Теперь остался только контейнер, тот, который мне отрекомендовали, как опасный.
— Ну а там что?
Сотрудники Аненербе переглянулись.
— Мы не знаем, рейхсфюрер, — сказал Вюст.
— То есть? Контейнер же явно не гиперборейский. Фон Грёнхаген, объяснитесь.
Фон Грёнхаген теперь выглядел чуть растерянным, даже напуганным:
— Тут сложно, рейхсфюрер… В общем, дело было так. Наши финские рабочие забрели в какой-то подземный зал гиперборейского города. И что-то там нашли. Что именно — я так и не понял. Но что-то крупное. Я предоставил им контейнер для транспортировки, чтобы они вытащили эту штуковину, которую они нашли, наверх. Штуковину погрузили в контейнер, его мы достали через пролом в потолке подземного зала, лебедкой. Потом стали тащить рабочих оттуда же, но они… Короче, они все сошли с ума, рейхсфюрер. Тронулись головой, не могли сказать ничего членораздельного. И мы их всех на обратном пути сдали финнам, те поместили их в дурдом, где они, насколько мне известно, находятся до сих пор. Никто из них в себя так и не пришел. Так что в этом контейнере — нечто, что сводит с ума любого, кто взглянет на него.
Так.
А вот это уже интересно. Может доставить этот контейнер Ольбрихту, в качестве прощального подарка от рейхсфюрера? Или Мюллеру?
— Но неужели уже тут, в Германии, контейнер не пытались открыть?
— Пытались, — сообщил Вюст, — Там темнота внутри.
— Темнота?
— Именно. Просто темнота. Абсолютная черная тьма. Ничего не видно. И никакой свет её не освещает, ни один фонарь. Пробовали совать туда кинокамеру — она ничего не снимает, а фотоаппарат ничего не фотографирует.
— А если в эту тьму зайдет человек…
— Пробовали, рейхсфюрер. Результат тот же, что и с финскими рабочими. Человек заходит в контейнер, а выходит безумным. Сходит с ума навсегда.
— Класс. А как же тогда финны вообще погрузили эту штуковину в контейнер?
— Неизвестно, — пожал плечами фон Грёнхаген, — Я при этом не присутствовал, шеф. А если бы присутствовал — то тоже сейчас был бы в дурдоме, а не говорил с вами.
Я призадумался, но ненадолго. Что я в конце концов теряю?
— Открыть, контейнер, — приказал я.
— А вы уверены… — протянул Вюст.
— Уверен. Открывайте. Я так понял, если не входить в контейнер — то вреда же не будет?
— Если не входить — то не будет, — заверил меня фон Грёнхаген, — Но вот руку туда совать не советую. Любой контакт с тьмой внутри контейнера сводит с ума. Мгновенно.
— Ясно. Открывайте. Приказываю.
Ганс Шляйф, штандартенфюрер СС, шеф отдела раскопок Аненербе. В реальной истории покончил с собой в Берлине в апреле 1945, перед этим убив свою жену и детей.
«Экстернштайне», скальные образования в Тевтобургском лесу, современное фото. Гиммлер полагал Экстернштайне местом положения древнего германского святилища, здесь проводились многочисленные археологические изыскания Аненербе.
Totenkopfring, кольцо «Мертвая голова» — эсэсовская награда, приказы на награждение пописывались лично Гиммлером. После смерти награжденного кольцо возвращалось Гиммлеру, кольца умерших эсэсовцев (большая часть которых погибла в бою) хранились в замке Вевельсбург, в специальной ритуальной гробнице. Весной 1945 все кольца из Вевельсбурга были захоронены где-то в Тевтобургском лесу, под искусственно вызванной лавиной. Не найдены до сих пор.
Вальтер Вюст, президент (в 1937–1938 гг.) и директор (1939 — 1945) Аненербе. Также шеф отделов индогерманской арийской культуры и языков и индогерманского арийского языкознания и культурологии в Аненербе. После войны приговорен германским гражданским судом к трем годам лагерей.
Юрьё фон Грёнхаген, руководитель карельской экспедиции Аненербе 1936 г. В 1937–1939 шеф отдела индогерманских и финских культурных связей Аненербе. В 1945 арестован британцами, потом передан финнам, как гражданин Финляндии. В 1947 освобожден, фактов какого-либо участия в преступлениях нацистов судом не установлено.
Пруссия, Тевтобургский лес, 4 мая 1943 10:26
На контейнере никаких замков не было, только обычные скобы. Так что вскрыли его за несколько секунд. Когда дверца была открыта — я узрел ЭТО.
Директор Аненербе штандартенфюрер Вюст не соврал мне. В контейнере действительно была тьма — черная, непроглядная и первозданная. Сначала я подумал, что это вообще просто огромный кусок обсидиана или угля, или другого абсолютно черного материала, занимавшего контейнер целиком. Но когда я взял фонарик, когда посветил…
Свет просто утонул в этой тьме, она его будто поглотила. Мой фонарик не осветил ровным счетом ничего, как и горевшие на потолке лампы. То, что помещалось внутри контейнера, со светом никак не взаимодействовало.
Я повернулся к Аденауэру, Аденауэр задумчиво почесывал голову.
— Ну и как вам такое, господин Аденауэр? Вы, помнится, смеялись над моим бункером, над моими артефактами и над моими проектами Аненербе!
— Так даже Гитлер смеялся, — выдавил из себя шокированный Аденауэр, — Куда уж мне до вашего фюрера… Я человек маленький, господин Гиммлер. И даже не думайте советоваться со мной по поводу этого дерьма. Я понятия не имею, что это такое.
— Может, желаете войти в контейнер, господин Аденауэр?
— Могу. Но тогда вряд ли сохраню способность давать вам советы.
Вот в общем-то и всё. Что делать дальше — а хрен его знает.
Я подошел ближе к контейнеру, протянул руку, тьма внутри как будто манила меня…
— Стойте! — заорал Вюст, — Рейхсфюрер, остановитесь! Не трогайте. Это смертельно опасно, это убивает человеческий разум при любом малейшем контакте.
Я отдернул руку. И призадумался. И что с этой «вещью в себе» делать? Может, реально послать авиапочтой Мюллеру?
— Вы пробовали запускать туда животных?
— Так точно, — доложил куратор Аненербе Вольфрам Зиверс, — Крыс, собак, кошек. Им тьма не вредит, так что они просто сидят некоторое время внутри контейнера, потом выходят. Но вынести нам то, что в контейнере, они не могут. Рассказать о содержимом не могут тем более, ибо не умеют говорить. А вот когда мы засунули туда заключенных концлагерей — они все сошли с ума, бесповоротно. И толку от них было не больше, чем от собак. Я лично присутствовал при этом, рейхсфюрер. Ни одному человеку не коснуться этой тьмы, не потеряв при этом разум.
— Ну а если использовать манипуляторы? Щупы? Просто сунуть туда палку с крюком? Или наклонить контейнер, чтобы его содержимое вывалилось наружу?
— Мы пытались проделать и это. Щупы там ничего не нащупывают, и палки тоже бесполезны. Мы наклоняли контейнер, но оттуда ничего не выпало. Похоже, что в этом контейнере ничего и нету, кроме тьмы.
— Это неправда, — вмешался фон Грёнхаген, — Там что-то есть. Что-то материальное, что мои рабочие туда погрузили! Я готов за это поручиться.
— Ха! А почему же мы тогда ничего не могли нащупать? — возмутился Зиверс.
— Ну хватит, — я прервал спор.
Потом обратился к Юнгу.
— Ваше мнение?
Юнг явно понимал в таких вещах больше, чем эти шарлатаны вроде Зиверса или любители туристических походов типа Грёнхагена.
— Я могу лишь предполагать, Генрих, — Юнг, не отрываясь, смотрел на черное нутро контейнера, как загипнотизированный, — Думаю, что тут имеет место некое искажение пространства. Поэтому ни палкой, ни щупом содержимое контейнера нащупать нельзя. Это — физический фактор. Что же до темноты, в которой ничего не видно, или до безумия, которое эта тьма насылает — то это уже фактор не физический. Это чистая психиатрия. Ментальная защита, понимаете?
— Понимаю. И что из этого следует?
— Две вещи, — объяснил Юнг, — Во-первых, думаю, что эта ментальная защита настроена определенным образом. Так что зайти в контейнер и взять ту вещь, которая там лежит, может только гипербореец. Это своего рода охранная система. Предполагаю, что она включилась не сразу, вот почему рабочие вашего сотрудника смогли поместить эту вещь в контейнер, и только потом сошли с ума. Теперь же эта охранная система работает на полную и выполняет свою функцию. Ну и второе. Раз есть защита — значит есть и то, что она защищает. Так что тут я солидарен с господином фон Грёнхагеном. В этом контейнере что-то есть. Что-то очень ценное, но взять его может, повторюсь, только гипербореец.
— Нужно позвать Виллигута, — предложил Зиверс, — Он утверждает, что его предки из Гипербореи!
Вот в этом я уже сильно сомневался. Судя по роже Виллигута, его предки скорее блудили со свиньями, а не с гиперборейцами. Однако Виллигут мне еще понадобится, а у него и так с головой не очень. Если я запущу его в этот контейнер — окончательно потеряю знатока оккультизма…
— Ладно, попробуем, — вздохнул я.
А потом повернулся к охраннику из Равенсбрюка, которого взял сюда с собой.
Охранник все понял, и тут же побелел, его глаза расширились от страха, его лоб покрылся испариной.
— Рейхсфюрер, у меня нет гиперборейских предков!
— Ну да, — ласково произнес я, — Но у вас, шарфюрер, наверняка есть предки немецкие. И они сейчас смотрят на вас из Вальгаллы, и хотят, чтобы вы были храбрым, как они.
— Рейхсфюрер, я прошу…
— Нет, это я прошу, — перебил я, — Точнее — приказываю. Вы сейчас войдете в этот контейнер и вынесете нам то, что внутри. Постарайтесь действовать быстро. Возможно, тогда это сработает. Просто хватайте то, что там, и тащите наружу. Давайте. Если справитесь — получите от меня железный крест. Рыцарский, с дубовыми листьями, мечами и бриллиантами.
Шарфюрера затрясло. Но спорить он не стал. Это было бесполезно, он понимал, что церемониться я не буду.
— Рейхсфюрер, я только прошу вас… Если я сойду с ума — оборвите мои страдания, не оставляйте меня жить безумцем!
— Клянусь, — торжественно пообещал я, — Слово рейхсфюрера ᛋᛋ.
Шарфюрер положил на пол свой автомат, ибо отстреливаться внутри контейнера очевидно было не от кого. Потом он медленно, как зомби, подошел к неотмирной тьме, потом занес ногу… И сделал шаг в черную пустоту.