л. Как Мара мечтала о том, чтобы однажды он появился у неё на пороге, одетый в свой летний белый костюм, с букетом её любимых лилий. Открывшей ему дверь Маре он бы игриво сказал:
– А я не к тебе, я к Кире Евгеньевне!
Довольный вызванным недоумением на лице любимой, он решительно бы направился на кухню, где хлопотала мама, вручил бы ей букет и с присущей ему галантностью произнёс бы:
– Кира Евгеньевна, прошу руки Вашей дочери!
Нет, лучше, чтобы он встал на одно колено и спросил об этом лично Мару. Ах, нет, он же в белых брюках, он их запачкает! На колено нельзя. Пускай лучше стоя. И всё-таки пусть сначала спросит маму. Хотя какая в конце концов разница! Пусть хоть как-то сделает предложение! Можно даже без предложения и без цветов, просто задать вопрос: «Пошли завтра в ЗАГС?» Хотя нет, с цветами и белым костюмом всё-таки лучше… Надо же потом подружкам рассказывать, как оно было.
Мара уже даже придумала фасон платья! Да-да, обязательно тугое в талии, с красивым ремешком, рукавами-фонариками, пышное, чуть ниже колена… А фата? Мара никак не могла решить, хочет она фату или нет. Но туфельки обязательно должны быть на высоком каблучке! С её лилипутским ростом в 155 сантиметров ей всегда хотелось быть выше. А потом они бы с Ваней поехали на море в свадебное путешествие! В Крым! Ах, как она любила море! А была на нем всего два раза в жизни: несколько лет назад с подружками, да с родителями в детстве, когда ей было лет шесть, ещё до войны. Мара уже плохо помнила те дни, но сохранились чёрно-белые фотографии, где мама с папой ещё такие молодые и такие счастливые, смеются, улыбаются и дурачатся в воде. Это всё война виновата, что папа с мамой развелись. Если бы не война, папа бы не начал пить. Если бы он не начал пить, мама бы его не выгнала. Если бы мама его не выгнала, он не стал бы пить ещё сильнее. И не умер бы в пятьдесят пять лет. Война продолжала отнимать жизни даже после того, как закончилась победой.
Мысль опять ускользнула. Надо сосредоточиться. Семипалатинск. Сейчас это самая главная проблема, и надо обязательно её решить. Ни за что она туда не поедет. Ни туда, ни куда-нибудь ещё из своего любимого города. Как же это несправедливо! Она родилась здесь, этот город её по праву!
Мара перешла на правую, солнечную сторону Большого проспекта Петроградской стороны. Какое же праздничное настроение царит на улицах Ленинграда, когда там поселяется лето, тепло и небо очищается от туч. Неважно, какой при этом день: будний или выходной. Солнце в Ленинграде уже достаточный повод для праздника. На тротуарах было тесно от людей, их разговоры и смех, гудки велосипедов и редкое, но очень громкое, ворчливое тарахтение проезжающих мимо машин создавало то же настроение, которое создаёт в театре настраивающийся оркестр: настроение ожидания чего-то большого и прекрасного впереди.
Что ж, раз её любимый такой нерешительный, придётся ей самой брать всё в свои руки. С чисто женской хитростью. Она напишет ему слёзное прощальное письмо. Расскажет, что её отправляют за тридевять земель и им не суждено быть вместе. Тут-то он испугается и, наконец, решится сделать предложение. В белом костюме, с лилиями. А хоть бы и без них…
Ну, на крайний случай Мара сломает ногу. Авось не станут её ждать несколько месяцев, а пошлют в эту дыру кого-нибудь другого. Мало ли на свете инженеров зелёного хозяйства?
Август
Мара просто не могла поверить, что всё наконец разрешилось. Обеими руками она так сильно сжимала этот драгоценный листок, как будто он должен был вот-вот исчезнуть. Она остается в Ленинграде! Какое счастье! Теперь всё будет хорошо. Теперь любые проблемы разрешимы. Выскользнув из кабинета директора в коридор, она прислонилась к стене и прочитала ещё раз. И ещё. Чтобы уж точно поверить. Всё-таки про груз, свалившийся с плеч, – это вовсе не фигуральное выражение. В ногах появилась такая лёгкость, что Мара летела через коридор, казалось, почти не касаясь каменных плит.
«Начальнику отдела планирования подготовки и распределения молодых специалистов МВО тов. Ножко К. Г.
Ходатайство молодого специалиста, окончившего П. кв. 1955 года Ленинградскую лесотехническую академию имени С.М. Кирова – инженера зелёного строительства тов. Морозовой Маргариты Фёдоровны по вопросу изменения направления на работу по месту жительства больной матери удовлетворить.
Директор Лесотехнической академии им. С. М. Кирова /В. М. Никитин/».
Утвердить! Как же повезло, что ректором академии буквально пару лет назад назначили молодого, энергичного Виктора Михайловича, и как прекрасно, что он мужчина. С мужчинами-то Мара всегда могла поладить, особенно с молодыми и обаятельными. Придёшь, поплачешь, заламывая руки, расскажешь о больной матери и умершем отце, герое Великой Отечественной войны, посетуешь, что никого у матери нет кроме тебя – и вот, заветный документ за подписью директора в руках.
Ну, с больной матерью, конечно, она немножко преувеличила. Кира Евгеньевна, тьфу-тьфу-тьфу, чувствовала себя вполне неплохо для своих преклонных 46 лет. Но не зря же Мара ходила в драмкружок. В конце концов у каждой женщины «за 40» можно найти какую-нибудь болячку, так что не так уж сильно Мара и врала. И потом, почему врала? Она даже справку предоставила! Так что всё по-честному. А вот про то, что никого у мамы больше нет, не покривила душой ни капельки. У мамы действительно совсем никого не осталось. Папа её, Марин дедушка то есть, умер ещё до революции, в 1916 году, Кире в то время было семь лет всего. Мама её, Марина бабушка, значит, умерла лет двадцать пять назад в Вологде. Вроде как в Ленинграде жила тётя Мария, сестра бабушки Лёли, но тоже умерла. В общем, никого у Киры Евгеньевны не было кроме неё, Мары. А так, глядишь, и взаправду заболеет от тоски, если единственную дочку-кровиночку ушлют на край земли. Так что всё Мара сделала правильно, она не сомневалась в этом ни чуточки.
Теперь, во-первых, предстояло найти место работы. В академии сразу же сказали, что вряд ли смогут с этим помочь, и молодому специалисту придётся трудоустраиваться самостоятельно. А во-вторых, разобраться с Ваней.
Предложения от него Мара так и не дождалась. Сначала подводила к нему хитростями и женскими уловками, потом намекала, потом уже даже прямо сказала. Но тот объяснил, что вот именно сейчас не может, потому как что-то там по работе очень важное и куда-то его отсылают в какую-то серьёзную командировку до конца лета, и придётся всё это отложить, но Мара должна знать, что ничего он так сильно не хочет, как этого, что будь его воля – они б уже завтра стояли в ЗАГСе, что обязательно их мечты сбудутся, что надо быть сильными и уметь ждать, что любовь всё победит… А дальше губы уже оказались заняты, так что поток красноречия был прерван.
Наверняка это его мама с толку сбивает. Ищет ему партию получше. Ну ничего, ещё посмотрим, кто кого. Вот приедет Ваня из своей командировки, и поставит Мара вопрос ребром. А там будь что будет. Хотя какие могут быть сомнения? Он любит её больше жизни, это же очевидно. И она его любит, пожалуй, ещё сильнее. Он вернётся, и они обязательно поженятся. По-другому и быть не может.
1956 год
Август
Мара открыла дверь столовой на Среднем проспекте Васильевского острова. Вообще-то, до дома было идти буквально две минуты: завернуть за угол и пройти по 6-й линии пару шагов. Но мама, как всегда, была на работе, а готовить самой Маре было ну очень лень.
Столовая оказалась на удивление пустая. Только один посетитель, смешно маленький в масштабе большого помещения, сиротливо притулился за столиком около окна. Мара не удостоила его даже взглядом и прошла ровно в противоположный конец зала, уселась в углу и стала изучать меню. Хорошо, что вокруг нет народа. Ей хотелось побыть одной. Первый заслуженный отпуск молодого советского служащего подходил к концу. Скоро обратно на работу – в Гипронеметруд, где она уже вот скоро как год трудилась в строительном отделе.
Работу ей удалось найти сравнительно легко, буквально за один месяц. Конечно, это не работа мечты, что понятно уже из одного названия – Институт по проектированию предприятий нерудной промышленности. Но всё-таки настоящая работа с настоящей зарплатой, хорошим коллективом и расположением рядом с Невском проспектом, театрами и музеями, в общем, в центре кипучей жизни любимого города. Маре грех было жаловаться.
А вот со второй задачей, стоявшей перед ней год назад, Мара не справилась. Предложение Ваня так и не сделал. Он долго юлил, изворачивался, топил её в красивых словах так, что она и вздоха не могла сделать. И вот недавно всё выяснилось. Оказалось, что он не мог жениться на Маре, потому что уже был женат. Вообще-то, по законам Советского Союза можно и развестись – многие разводятся. Но Ваня делать этого не собирался. Его, видимо, всё устраивало. Красивая, молодая любовница и надёжная, терпеливая жена. Зачем что-то менять? Сволочь! Наверное, он думал, что Мара так сильно в него влюблена, что не сможет от него отказаться. Вот ещё. Как бы сильно она его ни любила, больше всего она любила и ценила себя. И тратить жизнь на «женатика» не собиралась. Пусть ищет другую дуру.
– Здравствуйте, – Мара даже немного вздрогнула от резковатого тона, неизменно вырабатываемого представителями советской сферы услуг. – Не могли бы Вы пересесть за столик вон к тому молодому человеку? – девушка-официантка всё-таки попробовала изобразить на лице подобие приветливого выражения.
От неожиданности Мара даже забыла поздороваться в ответ и только недоуменно выпалила:
– Зачем?
– Мне будет легче обслуживать один столик, а не два. Вас всего двое посетителей на всю столовую, занимать при этом два столика – это уже слишком, – отрезала официантка, стерев приветливое выражение с лица, и, не дожидаясь дальнейших возражений, удалилась.
Мара вздохнула и раздраженно посмотрела в сторону неизвестного. Тот, казалось, не обращал на неё никакого внимания. Наверняка он тоже не обрадуется нарушению своего уединения. Но советский сервис не оставлял выбора. Мара встала и направилась к месту ссылки.