таком смысле.
— Мне казалось, он в то утро уже женился.
— А это была еще какая-то другая. Кто-то, кого Пророк хотел отдать ему в жены.
— Кто?
— Не знаю.
— Так что он вышвырнул тебя из своей постели?
Она медленно кивнула, словно только теперь начинала это осознавать.
— Что же ты ничего об этом мистеру Хеберу не рассказала?
— Я не такая дура. Я понимаю, как это все выглядит. Все подумают, что это и есть причина, почему я его убила. Только я его не убивала. И никто мне не верит. Кроме тебя.
И тут я все понял. Все цифры расставились по местам, словно бочоночки лото.
— А сколько жен у него было?
— Всех вместе? Не то двадцать, не то двадцать пять, но я не уверена. Он никогда не говорил. Пророк велел им всегда молчать об этом, потому что, когда придет время битвы, наши враги используют это против нас. У каждой из нас был свой номер, так что мы имели приблизительное представление, на каком месте мы находимся в его списке, но если ты пыталась эти цифры сложить, получалась какая-то бессмыслица. Там были пропуски, иногда какая-нибудь жена появлялась, поселялась на год и исчезала, а иногда возникало такое чувство, что ты уже не такой-то номер, а какой-то другой. Так оно и шло все время, а Пророк говорил, когда мы попадем на небо, мы будем точно знать.
Мама замолчала. Лицо ее просветлело. Слезы высохли. И она сказала:
— Должно быть, в этом все дело.
Все стало ясно — ясно как полуторадюймовой толщины стекло между мною и мамой.
— Ты больше не была его девятнадцатой женой.
Я позвонил Тому.
— Он собирался жениться на какой-то девушке.
— Я тебя что-то не понимаю.
— По правилам идиотской полигамной арифметики моя мама больше не была его девятнадцатой женой. Кто-то еще должен был стать номером девятнадцатым.
— Что такое ты говоришь?
— Она больше не считалась!
Связь была очень плохая и становилась все хуже.
— Он больше не… чего?
— Девушка, на которой он собирался жениться, — вот кто его убил! — Я понимал, что у меня осталось всего несколько секунд, мы вот-вот совсем потеряем связь. — Я почти добрался!
— Куда?
— У меня такое чувство, будто я всего в пяти футах от ответа.
Связь вдруг снова восстановилась, и я мог даже слышать, как дышит Том.
— Может, тебе лучше сейчас отступить? Пускай копы все это доделают.
— Ну уж нет, когда я подошел так близко!
— Ну хотя бы пойди к мистеру Хеберу.
— Он только замедлит все дело.
— Джордан, мне все это уже не нравится. Ты вот-вот нарвешься на убийцу.
— Прошу тебя, не волнуйся так обо мне.
— Слишком поздно.
— Ты знаешь, кому известен ответ?
— Кому? — Его голос становился все слабее.
— Пророку.
— Джордан, я хочу, чтобы ты вернулся домой.
— Я позвоню тебе сразу, как только смогу.
— Если с тобой что-нибудь случится, я не уверен, что смогу тебя простить.
— Да будет тебе! Не надо вешать на меня такую хреновину. Мы ведь с тобой не…
Звонок прервался. Связь пропала или он сам прервал разговор? Я мчался в Месадейл, задаваясь вопросом, смогу ли когда-нибудь это узнать?
У поворота охранник в пикапе сделал мне отмашку, чтобы я остановился.
— Цель приезда?
— Мне надо на почтамт.
— Почему на здешний?
— Мне надо оплатить счет за электричество, — солгал я. — Надо, чтобы почтовый штамп был сегодняшний.
Охранник был из старших, седые волосы зачесаны на лоб, красные, блестящие губы. Он беспокойно ощупал свой бронежилет, сунул палец в пустой карман для патронов, вытащил его оттуда.
— Передай привет сестре Карен.
Я поехал по грунтовой дороге. По пути миновал пару грузовиков, припаркованных рядом с дорогой, прямо на грунте. В кабине каждого ждал человек, спустив левую ногу вниз из открытой двери. Оружейные стойки на грузовиках были пусты, значит, оружие было разобрано и баюкалось где-то на руках. Я ожидал, что один из грузовиков выберется на дорогу передо мной и преградит мне путь, а затем из кустов выскочит вооруженная команда. Что-то вроде паранойи, я понимаю, но что-то тут происходило, даже если я не могу толком сказать вам, что именно.
Было уже далеко за полдень, солнце обжигало лицо горы Джерусалем. Повсюду красные скалы исходили жаром, а столовые горы в той стороне, где Аризона, казалось, вот-вот взорвутся. Пророк часто и много говорил об Апокалипсисе. «Теперь — в любой день, — предупреждал он. — В любой день!» А я всегда представлял себе, что конец света случится именно в это время дня в это время года, когда солнце заливает пустыню и термометр поднимается все выше и выше и ты забываешь, что значит мерзнуть.
Когда я приехал в город, там повсюду были Первые. По улицам ходили мужчины, кое-где видны были женщины и несколько пар. Я имею в виду настоящие пары: один мужчина, одна женщина, иногда при них и ребенок. Если исключить платья в стиле «домик в прериях», то все это было похоже на многолюдный Всякий-Сити, США: нормальный день, женщины ходят по магазинам, детишки играют, мужчины у ограды ворчат на трудности.
Сестра Карен стояла у стойки, готовясь закрывать почтамт.
— Я слышала, тебе нужна марка. А мне через семь минут закрываться. — Она указала на стенные часы. — Так что у нас мало времени. Какую тебе достать?
— На самом деле мне не нужна…
Сестра Карен мотнула головой в сторону камеры слежения в углу зала:
— Я получила новые марки. Вот, тебе могут понравиться супергерои и персонажи экшенов. — Она протянула мне лист. Там были марки с Пластиковым Человеком, который сам собой управляет, Флэш в весьма скудном купальнике, Супермен, срывающий с себя одежду. — Если тебе надо пять марок, это будет… Сейчас я быстренько все тебе подсчитаю.
На клочке бумаги она написала: «Если шепотом, камера твой голос не услышит».
— Мне нужно увидеться с Пророком.
— Его здесь нет.
— Знаю, но мне надо его увидеть.
— Понятия не имею, где он. — Потом, обычным голосом: — А может, хочешь посмотреть американские флаги? — Сестра Карен рассортировала листы марок. — Не против рассказать мне, почему тебе так надо его увидеть? — проговорила она еле слышно.
Я начал было со всеми подробностями, однако она прервала меня:
— Тебе придется убраться отсюда через четыре минуты, так что покороче.
Я выложил ей мою теорию, а она сказала:
— Тебе надо действовать очень осторожно, Джордан. Ты не представляешь, с чем ты тут имеешь дело.
Дверь почты отворилась.
— Сестра Карен, ты закрываешься?
Это явился тот старый хрыч, что охранял дорогу.
— Да прямо сейчас, брат. — Она проштемпелевала мой счет, лицо ее оставалось совершенно невозмутимым.
Я вышел из здания почтамта. Сестра Карен задвинула холл складной металлической стенкой и заперла ее в двух местах. Брат стоял на белой бетонной плите рядом с почтамтом, обивая с каблука землю, разглядывая меня и дорогу. Кто-то въезжал в город: видно было облако пыли, катившее в нашу сторону.
— Ждете кого-нибудь? — спросил я.
— Сегодня неподходящий день тут болтаться.
— Ну, желаю, чтоб он прошел хорошо.
Я некоторое время посидел в фургоне сзади, обдумывая все это. Одна из футболок Джонни валялась, скомканная, на футоне. От нее пахло ногами. Я отбросил ее ногой в мешок с мусором, потом вытащил обратно. Выстираю ее в автоматической прачечной и отошлю ему. С запиской. Только сначала надо продумать, что написать.
Тут раздался стук в стенку фургона. Потом опять. А фургон — такая жестянка, что стук этот был вроде как деревянной ложкой стучат по форме для пирога. Я был уверен, что это старый брат стучит, уверен, что самое лучшее — не обращать внимания, не откликаться, пока не придумаю, что ему сказать.
— Джордан? — Но голос был вовсе не старого брата. — Ты там, внутри?
Залаяла собака.
— Электра?!
— Джордан?
— Том!
Он просунул голову в окошко водителя:
— Ты в порядке? — (Собаки протиснулись мимо него, перепрыгнув назад через сиденье, набросились на меня с поцелуями с обеих сторон.) — Мы приехали помочь, — заявил Том. — И не вздумай сказать, что ты в этом не нуждаешься.
— А кто занимается «Малибу»?
— Помощник менеджера. Не такое уж это важное дело.
Но у меня-то было важное дело. Я собирался вот-вот раскрыть тайну убийства, а тут со мной оказались Том и две собаки. В моей голове возникла безумная картина: все трое лежат в заброшенном складе неизвестно где, связанные, с кляпами, и мне приходится их спасать. Вряд ли такое возможно, но я не переставал думать об этом, и картина в моем мозгу была такой четкой, будто все это уже случилось.
— Нам надо быть поосторожнее, — предупредил я.
— Что нам действительно надо, так это чтобы вся эта история поскорее закончилась.
— Да ладно, — сказал я. — Поехали.
Патрульная машина Элтона стояла у дома Куини, солнце отсвечивало от сигнальных ламп.
— Это хорошо или плохо? — спросил Том.
— Думаю, хорошо.
Мы надели на собак поводки и направились к парадной двери Куини. Господи, кто бы посмотрел на нас: парочка геев со своими собаками направляется в гости! Если только исключить, что мы находились в полигамной столице Америки, с разгуливающим на свободе убийцей, сбежавшим Пророком и с целой кучей досмерти перепуганных жен. Если бы дело не было таким серьезным, это могло бы стать отличной шуткой или скетчем в ТВ-программе «Субботний вечер в прямом эфире». Я знаю: некоторые люди из гей-сообщества полагают, что полигамия и однополые браки принадлежат к одному и тому же разделу политической аргументации, гласящему: «только не в моей спальне», но все кардинально меняется, когда есть дети, и уж точно каждый должен иметь право спать с кем хочет и вступать в брак с кем хочет — это ведь Америка, в конце-то концов, только ты не можешь делать, что тебе хочется, если у тебя есть дети. Ты не можешь делать что хочешь с детьми. Я что, уже говорил это? Прошу прощения. Политические крикуны такие зануды.