– Но это не одеяло, это земля! – еле слышно протестовала обессиленная Аня.
– Это одеяло, а вот твоя постель, – указывала женщина на неглубокую ямку, вырытую наспех.
Дальше шла какая-то пелена. Аня сама не поняла, как оказалась лежащей на спине. Бабушка стояла на коленях и укрывала её теплым одеялом, от которого пахло грибами и травой, и шептала себе под нос странные слова: «Примешь – не примешь. Возьмёшь или дашь. Сон или явь. Радость – печаль». Эти слова тоже запомнились девочке на всю жизнь, и иногда, сама того не замечая, она проговаривала их про себя, совершенно не понимая значения. Бабушка накрыла её практически с головой, оставив снаружи лишь нос и рот. Аня чувствовала себя невероятно уютно под этим одеялом и совершенно не хотела вылезать.
Проснулась девочка уже в своей постели. Больше она не могла растопить айсберг, потому что её тело снова было обычным, отчего Аня сильно расстроилась, а мама почему-то, наоборот, обрадовалась.
Это всё, что она помнила о бабушке. Та ушла, не попрощавшись, и больше не появлялась в их доме, в отличие от других родственников. Мама и папа никогда не заводили разговоров о ней и на любые вопросы Ани касаемо того дня отмалчивались или меняли тему. Бабушку быстро размыло в калейдоскопе воспоминаний, и она стала неразборчивым пятном из прошлого, невнятным сном.
– Зачем? Зачем папа это сделал?!
– Он этого не делал, плохие люди сделали это, – прикрывая лицо полотенцем, всхлипывала Марина, глядя на ещё не остывшее тело любимого супруга.
– Он умер?! Мы что, теперь его похороним?! Мама, мы похороним папу?! Он больше никогда к нам не вернётся?! – дёргала девочка за куртку мать.
– Нет! – произнесла металлическим голосом женщина и вытерла лицо вафельным полотенцем. – Мы не похороним его. Папа просто уснул. Нет, заболел. Он болен, и ему нужно вылечиться. Ты должна это понять! Ты понимаешь меня?! – взглянула она сурово в глаза своей маленькой копии.
Девочка испуганно кивнула.
– Бабушка его вылечит, а ты никому не должна говорить, что папа в таком состоянии, тебе всё ясно?!
– Угу…
– Я не слышу, всё ясно?!
– Да, всё ясно.
– Молодец, зайка. А теперь иди и собирай портфель, ты же не хочешь в первую учебную неделю в школе прослыть опозднуньей?
– Нет, не хочу, – с этими словами Аня ещё раз взглянула на подвешенного, точно марионетку над полом, отца и побрела собирать портфель.
Аня никогда не переступала через авторитет матери, и, если она говорит, что папа заболел, значит так оно и есть. Бабушка поможет ему, она всё сделает, чтобы он снова мог ходить и петь свои забавные ругательные песни, от которых мама всегда ворчит, а Аня, наоборот, смеется. Он снова сможет курить на веранде и пить горький кофе. Они снова поедут на мотоцикле на озеро, где весь день будут закидывать удочки и есть бутерброды с маслом, нужно только подождать. Бабушка обязательно придёт, так говорит мама, а мама всегда знает, как будет.
Как ни старалась Аня призвать сны этой ночью, они не шли к ней, ускользая, точно срывающаяся с крючка рыба – поёергает, подёргает и перестанет.
Ночь была глухой и безмолвной, как и все ночи в сельской местности. Иногда, если вести себя очень тихо, можно было услышать, как дом живёт, как дышат его огромные лёгкие, как скрипят его деревянные кости.
Из зала доносились звуки уборки. Марина в очередной раз протирала все поверхности дезинфицирующим раствором, шлифовала полы до зеркально блеска, перемывала подарочный сервиз. Она так делала теперь каждую ночь. Потому что сон не приходил к ней даже на порог, что говорить о более тесном взаимодействии. Женщина делала всё для того, чтобы в доме не было запаха разложений, растирала тряпки до дыр, стараясь очистить стены от оседающей на них тени смерти.
Аня лежала в кровати и рассматривала ковёр, прибитый на противоположной стене. Проступающая через неплотно зашторенное окно луна заливала своим бледным светом разноцветный холст из плюша, на котором несколько пятнистых оленей пили воду из лесного ручья. Аня могла часами смотреть на этот ковер и представлять, как она живёт в подобном живописном лесу среди животных и древних деревьев.
Из зала послышалось постороннее шарканье, в доме явно был кто-то ещё. Аня напрягла уши, точнее, ей показалось, что она напрягла их. До неё начали доноситься обрывки слов. Девочка вскочила с кровати и босиком поскакала к двери, чтобы приложить к ней ухо и подслушать происходящее по ту сторону.
Из щелей деревянного косяка потянуло сильным запахом, таким, что дышать становилось тяжело. Запахом сырой земли и спичек.
– Ты его не трооогала? Всё праавильно, не нуужно трооогать.
Этот сухой свистящий голос – как наждачка, что сначала дерёт глотку говорящему, а когда выходит наружу, то скребёт по ушам всех, кто его слышит. Человек говорил очень медленно, растягивая слова, словно задыхался.
– Почемууу ты дууумаешь, что ему помоглии?
– Он никогда бы так не поступил! Ни со мной, ни с Аней. Да и не было причин, к тому же из дома пропало всё золото, – Аня слышала, как голос её мамы ломался от рыданий. И ей самой хотелось заплакать, но она держалась, шмыгая носом, который жутко щипало.
– Причиины есть всегдаа, – голос звучал негромко, но он выворачивал внутренности наружу, слушать его было сплошное мучение.
– Он не такой! Мы всё всегда обсуждали! Ему нечего было скрывать! Я знаю, что его убили, ты должна нам помочь!
«Должна, – повторила про себя Аня. – Значит, это бабушка. Она пришла, чтобы вылечить папу. Она уложит его в постель и укроет одеялом. Он снова будет читать мне сказки на ночь, снова повезёт нас с мамой в город, чтобы покататься на каруселях, мы будем все вместе, как раньше». Девочка так сильно прижалась к двери, что буквально обнимала её, она боялась пропустить хотя бы слово, что произносилось по ту сторону.
– Я помогууу, помогууу тебе. Глаавное – не забываай о своём доолге, не забываай, что если берёшь, то нуужно отдаваать.
– Я помню, разве такое можно забыть! – огрызнулась Марина.
– Хорошоо. Ты должна быть увеерена, что он сдеелал это не сам. Самоубииийство – это грех. Один из саамых страашных грехов, земля такое не прощаает. Если ты ошибааешься, то, когдаа я закончуу, твой муж не вернётся, вернётся не твой мууж.
– Я уверена! – произнесла сквозь зубы Марина.
– Хорошоо, хорошоо. От негоо паахнет ууксусом.
– Я читала, что это замедляет процесс разложения…
– Ты моолодец. Жааль, твоя мать не захотеела тебя отдаать, из тебя вышла бы отлич…
– Прошу, умоляю, сделай то, что должна! И закончим на этом! Что от меня требуется?
– Зашеей ему рот, только не дотраагивайся. Никто живоой не доолжен касааться его.
– Зашить рот?! Это ещё зачем?!
– Еесли вернётся кто-то другоой, нельзя, чтобы он заговориил с кем-то. Нельзя говориить с воскреесшим греешником, тебее всё ясно?
– Да.
– Оставь дверь открыытой, а когда он приидёт, закрой.
Аня стояла у двери, зажав губы руками, словно боясь, что рот зашьют ей. Она старалась не тревожить тишину своим дыханием. Ей ужасно хотелось выйти из комнаты и взглянуть на бабушку, спросить у неё, как скоро папа будет прежним, но мама строго-настрого запретила ей разгуливать по дому ночью. Даже если ей захочется в туалет, она должна сделать свои дела в ночной горшок, но не покидать комнату без разрешения.
За стеной что-то начало происходить. Послышались звуки, словно кто-то работает пилой, а через пару мгновений по потолку и стенам прошла дрожь. Несущая балка скрипнула. Ещё через несколько секунд что-то тяжёлое глухо шлёпнулось на пол. От испуга Аня подскочила на месте и тихонько пискнула, а затем резко закрыла рот руками, надеясь, что её никто не услышал. Маленькое детское сердце заныло от боли.
Девочка больше не двигалась с места. Что-то волокли по полу, Аня чувствовала это своими голыми ступнями и слышала звук трения. Затем раздались металлические щелчки дверного замка, и ноги девочки защекотал ночной сквозняк.
Как только входная дверь хлопнула, послышались быстрые шаги, которые приближались к детской комнате.
Аня сорвалась с места и побежала к кровати, чтобы мама не засекла, что дочь не спит, но не успела. Когда она была на полпути, дверь распахнулась, и в проёме появилась мамина фигура. Она выглядела сильно осунувшейся и сгорбленной, но это всё же была мама. Аня остановилась у самого края кровати и виновато посмотрела в её глаза. Свет луны как раз упал на лицо женщины и хорошо осветил его. Аня увидела, как блестят мокрые от слёз щёки.
– Ты почему не спишь?! – рявкнула женщина. Последнее время она моментально выходила из себя, и Аня жутко боялась её, даже больше, чем труп отца, висевший посреди зала.
– Я хотела увидеть бабушку, поговорить с ней… – еле слышно произнёс ребенок и виновато отпустил глаза в пол.
– И о чём тебе с ней разговаривать?!
– О папе…
– Я тебе уже всё сказала! Папа болен, но он выздоровеет! Что тебе ещё не ясно?!
Девочка стояла без движения, боясь даже шелохнуться.
– Прости, мам, – прошептала она и вытерла рукавом ночной сорочки потёкший нос.
Женщина помолчала немного, скрестив руки на груди и сурово смотря на дочь, но потом всё-таки немного оттаяла. Она любила своего ребёнка, любила больше всего на свете и не могла подолгу злиться. Просто она ужасно устала от всего этого, она была не в себе, но нужно было заканчивать, Марина понимала это.
– Живо в койку, – уже более дружелюбно сказала мать, и дочь, не смея спорить, нырнула под одеяло. Простынь уже успела остыть.
– Послушай, я не хочу тебя ругать, просто ты должна слушаться, ведь я твоя мама, и я знаю, что лучше для тебя. Раз я говорю, что ночью нужно спать, ты должна спать, окей?
– Окей… С папой же всё будет в порядке?
– Не переживай, всё будет супер, – улыбнулась Марина, но эта улыбка была такой фальшивой, что ребёнок легко распознал подделку.
Дрожащими руками мать подоткнула одеяло дочери и потрогала её лоб. Она делала так каждую ночь перед сном с тех самых пор, как Аня подхватила инфекцию и чуть не умерла. Если бы не бабушка тогда…