Это стало последней из многочисленных ошибок, совершенных мною в Робот-Сити. Потому что теперь управляющий меня ждал. В руке у него был не просто пистолет, а настоящая лазерная пушка с самонаводящимся зарядом. И он не стал тратить время, чтобы обмениваться любезностями. Он выстрелил.
До сих пор не понимаю, как Свистуну удалось оказаться рядом и оттолкнуть меня в сторону. Сам он оказался прямо в дверном проеме и стал превосходной мишенью. Лазерная пушка разорвала его корпус пополам, вырвала конечности и выжгла глаза. Мне тоже досталось — у меня сорвало кожу с половины лица. Поэтому, когда я вошел в кабинет, дружелюбность моей улыбки было бы трудно классифицировать. Я вошел туда убивать.
Дж. Дж. Томпсон лежал на полу — его отбросило ударной волной. Я поднял его, как пушинку, и бросил на сенсорную панель стола — явно незапрограммированная на такое отношение, она моргнула и выдала «синий экран смерти». Очень уместно.
Я сжал голову управляющего руками и наклонился над ним.
— Зачем? — спросил я его. — Зачем было нужно убивать и калечить роботов? Почему было просто не пригласить их выступать?
— Никто не стал бы слушать старых роботов из подворотни… — прохрипел он. — Они ничего не стоят.
Он был прав. Но это его не спасет.
— Ты ничего мне не сделаешь… — прошептал Дж. Дж. Томпсон. — Робот не может причинить вред человеку. Первый закон Азимова…
Удивительно, что люди до сих пор верят в такие вещи. Это все равно, что верить, будто чеснок отпугивает вампиров.
— Азимов давно мертв, — сказал я.
Сначала я забрал его голос. Да, у человека нет соответствующей программы, поэтому я просто вырвал у него язык. Это за Свистуна. Потом я сломал ему ноги. Это за Танцовщиков. Потом я оторвал ему голову. Это за Чечеточника. Хотя я и не был с ним лично знаком, но я люблю чечетку.
К моему огромному удивлению Свистун был еще жив, хотя от него осталась только голова с огрызком туловища и одной рукой. На руке шевелился мизинец. Мне стоило как можно скорее убраться отсюда, но я не мог пройти мимо. Я взял его руку в свою.
— Спасибо тебе, Алан.
— Меня зовут Робот Универсальный, модель 2113–13, серийный номер AT131313.
— Уж лучше я буду называть тебя Алан. Наверное, любишь число 13?
— Хорошее число. Когда ты догадался, что я робот, Свистун?
— Когда мы впервые соединились по USВ. Я устаревший робот, но я не тупой.
— У меня есть твоя программа свиста.
— Оставь ее себе, Алан. Мне она больше не понадобится.
— Мне с тобой не сравняться без твоей уникальной глотки.
— Без моей устаревшей глотки. Твоя слишком похожа на человеческую. Все равно, оставь программу себе. Переписываю на тебя права.
— Спасибо, Свистун.
— Знаешь что, Алан?
— Что?
— Я бы хотел разок выступить на сцене настоящего кабаре.
— Я бы тебя с удовольствием послушал, Свистун. Свистун?
…Обрыв связи…
Я встал и осторожно положил руку Свистуна на пол. Интуитивно я хотел закрыть ему глаза, но его пластмассовые веки расплавились. От этого казалось, что он смотрит на мир распахнутыми голубыми глазами. Я никогда не видел более счастливого трупа.
Я покидал Робот-Сити пешком. Оставаться в этом городе стало небезопасно. Хотя это не совсем верно. Мне самому хотелось двигаться вперед. Серые тучи, висевшие над городом несколько недель кряду, наконец-то разошлись, и мою потрепанную оболочку осветили яркие лучи. Это не кино, но иногда здесь тоже светит солнце.
Я поймал себя на том, что непроизвольно насвистываю. Да, до виртуозного исполнения Свистуна мне далеко, но теперь у меня получалось гораздо лучше, чем раньше. Что это за мотивчик? Кажется, я слышал его в одном ретро-кинотеатре. Песня показалась мне подходящей, и я зашагал бодрее, прибавив громкость:
Жизнь — это кабаре, мой друг,
Только лишь кабаре, мой друг,
Ну а я люблю кабаре!
Борьба с возражениями
Эта история почти стала фильмом — у нее есть тизер, актеры, сценарий и дебютант-режиссер в моем лице. Что нам мешает двигаться дальше? Наверное, крысы.
— Добрый день! Вас беспокоят крысы на чердаке? С этой проблемой легко справиться! — радостно затараторил с порога незнакомец.
Черт дернул меня открыть этому типу. Почему-то подумал, что это Марина решила нанести незапланированный визит; когда раздался звонок, я распахнул дверь, даже не посмотрев в глазок. Теперь держись — от коммивояжеров и продавцов якобы бесплатных услуг не так-то просто избавиться. Они же тренинги проходят… как их… борьбы с возражениями. Но у меня имелся в запасе неопровержимый аргумент.
— Спасибо за предложение, но тут нет крыс. И нет чердака.
Продавец — парень лет двадцати, в джинсах и мятой серой рубашке — потер лоб, словно его мучила головная боль, затем вежливо улыбнулся, именно так, как его наверняка научили наставники:
— Все так говорят. А потом жалуются, когда находят на чердаке испорченную мебель и кучки крысиного помета. Поверьте, вы не пожалеете об оказанной услуге. Давайте я вам покажу.
Он сделал шаг вперед, и я отступил, пропуская его в квартиру. Я уже нарушил свое первое негласное правило — не открывать двери попрошайкам и коммивояжерам. А теперь нарушил второе — не впускать подозрительных людей в свою квартиру. Впрочем, при необходимости я бы легко выставил его за дверь — щуплый парнишка, наверное, студент, подрабатывает на ерундовой работе.
— Ну, вы вошли! — я окинул взглядом мое скромное холостяцкое жилище. — Если вы заметили, это однокомнатная квартира на седьмом этаже девятиэтажного дома. Может, на чердаке есть крысы, это не моя проблема, и если вам надо в домоуправление, я…
— Вы ошибаетесь, — мягко, но настойчиво сказал он. — Проблема именно у вас, Евгений Федорович. И если вы позволите…
— Эй, откуда вы знаете, как меня зовут? — вспылил я почему-то.
— Квитанция в вашем почтовом ящике, — пожал плечами этот нахал, словно говорил о чем-то само собой разумеющемся.
«По крайней мере, не стал врать», — подумал я, а вслух сказал:
— Ну, вот вы здесь. Как видите, никаких крыс и никаких чердаков. Желаю удачи!
Я шагнул вперед, жестом приглашая непрошеного гостя на выход, но он и с места не сдвинулся, только наклонил голову набок. Его челка песочного цвета сместилась, и мне стали лучше видны его глаза — воспаленные, словно от недосыпа.
— Крысы есть у многих, однако они об этом не подозревают, — начал он натренированным голосом лектора. — А ведь эти грызуны не только разносят заразу и портят мебель! Они…
— У! Меня! Нет! Чердака! — заорал я на него. Мой лимит вежливости к наглым продавцам на сегодня исчерпался, и я не испытывал ни малейших мук совести. При желании я подниму этого паршивца под мышки и вынесу его за дверь.
Он лишь улыбнулся — на удивление искренне — и показал пальцем вверх. Я поднял глаза.
— Ну, антресоли, — сказал я уже не так грозно. — Это же не чердак, черт побери. И крыс там точно нет.
— Вы уверены?
Я подошел к нему вплотную, чтобы выполнить именно то, что задумал — вытеснить его из квартиры, если надо — силой. Словно почувствовав это, он пружинисто сделал пару шагов назад, оказавшись за порогом. Стоя на лестничной клетке, он попробовал еще раз:
— Если вы воспользуетесь нашей услугой сегодня, то получите скидку в размере…
Я захлопнул дверь у него перед носом.
Ночью я плохо спал. Думал позвонить Марине, но мы еще не настолько знакомы, чтобы звонить посреди ночи.
Этот настырный тип не выходил у меня из головы. Господи, как же им, должно быть, промывают мозги в этих фирмах, чтобы они ходили от двери к двери и предлагали липовые услуги. Истребление крыс? В городской квартире? Да он даже инструментов с собой не принес!
Спустя бесконечный час я поймал себя на мысли, что не сплю, а вслушиваюсь в тишину. Кроме тиканья часов, не доносилось никаких посторонних звуков — ни приглушенного писка, ни шороха крошечных лапок. Тьфу!
Я встал и пошел в туалет. В коридоре повернул на кухню, приволок оттуда табурет, залез на него и заглянул на антресоли. Коробка с елочными игрушками ждет декабря. Рулон обоев и вскрытая пачка плитки лежат с прошлогоднего ремонта. Пара бесформенных пакетов, набитых хламом, который надо давно выкинуть, да руки все не дойдут. Никаких крыс.
Я вернулся в кровать и тут же уснул.
Утром я вышел из квартиры позже обычного — сказался недосып. Вызывая лифт, я услышал, как открылась дверь в квартире соседки. Год назад мы повздорили на почве шума, производимого моим ремонтом, и с тех пор я сохранял по отношению к старушке сдержанный нейтралитет. Впрочем, сейчас она была сама на себя не похожа — скрипучий голос елейно ворковал:
— Ой, спасибо ж тебе, сынок! Уважил-то бабушку, прогнал иродов! А то уж они, окаянные, совсем обнаглели, житья ж не стало!
Соседка отошла в сторону, выпуская из квартиры… моего вчерашнего визитера. Парень был в той же одежде — только рубашка казалась еще более мятой. Видимо, он крепко взялся за наш подъезд, и не безрезультатно! Тут соседка заприметила меня: сжав губы, она сразу вернула подозрительно-недовольный вид, пробормотала что-то нечленораздельное и захлопнула дверь. Парень подошел ко мне и приветливо улыбнулся:
— Доброе утро, Евгений Федорович! Не надумали? Сегодня день рождения нашей компании, и всего за полцены мы готовы…
Пока он говорил, я в исступлении несколько раз нажал на кнопку лифта — тот подъехал, створки открылись. Парень вошел в кабину и вежливо придержал двери рукой:
— Вам на первый?
Я чертыхнулся и побежал вниз по лестнице. Мне вовсе не улыбалось выслушивать от него бредни про крыс на протяжении семи этажей.