— Но-но! — погрозил он мне пальцем и полез в свою машину. Развалившись на переднем сиденье, Войцюк достал планшет и обратился с извечным вопросом «Что делать?» к всезнающему искусственному интеллекту.
Долго объяснял ему Войцюк в чем, собственно, дело, я аж измучился ждать, ногти на руках все изгрыз от волнения. Интеллект, как водится, пытался вызнать все досконально, выпытать у бедного лейтенанта все подробности — кто, что да почему. Умаялся Войцюк растолковывать ему все на пальцах, в смысле галочки пальцем ставить куда надо.
А пока любознательный интеллект донимал Войцюка, его напарник с интересом разглядывал интерьер моей машины, прогнувшись вперед и заложив руки за спину.
— Странная у вас машина, — сказал он наконец. — Педали какие-то, рычаг вон торчит. Импортная, что ли?
— Старой модели, — ответил я.
— То-то я гляжу вроде и нет таких сейчас.
— Нету.
— Тяжело, наверное, на такой ездить, а?
— Да нет, — отвечаю. — Привык. Ногами, правда, работать приходиться.
Хотел добавить «и головой», но сдержался. Еще, чего доброго, не так поймет.
— На педальной тяге, что ли? — вскинул брови тот.
— Вроде того, — кхекнул я в кулак.
— Надо же! А жмет всю сотню, — восхищенно мотнул головой инспектор.
— Больше, — вздохнул я.
Тем временем Войцюк закончил общение со всезнающим электронным экспертом в области ПДД. Вид у него был неважный, кислый какой-то.
— Господин Васильев! — подозвал он меня.
— Да, лейтенант! — с готовностью откликнулся я, приближаясь к распахнутой двери патрульной машины.
— Подпишите протокол, — сунул он мне под нос свой планшет.
С замиранием сердца я уставился в широкий экран, и у меня прямо от сердца отлегло — едва тут же не распластался от облегчения: «Невиновен! Принести извинения. Отпустить», — гласила надпись на экране.
— Уф-ф, — незаметно выдохнул я и приложил палец к сенсору, засвидетельствовав согласие с протоколом.
— Приношу извинения, господин Васильев, — морщась, будто нехотя, произнес Войцюк и убрал планшет. — Можете ехать. Счастливого пути! — и протянул мне мои документы.
— Спасибо, господин лейтенант, то есть, товарищ! — обрадовался я, схватил документы и быстренько забрался в свою машину.
Стараясь выглядеть совершенно спокойным, хотя удавалось мне это с большим трудом, я повернул ключ. Двигатель тихонько заурчал. Машина плавно двинулась и покатилась прочь.
Я все время поглядывал в зеркало заднего обзора, не хватятся ли меня, не передумают ли. Вот сейчас бравый лейтенант Войцюк выскочит из машины и схватится за голову, а может, даже за пистолет, воскликнув: «Черт побери, у нас в руках был сам Милославский!» И опять начнется погоня. Нет, не буду я больше с ними наперегонки ездить — неблагодарное это занятие. Лучше уж сразу того, голову на плаху возложить.
Переживал я вовсе не из-за нарушения ПДД, а из-за этого проклятого телевизора, что сейчас валялся у меня в мешке в измельченном виде. Вдруг стиральная машинка или холодильник все-таки предали меня и настучали куда следует, и вот-вот официальная информация поступит всем нарядам. И завопят планшеты, надрывая свои крохотные динамики: «Всем, всем, всем! Задержать „Жигули“ белого цвета. Преступник не вооружен, но очень опасен!»
Но нет. Текли тягучие, словно ириски, секунды, а ничего не происходило. Затем оба инспектора забрались в машину, и та тронулась с места, направляясь в совершенно противоположную сторону. На этот раз, похоже, пронесло… И все же я так ничего и не понял. Столько дел натворил, и тут на тебе: невиновен! Хотя… Искусственный интеллект — штука довольно высокомерная, страдающая манией величия, то бишь, всезнания и непогрешимости. Ну, посудите сами: кто управляет автомобилями? Правильно, братья его меньшие! А раз тем приспичило носиться по улицам сломя свои электронные головы, значит, на то у этих самых братьев причина веская была. Ладно бы одна машина с ума спятила, так ведь нет — целая колонна разом! Такого в принципе быть не может. Следовательно, во всем виноват непонятный форс-мажор. И откуда этому интеллекту знать, что имя форс-мажору — Федя Васильев, и он сам себе интеллект, и машина у него допотопная, мыслит не шире капота…
Ну ладно, будем считать повезло на этот раз. Однако от мешка избавиться не мешало бы. Как говорится, нет улики — нет дела. Стал я крутиться по подворотням, раз уж сюда заехал, вдруг где бак мусорный попадется… Ага, вот они родные кучкой плотной стоят! А большие какие, матерь божья! С меня ростом не меньше. Повезло, думаю: в такой мешок провалится, и не заметишь его там. Остановился неподалеку от баков, в бардачке порылся, очки темные нацепил — мало камера где торчит. Лицо ладонью прикрыл, чтоб уж совсем наверняка, выбрался из машины, открыл багажник, достал из него пакет и к мусорному баку побежал. На каждом из них надпись. Один для органики, второй для текстиля разного, третий для стекла, четвертый и пятый для металлов черного и цветного соответственно, пятый для пластика. Еще есть отдельный для опасных отходов, и для химии использованной, и даже для прочего мусора! Так и написано «Для прочего». С ума сойти! Это ж сортировать замучаешься, в самом деле. Кинулся было я к тому, который для стекла, но задумался. Вроде бы стекло есть, но ведь и пластик присутствует! И еще металлы разные. Насчет черных не уверен, а вот цветные точно имеются. На один бак посмотрел, на другой, на третий — никак сообразить не могу, в какой из них мешок запихнуть. Вот же наказание на мою голову! Хоть в самом деле бери и сортируй.
Долго метался я без толку от бака к баку с мешком, пока не плюнул на все и не решил сунуть его в «прочий» — видать, именно для такого случая, как мой, поставили. Сами потом разберутся, куда что.
Откинул я тяжелую крышку рукой, поднял мешок с земли и через бортик перекинул. Все! Дело сделано. Но только решил закрыть крышку, как из бака приятный женский голос донесся.
— Простите, но я вынужден (странная женщина какая-то, чес-слово! Почему «вынужден», а не «вынуждена»?) просить вас забрать мусор.
Я так и подскочил на месте. Этого еще не хватало, чтобы баки мусорные со мной разговаривали!
— По какому праву? — гундосо спрашиваю я, все еще продолжая зажимать лицо ладонью.
— Что вы сказали? — переспросил бак. — Повторите, пожалуйста, я ничего не понял.
— Я спрашиваю, — я немного отнял ладонь от лица, — почему я должен забрать мусор?
— Это не мой мусор.
— Разумеется, не ваш! Это мой мусор.
— Вот и возьмите его себе обратно, — проворковал бак. Нет, как вам это, а?
— С чего это вдруг? — спрашиваю.
— Я принимаю только прочий мусор.
— Так я тебе и дал прочий.
— Это не прочий! — уперся бак. — Это вполне конкретный: стекло, пластик, цветмет… Вот керамику я могу взять.
— Ну и бери!
— Давайте!
— Я уже дал.
— Нет, так не пойдет. Забирайте! — Крышка бака начала приподниматься, внутри него что-то загудело, и мой мешок начал вылезать наружу.
— Не заберу! По какому, собственно, праву? — вспылил я, бросился к мешку и взялся запихивать его обратно. — Это произвол.
— Не пихайтесь!
— Буду пихаться! — уминая мешок руками, прохрипел я, но тот упорно вылезал обратно.
— Заберите!
— Не заберу! Если ты такой умный, то возьми свою керамику, а остальное отдай соседям.
— Не могу. Сортировка в мои функции не входит. Сейчас же заберите свой мешок! Что за хулиганство? Я буду жаловаться! — мешок преодолел мои усилия и вывалился к моим ногам.
Бак победно хлопнул крышкой и заткнулся.
— Ах, так! — упер я руки в бока, потом схватился за крышку и начал ее приподнимать, напрягая руки. Она вдруг стала неимоверно тяжелой, похоже, бак ее нарочно придерживал.
— Прекратите это безобразие, — заголосил бак, — вы, вандал!
— Ты заберешь у меня мусор! — прорычал я, толкая мешок изо всех сил в образовавшуюся щель.
— Не буду я его брать! Помогите!
И тут я наконец нашел скрытый за сеточкой динамик и угрожающе приставил к нему указательный палец.
— Ты видишь?
— Что? Что такое? — заволновался бак, прекратив выпихивать мешок.
— У тебя зрение есть?
— К сожалению, я лишен возможности видеть. Но что происходит?
Это совсем неплохо, по крайней мере никто не узнает, кто я такой. Если только по голосу?
— Тогда внимай мне! — добавил я металла и торжественности в голос, и еще хрипотцы и немного баса. — Еще одно слово, и хана твоему говорильнику!
Бак затих, потом что-то внутри него зашуршало. Видимо, шевелил «прочим» мусором, размышляя, как поступить.
— Чего молчишь?
— Думаю.
— Заберешь мусор?
— Не могу я, понимаете? У меня проблемы потом будут.
— Да какие у тебя проблемы могут быть? — удивленно воззрился я на бак.
— На профилактику отправят. Полная разборка-сборка.
— Ничего, отдохнешь месячишко-другой.
Бак опять ничего не ответил, но шуршание внутри стихло.
— Ну? — требовательно постучал я носком туфли. — Я жду. И палец у меня уже дрожит от нетерпения.
— Давайте свой мешок! — сдался тот наконец. Крышка бака покорно, но медленно, словно нехотя, приоткрылась.
— То-то же, разговорчивый ты мой! А в следующий раз конкретизируй на своем прелестном боку, что есть «прочий». Кстати, это прямое нарушение прав потребителя! — победно выпалил я и закинул в бак мешок.
Вместительный бак проглотил его и зло захлопнул крышку, едва не прищемив мне пальцы. И тут мне пришло в голову, что угроза порчи городского имущества тоже может быть преступлением. Может, у бака и в самом деле не было зрения, а если было? Что мешало ему соврать мне? По идее, конечно, машина не может лгать, но здесь возникает конфликт интересов: «быть или не быть?» И в этом весь вопрос. Ложь во спасение, так сказать, инстинкт самосохранение, самозащита.
А если так… Черт!
Я бросился к машине, забрался за руль и стремительно рванул с места. Только бы все обошлось, только бы… и на выезде со двора едва не столкнулся лоб в лоб с патрульной машиной.