Деньги.
Те самые бумажки, ради которых меня, наверное, и убили.
Пачки, перетянутые банковскими лентами, валяются в грязи, некоторые разорваны, купюры разметаны ветром. Я падаю на колени, хватая их, сгребая в охапку. Грязные, мокрые, но - настоящие. На большинстве даже печати целы. Чертила, судя по всему, вскрыл пару брикетов, понюхал, потрогал и выбросил обратно. Чувствую, как слезы начинают бежать по щекам.
- Бумага, - хрипло смеюсь я. - Дома они чего-то да стоят. А здесь… едва ли дороже, чем бумага.
Но я всё равно собираю их. Каждую пачку, каждую купюру, которую успеваю поймать. Ветер швыряет их в лицо, но я не сдаюсь. Руки дрожат, в голове пульсирует одна мысль: Кто и зачем меня убил?
Если не ради денег - то зачем?
Или это какие-то другие деньги?
Я приглядываюсь к купюрам - те же водяные знаки, та же знакомые цвета. Ничего необычного.
- Проклятая жизнь… - бормочу я, засовывая последнюю пачку в сумку.
Теперь она отяжелела, набитая деньгами и прочим хламом, который удалось собрать. Закидываю её на плечо и выхожу из подворотни.
Город вокруг живёт своей жизнью. Улицы освещены синеватыми фонарями, в воздухе витает смесь запахов - жареного мяса, специй, дыма и чего-то острого, от чего сводит скулы. Совсем не похоже на вонь в подворотне.
И я понимаю, что умираю от голода.
Живот сводит так, будто кто-то вырвал из него всё содержимое. Голова кружится, ноги подкашиваются.
- Еды… - хриплю я и иду на запах.
Встречных прохожих просто расталкиваю в стороны. Не извиняюсь. У меня нет на это времени.
Впереди - вывеска с красным петухом, размалёванным так ярко, что кажется, будто птица вот-вот сорвётся с деревянной доски и закричит. Из-под двери тянется тёплый свет, доносится гул голосов, звон кружек, смех.
Таверна.
Я толкаю дверь и вваливаюсь внутрь.
Тёплый воздух, пропитанный запахом пива, жареного мяса и дыма, бьёт в лицо. Внутри - шумно, тесно и… живо.
За столами - пестрая смесь существ.
В углу сидит компания ящеров - зелёнокожих, с клыками, торчащими из-под губ. Они что-то горячо обсуждают, размахивая кружками, из которых пенится тёмное пиво. Один из них, самый крупный, с шрамом через глаз, вдруг громко хохочет, хлопая соседа по спине так, что тот чуть не падает в тарелку.
У стойки - двое странных существ, вроде тех, на которых я натолкнулся, гоняясь за воришкой. Высокие, в зеленых одеждах с откинутыми на спину капюшонами, с кожей цвета тёплого мёда, большими миндалевидными глазами и длинными ушами, украшенными тонкими кольцами. Они пьют что-то прозрачное из крошечных рюмочек, переговариваясь на языке, который звучит как шёпот ветра.
А рядом, почти в углу - человек. Ну, или что-то похожее. Лицо скрыто капюшоном, но из-под него торчит седая борода. Перед ним - карта, испещрённая непонятными значками. Он что-то чертит пером, изредка бросая взгляды на дверь, будто ждёт кого-то. Недоверчиво косится на меня. Я криво улыбаюсь и отворачиваюсь.
Стены таверны увешаны оружием - мечи, топоры, даже голова какого-то чудовища с раскрытой пастью. Над камином - чучело того самого петуха с вывески, только в пять раз больше тех, что я видел в своей жизни. Размером с пони. Его стеклянные глаза сверкают в свете пламени.
Я пробираюсь к свободному столику у дальней стены. Мимо меня проскальзывает официантка, неся над собой поднос с целой батареей из пивных кружек. Сажусь в углу. Скамья скрипит под моим весом. Откидываюсь к стене и закрываю глаза на миг. Сижу так некоторое время, пытаясь осмыслить всё произошедшее.
- Тяжёлый день? - раздаётся голос рядом.
Я поднимаю голову.
Официантка.
Высокая, с тёмной кожей и длинными рыжими, собранными в беспорядочный пучок волосами. Глаза - зелёные, как у кошки, с вертикальными зрачками. На шее - ожерелье из зубов. Фигуристая, в яркой пышной юбке и блузке, оголяющей плечи и ложбинку на груди.
Она смотрит на меня с лёгкой брезгливостью.
И я понимаю, как выгляжу: грязная рубаха, какие-то нелепые шаровары в сине-желтую полоску, перепачканные в чём-то липком, волосы, наверное, всклокоченные.
- Ты даже не представляешь, насколько, - отвечаю я.
Она хмыкает.
- Что будешь?
- Всё, что есть в меню.
Брови официантки взлетают.
- Всё?
- Да. И тебя в придачу.
- Раскатал губу, - она улыбается, обнажая зубки, - Тебе лет-то сколько мальчик?
- Больше, чем кажется, - отвечаю я, неуверенно разглядывая свои ладони.
А действительно – сколько лет моему телу. Кожа слишком гладкая.
- Что? Парню нельзя и помечтать? - я хлопаю ладонью по столу, - Может, хотя бы на свидание сходим.
- Если отмоешься, - отвечает она, - Ты точно всё собрался заказывать? У нас меню большое.
- Точно, - говорю я, - Не жрал с прошлой жизни.
Она некоторое время изучает меня взглядом, видимо пытаясь определить мою платежеспособность, потом пожимает плечами.
- Как скажешь.
Стол передо мной уставлен так, будто здесь пировал целый отряд голодных призывников. Тарелки, миски, кружки - всё заполнено едой, от которой в нос бьёт такой аромат, что слюна течёт рекой. Я даже не помню, когда в последний раз чувствовал такое животное желание наброситься на пищу.
Первое, что приковывает внимание - огромный кусок мяса, зажаренного до хрустящей корочки, покрытой густым соусом из тёмных ягод и пряностей. От него идёт дымок, а под золотистой коркой скрывается сочная розовая плоть, испещрённая прожилками жира. Я впиваюсь в него зубами, и сок брызгает на подбородок. Вкус - взрывной, насыщенный, с лёгкой горчинкой и сладковатым послевкусием.
Рядом - миска с чем-то вроде густого рагу: куски нежного мяса, тушёные с кореньями, грибами и чем-то, напоминающим картофель, но более плотным и сладковатым. Всё это плавает в густом бульоне, приправленном травами, от которых во рту слегка пощипывает. Я хватаю ложку и начинаю есть, почти не жуя, чувствуя, как тепло разливается по животу.
На деревянной доске лежат лепёшки, ещё тёплые, с хрустящей корочкой и мягкой сердцевиной. Я разламываю одну, и из неё вырывается пар, смешанный с запахом свежего хлеба и чего-то острого - видимо, в тесто добавили специй. Макаю в соус от мяса и отправляю в рот.
А ещё есть сыр - острый, с голубой плесенью, от которого сводит скулы, и копчёная рыба, и что-то вроде пирожков с мясом и луком, и даже странные шарики, обжаренные в масле, хрустящие снаружи и сладкие внутри.
Я запиваю всё это пивом – ледяным, тёмным, густым, с горьковатым послевкусием. Оно пенится, оставляя на губах солоноватый налёт. За одной кружкой следует другая, потом третья. Я пью, не считая, чувствуя, как тепло разливается по телу, а голова становится лёгкой.
И самое странное - я не могу остановиться. Каждый кусок, каждый глоток приносит невероятное удовольствие. Вкусы такие яркие, будто раньше я ел через тряпку, а теперь впервые почувствовал настоящую еду.
Я вспоминаю свою прошлую жизнь. Инвалид. Без ноги. Скудные обеды в дешёвых столовых, где всё было пресным, как картон. Даже когда позволял себе кафе - еда казалась безвкусной, будто что-то внутри меня давно перестало работать.
А теперь…
Теперь я чувствую всё. Каждый запах, каждый оттенок вкуса. Кажется, будто моё новое тело жадно впитывает пищу, превращая её в силу. Я уже ощущаю, как мышцы наполняются энергией, как дыхание становится глубже.
Я опустошаю тарелку за тарелкой, даже не замечая, как вокруг меня начинают коситься.
Когда стол уже почти пуст, а передо мной выстроился строй пустых кружек, я откидываюсь на спинку скамьи, удовлетворённый, как удав, проглотивший кролика.
И тут подходит она - официантка с кошачьими глазами. За ней - здоровенный детина с бородой, заросший, как медведь, и с взглядом, который ясно говорит: «Сейчас мы разберёмся, заплатишь ты или нет».
-Ну что, сыт? - спрашивает официантка, скрестив руки на груди.
-Ещё бы, - бормочу я, чувствуя, как пиво ударяет в голову.
Я громко рыгаю, выпуская ароматное облако воздуха.
-Тогда давай посчитаемся.
Я киваю и делаю уверенный жест рукой “Сейчас всё будет, босс”. Наклоняюсь к сумке, которая всё это время стояла у моих ног. Рука расстегивает молнию, ныряет внутрь, шарит по дну…
И не находит денег.
Ни одной пачки.
Я резко выпрямляюсь, откидываю сумку на колени, заглядываю внутрь, практически ныряя в утробу.
Пусто.
-Чёрт, - вырывается у меня. - Меня обокрали.
Хозяин таверны и официантка переглядываются. Она давит улыбку.
-Конечно, обокрали, - говорит хозяин, и в его голосе слышится насмешка. - Наверное, у тебя там было целое состояние, да?
-Было! - я хлопаю по сумке. - Три миллиона!
В таверне на секунду воцаряется тишина, а потом раздаётся хохот.
-Три миллиона! - кричит кто-то из зала. - Да я вчера корону потерял, а так я король! Меня тут бесплатно кормить должны! Но мне не верят!
-Я видел, это Незабудка украла! - орет другой. - Обыщите её!
Официантка - Незабудка, значит - шипит на шутника и отталкивает его, когда тот тянется к ней с похабной ухмылкой. Он оступается и падает под стол, сопровождаемый общим хохотом - этот залился больше моего.
Но мне это не нравится. Не нравится быть посмешищем.
Я снова лезу в сумку, нащупываю что-то твёрдое - монеты. И подсвечник. Высыпаю всё на стол.
-Вот, - говорю я. - Берите.
Хозяин смотрит на подсвечник, морщится и отпихивает его ко мне.
-Извини, приятель, у нас тут не притон. Иди к своему барыге.
Потом пересчитывает монеты и качает головой:
-Не хватает.
Я лихорадочно шарю в сумке снова. Кошелёк! Да, вот он. На месте.
Раскрываю. Внутри - карточки, несколько купюр и ещё монетки. Протягиваю всё это хозяину.
Тот пробует монеты на зуб, неохотно кивает, а потом разглядывает купюры.
-Это что? - спрашивает он.
-Деньги, - говорю я.
-Деньги? - хозяин таверны фыркает. - Слыхали, парни? Бумажные деньги!