К чему я об этом? А к тому, что только в буран Ермолаев мог незаметно придти к нам домой и принести такой бесценный гостинец. Если бы кто-то увидел его и спросил, что это он делает на улице в такую ужасную погоду, он бы ответил так же, как и мне: был на учениях с полной выкладкой. Конечно, он рисковал. Был бы он замечен в связи с нами, да еще, если бы узнали, какой редкий и ценный подарок он нам сделал, дело могло закончиться очень серьезными неприятностями для него, поскольку он был членом партии и занимал ответственный пост в совхозе. Иначе говоря, общение с такими ненадежными, социально опасными элементами, как мы, могло неблагоприятно повлиять на его карьеру. И тем не менее, его простой, но мужественный поступок доказал, что человеческие чувства и сострадание неподвластны политике и идеологии партии так же, как и различным приказам и директивам органов власти.
Купить муку в то время было невозможно. Гостинец Ермолаева помог внести хоть какое-то разнообразие в наш скромный и однообразный рацион. Но самым важным для нас являлось то, что в таком далеком уголке Сибири у нас появился первый русский друг. Хороший человек запаса.
Наша жизнь в совхозе постепенно вошла в обычное русло. Я был доволен работой, даже несмотря на то, что моей месячной зарплаты нам хватало только на неделю. До следующей зарплаты мы жили на деньги, которые получали от продажи детских и других вещей из нашего гардероба, которые мы в спешке затолкали в чемоданы в Литве. На вырученные деньги мы покупали молоко, масло, картофель и многое другое.
Полки местных магазинов пустовали. И барахолка — единственное место, где удавалось купить и одежду, и обувь. Ездили и мы на нее. Каждое воскресенье сотни людей приезжали сюда, чтобы что-нибудь купить, продать или обменять.
Безусловно, наши жилищные условия, наш быт очень сильно отличались от того, к чему мы привыкли в Литве. После всего, что мы пережили, наша прошлая жизнь казалась нам чем-то очень далеким и сказочным. Но мы не могли предаваться воспоминаниям и мечтаниям и принимать желаемое за действительное. Мы хотели выстоять и выжить, и положение, в котором мы оказались, требовало предельной собранности и максимальной сосредоточенности.
Мы скоро привыкли к жизни в совхозе, которая, по сравнению с тремя неделями кошмара в товарном поезде, стала казаться нам просто роскошной.
Благоприятный климат Алтайского края хорошо подействовал на здоровье многих депортированных. Моя мама много лет страдала аллергией. По заключению врачей, у нее был неподдающийся лечению вид крапивницы. Она консультировалась у многих специалистов в разных странах и перепробовала все виды лекарств и диет, и ничего ей не помогало. После приезда сюда аллергия у нее исчезла, и никогда больше не было никаких рецидивов.
Алтай — это большой регион в Западной Сибири с красивой природой и плодородными землями. То, что мы увидели там, ничем не напоминало холодную и мрачную Сибирь, о которой Рахиль читала в книгах. Она все время говорила:
— Это не настоящая Сибирь. Вокруг такая пышная растительность и такая богатая природа. Уже в феврале так припекает солнце!
«Географические» сомнения Рахиль оправдались: настоящую Сибирь нам еще предстояло увидеть.
Внезапные проводыИюнь 1942
Сбор урожая в садах закончился, и наша бабушка, оставшись без работы и постепенно привыкнув к новой для нее ситуации, стала заниматься добычей продуктов, продавая или обменивая вещи на рыночной площади в Бийске. От нашего совхоза до этой площади — примерно километров семь, и бабушка иногда ходила туда пешком, а иногда добиралась на попутных грузовиках или подводах.
Из одного такого похода на рынок она вернулась сияющая, и мы, заинтригованные, стали с нетерпением ждать ее рассказа. С гордостью она достала из сумки мешочек с… кофейными зернами. А произошло вот что. Она зашла в магазин. В темном углу, не веря своим глазам, она разглядела огромный мешок с необжаренными кофейными зернами. Осталось загадкой, каким образом этот мешок попал в Бийск, где почти никто не пьет кофе. На всякий случай она спросила продавца, что в мешке. Он не знал. Однако покупать «это» он ей не советовал, рассказав, что на днях несколько человек купили, а потом пришли к нему с жалобой, что он продает что-то настолько несъедобное, что даже каша из этих зерен не варится, хотя они варили их несколько часов кряду. Продавец потерял дар речи, когда, несмотря на его предупреждения, она купила почти два килограмма этих несъедобных зерен. Так и осталось неясным, откуда привезли этот кофе, и как долго он пролежал в магазине, пока, наконец, пришло время, оценить его по достоинству. И нашим друзьям из Литвы он пришелся по вкусу. Мы жарили кофейные зерна на обыкновенной сковородке, а поскольку кофемолки не было, то заворачивали обжаренные зерна в полотенце и измельчали молотком. Вот таким примитивным, но достаточно эффективным способом мы получали отличный кофе. Конечно, его нельзя было сравнить с тем, к которому мы привыкли в Дании. Но тут опять вопрос в приспособлении к тем обстоятельствам, в которых мы оказались. Как много лет пройдет, прежде чем мы снова станем пить кофе в Копенгагене!
Многие женщины в совхозе читали по слогам и с трудом могли написать только свою фамилию. Когда они узнали, что наша бабушка хорошо умеет и читать, и писать, они стали приходить к ней с письмами, просили их прочитать и написать ответ. В основном это были письма от мужей и сыновей с фронта. Они были очень благодарны бабушке и предлагали ей деньги за помощь, но она, естественно, отказывалась. Одна из женщин очень переживала, что ничем не может отплатить, и предложила помочь избавиться от вшей. Это, по местным понятиям, являлось знаком дружбы и уважения. Бабушка поблагодарила, сказав, что как-нибудь в другой раз.
Когда я впервые увидела эту процедуру, я не поняла, что происходит. Мы были в бане. В углу, на лавке я заметила двух женщин, поглощенных каким-то странным занятием. С гребешком в одной руке и широким ножичком в другой, они по очереди осматривали волосы друг у друга. Они были очень сосредоточены и даже не переговаривались. Понаблюдав за ними со стороны, я поняла, что они ищут вшей. Гребешок с мелкими зубьями использовался для того, чтобы найти вошь, переместить ее на нож и затем раздавить ногтем. Позже я часто наблюдала подобные сцены — это был широко используемый метод личной гигиены.
Наша нынешняя повседневность лишилась самых простых вещей, которые в нашей прошлой жизни подразумевались: вода, дрова, обычная кухонная утварь. Теперь все нужно где-то отыскивать, откуда-то привозить и как-то обустраивать. Уход за детьми и домашнее хозяйство легли на плечи Рахиль. И тем не менее по вечерам она находила время учить русский язык и довольно скоро уже могла читать русские газеты.
Привыкать к новым условиям жизни всегда трудно. Тем более оказавшись в совершенно незнакомом мире. Мы находились среди людей, которые в большинстве своем, хотя и относились к нам по-дружески, но с нами имели мало общего. Мы и думали, и чувствовали не так, как они. Их менталитет так и остался чуждым нам даже спустя годы, когда мы, казалось, свыклись с мыслью, что так и не вернемся домой.
Со временем размышления о нашей ссылке уже не причиняли такую боль, как в первое время. Может быть, потому, что теперь мы знали о масштабах военных действий и ужасах, творящихся на оккупированных немцами территориях. Мы понимали, что, находясь в ссылке, защищены от зверств нацистов и, возможно, от смерти в гетто, где погибли десятки тысяч евреев из прибалтийских государств. Однако не все депортированные придерживались такого же мнения. Некоторые литовцы говорили, что предпочли бы немецкую оккупацию ссылке в Сибирь. Позже мы узнали, что многие литовцы приветствовали немецкие оккупационные войска. Они ведь, эти доблестные воины фюрера, изгнали из Литвы советскую армию, а значит, и советскую систему, навязанную стране.
Наступил март. В Алтайский край пришла весна. Но с ее приходом произошло событие, осложнившее нашу жизнь в совхозе.
Однажды туда приехал политрук, чтобы проверить, не сбилось ли руководство и население крупного советского хозяйства с политического курса партии, а заодно проследить за депортированными, за их связями с местными людьми.
Политрук — значит политический руководитель. Им можно стать, но не каждому, кто захочет, а исключительно партийному работнику. В обязанности политрука входил контроль за работой партийной организации. Кроме того, он должен был наставлять на правильный путь и беспартийных.
Политрук, приехавший в наш совхоз, оказался настоящим аппаратчиком. И первая задача, которую он поставил перед собой, касалась нас, спецпоселенцев. Он хотел знать о нас все: откуда мы, кто мы такие, чем занимались раньше. Сделать это было не слишком сложно. Ему просто нужно было обратиться к начальнику НКВД, у которого в папках хранились подробнейшие досье на каждую семью. Затем он посчитал своим долгом убрать всех ссыльных с конторских должностей и перевести их на выполнение только физической работы. Одну из местных девушек он послал на ускоренные курсы бухгалтеров, и, когда она через шесть недель вернулась, Израэля сразу уволили и перевели на трудную физическую работу.
Израэль пошел к директору совхоза Дмитрию Селукянскому и объяснил ему, что он не отказывается от физической работы, но из-за своей инвалидности не может выполнять ее. Внимательно выслушав его, директор сказал:
— Не нервничайте! Я видел в бане, что у вас с ногами. Я постараюсь найти вам работу, которую вы сможете выполнять.
И он сдержал свое слово. Однако неугомонный политрук проследил, чтобы и Рахиль тоже определили на работу, так как, по его мнению, наша бабушка еще такая здоровая, что в состоянии в одиночку запросто управиться с домашним хозяйством. И мы с Рахиль стали работать вместе.