Мы — одна из первых семей депортированных из Литвы, приехавшая в Покровск. Но постепенно, с приездом наших друзей и знакомых, нас стало больше, и образовалась небольшая колония. Все новые приезжающие относились к нам, как к ветеранам, и обращались за рекомендациями и советами. Все они начинали работать на кирпичном заводе, но потом находили более приятную и безопасную для здоровья работу. Одним из таких вновь прибывших был Гарри П., высокий тощий пианист, которому было около тридцати. Он не привык к физической работе и через неделю тяжелого труда, выглядел изможденным до крайности. Он был очень слаб, его длинные тонкие пальцы никак не подходили для работы на кирпичном заводе. Мы помогли ему устроиться учителем музыки в школу. Гарри был одаренным музыкантом и вскоре в школе создал хоровой коллектив. Организовывал концерты, проходившие с большим успехом. Другой наш знакомый, Арон Л., инженер, устроился работать на местную электростанцию. Ему негде было жить, и несколько месяцев он жил с нами в нашей маленькой квартире. Арон оказался очень веселым человеком. Он много смеялся, шутил, придумывал разные забавные розыгрыши. А служба у него была такая, что ему часто приходилось возвращаться домой поздно ночью. Чтобы предупредить нас, что идет домой, он давал нам сигнал: два раза мигал светом, отключая при этом весь Покровск. Это был хороший способ связи и забавное развлечение. К тому же каждый раз, когда Арон приходил домой, его уже ждал горячий чай.
Со временем мы стали жить так же, как и все население Покровска. Единственное, что нас отличало от других, — это то, что мы не могли без особого разрешения отъезжать от города на расстояние более пяти километров. Если мы хотели поехать, например, в Якутск, то должны были заранее обратиться в НКВД с подробным объяснением цели нашей поездки. Некоторые депортированные попытались съездить в Якутск без разрешения. Это им дорого обошлось: их посадили на неделю под арест на хлеб и воду. А в остальном мы жили, как и все другие люди в Покровске, и власти к нам относились как к обычным советским гражданам. Мы даже имели право голосовать, то есть ходить к избирательным урнам и выбирать тех кандидатов в депутаты, которые уже фактически были выбраны. Так что выборы, по большей части, являлись чисто символическими. При этом проблемы воздержавшихся от голосования не существовало. Народ голосовал стопроцентно.
Дети наши росли. Шнеура приняли в пионеры, а позже и в комсомол (Коммунистический союз молодежи). То же произошло и с Гарриеттой. Самуэль ходил в детский сад, когда мы оба работали.
Мы, можно сказать, окончательно адаптировались к окружающей нас обстановке, приспособились к политическим, климатическим и экономическим условиям. Мы хорошо знали, как вести себя с представителями власти и что надо быть осторожными в высказываниях о политике в присутствии посторонних. Мы жили по пословице «Когда находишься в Риме, поступай, как поступают римляне». С другой стороны, мы научились радоваться каждой минуте, которую проводили с друзьями и знакомыми из Литвы. С ними мы могли свободно, не боясь, говорить обо всем, о чем думали.
С годами мы научились готовиться к долгой, студеной и темной зиме, как и местные жители, запасаясь ягодами, грибами и квашеной капустой. Мы так же, как и они, покупали в магазинах все, что можно купить. Из-за постоянной нехватки товаров нельзя было предугадать, что в следующий раз станет дефицитом. И в этом отношении можно смело утверждать: властям удалось достичь своей цели в попытке переделать нас из «граждан высшего общества» капиталистической страны в обыкновенных сибиряков или якутов в бесклассовом советском обществе.
Однако эта «переделка» ни в коей мере не повлияла на наши убеждения и веру. Ни души наши, ни разум не могли принять эту систему, и никогда мы не испытали никакой благодарности или, тем более, симпатии к ней и разным ее проявлениям. Мы хорошо понимали, как много делалось, чтобы создать равенство и социальные блага для всех граждан страны, и видели, что медленно, но идет экономический рост в послевоенные годы, однако никогда не чувствовали, что эти успехи как-то касаются нас. Это была не наша страна и не наша культура.
Мы не ненавидели систему, но, с учетом того, что пережили, никогда не любили ее. Мы ей не принадлежали. Нашим постоянным и единственным желанием было получить разрешение на выезд из страны и воссоединиться с семьей и нашим миром.
Поэтому, если целью нашей депортации была попытка сделать из нас лояльных и преданных советских граждан, то она провалилась. Как в случае с нами, так и с другими, бог весть зачем и почему сосланными в Сибирь.
Империалистический агент
Так же, как и в Якутске, кроме работы учителя, я выполнял разные другие задания и поручения. Летом руководство школы попросило меня поработать в школьном лагерю, где я должен был отвечать за финансы и организацию питания. И снова просьба заняться этой работой была высказана в такой форме, что я не мог отказаться. Конечно, ничего тяжелого в этой работе не было, но я бы предпочел провести время с Рахиль и детьми. Правда, мне разрешили взять с собой Гарриетту.
Летний лагерь находился примерно в тринадцати километрах от Покровска в прекрасном месте, окруженном тайгой и озерами. В Советском Союзе каждый ребенок имел возможность поехать в летний лагерь. Везде по стране были так называемые пионерские лагеря, где дети могли провести несколько недель под присмотром учителей и вожатых. Там дети ходили в походы, занимались в разных кружках, спортом и другими видами полезной деятельности, а также слушали лекции с непременным политико-идеологическим уклоном.
В лагере примерно пятьдесят учеников и трое учителей. Кроме того, директор, повар и я. Главная моя задача: получать финансирование и обеспечивать лагерь продуктами. Я должен следить за тем, как мы расходуем средства, не превышаем ли бюджет, выделенный лагерю, а также за тем, чтобы не использовали больше продуктов, чем это определено инструкциями. Количество продуктов на каждое приготовление пищи было расписано в мельчайших деталях.
Утром на завтрак детям давали оладьи. С вечера для их приготовления я выдавал необходимое количество муки и масла. Через несколько дней директор спросила меня, сколько масла я выдал повару на приготовление оладий. Я ответил: столько, сколько предписано. Директор очень удивилась и сказала, что она не понимает, почему каждый день оладьи пригорают. Она попросила меня выдавать повару необходимые продукты утром, а не вечером. В результате я должен был вставать в шесть часов утра каждый день. Кроме того, в помощь к повару выделили еще двух старших учеников. После этого оладьи пригорать перестали.
За детьми был хороший уход, и условия жизни в лагере можно назвать неплохими для такого удаленного уголка Сибири.
Я также отвечал за водоснабжение лагеря. Воду из Лены, привозили в огромной бочке на тележке, запряженной быком. Живой самоходный аппарат в одну бычью силу с рогами являлся собственностью лагеря, и без него мы никак не могли обойтись. Однажды бык решил отдохнуть и ушел в тайгу как раз в то самое время, когда нужно было ехать за водой. Вся жизнь в лагере замерла без воды. Ни детям помыться, ни пищу приготовить. Весь лагерь и люди из соседней деревни кинулись в тайгу на поиски быка. Только ближе к вечеру нам удалось найти его, спокойно пасущегося на поляне. С криками радости дети пригнали его в лагерь, и возобновилась нормальная жизнь.
В конце сезона всех детей взвешивали. Главная польза от пребывания в лагере выражалась в килограммах и граммах. Мальчиков и девочек ставили на весы в первый день приезда на отдых. Теперь дирекция хотела узнать, насколько они поправились. Совершенно определенно, что у лагеря был свой план по весу детей, который следовало выполнить. Результаты оказались удовлетворительными. Дети поправились. Что усердными взрослыми и было запланировано.
После войны количество учащихся в нашей школе-интернате резко увеличилось. Поэтому стали пристраивать еще одно здание, чтобы всех расселить. В 1950 году строительство закончилось, и ввод в строй нового корпуса решили от-метить с особой торжественностью.
На открытие пригласили всех партийных начальников и других важных персон из Покровска и близлежащих поселков. Не знаю, по какой причине, но секретарь парторганизации школы попросил меня произнести главную речь на вечере от лица преподавательского коллектива школы. Я не смог отказаться и, поблагодарив его за доверие, стал готовиться к речи. Нужно было быть очень осторожным, чтобы не сказать такого, что могло быть неправильно истолковано, не забыть поблагодарить партию, государство и, прежде всего, Сталина за проявляемую ими заботу. При составлении таких речей необходимо было придерживаться и других правил, соблюдая которые можно избежать неприятностей. Я начал и закончил свое выступление, воздав дань и поблагодарив несравненного руководителя и правителя страны Иосифа Виссарионовича Сталина. Мое выступление просто не могло быть неудачным, и, действительно, его хорошо, с аплодисментами приняли. Все встали и подняли тост за Сталина и за нашу школу. В то время существовала традиция после тостов петь песни. Люди чокались стаканами, наполненными водкой, и с воодушевлением пели:
Выпьем за Родину,
Выпьем за Сталина,
Выпьем
И снова нальем!
Эта песня звучала до поздней ночи.
Пели ее и весной 1951 года, когда у нас в школе состоялся вечер в честь ее первых выпускников. Во время войны наша школа была восьмилеткой, а после войны в ней стало десять классов. И вот в 1951 году состоялся первый выпуск десятиклассников. Конечно, это большое событие следовало хорошо отметить.
Для организации праздничного вечера создали комитет, в состав которого входил и я. Одна из важных обязанностей комитета: собрать денежные средства для проведения вечера, а также на подарки нашим выпускникам, которые бы напоминали им о том, что они являются первыми выпускниками средней школы Покровска. Закупили большое количество еды, вина и водки. И учителя, и ученики, и помощники несколько дней занимались приготовлениями. Все говорило за то, что торжество состоится грандиозное.