е, оставался землей немецкой, с немецкой культурой, нравами, языком. Французским до Революции здесь пользовались только аристократы, военные да назначенные правительством администраторы[386]. Между тем в армиях Наполеона было очень много эльзасцев: Наполеону служили 60 генералов и 3 маршала родом из Эльзаса![387]
Французская пропаганда не позволяла усомниться в патриотичности местного населения «Общественный дух, — писала об Эльзасе Journal de l'Empire от 17 декабря, — здесь очень хорош»[388]. Та же газета от 29 декабря сообщала, что когда враг потребовал сдачи крепости Бельфор, то это требование было «решительно отвергнуто»[389].
Едва ли корректно судить о состоянии духа провинциального населения и его готовности к борьбе по публикациям в официальных столичных газетах. Конечно, газеты ссылались на некую «информацию с мест», но насколько мы можем доверять этой информации? К тому же чем ближе враг к порогу дома, тем меньше в доме храбрецов. Если Лефевр де Беэн пытался представить бравых эльзасцев «более раздраженными, нежели устрашенными угрозой вторжения»[390], то сегодня историки подчеркивают не боевой дух эльзасцев, а их тревоги и опасения: «С начала ноября Эльзас в тревоге. Каждый день прибывают конвои с несколькими сотнями раненых в сражениях на полях Германии. Вместе с ними — разношерстные группы военных — больных и безоружных, различные функционеры, торопящиеся спасти себя, своих приближенных и родных, укрыть бумаги и казенные деньги от наступающих союзников. Командующий 5-й дивизией Ш.-Ф. Десбюро по приказу Наполеона 4 ноября объявил Страсбург на положении осадного города, 5 ноября сюда прибыл Виктор: началась активная подготовка города к защите[391].»
Лавьёвиль выступил с проектом организации защиты Рейна. 5 декабря он передал свой проект военному министру и министру внутренних дел. Проект предусматривал присутствие на территории департамента от 8 до 10 тыс. пехоты и кавалерии, расположенных перед мостами и бродами через Рейн, что «удвоило бы доверие со стороны местного населения», которое бы в случае тревоги выдвинулось из своих коммун в указанные точки для поддержки линейных войск. Предусматривалось также создание партизанского отряда «Легион линейных волонтеров Рейна», состоящего из семи рот: трех легкой кавалерии, трех пеших егерей и одной артиллерийской. В кавалерию следовали принять ветеранов и сыновей землевладельцев, которые бы предоставили своих лошадей. В пехоту бы набирали только опытных стрелков. Для быстрого перемещения пехоты в нужные точки предусматривались реквизиции повозок. К этому бы отряду могли по мере его действий присоединяться все желающие. Лавьёвиль даже продумал униформу для этого «Легиона». Для вооружения, обмундирования, закупки части лошадей и выплаты легионерам зарплаты (как солдатам в линейных войсках) требовалось по этому проекту 300 000 франков, которых у местных властей не было. Проект заинтересовал министра внутренних дел, который даже переслал его императору, но дело это никакого развития не получило[392].
Переписка различных официальных лиц с префектом Верхнего Рейна показывает, что настроение в департаменте было вовсе не столь прекрасным, как уверяла Journal de l'Empire.
14 декабря министр внутренних дел пишет Лавьёвилю, что территорию департамента покидают женщины и дети, население вывозит имущество, поэтому префект должен успокоить общественное мнение и помешать этому исходу[393]. Префект 20 декабря отвечал, что все его усилия в этом направлении оказались непродуктивны из-за публикаций в парижских газетах, в которых описывались всевозможные эксцессы, произошедшие в Германии по вине союзнических войск. Лавьёвилю казалось вполне естественным желание слабого пола оказаться подальше от солдатской брутальности. Вместе с тем, как отмечал префект, все функционеры за редким исключением еще остались на своих постах, они были полны решимости доказать свою верность императору и до крайней возможности выполнять свой долг[394].
Лавьёвиль полагал, что для улучшения состояния духа приунывших эльзасцев необходимо предпринять диктуемые обстоятельствами меры против нескольких «хулителей», которые будоражат умы. Ему оптимистично казалось, что несколько проявлений строгости остановит зло в самом начале. 20 декабря он разослал мэрам соответствующий циркуляр, в котором с революционной риторикой и логикой предлагал принять меры против этих «подлых ремесленников беспорядка, которые твердят о близости врага, чтобы посеять страх в слабых душах». По его мнению, нужно было призвать истинных «друзей родины», собственников и «заклеймить тех, кто пытается разорвать священные узы социального порядка, чтобы организовать грабежи». Поэтому мэры должны были сигнализировать супрефектам обо всех «врагах государства», которые распространяют плохие новости и призывают не выполнять реквизиции, не платить налоги, не соблюдать законы. Такие люди должны быть арестованы и осуждены, а нерешительность мэров будет рассматриваться как сообщничество[395].
Однако и сам Лавьёвиль готовился к худшему. 21 декабря он приказал генеральному казначею и генеральному сборщику налогов департамента вместе со всеми деньгами и бумагами отбыть из Кольмара в Сен-Дье. Туда же префект отправил и свою жену. Порох с фабрик Кольмара надо было переправить в Неф-Бризах и Шлеттштадт[396]. 21 декабря Лавьёвиль писал маршалу Виктору, что население прирейнских коммун в целях самосохранения намеревается переехать в глубь страны. В своем послании он сообщал о местных жителях: «Они потеряли всю энергию для защиты». Префект квалифицировал ситуацию как критическую и настаивал, что необходимо незамедлительно направить к ним регулярные полки, чтобы вернуть доверие[397]. После окружения войсками союзников крепостей Юненг и Неф-Бризах, при угрозе захвата Кольмара, маршал Виктор, прочитав выше упоминавшееся письмо Лавьёвилля, 22 декабря утром приказал Э.Ж.Б. Мийо[398] с V корпусом кавалерии выдвинуться на Кольмар, чтобы парировать действия противника. В тот же день 3500 кавалеристов Мийо перебрались из Дрюзенхейма в Герстхейм. На следующий день они выступят на Кольмар[399].
Но аналогичное чувство, близкое к панике, испытывало население не только Кольмара, но и других прирейнских городов. Комендант Шлеттштадта[400] Ш.Ф. Швейсгут[401] 22 декабря писал генералу Ш.-Ф. Дебюро: «У всех от страха урчало в животе. Все говорили, что враг недалеко, хотя никто его не видел»[402], о казаках говорили, как утверждал А. Шюке, только с ужасом: а ведь эти маленькие люди в овчинных тулупах, подпоясанные красным кушаком, вооруженные длинной пикой с железным наконечником, украшенные коричневой перевязью, вскоре появятся и на улицах Кольмара[403].
В письме министру внутренних дел от 19 декабря 1813 г. Лавьёвиль констатирует: «недовольство стало всеобщим»[404]. Но одного слова «недовольство» недостаточно, чтобы охарактеризовать состояние умов. В опубликованных Лебером воспоминаниях говорилось, что с 20 декабря дорога на Мюнстер (или Мюнште)[405] была покрыта экипажами: население предпочитало отправить своих жен, детей и наиболее ценные вещи в долину. «Я ехал впереди этого грустного конвоя, — писал мемуарист, — слыша от плачущих детей и женщин тревожные новости. Те же предосторожности приняли и в Мюнстере, жители которого хотели где-нибудь укрыться»[406]. И вот уже Лавьёвиль пишет вечером 21 декабря министру внутренних дел, что, видимо, и для него уже настал момент покинуть департамент[407].
В Кольмаре началась эвакуация. Обоз с порохом отправлен в Бельфор, 22 декабря содержавшиеся в Кольмаре под стражей арестанты отправлены в Нанси, департаментская рота выступила по дороге на Боном, комендант департамента Людо и командующий жандармерий полковник Кретен отправились в сопровождении 50 драгун в Страсбург. На Шлеттштадт был направлен майор 22-го драгунского полка с магазинами и невзнузданными лошадьми[408].
К 7 вечера 22 декабря стало известно, что на полдороги от Мюлуза к Кольмару, у Энсисхайма[409], в 5 лье от города видели вражеских кавалеристов. Оставшийся из администрации практически один Лавьёвиль, не получив никаких инструкций от правительства, поручил «в случае приближения врага» выполнять функции префекта советнику префектуры Вальтерле[410]. Лавьёвиль уже садился в экипаж, чтобы оставить город и присоединиться к супруге, как прибыл посыльный от Мийо: к Кольмару двигался кавалерийский корпус с легкой артиллерией. Его авангард уже в Гюемаре и к утру или даже ночью 23 декабря будет в Кольмаре[411].
Это меняло дело. С посыльным прибыли два командира эскадрона, вместе с ними Лавьёвиль подобрал места для расквартирования войск (деревни Сент-Круа-ан-Плен и Руффаш, прикрывавшие дороги в Кольмар). Лавьёвиль писал командиру авангарда с просьбой ускорить прибытие