Когда мы останавливались на такой «станции питания», к нам подходил солдат и говорил, что мы можем идти и получить еду.
Под охраной солдат еду приносили в ведрах двое мужчин, посланных за ней из вагона. Каждая семья получала положенную ей порцию хлеба и супа. Особенно трудно было разлить суп на равные порции. Израэль, которого начальник конвоя назначил старостой в нашем вагоне, отвечал за распределение еды и настолько хорошо справлялся со своими обязанностями, что все были довольны.
Обстановка оставляла желать лучшего, но люди ехали миролюбивые и дружелюбные. Все выражали желание помочь друг другу. В двадцатиметровом скотнике на колесах собрались представители разных слоев общества, и в обычной жизни мы бы, наверное, никогда не встретились. А теперь были вынуждены жить вместе и друг к другу приспосабливаться, чтобы справиться с лишениями и трудностями этого путешествия. Конечно, когда в таком ограниченном пространстве собирается столько разного народа, то трения и разногласия неизбежны. Однако все они благополучно разрешались.
Как староста я должен был знать обо всем, что происходило в нашем далеко не пульмановском вагоне. Я должен был точно знать, что из него никто не исчез, и все в нем живы и здоровы. Каждый день на каждой остановке к двери подходил вооруженный солдат, и я отчитывался перед ним о здоровье и наличии каждого транспортируемого.
Причина, по которой меня назначили старостой, возможно, заключалась в том, что в нашем вагоне из двадцати восьми человек было всего четверо взрослых мужчин, но только Исаак Априль и я свободно говорили по-русски. Вот почему и на него, и на меня возложили эти так называемые представительские обязанности.
Два раза поезд останавливался около маленьких речек, и нам разрешали выйти из вагонов и помыться. Смыв пот и усталость, мы испытывали необыкновенное удовольствие от такого купания, чувствовали себя посвежевшими и счастливыми. Во время этих коротких остановок Рахиль успевала еще выстирать подгузники Гарриетты, которыми та еще пользовалась, несмотря на то, что к этому времени ее уже приучили проситься на горшок.
Наш поезд продолжал двигаться на восток. После Новосибирска он повернул на юг, и шел в этом направлении, пока мы не остановились в Бийске. Бийск — это конечный пункт идущей на юг ветки Транссибирской магистрали. Там нам в первый раз разрешили выйти из вагонов без охраны, но, как обычно, под аккомпанемент хорошо известных криков: «Быстрей! Быстрей!». Нам приказали собрать все вещи и перенести в помещение станции. Со странным чувством покидали мы наш вагон, который в течение долгих трех недель служил нам домом.
Был отдан приказ не расходиться, оставаться в своих группах и не смешиваться с пассажирами из других вагонов, потому что все мы занесены в отдельные списки и «содержимое» каждого вагона должно оставаться неизменным до распределения по разным местам работы, где уже ждали нашего прибытия.
Ненастоящая Сибирь
После столь длительного пребывания в товарном вагоне снова встать на твердую землю — ощущение необычное. Мы чувствовали себя как моряки, сошедшие на берег после долгого плавания. Но едва мы вышли из вагонов, как тут же появились офицеры НКВД, которые с особой тщательностью осматривали наш багаж. Они искали драгоценности, документы и литовские деньги.
Никому не разрешалось оставлять у себя свидетельства о рождении, дипломы об образовании и другие личные документы. Особенно тщательно и долго досматривали наш багаж. В тот день у нас конфисковали много ценных вещей. И уже стемнело, и пошел дождь, а офицеры все продолжали обыск, и мы вынуждены были заночевать в пустых амбарах на станции.
На следующий день, рано утром на станцию стали прибывать представители разных предприятий области. Они приехали сюда за рабочей силой и хотели выбрать тех, кто им был нужен.
Нас выстроили в ряд в том же порядке, в каком мы ехали, чтобы лучше нас разглядеть и решить, можем ли мы им пригодиться. Процедура, жестоко унижающая человеческое достоинство, когда тебя осматривают и оценивают, как скот. Вся эта ситуация напоминала рынок рабов или что-то вроде этого.
В первую очередь их интересовали здоровые, крепкие мужчины и женщины, и они шли по рядам сначала в одну, потом в другую сторону, осматривая выставленный «товар» взглядом экспертов. Они обладали властью и кивком головы или движением руки решали, куда отправить людей и какова будет их жизнь в будущем. Как только они выбирали кого-то, подъезжал грузовик или подвода, и работников с семьями увозили к месту назначения.
Пассажиров нашего вагона никто не хотел брать, и никто, конечно, нас не спрашивал, куда бы мы хотели поехать.
Спустя некоторое время большинство наших спутников разъехалось, а мы да еще несколько человек из других вагонов так и остались невостребованными.
Я решил действовать. Мы знали, что начальник караула, отвечавший за соблюдение порядка в поезде, очень любит выпить. Мы часто видели, как он выпрыгивал из еще не успевшего остановиться поезда и мчался в станционный ресторан «утолить жажду» стаканом водки. И каждый раз этот стакан заметно улучшал его настроение.
Мне удалось поговорить с ним наедине. Я поблагодарил его за то, что он и его люди помогали нам во время длительного пути, а также за то, что они нас благополучно довезли до Бийска. Он был польщен, и я спросил его, не выпьет ли он с нами, чтобы отпраздновать завершение поездки.
Начальник задумался на секунду, но жажда выпить победила.
— А, почему нет? — сказал он. — Правда, еще светло. Давайте подождем до вечера.
Мы договорились о времени. На эту вечеринку я пригласил своего друга Исаака Априля. Мы принесли бутылку коньяка и бутылку красного вина.
Начальник пришел со своим адъютантом. Мы нашли товарный склад, где нам никто не смог бы помешать и, рассевшись, начали выпивать. Прошло не так уж много времени, когда обе бутылки были опустошены. При этом мы пили из своих стаканов по глоточку, а они каждый раз залпом и до дна.
Когда настроение у приглашенных поднялось, я обратился к начальнику и прямо спросил у него:
— Вы, конечно, знаете людей из нашего вагона. Не найдете ли для нас место, где была бы работа для всех, но не слишком далеко от Бийска?
Начальник внимательно выслушал меня и, когда мы закончили вечеринку, пообещал сделать все зависящее от него, чтобы помочь нам.
На обратном пути со склада я спросил его о судьбе мужчин, которых разлучили с семьями. Он сказал мне, что всех их будут судить, они получат длительные сроки и отмотают эти сроки в специальных исправительно-трудовых лагерях. Позже подтвердилось, что он был полностью прав.
На следующее утро мы поняли, что наше положение меняется. Нам приказали погрузиться в два грузовика, и повезли в совхоз, расположенный в семи километрах от Бийска. Мы ехали по красивой сельской местности. Мимо огромных полей с подсолнухами. И эта красота и умиротворенность сельских ландшафтов произвели на нас такое глубокое впечатление, что мы сразу же приободрились.
В совхозном поселке, куда нас привезли, были административные здания, школа, детский сад и ясли, а также маленькая больница и клуб, где люди могли проводить свободное время. Все эти здания размещались в центре поселка, а на окраине стояли бревенчатые дома на две-три семьи или на одну семью. Люди, занимающие высокое положение в совхозе, жили в домах на одну семью, остальные — в многоквартирных.
Площадь бийского зерносовхоза имени Первого мая равнялась 25 тысячам гектаров. Он считался одним из самых крупных в Алтайском крае. Было у совхоза еще два небольших отделения, расположенных в нескольких километрах от его центра.
Одним словом, бутылка коньяка сослужила хорошую службу.
В совхозе имени Первого мая началась наша жизнь в Сибири. Всех нас разместили в школе, пустовавшей во время летних каникул. Нам выделили две большие классные комнаты. Там мы должны были прожить два первых дня, но прожили почти месяц. Кроватей не было, и нам пришлось спать на полу. Но после трехнедельного путешествия в «пульмановском вагоне» с дыркой в полу мы, ясное дело, от комфорта отвыкли.
Нам разрешили отдохнуть два дня. За это время мы организовали наше жилье и немного привыкли к новой обстановке. В совхозной столовой нас кормили бесплатно.
Однако первое, что мы сделали по прибытию, — это сходили в совхозную баню. В ней мы нуждались больше всего. Горячая вода и простое мыло сделали нас самыми счастливыми людьми на всем белом свете.
Мы ходили по совхозу, разговаривали с людьми и слушали их рассказы о жизни и работе. Все для нас было совершенно новым и незнакомым.
Вечером состоялось собрание. Перед нами выступил заместитель директора совхоза. Затем представитель местного НКВД рассказал об административных правилах и положениях, которые касаются таких людей, как мы. Здесь мы впервые услышали слово «спецпоселенцы», которое сопровождало нас на протяжении всей жизни в Сибири. Офицер НКВД сказал, что мы: а) не имеем права уезжать из совхоза без специального разрешения, б) два раза в месяц должны приходить в местное отделение НКВД для регистрации, в) обязаны выполнять ту работу, которую нам дадут в совхозе. При нарушении одного из этих трех правил дело передается в суд, и нарушителя приговаривают к трем месяцам тюремного заключения.
Выступления должностных лиц попеременно переводили Израэль и Исаак. В конце собрания мы все подписали документ, подтверждающий, что обо всем проинформированы и полностью со всем согласны. После двух дней отдыха и ознакомления с нашим новым положением и новыми правилами жизни, мы приступили к работе.
Знакомясь с окрестностями, я гуляла с Гарриеттой на руках по совхозу и однажды решила зайти в один из домов. Никогда не забуду то, что я увидела там.