33 принципа Черчилля — страница 7 из 65

89.

Принцип № 4Самопиар

В сентябре 1943 года во время визита в США Черчилль выступил в Гарвардском университете с призывом укрепления англо-американских отношений. Учитывая курс британского премьера на сближение с Вашингтоном, это послание было вполне закономерным. Необычным было другое – спустя несколько дней Черчилль попросил министра информации подготовить в виде таблицы отчет о реакции «всех важных американских газет» на эту речь. После того как информация была собрана, он направил ее членам Военного кабинета в виде отдельного меморандума. И подобные случаи были не единичны. По воспоминаниям близкого окружения, «Уинстон всегда хотел знать, что говорят о нем газеты»1.

Для чего самодостаточному и уверенному в себе политику тратить время, эмоции и энергию на мнение СМИ? Черчилль считал, что публичные фигуры зависят от своей репутации и того мнения в массах, которое складывается относительно их решений и поступков. «Его власть и безопасность зависели от престижа», – говорил он о Муссолини. Аналогичные слова применимы и к самому Черчиллю. Особенно в годы войны, когда «многое определялось нашим престижем» и поражение на поле боя «вызывало ущерб, превосходивший его стратегические масштабы»2.

Признавая власть общественного мнения, Черчилль был против подчинения этой силе. Он нещадно критиковал в 1930-е годы Стэнли Болдуина за потворство и стремление идти на поводу электората, панически опасавшегося противостояния с Германией. В отличие от Болдуина Черчилль полагал, что лидер должен не подчиняться, а формировать общественное мнение, и использовал для осуществления этой стратегии несколько подходов.

Зная, что публика характеризуется кратковременной памятью, не владеет, как правило, достаточной информацией и не тратит много времени на изучение каждого политического субъекта, первое, на чем Черчилль предлагал сосредоточить усилия, – это на умении выделяться. При прочих равных условиях человеку свойственно отдавать предпочтение знакомому и близкому. Понимая, как сложно попасть в эту категорию, а также учитывая риски, что тебя банально забудут или не заметят, Черчилль осознанно старался при каждом удобном случае привлекать к себе внимание. Стремление выделяться проявлялось по-разному. Например, в незначительном нарушении принятых норм. Черчилль был мастером опозданий, и очевидцы еще долго вспоминали, как, явившись в Вестминстерское аббатство на свадьбу будущей королевы Елизаветы II позже назначенного времени, он окажется в самом центре бурных оваций. Весь свет британского истеблишмента стоя будет рукоплескать пожилому джентльмену, как будто бы он был женихом, а не лидером оппозиции.

Самым же эффективным средством привлечения внимания Черчилль считал наличие отличительного знака. «Одним из самых обязательных атрибутов каждого публичного человека должен стать некий отличительный знак, по которому его всегда будут узнавать, как, например, завиток Дизраэли, усы лорда Рандольфа Черчилля, монокль мистера Чемберлена или трубка мистера Болдуина», – объяснял он. К таким «отличительным знакам» можно отнести знак победы V, который он изображал при помощи указательного и среднего пальцев, поднятых вверх. Его нисколько не смущало, что у этого жеста было и другое значение. Однако, пожалуй, самым известным имиджевым аксессуаром политика были сигары. В начале карьеры Черчилль тайком вставлял в сигару английскую булавку и по мере курения привлекал к своей персоне изрядное внимание – все смотрели на пепел, повторяющий форму сигары, ожидая, когда он осыплется. «Ах, Уинстон! Он всегда был гениальным шоуменом», – восхищался Энтони Иден. Так, подъезжая 5 марта 1946 года к месту произнесения знаменитой речи о «железном занавесе», Черчилль обратится к президенту Вестминстерского колледжа Фрэнку Льюису Макклюру с просьбой остановить автомобиль, чтобы зажечь сигару: «Публика ждет от меня фирменного знака, и я не могу их разочаровать».

В начале карьеры при выборе отличительного признака для Черчилля было важным обратить на себя внимание. «Если представление обещает быть успешным, нужно класть голову в пасть льва», – говорил он в годы бурной и амбициозной молодости. Однако позже он отдавал предпочтение тем символам, которые помогали ему не только выделиться, но и создать определенный образ – волевого лидера, борца за свои идеалы и защитника нации. Отсюда ношение военной формы в годы войны и бульдожий взгляд, запечатленный на знаменитой фотографии Юсуфа Карша. Эту же роль выполняли и сигары, подчеркивая, что их обладатель уверен в решениях, спокоен в поступках, настойчив в стремлениях3.

Вторым направлением Черчилля в управлении имиджем и пропаганде своих взглядов стало активное сотрудничество с массмедиа. Как правило, при упоминании имени британского политика на ум приходит его деятельность в годы Второй мировой войны. Однако на принимаемые им в этот период решения влиял опыт многолетней деятельности, в том числе в предшествующем военном конфликте. В пятитомном «Мировом кризисе» Черчилль подробно описывает проблемы, с которыми британское руководство столкнулось в отношении прессы. До Первой мировой войны британская пресса была поляризована в зависимости от той партии, которую представляла, что проявлялось в открытой поддержке сторонников и жесткой критике оппонентов. Учитывая, что у каждой политической силы были свои органы печати, в целом система находилась в состоянии равновесия. С началом войны гомеостаз был нарушен. Теперь все были на одной стороне, воюя против общего врага. Проникнувшись народным патриотизмом, первые полгода журналисты закрывали глаза на недочеты в управлении и провалы в ведении боевых действий, оставляя право информировать население официальным правительственным органам. Но по мере эскалации конфликта с места боевых действий стало доходить все больше разрозненных фактов, перемежающихся со слухами и небылицами. По словам Черчилля, такие публикации сделали «позицию каждой руководящей фигуры в высшей степени шаткой». Не имея возможности оправдаться, политики и военные стали заложниками газетных баронов, которые могли любого подвергнуть народной хуле и подвести к отставке. Наиболее колоритному представителю этих джентльменов – владельцу The Times и Daily Mail лорду Нортклифу – наш герой дал следующую характеристику, справедливую и для других медиамагнатов: «Он обладал властью без должной ответственности, пользовался секретными сведениями без общего плана и тревожил судьбы национальных лидеров, не желая нести их бремя». Сначала Черчилль посоветовал военному министру ввести при Имперском генеральном штабе должность официального военного корреспондента, который «искусным пером противостоял бы потоку слухов». Когда эта мера оказалась недостаточной, наш герой поддержал экс-премьера лорда Розбери, предложившего в принудительном порядке превратить The Times в официальный источник информации до конца войны. Но занимавший на тот момент пост премьер-министра Асквит отклонил инициативу предшественника. А зря! В декабре 1916 года Асквит лишится своего поста, что произойдет не в последнюю очередь из-за активности лорда Нортклифа4.

Для Черчилля было очевидно, что в условиях информационной асимметрии общественное мнение формируется не на основе фактов, происходящих событий и принимаемых решений, а на основе их интерпретации в прессе. Политик был убежден, что молчание в подобных обстоятельствах является не золотом, а халатностью. Публика все равно получит свою порцию информации. И будет лучше, если вместо искаженных сведений и зловредных трактовок у нее будет возможность ознакомиться с истинным положением дел. Следуя этой логике, Черчилль не брезговал направлять редакторам и владельцам газет, включая того же лорда Нортклифа, свою версию изложения событий. Когда же в мае 1926 года в результате забастовок будет прекращен выпуск крупнейших газет, Черчилль, занимавший на тот момент пост министра финансов, в считаные дни организует выпуск нового органа печати – The British Gazette, в котором освещалась обстановка и содержалось объяснение событий с позиции правительства.

Во время Второй мировой войны Черчилль усилил контроль за СМИ и внимательно следил за отражением успехов армии Его Величества на страницах британских таблоидов. Ниже приведено одно из многочисленных обращений премьер-министра к военному командованию на этот счет: «Мы не хотим, чтобы говорилось что-нибудь без оснований, но при чтении газет может сложиться впечатление, что наши войска не участвуют активно в военных операциях. Я, конечно, знаю действительное положение дел, но в общественном мнении это может вызвать недоумение и недовольство». Он пытался растормошить командующих, чтобы они наладили отношения со СМИ. Но вместо поддержки встретил непонимание. «Публичность – анафема для большинства военно-морских офицеров, и я не исключение, – признавался главком Средиземноморским флотом адмирал Эндрю Каннингем. – Я не понимаю, как это поможет нам выиграть войну». Еще хуже, когда вместо непонимания имел место куцый непрофессионализм в области пиара, в результате которого публичность приводила к еще большим проблемам, чем ее отсутствие. Для исправления ситуации Черчилль организовал отправку на театры военных действий знаменитых журналистов, которые взяли на себя функции взаимодействия с прессой5.

Помимо взаимодействия со СМИ Черчилль также уделял много внимания пропаганде, особенно посредством культуры. Еще в бытность руководителем Адмиралтейства в сентябре 1939 года он выступил с предложением направить на флот профессиональных писателей и живописцев, которые смогли бы описать и показать публике «жизнь и службу на военно-морском флоте». Черчилль также обратился к кино. В 1943 году был снят документальный фильм «Победа в Пустыне», получивший на следующий год «Оскар». Популяризируя британский взгляд на роль и место победы в Северной Африке, наш герой направил эту киноленту президенту США, премьер-министрам Австралии и Южно-Африканского Союза, а также И. В. Сталину и Чан Кайши. «Армия получила очень огромную пользу от выхода таких фильмов, как „Победа в Пустыне“», – заявил Черчилль военному министру, отметив также ценность для страны кадров, способных создавать подобные произведения искусства. В архиве Черчилля сохранились указания министру информации и командующим на местах снять фильмы о Тунисской кампании, подчеркнув успешную кооперацию англо-американских войск, окружение итальянского флота, а также «вежливый прием пленных и добродушное обращение с ранеными со стороны британцев». Отдельное внимание премьер-министр уделял показу патриотичных фильмов подрастающему поколению. В качества примера он приводил коллегам американский четырехсерийный фильм «Почему мы сражаемся», считая, что четыре часа просмотра этой документальной ленты могут дать больше, чем утомительные уроки и штудирование учебников. Черчилль полагал, что нужно уделить особое внимание и выделить в отдельную категорию фильмы, демонстрирующие «детям величие традиций, которые они наследуют и со временем будут защищать». И в то же время, продвигая распространение правильных, по его мнению, картин, Черчилль старался ограничить прокат тех фильмов, которые, как он считал, порочат армию. Например, он призвал министра информации принять меры для прекращения проката «глупого фильма» «Жизнь и смерть полковника Блимпа». «Я не могу позволить, чтобы пропаганда пагубно влияла на боевой дух», – объяснил он