Слегка пошатываясь, Витек побрел в сторону от пропахшего порохом, гарью, человеческой кровью и дерьмом трамвая. Вокруг суетились искатели. Вытаскивали тела убитых, оружие и ящики с боеприпасами из вагона и складывали рядом. Отойдя от парусника на достаточное расстояние, чтобы не чувствовать запаха разорванных кишок, Витек уселся на небольшой бугорок, в котором едва угадывалась заброшенная сюда взрывной волной бочка из кузова одного из грузовиков, что догнивали теперь на заросшей кустарником и метровой травой дороге. Следом подошел Кувалда и сел рядом.
— А главного лысого как, тоже того…? — спросил Витек командира.
— Да хрен его теперь разберешь…
В этот момент со стороны ТЦ появились махновцы с Длинным. Они шли напрямик через парковку, обходя ржавые скелеты автомашин. Среди них бросался в глаза необычно одетый человек без оружия, с несвязанными руками, которого конвоировали двое. Кувалда встал и пошел им навстречу.
— Кто такой? — командир обратился к старшему группы.
— Тут недалеко прятался, — ответил Длинный. — Следил за боем. Говорит, что давно идет за нашими «друзьями».
— Да? И откуда ты идешь? — вопрос был задан уже самому пленнику.
— Из-под Ростова. И не иду, а еду. За этим чудом техники на своих двоих не особо побегаешь. Велосипед у меня, там дальше спрятан. Ваши не нашли.
— Так у тебя к этим лысым дело какое-то?
— Ага. Было одно дело, да вот вы за меня сработали…
— Должно быть, сильно они тебе насолили…
— Волком зови. Всю деревню мою положили… с-суки.
— Так ты что, один им мстить собирался? — спросил его стоявший рядом Длинный. Спросил без издевки, — было видно, что тот мужик серьезный. Особый колорит пленнику придавали его заточенные как у крокодила зубы.
— Один.
— Ну, ты, как я смотрю, и вправду зуб на них наточил, — пошутил Кувалда, чем вызвал смех собравшихся вокруг искателей.
Волк воспринял шутку как добрый знак и оскалился в улыбке, вызвав у тех еще больший смех. Один из бойцов даже похлопал его по плечу. Волк понял, что самое худшее миновало, а заодно мысленно похвалил себя за то, что этим утром съел последний кусок солонины, лежавший в его рюкзаке, — все, что оставалось от дикаря по имени Белка, спасшего его от смерти на железнодорожном столбе.
Лютобор, присланный Шульцем за Чуром и его отделением, доложился Яросвету лично. Капитан, решив поступить иначе, отдал приказ Чуру оставаться на «Свароге», и в сопровождении капрала и еще двоих бойцов направился в сторону башни. Участок автодороги, проходивший под мостом, был скрыт нанесенным сюда наводнением слоем грунта, зарос кустами, молодыми дубками и акациями и скрывал перемещение фашистов. Благодаря этому, когда завязался бой, Яросвет со своим маленьким отрядом оказался незамеченным и получил возможность зайти с тыла к Кувалде с товарищами. Именно он, забрав СВД у одного из своих бойцов, смертельно ранил Василия и Олега, который вместе с Ящером пришел на усиление к занявшим высоту товарищам. После двух удачных выстрелов местоположение стрелявшего было раскрыто, и один из бойцов Яросвета, тот самый обладатель снайперской винтовки, упал мертвый, — пуля попала ему в переносицу. Капитан, с капралом и вторым бойцом по имени Вратислав, предпринял попытку прорваться на соединение с Шульцем, но лишь потерял при маневре Лютобора. Капрал был ранен в шею, — пуля перебила шейные позвонки, и голова бойца закрывшего собой командира после падения неестественно вывернулась. Когда Лютобор упал, он уже был мертв. Пришлось отступать за идущую на подъем дорогу (прорываться назад под мост было равно самоубийству).
Во время перестрелки Шульц потерял еще одного бойца, и теперь он и Славомир оставались вдвоем, — вели бой с засевшим на мосту противником. Они держались до тех пор, пока не стало понятно, что бой по другую сторону развязки подошел к концу. Появление на дороге шестерых свирепого вида вооруженных мужиков, с истошными воплями «ура!» несшихся в сторону «Сворога», не оставляло сомнений в исходе боя: они проиграли. Элитное подразделение Нового Славянского Рейха «Молния» пало, несмотря на все свои преимущества в вооружении. Лейтенант приказал единственному выжившему бойцу отступать за насыпь. Прикрываясь башней, они перебрались через заросшую кустарником дорогу. Уже приблизившись к спуску по другую сторону, Славомира настигла пуля, пущенная командиром местных «дикарей» Иваном Кувалдой, быстро сменившим позицию так, чтобы огрызок башни не закрывал отступавших от его огня. Когда боец полетел кубырем в кювет, Шульц подумал было, что тот споткнулся, но скатившись, Славомир оставался лежать в нелепой позе. На его губах пузырилась кровавая пена.
— Володя, давай сюда! — услышал он знакомый голос. В двадцати метрах от него, на траве сидел его командир и боевой товарищ. Яросвет был ранен в плечо, рядом полулежал раненый в живот Вратислав. Было видно, что тот уже не жилец, — боец был бледен как мел.
— Командир! Ты как?
— Ничего. По мясу задело. Уходить надо. Кораблю пиздец, — сказал, как отрубил Яросвет. На лице капитана играли мускулы, придавая лицу некоторую монументальность или даже нордичность.
Подбежав к Яросвету, Шульц осмотрел рану.
— Штопать надо, Дима (без свидетелей они обычно называли друг друга по имени).
— Херня. Потом. Пошли. Давай только сначала со своего оружие возьми, — Яросвет кивнул в сторону, где лежал Славомир.
Когда Шульц вернулся с разгрузкой и походным ранцем уже умершего к тому времени Славомира, Яросвет заканчивал укладывать боеприпасы и амуницию Вратислава, шея которого была теперь повернута так, как живые не поворачивают, — было очевидно: ему «помогли». Шульц посмотрел на мертвого бойца и задумался.
— Так лучше будет, Володя, — перехватил Яросвет его взгляд. — Все. Уходим.
24 мая 2077 года, юг бывшей России, Краснодар, руины торгового центра рядом с дорожной развязкой: М-4, А-147, Р-251 и ул. Бородинская, вечер
Солнце уже спряталось за горизонтом, и теперь его место в небе над Пустошью заняла полная Луна. Пламя костра освещало руины — то, что еще оставалось от огромного торгового зала. Стены местами виднелись в свете неспокойного огня, местами и вовсе отсутствовали. Сквозь провалы, если немного напрячь зрение, можно было рассмотреть силуэты гниющих автомобилей, редких полувековых деревьев, различного хлама. Где-то вдали тявкали шакалы. Этим жалким падальщикам ничего больше не оставалось, как только тявкать и хихикать, — по-настоящему опасные обитатели Пустоши — волки и дикие собаки делали свои дела молча, а если когда и выли, то с определенными намерениями (чтобы запугать, или запутать жертву, отвлечь внимание от своего собрата, готовившегося напасть с другой стороны). Над головами собравшихся вокруг костра одним большим лагерем людей простиралась небесная гладь, усыпанная миллиардами звезд. Ветер почти утих, воздух был по-весеннему свеж и насыщен запахами сочных трав. У дальней стены горел костерок поменьше, там кашеварили и грели воду для раненых. Там же спала вторая смена караульных, — им после полуночи охранять лагерь и взятое с боем транспортное средство, именуемое «Сварог» (которое некоторые идеологически подкованные товарищи уже предложили переименовать в «Броненосец Потемкин»).
Среди искателей тяжелораненых было шесть человек; также были легкоранены: Ящер, Дед Кондрат и сам командир.
Из пленных в живых оставались двое. Им тоже была оказана помощь, и они лежали теперь порознь, — у каждого дежурили специально приставленные товарищи, дабы исключить возможность их общения. Желающим «пустить пленных в расход» Кувалда сделал особое предупреждение: «Мы не выродки, и не звери дикие. Они наши враги… Побежденные враги. И раненые. В Свободный их, там — под присмотр! Как очухаются, будем с ними разбираться. Того, кто меня плохо понял, сам израсходую».
Кувалда лично обошел после боя прилегавшую к развязке местность, пересчитав тела убитых в бою «гостей». Трупов оказалось двадцать. Ближе к вечеру умер один из троих пленных, — и того: двадцать один против двенадцати искателей. Учитывая уровень подготовки и вооружения лысых, колхозникам очень даже повезло, все это хорошо понимали, — для слабо вооруженных, привыкших действовать небольшими группами и не обученных ведению слаженных боевых действий искателей все могло закончиться очень плохо.
«Двадцать один, и еще эти двое — двадцать три… Маловато что-то… Да и Хмурый про «тридцать рыл» все настаивает. Волк этот… надо бы повнимательнее к нему присмотреться, — двадцать пять насчитал. Главаря так среди убитых никто и не признал…» — Думал Кувалда, заглядывая в кружку с травяным чаем, которую держал двумя ладонями, сцепив пальцы «в замок» вокруг горячего металла. А вслух произнес:
— Значит, наш гость считает, что двое ушли: главный и его помощник… Где он, кстати, Волк этот?
— Там, возле кашеваров сидит, командир. Ребята за ним присматривают, — сказал сидевший на вросшем в землю ржавом каре Юра — мужик средних лет из отряда Молотова.
— Не нравится он мне, Ваня, гость этот, — медленно произнес Дед Кондрат, поправляя повязку на левой руке. Несшегося во главе своего отряда деда на подходе к паруснику подстрелил один из раненых фашистов из автомата. Лысый успел дать короткую очередь в последний момент перед тем как его нерасторопную, контуженую, маячившую в окне трамвая тушу заприметил командир, и по совместительству тогда уже и снайпер, Иван Кувалда, снявший удобно подвернувшуюся мишень точным выстрелом в голову.
— Хм… А он прямо-таки интеллигент, Волк этот. — Молотов сидел, вытянув обутые в кирзовые сапоги сорок пятого размера ноги на притащенном непонятно откуда колесе, то ли от грейдера, то ли от здоровенного трактора (вблизи от ТЦ таких не было), и старательно изготавливал очередную папиросу. — Начитанный. Держится уверенно, но не хамит и не нарывается. Вид у него экзотичный, я бы сказал…
— А давайте-ка его поспрашиваем, — предложил Кувалда. — Долго он за этими лысыми шел. Диверсию учинить им мог бы уже давно — этот смог бы, я думаю — но не спешил он с ними расправиться…