Искатели подтвердили это: кто словами, кто просто кивнул.
— У нас рассматривали несколько возможных вариантов, среди которых был и вариант со столкновением, — сказал Молотов, — потому и решили выдвигаться усиленной группой. Но главная цель, конечно, — разведка.
Товарищ Молотов, сооружавший до этого, при помощи специального приспособления диковинную по нынешним временам папиросу, закончил процесс изготовления, смял зубами кончик мундштука из плотной бумаги (редкость просто сумасшедшая!) и прикурил от старинной, довоенной зажигалки, выпустив облако ароматного дыма.
— Не стесняйтесь, товарищи… — Молотов положил на столик кисет с табаком, машинку и упаковку с папиросной бумагой.
— Благодарствую! В Свободном решили также. — Кувалда потянулся к табаку и принялся заворачивать папиросу. — Вот только, есть у меня на этот счет одна мысль…
— Ну, так поделись с товарищами, Ваня, не тяни. — Кондрат давно и хорошо знал Кувалду и всегда к нему прислушивался.
— Вот смотрите, — начал Кувалда, — приехали эти лысые сюда явно издалека. Может из-под Ростова, может и со Ставрополья… Народу там тридцать, или более, человек, одетых в одинаковую форму. На этот факт прошу обратить особое внимание. То, что телеги такие не в простых колхозах делают, это ты, Кондрат, верно заметил. Если бы поблизости где-то была такая община, со своими заводами и фабриками, мы бы о ней знали. Сложная техника требует серьезного обслуживания и, если понадобится, ремонта. Значит: в отряде должны быть специалисты. «Ремонт» может потребоваться и самим лысым… Значит: есть и врач. То, что там у них строгая дисциплина и порядок, это и так понятно, — дикари и распиздяи нынче на подобной технике хрен знает куда не путешествуют… Все это подтверждает высказанную мысль о том, что у этих ребят есть здесь важные дела. Я думаю, это всем давно понятно. Чтобы выяснить их цели и намерения мы здесь и собрались. Но вот что дальше?
Он сделал паузу и продолжил:
— Я думаю, эти бойцы приехали сюда за оружием. И это не пара автоматов и не ящик гранат…
— Я тоже так думаю. Но ты разъясни, Иван, чего задумал то? — уточнил Кондрат.
— Их нужно тихо вести до цели, а потом валить. И вооружаться, готовиться… — Кувалда пристально посмотрел в глаза Кондрату. — Возможно, скоро сюда подтянутся их друзья…
Они просидели до трех часов. Вначале четвертого начальный план действий был готов. До рассвета оставалось чуть-более двух часов, и нужно было хоть немного поспать. Впереди ждал тяжелый день.
24 мая 2077 года, юг бывшей России, Краснодар, дорожная развязка: М-4, А-147, Р-251 и ул. Бородинская, утро
Перед Войной некоторые рекламные щиты не уступали размером многоэтажному жилому дому (их устанавливали возле главных дорожных развязок крупных городов и на склонах гор). Один такой смонтировали на северо-западной стороне дорожной развязки на въезде в Краснодар, и несколько лет жители Пашковского района днем и ночью могли наблюдать огромный светящийся экран размером с десятиэтажный дом. Экран стоял на трех толстых железобетонных опорах и во время порывов ветра раскачивался на полметра в каждую сторону, заставляя проезжавших внизу водителей усиленно давить на педаль газа. Когда в дамбу ударила боеголовка, экран вместе с одной из опор сдуло ударной волной, еще одна опора сильно наклонилась, но рухнула только спустя несколько лет, а третья так и осталась стоять. И теперь стоит… Избранный на ночном собрании координатором взаимодействующих отрядов Кувалда, Вася Снайпер, Хмурый и Витек уже третий час сидели на самом верху опоры баннера. Внизу, под мостом притаился посыльный, специально назначенный для связи сидевших на опоре с отрядом Молотова.
Отряд товарища Молотова засел в развалинах торгового центра по другую сторону развязки, раньше походившего на здоровенный самолет (если смотреть с высоты птичьего полета или со спутника). Теперь же зрелище напомнило бы скорее большую дохлую птицу. Вот только некому теперь подниматься на такую высоту, чтобы проводить аналогии, уже почти не осталось в живых людей, видевших своими глазами настоящие самолеты, способные летать по небу, и настоящих птиц, кроме тех, что живут в курятнике.
Ящер, Колек и Олег расположились в трехстах пятидесяти метрах западнее железобетонной башни-огрызка среди торчавших то тут, то там из земли стен, оставшихся от домов частного сектора. Место было удобно тем, что рядом имелся вход в подвал одного из стоявших там когда-то коттеджей, обнаружить который было достаточно сложно. Человеку, не знавшему, где искать лаз, было бы нелегко найти дырку, заботливо обсаженную затейливыми искателями кустами терна. А уже из того подвала имелся ход в подвал коттеджа напротив, через улицу, от которого теперь оставался лишь поросший бурьяном холмик с такой же как и в первом доме замаскированной норой лаза.
Дед Кондрат с «красными» и «махновцами» засели где-то в районе развязки Уральской и Восточного обхода, сразу за стеклянным полем, что на месте бывшего когда-то там аэропорта. Опасного для жизни радиационного фона там давно уже не было, но растительность все еще не спешила там произрастать. «Нормальные люди, конечно, лишний раз лазить в том месте не стали бы, — говорил на ночном собрании Дед Кондрат, — но ведь эти же не местные, и транспорту их дороги как-то не особо нужны, — есть ровное поле — могут себе спокойно ехать. Идут лысые по карте, это всем понятно, и если им в центр города нужно, то заходить по Уральской — самое то. Имея на руках карту города, догадаться нетрудно. А есть ли на тех картах отметки, где происходили вспышки? То-то же! Да и если имеются, что им с того? Ну, проедут по полю, — ничего страшного в том нет, если быстро. В общем, на Уральскую вполне себе могут выйти наши гости дорогие».
Все ждали.
— Что думаешь, Хмурый, сюда попрут или западнее возьмут? — обратился Кувалда к сидевшему в позе лотоса на неплохо сохранившейся покрышке от какой-то легковушки искателю, рассматривавшему горизонт в полевой бинокль.
— Думаю, что сюда попрут. Главное, чтобы Молотов там кипишь раньше времени не поднял… — Хмурый осекся на полуслове и через несколько секунд добавил:
— О! Вот и наши гости дорогие… Кажись как раз сюда и идут… Вась, глянь в свою трубу, — сказал он Снайперу. Тот приложился к оптике СВД.
— Вижу, — Вася был как всегда немногословен.
— Быстро идут? — спросил его Кувалда.
— Минут через двадцать будут здесь, — ответил Снайпер.
Хмурый передал командиру бинокль.
— А ну-ка… — Иван с интересом стал рассматривать приближавшуюся технику, — ты смотри, хрень какая…
В двенадцати километрах от развязки, то появляясь, то исчезая в неровностях рельефа, двигался самый настоящий парусник. То, что двигался он не по водной глади, а по суше, выглядело, мягко говоря, необычно. В бинокль пока можно было рассмотреть только землисто-серые паруса — корпус трамвая был еле-еле различим.
Кувалда выглянул с верхотуры, придерживаясь за торчавший из бетона кусок гнутого ржавого швеллера, и свистнул посыльного.
— Эй, Камрад! — Так звали посыльного. — Едут наши гости. Давай, дуй к своим! И не шумите там! Атаковать только по сигналу.
Камрад дал отмашку и исчез под мостом.
— Ну что, товарищи! — Кувалда оглядел присутствующих, и его взгляд остановился на Витьке. — Давай, Витя, спускайся к ребятам, и далее по обстановке, как обговаривали. Хмурый, спустись, дверь запри. Сидим пока тихо. Не шумим, — нас здесь нет. Посмотрим, что здесь забыли эти «корсары»…
16 марта 2077 года, юг бывшей России, Ростовская область, город-призрак, середина дня
Стояли первые дни весны, когда с неба уже не летели «белые мухи», а от зимних сугробов остались лишь мелкие серые кучки грязного снега по тенистым углам. В этот день весна в городе чувствовалась по-особенному, во многом благодаря царившей с раннего утра атмосфере праздника.
Народ прибывал, постепенно заполняя главную городскую площадь. Сегодня Фюрер будет говорить со своим народом, и каждый житель города считал своим долгом находиться здесь. Исключение составляли лишь те, кто работал в свою смену на сталелитейном, автомобильно-техническом и оружейном заводах, а также в пекарнях, на фермах и фабриках.
Население города немаленькое — более семи тысяч человек — новых ариев, и около десяти тысяч рабов, проживавших вместе со своими господами.
За городом располагался лагерь, в котором находились еще около пяти тысяч рабов. Их численность постоянно менялась по причине износа «человеческого материала», а также от пополнения, пригоняемого спецотрядами Рейха. От новых ариев рабы отличались внешне оттенком кожи, формой носа и разрезом глаз. Пленникам славянской внешности обычно давалось право выбора — присоединиться к новым ариям и приносить пользу Рейху или умереть. «Славянин не может быть рабом» — гласит один из законов Рейха. Городские рабы содержались в куда лучших условиях, нежели лагерные, за что служили своим господам с особым старанием, боясь оказаться в лагере. (Бывали даже случаи, когда некоторые рабыни становились наложницами своих господ, но такое поведение в Рейхе не одобряется, и потому такие отношения обычно не афишировались). Лагерные рабы ненавидели городскую прислугу, и оказаться снова в лагере означало верную смерть для городского раба. Те из «лагерных», что старались выслужиться, чтобы попасть в услужение в город, часто плохо заканчивали, становясь жертвами солагерников за свое усердие.
Новый Город, — созданный Рейхом анклав, умещался в уцелевшей (после взрыва одной единственной, но зато термоядерной, боеголовки) части города, в прошлом «миллионника», и был окружен, с одной стороны — сплошными руинами с воронкой-озером в эпицентре, и с другой — «городом-призраком», обнимавшим анклав полукольцом. Город-призрак был необитаем (по крайней мере официально так было принято считать), и его улицы патрулировались «Валькириями».
Люди выстраивались на площади вокруг небольшой сцены со стоявшей на ней трибуной. Во всем чувствовалась организация и железная дисциплина.