала.
– С чего бы ей сейчас убегать? – невнятно отозвался Фабиан. – Все время говорила, как ей нравится в поместье. И из своих вещей, вообще-то, ничего не взяла.
– Не взяла. Но она привыкла обходиться без вещей, – не сдавалась Таня.
– Все равно, непонятно почему.
– Что-то ее встревожило. Другого объяснения нет. Она боится: защита в комнате, обереги, амулеты от фейри. Думаю, это как-то связано с той девушкой из Тики-Энда. Ты точно не слышал, о чем они говорили?
– Нет. Девица уже уходила, когда я появился.
Они замолчали. Возвышавшиеся по обе стороны дороги деревья сходились над ней наподобие живой арки, и Таня вспомнила, как проезжала здесь с мамой на машине. Сквозь просветы в живой изгороди виднелись широкие поля и фермерские угодья. За следующие сорок минут они дважды ныряли в кусты, когда Роуэн останавливалась, чтобы сориентироваться. Фабиан ныл, что порвал рубашку.
– И почему мы всегда влипаем в такое… – бурчал он, вытаскивая колючки из густой шевелюры. – Шарахаемся где-то по темноте. Я думал, мы с этим уже покончили.
– Тише! – шикнула Таня. – Роуэн остановилась!
Они отступили к кустам, глядя, как лиса нюхает воздух, а затем исчезает в живой изгороди.
– Куда она? – прошептал Фабиан.
Они подождали, но лиса так и не появилась снова.
– Похоже, все-таки заметила, – сказал Фабиан. – Наверняка теперь ждет нас там.
– Или срезала путь. Тут кругом поля, могла двинуться куда угодно. Давай просто пойдем туда, где видели ее в последний раз.
Выбравшись из кустов, они пошли дальше. Таня не сводила глаз с места, где, как ей казалось, скрылась Роуэн. Подойдя туда, они немного пошуровали в зелени и убедились, что никто явно не пролезал сквозь изгородь. Таня прошла еще чуть вперед, следя за Обероном: не подтвердит ли его поведение, что они на верном пути. Оберон понюхал траву и потянул Таню к кустам в нескольких метрах от Фабиана.
Впереди была развилка и старый указатель, оповещавший путников, что Тики-Энд в двенадцати милях[2], в том направлении, откуда они только что пришли. Таня прикинула, что от автобусной остановки они с Фабианом прошагали не меньше трех миль.
Тут она заметила, что Оберон остановился у почти неразличимой лазейки в живой изгороди и выжидательно смотрит на нее.
– Фабиан, – шепотом окликнула Таня, – сюда.
Они протиснулись в найденную щель. На том конце поля виднелось полуразрушенное строение. Кирпичная кладка осыпалась, часть крыши отсутствовала. Чуть поодаль стояла старая кормушка и росли деревья.
– Должно быть, от какой-то фермы старый амбар остался, – шепнул Фабиан.
– Непохоже, что им кто-то сейчас пользуется. Думаешь, Роуэн пошла именно туда? Зачем?
– Есть только один способ выяснить. – Фабиан ступил на поросшее бурьяном поле и, махнув Тане, чтобы они с Обероном шли к деревьям, неслышно направился к постройке.
Таня притаилась за жестяной кормушкой, прижавшись к Оберону. Деревья тихо шелестели над головой, полог из листьев давал какое-никакое ощущение укрытия. Отсюда ей было видно, как Фабиан осторожно обходит амбар. Запах ржавчины от старого корыта наполнил ее ноздри.
Через мгновение Фабиан проскользнул назад и присел на корточки рядом с Таней.
– Что ты видел? Роуэн там?
Фабиан кивнул.
– И что делает?
– Сидит на полу, смотрит на дверь. Избавилась от лисьего обличья и просто набросила на себя мех. Судя по выражению лица, я уверен, она чего-то ждет, или… – Фабиан запнулся.
– Или? – переспросила Таня.
– Я думаю, у нее встреча с кем-то.
4
Роуэн сидела прислонясь к каменной стене. По спине бежали мурашки – холодная влажная кладка снова пробуждала мысли о сыром подвале. Она не отводила взгляда от луны, видневшейся сквозь дыру в крыше, сознательно вытесняя из памяти эти воспоминания.
Пару раз она насторожилась, когда снаружи доносились шорохи. Но нет, это не был один из них, пока еще нет. Должно быть, какой-нибудь ночной зверь – лиса или барсук. Когда они появятся, она поймет. Роуэн наконец пошевелилась и согрела теплым дыханием мерзнущие руки.
Время тянулось, становилось все холоднее. Она встала и начала прохаживаться, поглядывая на часы. С минуты на минуту начнут прибывать. Снаружи послышались шаги, заставив ее замереть.
Дверь со скрипом открылась, едва удержавшись на петлях, и вошел мужчина. Лунный свет отбрасывал синевато-серые тени на лицо вошедшего, но он был хорошо знаком Роуэн. Русые волосы до плеч, длинные – скрывающие заостренные уши фейри. Глаза разного цвета: один карий, другой зеленый.
Дверь захлопнулась, и он заговорил, растягивая слова:
– Так-так. Рыжая, ты вернулась к нам?
– Тино, – ровно отозвалась она. – Где остальные?
– Скоро будут. Нет смысла начинать, пока они не придут. Я уверен, они захотят услышать, что ты скажешь в свое оправдание. Так же, как и я.
Роуэн поежилась от этих колких слов, но ничего не сказала. Она сосредоточилась на том, чтобы выдержать его взгляд. Отвести глаза значило проявить слабость, и она приложила все усилия, чтобы этого не допустить. Хотя и забыла, как пристально он может смотреть. Так было и в их первую встречу.
Роуэн вспомнила запах свежей мяты в фургоне, как шел пар от стакана, который подал ей Тино. Она не пригубила питье тогда – и не пригубила бы сейчас – ни единой капли.
– Все зависит от того, насколько ты хочешь во всем этом участвовать, – сказал он, проведя пальцем по ободку своего стакана.
– Я уже участвую, – ответила она, крепко сжимая свой стакан. – Я сделаю все, что потребуется, чтобы вернуть брата.
И он понял: она попалась. Смуглое лицо расплылось в улыбке. Он пожал ей руку, скрепляя тем самым обещания.
– Нас тринадцать, мы работаем против них, – сказал Тино. – Мы называем себя «Ковен»[3].
– Ковен? – напряженно спросила Рыжая. – Как… как ведьмы?
Тино покачал головой:
– Нет, не как ведьмы. Слово «ковен» гораздо древнее. Оно означает «собрание».
– Тогда почему вас тринадцать? Разве в ковенах как раз было не тринадцать ведьм?
– Забудь о ведьмах. Неужели ты не можешь подумать, к чему еще относится это число?
– Тринадцать Сокровищ Двора фейри?
– Именно.
– Я не вижу связи.
– То, что произошло с Тринадцатью Сокровищами, и стало первой причиной торговли подменышами, – терпеливо разъяснил Тино. – Раскол Двора на Благой и Неблагой положил начало всему этому. В прежнем великом Дворе фейри было тринадцать членов. Так и в Ковене нас тринадцать, чтобы противостоять им. Подобно Благим и Неблагим, мы тоже разные. Среди нас есть и люди, и фейри. Каждый приносит клятву – клятву служить Ковену, отдавать ему все силы и любой ценой предотвращать его раскрытие. Это опасная работа. Люди приходят и уходят. Мы постоянно в поиске… новобранцев. Новобранцы должны быть незаметными. Безымянными. Стойкими и выносливыми. Познавшими потери. – Тино наклонился к ней. – Которым больше нечего терять. Такими, как ты.
– Что ты имеешь в виду, когда говоришь, что люди «приходят и уходят»? – спросила Рыжая.
– Ковену сотни лет, – просто ответил Тино. – И никто не живет вечно. Когда старые члены уходят, мы набираем новых.
– А если человек передумает? Что тогда?
Палец Тино на мгновение задержался на ободке стакана, а затем вновь двинулся по кругу, но чуть медленнее.
– Обычно никто не передумывает, – мягко сказал он.
Роуэн стряхнула воспоминания, когда появился следующий участник. В дверь проскользнул коренастый мальчишка примерно ее возраста. Лицо его закрывали песочные волосы – откинув их с глаз, он уставился на нее. Роуэн ждала знакомой легкой улыбки – улыбки, при которой открывался скол на зубах, – но ее не последовало.
– Воробей? – нерешительно окликнула она.
Мальчишка отрывисто кивнул и подошел ближе. Он по-прежнему молчал, но теперь чувствовался его запах – запах грязной одежды и немытого тела, запах улиц. Ее покоробило. Однако, когда они виделись с Воробьем в последний раз, точно так же пахло и от нее самой. Отвернувшись от Роуэн, Воробей встал лицом к Тино.
– Мы знаем, смогут ли прийти остальные?
– Почти все подтвердили. – На щеке Тино дернулся мускул. – Двое не ответили.
– Кто… – начал Воробей, но умолк, когда в амбар проскользнули еще две фигуры: хрупкая девушка с острым лицом, в которой Роуэн узнала уличную гитаристку из Тики-Энда, и худой юнец со встрепанными черными волосами. Глаза девушки перебегали с одного на другое: она быстро оглядывала лица, помещение, все вокруг, засекая и впитывая увиденное. Роуэн хмуро смотрела на нее.
Взгляд юнца был не таким пристальным, но Роуэн знала его и не сомневалась: ничего не будет упущено. Он поставил на пол свои вещи – тонкий черный чемоданчик, – сунул руки в карманы и небрежно прислонился к стене.
– Итак, кто она? – спросила Роуэн у Тино, кивнув в сторону девушки. – То есть кроме того, что хорошая актриса?
– Ее зовут Сьюки. Работает с нами около года. Заменила Кассандру.
– И она может говорить сама за себя, – заметила Сьюки. Ее голос был таким же резким, как и ее черты.
Роуэн изучала Сьюки, впервые задавшись вопросом о своей собственной предшественнице: кем же она была? Тино никогда не рассказывал об этом.
– Мы потеряли связь с Кассандрой прошлым летом, в июле, – негромко объяснил Тино, и на сей раз Сьюки не возмутилась. – Мы не знаем, решила она выйти из игры или с ней что-то… случилось. Никто ничего не слышал ни от нее, ни о ней. Я стал искать замену. Примерно тогда и подумал о Сьюки.
– Ты уже знал ее? – спросила Роуэн. – Откуда?
– Меня похитили, когда мне было пять, – ответила Сьюки вместо Тино. – Я не думала, что снова попаду домой… но потом меня нашел Тино. Он вернул меня матери.