Такой проигрыш в сроках сосредоточения совершенно исключал не только внезапное нападение на Германию (что в принципе невозможно из-за гигантских масштабов подготовки такого мероприятия), но и просто первыми переход в наступление в начавшейся войне. Поэтому в сценарий будущей войны сразу закладывалось, что в ее начале, в течение первых 15–20 дней, противник будет иметь стратегическую инициативу и наступать, нанося удары в направлении Минска, Риги, Двинска и Киева. Наши войска в эти 2–3 недели должны были активно, с нанесением контрударов, обороняться, прикрывая сосредоточение главных сил Красной армии:
«В течение 20 дней сосредоточения войск и до перехода их в наступление армии – активной обороной, опираясь на укрепленные районы, обязаны прочно закрыть наши границы и не допустить вторжения немцев на нашу территорию»24.
И лишь закончив – причем не полностью, а в основном – сосредоточение, Красная армия должна начать свое наступление:
«…днем перехода в общее наступление должен быть установлен 25-й день от начала мобилизации, т.е. 20-й день от начала сосредоточения войск»25.
Разработанный же на основе этого плана оперативный план Киевского военного округа, где должен был наноситься главный удар советского наступления, назначал готовность наступления еще позже – на 30-й день от начала мобилизации. А все части должны были полностью сосредоточиться к границе еще позже – через 35–40 дней после начала мобилизации26.
Итак, положим, война с Германией началась, силы прикрытия РККА отбили первый удар немцев, и после месячного сосредоточения Красная армия перешла в стратегическое наступление, предусмотренное Планом развертывания. Главный удар должен был наноситься Юго-Западным фронтом при поддержке левого крыла Западного фронта. Однако, несмотря на привлекаемые к наступлению огромные силы, его цели в плане ставились вовсе не глобальные: нанести решительное поражение Люблин-Сандомирской группировке и выйти на реку Висла. В дальнейшем предполагалось нанести еще один удар в направлении Кракова и выйти к р. Тесла и верхнему течению реки Одер27. Это где-то от 200 до 300 километров от границы, а итогом его был захват примерно половины оккупированной немцами польской территории. Такой цели предполагалось достичь на 30-й день наступления28.
План полагал, что с началом германо-советской войны против СССР почти наверняка выступит и Япония. Исходя из этого, против нее тоже планировались активные действия, с целью разгрома в первый месяц войны первого эшелона японской армии до того, как она успеет полностью отмобилизоваться:
«Пользуясь в начальный период войны превосходством сил и возможностью разгромить японцев по частям, немедленно, после окончания отмобилизования и сосредоточения войск, перейти в общее наступление, разгромить первый эшелон японских войск и выйти на фронт Таонань, Цицикар… Дуннин»29.
Это уже решительнее, чем против Германии, но тоже отнюдь не полный разгром не то чтобы всей Японии, а даже Квантунской армии: продвижение планировалось на 250–350 км от границы. И только в последующем достаточно неопределенно указывалось – иметь в виду действия по разгрому главных сил японской армии и захват северной Маньчжурии. О захвате всех оккупированных японцами территорий, включая Корею, в плане ничего не говорилось.
Итак, в начальный период войны полный разгром как Германии, так и Японии не планировался, а впереди для СССР открывалась безрадостная перспектива затяжной войны на два фронта. Но выбирать не приходилось: ведь враг развяжет эту войну против нашего желания, и деваться тут некуда. Самим же развязывать безнадежную войну на два фронта в СССР желающих не было. Сейчас же обращаю внимание читателей на следующий важный факт: для операций против Японии по плану выделялись 34 дивизии и 8 бригад – всего 42 соединения РККА. Запомним это число. В их состав должны были войти 5741 танк и 3347 самолетов30.
В связи с существенным изменением организационно-штатной структуры войск и принятием нового мобилизационного плана в марте 1941 года был разработан новый «План стратегического развертывания Вооруженных Сил СССР на Западе и Востоке»31. Из доступных сведений ясно, что по сути он повторял план развертывания 1940 года с поправкой на новое штатное расписание Красной армии (формирование новых механизированных корпусов, создание танковых и моторизованных дивизий вместо соответствующих бригад и т.п).
Поэтому его основные цели и задачи остались прежними. Война на два фронта опять считалась практически неизбежной. И вновь особо подчеркнем, что при вступлении Японии в войну на стороне Германии против Японии по-прежнему планировались активные действия и ставились те же, достаточно решительные задачи:
«На востоке должны быть оставлены такие силы, которые позволили бы уничтожить первый эшелон японской армии до сосредоточения 2-го эшелона и тем создать устойчивость положения»32.
Как и раньше, для Дальнего Востока назначались практически такие же силы, что и в плане 1940 года: 37 дивизий и 3–4 бригады, всего 40–41 соединение (раньше, напомню, предполагалось использовать против Японии почти те же 42 соединения).
И здесь вновь следует обратить особое внимание читателей на то, что в составе дальневосточной группировки Красной армии против японцев намечалось задействовать в том числе 13 (запомним и это число!) бронетанковых соединений – то есть танковых и моторизованных дивизий, которые считались главной ударной силой сухопутных войск в наступлении. Фактически это было полное повторение замыслов плана 1940 года, где главная ставка делалась на техническое превосходство (которое предполагалось, прежде всего, в танковых войсках):
«…В первый период войны, пользуясь своим превосходством в технике, разбить противника по частям и овладеть Cеверной, а затем и Южной Маньчжурией»33.
Еще раз повторю, в мартовском плане 41-го года ставка на превосходство в танковых войсках полностью сохранилась. Предполагалось, что к концу первого месяца войны у японцев будет около 30 пехотных дивизий, почти 1200 танков и около 3000 самолетов34. То есть при незначительном превосходстве в количестве дивизий и самолетов решающее превосходство у СССР было в танках, и его предполагалось немедленно реализовать для достижения цели первого этапа войны – разгрома первого эшелона и овладения территорией северной Маньчжурии.
Итак, выделим общие существенные особенности планов стратегического развертывания октября 1940 и марта 1941 года, которые пригодятся нам чуть ниже:
– война на два фронта – на Западе и Востоке – считалась практически неизбежной;
– полного разгрома вооруженных сил Германии и Японии планы не предполагали;
– исходя из этого, тем более не ставилось задач разгрома этих государств и вывода их из войны в ее начальный период;
– вступление Японии в войну с СССР считалось неизбежным, в связи с чем против нее планировались активные наступательные действия;
– для этого против Японии планировалось сосредоточить 40 дивизий, включая 13 бронетанковых.
«Соображения от 15 мая» – война на один фронт!
7 апреля 1941 года в Москву прибыл министр иностранных дел Японии Е. Мацуока, а 13 апреля был подписан советско-японский пакт о нейтралитете. Статья вторая договора гласила:
«В случае, если одна из Договаривающихся Сторон окажется объектом военных действий со стороны одной или нескольких третьих держав, другая Договаривающаяся Сторона будет соблюдать нейтралитет в продолжение всего конфликта»35.
Для СССР это положение означало следующее: если Германия сама нападет на СССР, то Япония Германию в таком случае не поддержит. Япония фактически в открытую переориентировалась на агрессию в южном направлении. Впервые за много лет перед Советским Союзом забрезжил свет надежды, что грядущую войну он будет вести только на одном фронте – с Германией. Разумеется, при условии что сам СССР, приводя свои вооруженные силы в боеготовность для отражения немецкой агрессии, будет вести себя осторожно и не даст возможности представить себя агрессором в отношении Германии. Ибо Япония сохраняла все свои обязательства по Тройственному пакту.
Да, с одной стороны, этот пакт не следует переоценивать. В Японии имелась сильная партия сторонников агрессии против СССР, и они в этом случае проиграли сторонникам «южного направления» японской экспансии, как говорится, по очкам. Если же Германия разгромит Советский Союз, то, без сомнений, японцы немедленно этим воспользуются и отхватят от гибнущего СССР Приморье с Восточной Сибирью. И не только японцы – в этом случае поживились бы все соседи – и Турция, и Британская империя, и даже Иран с захолустным Афганистаном. Правда, все это при одном условии – если Германия победит СССР. А вот тут уже все зависело только от нас самих, а не от желаний японцев.
Но ни в коем случае нельзя пакт недооценивать! Этот договор, ставший следствием советско-германского пакта, имел важнейшее значение сам по себе. Факты говорят, что советское руководство придавало ему огромное значение, считало его жизнеспособным и сделало на него реальную ставку (замечу – нисколько тут не ошибившись). Подтверждением этому являются два уникальных, если не сказать – забойных факта.
Небывалый случай – после подписания договора Сталин с Молотовым лично отправились на вокзал проводить отбывающего на родину японского министра Мацуока. Ни до, ни после этого никакого другого министра они так не провожали. Уникальный факт, но вовсе не самый важный.
Главное, что этот договор сразу отразился на плане стратегического развертывания Вооруженных Сил СССР, и парадокс, что этого до сих пор никто не заметил. Более того, этого не только не заметили: вот уже более двух десятилетий определенная категория историков придает ему прямо противоположное значение. Я имею широко известные, ставшие уже пресловутыми «Соображения по плану стратегического развертывания вооруженных сил Советского Союза на случай войны с Германией и