— Отлично сработано. Этот парень отправился к своим предкам.
Эрл продолжал изучать склон. Его взгляд замечал то, на что другие не обратили бы внимания. Он посылал туда трассирующую очередь, затем пулеметчик отправлял следом мощные пули 30-го калибра. Через несколько минут осыпь была полностью очищена от японцев.
— А теперь нам предстоит самое сложное. Понимаете, япошки расставили ребят и с противоположной стороны. Я хочу сказать, лицом к собственным позициям. И мы их сейчас не видим. Вот так работает мысль у этих хитрых маленьких обезьян. Они воюют уже давно и, черт побери, успели кое-чему научиться.
— Сержант Эрл, что мы будем делать?
— Мы скатим вниз по склону гранаты. Я возьму пулемет. Как только гранаты рванут, я прыгну вниз. Секреты я разыщу без труда и перестреляю всех япошек. А вы подниметесь на гребень и прикроете меня огнем из своих «томпсонов».
— Эрл, вас обязательно убьют.
— Нет уж. Ни у одного косоглазого не хватит смекалки, чтобы зацепить старину Эрла. Итак, Макриди, снаряди свежий магазин и взведи пулемет. И отцепи сошку. Все достали гранаты. Готовы?
— Да, мистер Эрл.
— Отлично. По моему счету выдергивайте чеку, отпускайте рычаг предохранителя и просто бросайте гранаты через гребень. Понятно?
Бой — это сплошная непогода. Он бежал через облака пара, через висящую в воздухе пыль, через слои серы. Не было ни солнца, ни жары. Его ботинки старались найти упор в черном песке. Громыхал гром, но только на самом деле это были звуки выстрелов. Весь склон ожил под градом пуль — казалось, это копошатся маленькие зверьки. В воздухе плавали капли жидкого света. Внизу, в сплошной пелене пыли, были видны суетящиеся силуэты — это косматые звери пытались забраться выше, приблизиться на расстояние броска гранаты, а за ними носились белые трассирующие пули его солдат.
Он перебегал от одного окопа к другому.
— Продолжайте вести огонь. Мы заставим американцев отступить. У вас есть патроны, вода? Никто не ранен?
Его люди держались превосходно. Все до одного верили в силу «ста миллионов»,[2] все до одного верили в долг перед императором, все до одного уже заключили мирное соглашение со смертью, прочувствовали необходимость принести себя в жертву; никто не дрогнет и не побежит, это лучшие воины на земле. Истинные самураи!
— Вон там, слева!
Он указал рукой, пулемет «намбу» быстро дернул хоботом в сторону и выпустил очередь, прошившую густые заросли. Наградой за это явилось редкое зрелище: враг, безжизненно вывалившийся из кустов.
— Ищите цели и не прекращайте огонь; американцам надоест умирать, и они скоро отступят назад.
Капитан Яно добрался до последней террасы. Вследствие какой-то геологической аномалии на протяжении нескольких десятков футов склон был слишком крутым, и окопов здесь не рыли. Широкая полоса песка была совершенно открыта. И ее требовалось пересечь.
— Господин капитан, будьте осторожны!
— Да здравствует император! — воскликнул Яно, словно призывая себе на помощь талисман.
Верил ли он сам во все это? Отчасти верил. Нужно полностью отдать себя, признать необходимость собственной смерти, даже мучительной гибели в огне, принять с распростертыми объятиями страдания, возжелать небытия. И тогда можно будет броситься в огонь, выполняя свой долг, навстречу судьбе.
Но другая его часть спрашивала: «Зачем?»
Какая бесполезная трата людей!
Эти замечательные люди, которые могли бы столько совершить в жизни, вынуждены умирать на осыпи черного песка, на острове из серы, не имеющем абсолютно никакого значения. Они поступают так ради императора? Скольким из его бойцов известно, что богоподобный, всезнающий, беспощадный император — недавно сотворенный миф, а на протяжении трехсот лет эта марионетка была предметом насмешек всего Эдо,[3] в то время как страной правили из Киото действительно могущественные люди, предпочитавшие оставаться в тени. Они с трудом терпели императора лишь как полезную фигуру для участия в торжественных церемониях, отвлекающих внимание народа.
Яно прекрасно понимал: «Война проиграна. Все сухопутные армии сокрушены. Не удалось отстоять ни один остров. Мы погибаем здесь совершенно напрасно. Это было бы смешно, если бы не было бесконечно глупо. Те семеро, что заправляют Японией, давятся от хохота над нами».
И все же капитан бежал вперед.
Он находился на открытом месте всего несколько секунд. Американцы тотчас же открыли огонь, и он ощутил горячий шепот пуль, пролетающих слишком близко, маленькими поршнями сжимающих воздух слева и справа от него. Земля как будто взбунтовалась, взрываясь вокруг, наполняя воздух пылью, забивающей нос и горло.
Однако пуле, которой суждено его убить, пока не удалось отыскать цель.
Скользнув на землю за дюной, капитан Яно жадно глотнул воздух. В этот момент с осыпи внизу донеслись короткие очереди.
Взобравшись на гребень дюны, он увидел, как в ста ярдах от него вниз по склону бежит американец с большим ручным пулеметом в руках — у них так много разного оружия! — быстро водя стволом из стороны в сторону и поливая огнем развернутые в обратную сторону стрелковые ячейки, о существовании которых было известно только самому капитану, поскольку он лично размечал их на местности.
За считанные секунды все было кончено.
Огромный косматый зверь завопил, размахивая руками; сверху через гребень выскочили двое, еще несколько человек обошли вокруг. Они встретились посреди осыпи, тот американец поспешно выстроил их в цепочку и повел вперед.
И тут капитан Яно увидел именно то, чего так опасался: огнемет.
Последние двое американцев тащили огнемет. Один из них нес в ранце за плечами несколько канистр с желеобразным горючим, настолько тяжелых, что он сгибался под их тяжестью. Другой держал в руке длинное круглое сопло с пистолетной рукояткой, в которой был размещен пиротехнический воспламенитель, по сути дела спичка. От этой спички струя горючего превратится в дождь раскаленных искр, огненным дыханием дракона расплавляя все, на что попадет. Американцы поднимутся по осыпи, повернут налево и, воспользовавшись огненным прикрытием, выжгут пулеметные гнезда. Затем американцы взорвут стальную дверь в дот и сожгут живьем всех, кто находится внутри.
Капитан достал гранаты. Эти нелепые штуковины под названием Модель 97 были абсолютно ненадежны и не заслуживали доверия. Заключенные в цилиндрический корпус с насечками для лучшего образования осколков, они были оснащены взрывателем с задержкой на четыре с половиной секунды. Это означало, что гранаты взорвутся или через одну секунду, или через шесть, если взорвутся вообще. Для того чтобы взвести детонатор — это же настоящая комедия! — требовалось сначала выдернуть чеку, затем с силой ударить детонатором по каске, при этом боек пробивал капсюль и воспламенял первичный пороховой заряд.
Капитан Яно едва не рассмеялся вслух: «Мы, великая нация потомков Ямаго,[4] не умеем изготавливать ручные гранаты».
Солдаты шутили: «Имея дело с американцами, еще можно надеяться остаться в живых, но вот с нашими гранатами…»
Однако сейчас Будда улыбнулся. Капитан Яно выдернул чеку из первого цилиндра, ударом о камень разбил основание запала, боек полетел вперед, пробивая капсюль, и запал с шипением ожил. Яно секунду подержал гранату в руке (опасно!) и бросил ее через гребень. Он проделал то же самое со второй гранатой, и в этот момент первая взорвалась. В ее грохоте потонул чей-то крик. Вторую гранату Яно держать не стал, исходя из разумного предположения, что две гранаты подряд просто не могут оказаться исправными. Разбив запал, он сразу же швырнул ее, и это решение оказалось правильным: граната взорвалась всего через секунду.
Капитан вскарабкался на гребень осыпи.
Все американцы валялись на земле. Один из пулеметчиков истерично вопил, его левая рука была в крови. Двое лежали неподвижно. Стрелок-огнеметчик пытался подняться на ноги.
Первым делом капитан расстрелял его. Он всадил в него пять восьмимиллиметровых пуль из своего пистолета-пулемета, затем выпустил короткую очередь в его помощника, несмотря на то что тот упал на землю. Потом Яно переключился на пулеметчика, который тщетно старался поднять свой пулемет окровавленной рукой, пока у него за спиной второй номер расчета пытался подобрать выпавший автоматический карабин. Капитан расправился с ними одной длинной очередью. Повернувшись к лежащему на земле командиру, всадил в него еще одну очередь. Сбежав вниз по осыпи, он подскочил к стрелку-гранатометчику, который, как это ни невероятно, все еще дышал. Капитан выстрелил ему в голову и постарался не смотреть, а поскольку это было невозможно, постарался не чувствовать стыда при виде молодого лица, изуродованного выпущенной в упор пулей. Затем он достал штык-нож и отрезал резиновый шланг, а пистолетную рукоятку с воспламенителем забросил подальше.
Сегодня его бойцам можно не бояться огнеметов.
Развернувшись, капитан Яно побежал обратно к доту.
Каким-то образом Эрлу удалось прийти в себя. Он не был убит. Попытавшись разобраться в случившемся, он в конце концов исключил шальной снаряд или мину из миномета. Тряхнув головой, Эрл постарался прогнать колющую боль, но тщетно. Раненое бедро ныло. Опустив взгляд, он увидел кровь. Во фляжке зияли две пробоины, на медной пряжке красовалась глубокая вмятина, а еще одна пуля попала в бок, и медленно вытекающая кровь пропитала нательную рубаху насквозь. Эрл огляделся вокруг.
Убиты, все убиты.
«Твою мать», — мысленно выругался он.
Наконец-то нашелся япошка, не уступающий ему в хитрости. Даже превосходящий его, черт бы побрал его маленькую обезьянью душонку.
На осыпи царила полная тишина, хотя совсем рядом воздух рассекали звуки перестрелки. Однако не вызывало сомнений, что японцы продолжают удерживать дот, что фланговый обход закончился провалом, что четверо бойцов роты «А» убиты, а сам он едва уцелел, да и то лишь потому, что, услышав стук — это япошка взводил гранату, — успел распластаться на земле до первого взрыва, а взрывов, как он теперь сознавал, было два.