— Правильно ли я понимаю, что вы, подводя итоги, все же не допускаете возможности того, что Америка найдет некий идеологический путь раскола Ирана и сделает так, что у вас не будет единства, и вы сами развалитесь?
— Это очень сложно, но она очень этого хочет.
— Возможно ли это?
— Возможно. Здесь можно вступить в академическую дискуссию. Они смогут притянуть к себе некоторых людей, но прорваться в нашу идеологию и изменить ее они не смогут.
Стенд-ап на площади Азади:
— Сегодня никто не может точно сказать, сколько людей проживает в современном Тегеране. По разным оценкам — от 3 до 4 миллионов человек. Поэтому неудивительно, что здесь, на главной площади страны, площади Азади, или площади Свободы, в дни иранских торжеств собирается от 2 до 4 миллионов человек. Это сейчас у меня здесь есть возможность пройти свободно, но будет день, когда здесь яблоку негде будет упасть. Все будет заполнено народом.
Ведущий:
Трудно объяснить, чего больше в такие дни — революционного пафоса (ведь прошло уже 27 лет) или возмущения по поводу непрекращающихся обвинений в стремлении создать собственную ядерную бомбу и в пособничестве террористам или готовности продолжать борьбу за собственную независимость.
В 60-х годах прошлого века имам Хомейни сказал:
«Америка навязала нам нынешнего шаха, который за время своего правления превратил Иран в официальную колонию Соединенных Штатов. Наша страна владеет океаном нефти. У нее есть железо, драгоценные металлы и многое другое… Иран — богатая страна. Но так называемые «друзья человечества» назначили своего агента править нашей страной, чтобы не дать бедным воспользоваться ее богатствами».
Мнение прохожего:
— Я думаю, что Иран хочет активно участвовать в международной политике и отстаивать при этом свою точку зрения. Супердержавы принимают решения в тиши своих кабинетов и привыкли, что эти решения должны быть обязательными для всего мира. Раньше было так. Но мы так не хотим. У нас есть собственное мнение, и это очень не нравится Западу.
Ведущий:
Исламский характер революции в Иране в особенности четко отражен в религиозно-политическом завещании Хомейни, написанном в 983 году. Вот эти слова:
«Восстаньте, народы мусульманских стран, угнетенные и мусульмане всего мира! Боритесь за свои права! Не бойтесь пропагандистской истерии сверхдержав и их послушных агентов. Изгоните из своих стран преступных правителей, которые отдают плоды вашего труда вашим врагам и врагам ислама!»
Ведущий:
Этими бы словами и закончить наш фильм, поскольку они имеют непосредственное отношение ко многим, к сожалению, очень многим странам. Но в гостинице в Тегеране, в которой остановилась наша съемочная группа, на не самом, правда, видном месте мы обнаружили вот эту табличку, где под персидской вязью был приписан перевод:
ИСЛАМ — ЕСТЬ ВЫСШАЯ СТАДИЯ РАЗВИТИЯ ЧЕЛОВЕЧЕСТВА
Вероятно, противостояние свойственно человеку. Независимо от формы государственного устройства или вероисповедания.
Противостояние. ТВЦ, 2006 г
Из нашей поездки в Иран запомнилось еще несколько деталей, которые, каждая по своему, характеризуют эту страну. Расскажу о них предельно кратко. Так, как если бы я комментировал привезенные оттуда фотографии.
Фисташки
В Тегеране мы почти ничего не ели. Причина в том, что Иран — страна фисташек. Восемь из десяти орешков, которые вы встретите на планете Земля, будут из Ирана. И вот в первый же день нашего пребывания в Тегеране, героически перейдя улицу, отделявшую отель от специального магазина с орешками и сухофруктами, мы натрескались фисташек. Было их там видов 5, если не ошибаюсь. Продукт, как известно, калорийный и насыщенный белками, поэтому голода мы не испытывали вплоть до следующего посещения этого замечательного магазина. Ходили мы туда ежедневно. Кстати говоря, эта орехово-сухофруктная тема решила для нас проблему подарков и сувениров. Везли каждый по целому чемодану съестного.
Персидская баня
Она была прямо в отеле, и Раджаб настоятельно рекомендовал ее посетить. Действительно, мы порядком устали после трех дней съемок (а работали мы с восьми утра до восьми вечера), и расслабление с термическим эффектом было бы как нельзя кстати. И вот мы втроем — Раджаб, я и оператор Ленька Куликов — взяли полотенца и спустились на цокольный этаж. Там нас встретил не то банщик, не то охранник и поинтересовался, есть ли у нас плавки или трусы. Как минимум трусы были, о чем мы, правда, не без удивления, ему доложили. Но охранник не унимался:
— А какие у вас трусы?
— Да самые обыкновенные трусы!
Удивление постепенно перерастало в раздражение.
И тут охранник говорит:
— Покажите-ка мне ваши трусы!
Оказывается, по местным исламским традициям не только женщина, но и мужчина должен закрывать свое тело одеждой. И привычные для нас плавки или трусы — не годятся. Нужны были штаны до колен. Раджаб об этом знал и подготовился заранее, а что до нас — то он понадеялся на сговорчивость банщика. Не тут-то было. Мы показали ему наши трусы, и он их не одобрил. Пришлось идти в город на рынок и купить за три доллара спортивные шорты. Справедливости ради скажу, что неприятного осадка эта история не оставила. До сих пор смешно. А баня была великолепная.
Где я?!
Второй день съемок начинался с посещения местного парламента — меджлиса. Сев в такси, мы отправились по нужному адресу.
— А далеко ли ехать?
— Минут двадцать, ну, может, полчаса.
Едем 20 минут. Смотрю по сторонам. Светло-серые здания высотой в два, реже в три этажа. На первом — лавка или автосервис, на втором — жилье. Едем 30 минут. Смотрю по сторонам. Светло-серые здания высотой в два, реже в три этажа. На первом — лавка или автосервис, на втором — жилье…
— Раджаб, далеко еще?
— Да нет, чуть-чуть осталось.
Душно. Меня начинает укачивать. По сторонам стараюсь больше не смотреть. Смотрю вперед. По обеим сторонам дороги — светло-серые здания высотой в два, реже в три этажа. На первом — лавка или автосервис, на втором — жилье. Мы ехали не меньше часа. Картинка не менялась. Полная потеря ориентации. Город словно бы был раскатан по земле, как тесто для лаваша. И сколько бы мы ни ехали — все одно и то же! Короче говоря, до меджлиса я добрался едва живой…
Пронесло
Опросы людей для фильма мы снимали на нескольких улицах. Одну из них я хорошо запомнил, поскольку на ней было много молоденьких симпатичных персиянок, а с самой улицы открывался замечательный вид на современные многоэтажки и на горы, на фоне которых эти чрезвычайно редкие для Тегерана здания смотрелись особенно выигрышно. Вернувшись в Москву и просматривая видеоматериалы, поступившие не то от Reuters, не то от APTN, обнаруживаю ту самую улицу, где я неделю назад прогуливался. Прямо средь бела дня на нее выкатили три подъемных крана и у всех на виду — а ведь там и дети наверняка были — повесили трех, как было сказано, шпионов, уличенных в сотрудничестве с США и Израилем. Я был в шоке.
Лирическое отступление
— Надеюсь, друзья, я не разочаровываю тех из вас, кто раскрыл эту книжку исключительно с целью прочесть что-нибудь публицистическое или политэкономическое. Мне кажется, что говорить только на эти темы — значит вычеркивать из повествования огромный кусок впечатлений и переживаний. Жизнь, которую мы проживаем, не ограничивается только работой. По крайней мере моя жизнь — не ограничивается. Поэтому буду иногда рассказывать о том, что в последние годы зафиксировалось в памяти ярче среднего, обывательского, бытового.
— Нет, ничего. Мы не против. Рассказывай.
— Хорошо. Тогда про Израиль, раз уж только что его упомянули. Примерно в это самое время — в 2006 году — мне удалось восстановить контакты с моим одноклассником Сашкой Шварцем. Он уехал в Израиль, когда я еще был в армии, то есть в 990 году. А не видел я его, значит, еще больше — с 988-го. И вот Интернет помог законтачить. Выяснил, что у него четверо (!) детей (а я-то думал, что это я такой крутой с двумя), что занимается он компьютерами на какой-то крупной фирме, что пишет хорошие стихи и организовывает общение людей по интересам, создавая сайты-форумы. Через какое-то время он и меня к одному такому форуму привлек. Это, замечу, было несложно, поскольку чувствовал я себя тогда довольно хреново. Но не в этом суть. На форуме Сашке удалось собрать интересных и талантливых людей. Порой я натыкался там на такие вещи, что перечитывал их и задавался вопросом: это просто талантливо или уже гениально? И рад бы представить вам что-нибудь оттуда, но в этой книжке, боюсь, не получится. Издатель не пропустит. Неформат.
Признавая глубину и потенциал интернет-пространства, я все-таки считаю, что нормальному человеку жить там нельзя. Общаясь с постоянными его обитателями, я отмечал для себя, что каждый из них присутствует здесь лишь потому, что что-то в его жизни не в порядке. Каждый сюда откуда-то сбежал. В нормальной жизни ему было либо скучно, либо страшно, либо просто невыносимо. Поэтому однажды я пришел к выводу, что Интернет, если вынести за скобки его функцию средства массовой информации, — это клиника. Собственно, об этом я своему однокласснику и сказал и порекомендовал ему, чем скорее тем лучше, оставить должность лечащего врача. К совету он не прислушался. Я же вскоре из этой клиники сбежал.
Годом позже, оказавшись в Израиле, я с Сашкой встретился. Гуляли по старой части Иерусалима, смотались на Мертвое море. Обычно встреча одноклассников заканчивается полным разочарованием. И дело тут не в том, что узнать никого не можешь. Гораздо тяжелее то, что спустя час ты понимаешь, что вас уже ничего, кроме детских воспоминаний, не связывает, что вы разные люди, у вас разные круги общения и интересов. Честно говоря, после встречи одноклассников «20 лет спустя», которая состоялась в Москве и на которую пришли очень многие, я два дня в себя приходил. Так вот в случае с Сашкой мы оба с удивлением обнаружили, что через 20 с лишним лет после школы нас связывало даже больше, чем тогда. Так получилось, что мы в одно время переживали похожие жизненные ситуации. Я не имею в виду возрастной аспект — традиционное для 35–37 лет переосмысление окружающего тебя мира. Просто мы жили примерно одной человеческой программой и пришли в итоге к одному и тому же результату — к тяжелому и болезненному разводу. Разница лишь в том, что у него без семьи остались четверо детей, а у меня двое. И вот мы ходили по Иерусалиму и болтали об этом. Понимаю, что сейчас рискую вызвать негодование любителей истории и хранителей религиозных традиций, но те прогулки и те разговоры стали самым ярким воспоминанием об Израиле. Остальное оставило скорее негативные впечатления. Я не имею в виду привычку израильтян парковать машину контактным способом (за неделю пребывания в стране я не видел ни одной непоцарапанной машины), пробки и перепад температур. Это все ерунда, и нас этим не испугаешь. Печальнее то, что люди в Израиле еще более сумасшедшие, чем в России. Помню, как наш водитель — еврей из Советского Союза — стал пререкаться с подрезавшим его на пикапе палестинцем. На скорости под 90 уже не казалось смешным соревнование в том, кто кого перекричит и кто кого обгонит. А такие случаи, как я выяснил, типичны для небольшой территории, на которой собрались представители трех традиционных религий. Уж там-то, согласитесь, у меня были основания ожидать от людей чуть больше доброжелательности и терпимости.