К счастью, я уже положил гирьку на чашу весов войны. Не через ваше ведомство, Иден, а по нашим старым каналам, конечно. Я уже намекнул Сталину, через лорда Бивербрука, что его решение ударить отступающим немцам в спину — будет нами полностью одобрено и вызовет наши бурные аплодисменты.
Так что никакого мира не будет, сэр.
Наоборот, война в континентальной Европе продолжится и дальше, с нарастающим остервенением. После сегодняшнего удара Сталина дальнейшие переговоры между большевиками и нацистами станут попросту невозможными, немцы Сталину перестанут верить.
Иден кивнул:
— Мне понятны резоны. Когда нацисты и советы будут обессилены взаимной войной — тогда мы и высадимся в Европе. И соберем все сливки?
— Именно так. А до тех пор, пока они воюют — мы будем союзниками и тем, и другим. Только Сталину мы все еще будем союзниками официальными, а военной диктатуре Бека — неофициальными. Вот поэтому-то и продолжайте ваши переговоры с Гёрделером в том же духе. Побольше обещайте, поменьше делайте. Помните, что каждое ваше слово, каждый ваш реверанс в сторону Гёрделера — это спасенный британский солдат, это не упавшая на мирных британцев бомба. Две худшие тирании на планете, большевистская и нацистская, душат друг дружку. Пусть душат дальше. Если два волчары решили перегрызть друг другу глотки — лев не против, сэр.
Иден вздохнул:
— Мне это понятно. Но это ставит меня в сложное моральное положение. Я не привык обещать и не делать…
— Привыкайте, сэр, — чинно ответил Черчилль, — Привыкнуть можно к чему угодно, было бы желание. Главное, чтобы Гёрделер не привык к вашим пустым обещаниям и не заподозрил неладное. Так что сделайте на переговорах с ним вид, что внутри нашего кабинета идет ожесточенная борьба. Что ряд министров выступают за немедленный мир с Германией, вот только жирный боров Черчилль мешает. Но как только Черчилля сместят… Не мне вас учить, Иден.
— Сэр, я должен вам честно признаться, — заявил на это Иден, — Я все же считаю, что мир с Германией был бы достойным вариантом. Ни Бек, ни Гёрделер не являются нацистами, так что ваше видение ситуации в Европе, как борьбы двух диктатур, мне кажется устаревшим.
— Да ну? — Черчилль скептически хмыкнул, — А что, Адольф Гитлер больше официально не фюрер Германского Рейха? Или немцы больше не верят в национал-социализм? Или Германией больше не правят гауляйтеры? Или НСДАП распущена? Или гестаповцы все уволены? Или детям в немецких школах не преподают больше расовые доктрины? А ᛋᛋ кто возглавляет, не палач Мюллер? А может быть, сэр, в Германии прошли свободные выборы? Нет, нет и нет. Германское государство остается нацистским по своей сути. И ни Бек, ни Ольбрихт, ни Гёрделер ничего с этим поделать не смогут, тем более в условиях войны. Нацизм — это идеальный мотор для машины войны. Так кто же будет менять мотор, когда машина летит на полной скорости?
— Гиммлер вроде пытался… — вставил Иден.
— Гиммлер сошел с ума, — отмахнулся Черчилль, — Кроме того, он уже фактически труп. Разведка доложила, что Гиммлер сегодня должен сложить с себя все полномочия. После чего он будет немедленно арестован. А если не сложит полномочия — будет убит, решение Ольбрихтом уже принято. Так что не говорите мне о Гиммлере, сэр, этого безумца уже можно не учитывать, этой фигуры на доске не будет уже завтра.
А остальным немецким правителям придется и дальше сохранять нацистскую Германию, потому что только такая Германия и в состоянии воевать. Вот почему нам не нужен с ними никакой мир. Сейчас не нужен, сэр, не нужен мир для Европы. Так что Европейская война продолжается, и это дает нам шанс временно вывести из войны Британию.
Чтобы вернуть её в эту войну позже, сильной и окрепшей. Тем временем наши враги истерзают друг друга и истекут кровью. В этом смысле: все мои обязательства перед британским народом, возложившим на меня власть, соблюдены в полной мере. Это — стратегия победы для британцев, сэр.
Иден молчал, он понял, что решение Черчиллем принято, что спорить тут бесполезно. Лимузин тем временем подъехал к Вестминстерскому дворцу.
День был туманным, пасмурным, сегодня точно бомбить не будут. Да больше и некому было бомбить столицу — Иден и Гёрделер еще второго мая договорились о прекращении взаимных бомбежек Лондона и Берлина. Неужели для Британии это и правда конец войны, точнее, большая временная передышка, как и сказал Черчилль?
— Нет, бомбить сегодня не будут, — хмыкнул Черчилль, вылезая из лимузина и раскуривая сигару.
Иден вздрогнул.
— Как всегда читаете мои мысли, сэр…
— Элементарно, Ватсон, — ответил Черчилль, — Вы поглядели на небо, так что разгадать ваши мысли мне было нетрудно. Кстати, помните наш последний авианалет на Берлин, первого мая?
Иден кивнул. Авианалет, самый массированный за всю весну 1943, окончился полным провалом, большая часть самолетов была просто потеряна. Целью налета тогда была клиника «Шарите», где по сообщения разведки собралось все руководство Рейха, включая Гитлера, Гиммлера и Бормана.
— Это Гёрделер и дал нам наводку, — сообщил Черчилль, с наслаждением пуская сигарный дым, — Он сам был там же, в «Шарите». Человек был готов даже пожертвовать собой, лишь бы помочь нам уничтожить нацистских фюреров. Учтите это, когда будете дальше вести с ним переговоры. Такому человеку, как Гёрделер, будет сложно долго вешать лапшу на уши. Но долго и не придется. Очень скоро, когда Сталин начнет контрнаступление, у немцев просто не останется выбора. И тогда они будут благодарны нам, без всякого официального мира, просто за то, что мы не будем активно помогать Сталину добивать Германию.
— Ваш план, в отличие от немедленного заключения мира, предполагает гибель огромного количества людей, сэр, — честно озвучил свое мнение Иден.
Черчилль на это только пожал плечами:
— Да. Но все же меньшего количества людей, чем погибли бы в мире, где правит альянс большевиков с нацистами. Подумайте лучше о том, какое количество человек смогут убить вместе гестапо и НКВД, если поделят Европу. Вы хотели бы видеть Европу, состоящую полностью из концлагерей, Европу, огороженную колючей проволокой, всю перекопанную канавами, куда сваливают трупы? Я лично — нет. Так что мой план — победа не только для британцев. Но и для Европы, для мира и христианской цивилизации, для всей планеты, для будущих поколений.
— Очень на это надеюсь.
Иден хотел уже откланяться, он не собирался сейчас осматривать с Черчиллем Вестминстер, Идена срочно ждали в его собственном ведомстве.
Но Черчилль задержал министра:
— И вот еще что. Помнится, на нашей московской встрече со Сталиным, год назад, Сталин сказал мне: «Вы, британцы, боитесь воевать. Но рано или поздно вам придётся воевать, нельзя выиграть войну, не сражаясь». Ныне я намерен доказать Сталину обратное. С этого момента я намерен выиграть войну, почти не сражаясь, сэр.
Энтони Иден, министр иностранных дел Великобритании в 1940–1945 гг, затем в 1951–1955 гг. Британский премьер-министр в 1955–1957.
Вестминстерский дворец после немецких бомбежек 1941.
Группа армий «Норд», Куровицы, 4 мая 1943 вечер
Уже на закате колонна немецкой армии растянулась на марше, до самого горизонта.
Унтер-фельдфебель Ганс Шваб слышал, как офицеры говорили, что они сейчас возле неких «Куровиц». Еще говорили, что скоро будет город, укрепрайон, где можно будет встать на постой.
Но Ганс Шваб глядел по сторонам и не видел ни Куровиц, ни города, ни укрепрайона, только бескрайние русские поля и леса. Колонна двигалась с самого утра, все смертельно устали. Слава Богу, не было дождя. Русский снег уже растаял, русские дороги уже просохли, но не полностью. Состояние дорог оставляло желать лучшего, так что колонна продвигалась медленно.
Куда продвигалась? Зачем продвигалась?
Этим вопросом задавались сейчас все, но ответа не знал никто. Говорили про отступление, говорили про мир с большевиками, говорили даже про конец войны или про измену немецких генералов, убивших фюрера и заменивших его двойником. Говорили все смелее, а Geheime Feldpolizei (Тайная полевая полиция, «армейское гестапо», как её называли) бездействовало и на разговорчики больше не реагировало. Никто ничего толком не знал и не понимал, так что соратники Ганса Шваба озвучивали самые дикие догадки.
Было ясно одно: дан приказ на передислокацию на запад, из Вырицы в некую Выру.
Унтер-фельдфебель Шваб очень скоро оказался в конце колонны, на перекрестках его подразделение Шталаг 661/V несколько раз останавливали, чтобы пропустить вперед боевые механизированные части. А дважды Шваба вообще сгоняли с дороги в лес, вместе с русскими военнопленными, которых Шваб конвоировал. И в лесу заставляли ждать, пока не проедут вперед грузовики, пока не промаршируют солдаты.
Вырицкому лагерю военнопленных никаких грузовиков не полагалось, так что русских пленников гнали пешком. Тысяча человек пленных была на марше уже целый день, и каждый из них за этот день получил лишь миску супа из полевой кухни. И вши, и тиф шли вместе с русскими, эти люди и так были слабы и измучены, когда вышли из Вырицы, так что Ганс Шваб полностью отдавал себе отчет в том, что этот марш — марш смерти. Большинство русских до цели скорее всего не дойдут, останутся лежать мертвыми в полях и лесах вдоль дороги.
Начальник шталага майор Клаус Шваб, дядя Ганса, дал указание просто расстреливать тех, кто не может идти. Сам майор ехал впереди в грузовике, вместе с большей частью охраны шталага. Майор не заботился о том, чтобы проконтролировать отданный приказ, так что Ганс решил его саботировать.
Это решение пришло к Гансу как-то само, он просто нутром почуял, что теперь это возможно, в воздухе витал хаос, предчувствие непонятно чего. Конца войны что ли? Может так, а может и нет.
В любом случае, это едва уловимое ощущение грядущих перемен, хоть оно само и было эфемерным, неожиданно придало Гансу отчаянной решимости. Так часто бывает: слабое чувство вдруг порождает другое чувство, но уже сильное. Алхимия души человеческой — загадка.