Среди наших вещей был довольно необычный подарок, врученный нам несколько лет назад Климовым, директором селекционной станции. Он уехал из Покровска в 1948 году и перед отъездом подарил нам барельеф Иосифа Сталина. Это «художественное произведение» размером с мелкую тарелку было очень тяжелым. И собиравшийся в дорогу Климов, скорее всего, по этой причине не хотел брать «отца народов» с собой. Несколько человек присутствовали при дарении экспоната, поэтому мы были вынуждены его где-то повесить. И, чтобы нас не обвинили в неуважении к абсолют-ному хозяину страны, мы повесили барельеф на стенке в комнате, где он так и провисел все годы нашей жизни в Покровске. Учитывая наше отношение к Сталину, мы не испытывали удовольствия от того, что диктатор каждый день смотрит со стенки на нас. Но что мы могли поделать?
Уезжая, мы не сумели так же, как Климов, передарить увесистое изображение вождя кому-нибудь еще. Такой жест могли истолковать как выражение презрения к покойному руководителю и использовать против нас. После некоторых колебаний мы решили взять «семейную реликвию» в Якутск, и Сталин поехал вместе с нами.
Только в Якутске нам удалось избавиться от него. Но и то не сразу. Остановившись у наших друзей, мы сначала отнесли барельеф в сарай вместе с другими вещами. А потом, когда переезжали, «забыли» Сталина в самом дальнем и темном углу хозяйственного помещения. Вот так мы избавились от этой тяжелой и неприятной ноши.
Прекрасным сентябрьским утром мы стояли перед домом со всем своим скарбом в ожидании грузовика. Мебели у нас было немного, а всю одежду, кухонные принадлежности и другие домашние вещи положили в сундук и чемоданы. Еще мы увозили восемь мешков картошки и, конечно же, курят-ник с курами. Мы так привыкли к курам, что и не думали расставаться с ними.
В этот период перемен в нашей жизни мы заново начали оценивать все происшедшее с нами.
Итак, нас сослали двенадцать лет назад, девять из них мы прожили в Покровске. Что можно сказать о прожитых там годах? С большей частью людей, с которыми мы встретились, нам было хорошо, и неизвестно, как бы все сложилось, если бы все эти годы мы жили в каком-то другом месте. В Покровске все-таки у нас была нормальная, относительно стабильная жизнь. И даже несмотря на различные затруднения, мы справлялись с ними и выжили. Так или иначе, там мы чувствовали себя более защищенными, чем где-либо за все время нашей депортации. Возможно, потому, что Покровск находился далеко, но главное потому, что люди там были хорошие и помогали нам. Этот бедный маленький город в сибирской глуши навсегда останется в наших сердцах. И сыночек наш, ставший лучиком солнечного света для всех нас в самые мрачные и темные времена, родился там и прожил первые шесть лет своей жизни.
Отъезд из Покровска ассоциировался у нас с неуверенностью и неопределенностью, поскольку мы не знали, где нам предстоит жить в Якутске, да и вообще, что будет с нами. Я все время задавала себе вопрос: как долго еще нам предстоит переезжать с места на место, пока не закончатся наши испытания, и когда, наконец, мы сможем уехать в Данию? И, как всегда, у меня начинало учащенно биться сердце при мысли, что в один прекрасный день мы соберемся в дорогу. И опять мечта моя была прекрасна, но фантастична. В реальной жизни не происходило ничего, что могло бы хоть как-то приблизить ее осуществление. Мы снова стояли перед лицом одного из многих поворотов в нашей судьбе, которые навязывали нам в течение многих лет.
Приехал грузовик. С помощью шофера и нескольких соседей, пришедших проводить нас, мы погрузили в кузов вещи. Дети и я устроились на мешках с картошкой. Саму-эль держал на коленях корзину, в которой лежала кошка Пушок с новорожденными котятами. Кроме нас, в грузовике было еще шесть пассажиров, и Израэлю пришлось сидеть на курятнике. Сидеть было очень неудобно, и всю дорогу ему приходилось держаться или за курятник, или за борт грузовика.
Водитель очень торопился: в Якутске ему нужно было забрать груз и срочно вернуться в Покровск. По ухабистой и пыльной дороге он вел машину как сумасшедший. Вскоре в облаке пыли Покровск исчез из виду. Мы еще не осознавали, что начался новый этап нашего долгого возращения в Данию.
Датские горизонты
Сразу по приезде в Якутск мы пошли к нашим старым друзьям — Априлям. Они заверили нас, что какое-то время мы сможем пожить с ними. У них был маленький дом в центре города. В трех комнатах четыре человека: жена Таня, муж Исаак и их два взрослых сына. Одну комнату Таня и Исаак выделили нам — до тех пор, пока не найдем жилье. Решение окончательное и обсуждению не подлежало. Наш дом также всегда был открыт для друзей и знакомых, приезжавших в Покровск.
В Якутске мы быстро освоились, поскольку по нашему первому приезду неплохо его знали, и стали искать жилье. Через три недели нашли. Дом, сдававшийся в аренду, находился на улице Ломоносова, недалеко от центра города и принадлежал учительнице, которая, выйдя на пенсию, предпочла жить в более приятных условиях и переехала в теплые края. Домом управлял ее брат, который и предложил нам аренду на год на довольно приемлемых условиях. Мы на эти условия согласились.
Общая площадь — примерно шестьдесят квадратных метров. Все запущено и требует ремонта, который сразу сделать мы не могли. Дом находился в глубине двора, а перед ним стояла маленькая кривобокая избушка. Как и другие дома на этой улице, наш дом с трех сторон был огорожен забором.
После подписания договора об аренде, мы сразу же переехали и быстро поняли, что значит жить независимо ни от кого и ни с кем не иметь общей кухни. Гарриетта пошла в школу, у Шнеура — в полном разгаре занятия в институте, Самуэль обзавелся новыми друзьями. В школу он должен был пойти только через год.
Я начал искать работу. Девятилетний опыт поисков, находок, потерь и разочарований подсказывал мне, что нужно первым делом отправиться в Министерство образования и выяснить, могу ли я где-нибудь получить место учителя. Оказалось, что не могу: вакансий нет. Но мне предложили преподавать немецкий язык в школе, в маленьком поселке в двадцати четырех километрах к северу от Якутска. Я отказался: не хотелось снова переезжать, и, кроме того, мы не собирались оставлять Шнеура одного.
При всем своем богатом опыте трудоустройства, я не переставал удивляться непредсказуемости системы: в апреле меня вдруг уволили, как «несоответствующего», а уже в сентябре я снова стал «соответствующим». Какое «великое чудо» за этим стояло?
Вскоре мне предложили работу бухгалтера в Якутторге — государственной организации, координирующей всю розничную торговлю в городе. Я стал бухгалтером в учебном отделе, в котором среди прочего готовили продавцов, кассиров, складских работников и ресторанный персонал. В то время в Советском Союзе еще не было ремесленных училищ, их заменяли такие вот «специальные курсы профессиональной подготовки».
А через несколько недель мне предложили вести уроки математики с использованием выдающегося знакомого с Алтая вычислительного инструмента — деревянных счетов. Когда я приехал в Сибирь, я даже не знал, как пользоваться такими счетами, но вскоре научился, и вот теперь мог уже и других учить.
Когда начался новый учебный год, я получил место учителя немецкого языка в школе № 8. Иногда я подрабатывал еще в двух школах, подменяя учителей. Кроме того, вел занятия в лесном институте, преподавал в вечерней школе несколько раз в неделю и, наконец, давал частные уроки. Частные уроки я давал сыновьям и дочерям партийных работников и государственных служащих высокого ранга, которым не нравились плохие оценки их чад в школе, и они надеялись, что репетитор поможет поднять уровень знаний этих чад настолько, что все они станут самыми лучшими учениками в классе.
Я вынужден был так много, тяжко и разнообразно работать лишь по одной причине: чтобы мы могли сводить концы с концами. Зарплата учителя маленькая, и на одну зарплату прожить невозможно.
В вечерней школе учились разные по возрасту люди — от восемнадцати до пятидесяти лет. Многие из них занимали высокие посты, а образования не имели и хотели восполнить его, обучаясь в вечерней школе. Некоторые прервали учебу из-за войны и сейчас стремились наверстать упущенное.
Среди моих учеников была супружеская пара: муж, лейтенант НКВД по фамилии Мамотенко, учился в седьмом классе, а его жена, продавщица, — в шестом. И часто после уроков то он подходил ко мне и спрашивал: «Как дела у моей жены?», то она: «Не отстает ли мой муж от других?». У лейтенанта успехи по немецкому языку были лучше. Однако и она занималась усердно и не отставала от других. Каждый раз, когда ее муж задавал мне вопрос насчет ее успеваемости, я всегда отвечал, что дела у нее идут хорошо. Я не хотел, чтобы немецкий язык оказался причиной семейных раздоров.
Через год после переезда в дом нам предложили его купить. Надо сказать, что дом в Якутске, конечно, можно было купить, но лишь при условии, что его площадь не превышает сто пятьдесят квадратных метров. Меньше можно, а больше нельзя. И только один. Больше одного собственного дома семье не разрешалось иметь.
Брат бывшей учительницы просил за него вполне разумную цену — пятнадцать тысяч рублей наличными. У нас — около двух тысяч. В банке или где-то еще кредит взять невозможно. Так что деньги можно только одолжить. Узнав о том, что мы решили купить дом, но из-за финансовых трудностей сделка под угрозой, наши хорошие друзья собрали недостающие тринадцать тысяч. Впрочем, они их не собирали. Они кропотливо годами копили эти деньги для себя, но, когда узнали, что нам нужна помощь, отдали нам все свои сбережения.
Став полноправными владельцами дома, мы сразу начали приводить его в порядок. Что могли, то делали сами, а остальное — рабочие. Они сложили новую печь на кухне и соорудили новые завалинки — вдоль наружных стен примерно в метр высотой вбили балки таким образом, что между ними и стенами образовалось пустое пространство, которое заполнили землей. Отличная теплоизоляция! Сгнившие старые балки убрали, и снаружи дом заново отделали. Цемента или цементного раствора для покрытия стен не было, поэтому применили старинный местный способ. Стены обмазали смесью из