2. В то время как его однополчане в индийском гарнизоне Бангалор коротали свободное время за непринужденными беседами, игрой в поло и участием в светских мероприятиях местного значения, лейтенант Черчилль штудировал сочинения выдающихся философов, ученых и историков. Участвуя в военных кампаниях, он находил время для написания многочисленных репортажей, а позже стал автором четырех книг о сражениях, свидетелем которых ему посчастливилось быть. Не изменил Черчилль своим привычкам и после избрания в парламент. Когда его кузена, 9-го герцога Мальборо, спрашивали: «Где Уинстон?», тот обычно отвечал: «Наверху, в своей комнате, поглощен работой». Молодого политика нельзя было встретить на Пэлл-Мэлл или в Гайд-парке, где гулял высший свет, обсуждая последние политические новости. Если он и принимал приглашение на какое-нибудь мероприятие, то лишь с конкретной целью. Даже когда он не занимался политикой, он все равно был занят: размышлял над чем-то, планировал что-то или просто читал. В молодости его съемная квартира на Маунт-стрит была заставлена книгами. Книги были везде. Даже в ванной находились книжные полки. «Уинстон буквально спит с энциклопедиями», – шутили его друзья.
Куда бы Черчилль ни отправлялся, он брал с собой документы, книги и письменные принадлежности. В помещениях, где он останавливался, устраивалась полноценная «литературная фабрика». «Не могу представить, когда Уинстон отдыхает или спит», – удивлялся американский журналист Джордж Смолли, посетивший комнату Черчилля во время пребывания нашего героя в знаменитом шотландском замке Данробин. Внимание Смолли привлек огромный письменный стол с аккуратно разложенными стопками бумаг, а также большие металлические ящики, в которых эти бумаги прибыли из Лондона. Покидая замок, Черчилль купил билет в просторное купе, где можно было разместить все эти ящики; время в пути он провел за работой, как будто речь шла не о «поезде, а о естественной и удобной лаборатории, в которой дистиллировалась литература высочайшего качества»3.
Благодаря своему трудолюбию британский политик получил сразу несколько бонусов, благоприятствовавших его продвижению наверх. Во-первых, будучи всегда занят каким-то делом, у него не было времени на праздность, которая в чрезмерных количествах сначала мотивирует на безделье, а затем навевает тоску и вызывает депрессию. Во-вторых, постоянное повышение градуса активности, сопровождавшееся участием в различных событиях и взаимодействием с непохожими друг на друга людьми, позволяло многое знать и многому научиться. Исследования показывают, что даже при наличии способностей для достижения высочайшего уровня мастерства в определенной области нужна практика в объеме не менее десяти тысяч часов, что эквивалентно ежедневной трехчасовой отработке необходимых навыков на протяжении десяти лет. В-третьих, в условиях нелинейности успеха и приложенных усилий (когда полученный результат не соответствует затраченным ресурсам) трудоголизм позволяет не сбавлять обороты при отсутствии достижений, продолжать вкалывать и сохранять настойчивость до того дня, когда наконец произойдет скачок – и все, что было вложено, окупится сторицей.
О пользе трудолюбия написаны сотни страниц, однако этой практике гораздо сложнее следовать, чем давать на ее счет советы. Прилежание, аккуратность и последовательность в работе требуют немалой силы воли, чтобы заставить себя вместо расслабляющей ленной неги или возбуждающей атмосферы удовольствий выбрать скромное очарование усердного труда. Отчасти именно по этой причине так мало людей достигают настоящего успеха. Пример с Черчиллем показывает, что важную роль в развитии трудолюбия играет самоорганизация и целеустремленность. «Он всегда был организован, словно часовой механизм, – вспоминает близко работавший с ним историк Уильям Дикин. – Он знал, как правильно сублимировать жизненную энергию и как ее правильно расходовать. В процессе работы Уинстон превращался в настоящего диктатора. Он сам устанавливал для себя безжалостные временны́е рамки и выходил из себя, если кто-то сбивал его график».
Но одной силы воли недостаточно. На пике своей работы человеческий мозг способен потреблять до четверти всего кислорода, воды и питательных веществ, поступающих в организм, что делает умственную деятельность одним из самых энергозатратных мероприятий. Неслучайно, изучая историю и великих представителей человечества, Черчилль обращал внимание на «почти неистощимый запас физической энергии» у короля Генриха VIII и его дочери королевы Елизаветы I, на «огромную работоспособность» премьер-министра Уильяма Питта – старшего, на «поражавшего окружающих своей бурной энергией» императора Наполеона. Давая своему обладателю возможность продолжительно и продуктивно трудиться, мощная энергетика является частым спутником выдающихся личностей. Черчиллю повезло. «Его способность к тяжелому труду – просто потрясающая!» – восхищался коллегой Джон Фишер, который и сам, занимая на восьмом десятке пост первого морского лорда, мог дать фору многим молодым офицерам4.
К сожалению, природа далеко не всех одаряет столь щедро прекрасными физическими данными. Однако это не означает, что для всех остальных трудолюбие бесполезно. Ограниченный запас жизненных сил, который, кстати, характерен для всех, означает лишь важность своевременно и правильно организованного отдыха. Черчилль в этом отношении являл собой неоднозначный пример.
С одной стороны, он был ярым сторонником перманентной нагрузки. Зная нелюбовь своего шефа к выходным, подчиненные иронизировали, что одиннадцатой заповедью Черчилля является: «Седьмой день – время отдыха. Это значит – занимайся всем и не смей отдыхать!» Шутки шутками, но Черчилля действительно тяготили выходные. «Работа была его жизнью, – подчеркивала Бонэм Картер. – Досуг и отдых были для Уинстона наказанием». В начале карьеры, работая под началом отца Бонэм Картер – Герберта Асквита, Черчилль поражался и не одобрял манеру премьер-министра полностью переключаться на досуг, «когда за сорок дней отдыха он лишь один раз упомянул о политике». «Асквит не любил говорить о деле в нерабочее время, – вспоминал Черчилль. – Он проложил строгие границы между делом и потехой, и сторонний наблюдатель мог иметь некоторые основания думать, что дело перестало его интересовать». Наш герой придерживался иного подхода, полагая, что «те, кто живет своей работой, постоянно узнают больше». Возглавляя на тот момент Адмиралтейство, он, в отличие от Асквита, предпочитал проводить уик-энды и праздничные дни на служебной яхте «Чародейка». «Офицеры всех рангов прибывали на борт на обед или ужин, ведя непрестанные дискуссии по всем аспектам морской войны и управлению военно-морским флотом», – вспоминал Черчилль. За три предвоенных года он провел на борту «Чародейки» восемь месяцев, она стала, по его собственному признанию, «моим офисом, почти домом», а «работа превратилась в единственное занятие и развлечение». Результатом этого подхода – с посещением всех доков, верфей, военно-морских сооружений и крупных судов на Британских островах и в Средиземноморье – стало понимание «как все выглядит, где что находится и как одно состыкуется с другим»5.
С другой стороны, Черчилль тоже иногда терял хватку, и окружающие не могли этого не заметить. «Ничего юношеского не осталось в этом бледном, нервозном, утомленном лице, – описывает журналист Гарольд Бегби встречу с 30-летним политиком. – Это лицо человека усталого, изнуренного, опустошенного. Он говорит, как пятидесятилетний мужчина, тяжело и медленно, взвешивая каждое слово». С годами усталость стала проявляться еще чаще. Сохранилось множество свидетельств с описанием усталого вида премьер-министра в годы Второй мировой войны. Да и сам Черчилль порой признавался, что «чувствует себя выдохшимся и изможденным». Как и всем, ему нужен был отдых. И он это отлично понимал, считая залогом успешного восстановления хорошее питание и крепкий сон. Не будем останавливаться на кулинарных предпочтениях политика, поскольку это выходит за рамки нашего повествования, а сосредоточимся на втором средстве поддержания работоспособности6.
Среди современных экспертов бытует мнение, что сокращение сна дает людям больше времени на работу и свершения. В качестве примера приводятся различные исторические личности, в том числе и наш герой, – якобы им хватало всего нескольких часов сна. Но в отношении Черчилля подобные выводы ошибочны, как, впрочем, и сами рекомендации меньше спать. «Уинстон работает день и ночь, – делилась его супруга Клементина с сестрой Нелли Ромилли. – Славу богу, он в порядке. Усталость дает себя знать, если он спит меньше восьми часов. Ему необязательно спать сразу восемь часов, но если в течение суток он не набирает их, то видно, что он изнурен и устал»7.
Последнее замечание является принципиальным для понимания подхода Черчилля. Осознавая, что у него нет возможности набрать восемь часов ночного сна, британский политик взял за практику прерываться на дневной сон. Он научился этому во время посещения Кубы в 1895 году и стал активно использовать часовую сиесту в годы Первой мировой войны. Благодаря этому он смог продлить работу до двух-трех часов ночи, пробуждаясь обычно в восемь утра. «Дневной отдых и сон освежают человеческий организм гораздо лучше, чем ночное забвение, – описывал он свой взгляд на восстановление работоспособности. – Мы поступаем бессовестно и недальновидно, перегружая свой организм. Нам следует надвое делить наш день в интересах дела или для получения удовольствия». К аналогичной практике он вернулся в годы Второй мировой войны, объясняя, что «в намерения природы не входило заставить человечество работать с восьми утра до полуночи без освежающего забвения, которое, если даже оно и продолжается всего каких-нибудь двадцать минут, позволяет восстановить все жизненные силы». «Этот порядок, который я соблюдал на протяжении всей войны, я рекомендовал и другим в тех случаях, когда им приходилось в течение длительного времени выжимать последнюю каплю сил из своего организма», – вспоминал Черчилль.