Все поднимаются, чтобы уйти, потом шагают, тащатся, выскальзывают, чтобы затянуться или вдохнуть воздуха (одно не исключает другого, спасибо большое). В конце концов, даже никотин и деготь пахнут лучше, чем наш актовый зал, где царит уникальный запах тестостерона, пота и горелого кофе.
Но мы заходим слишком далеко.
– Ненавижу бумажки.
– Может, тебе стоит остаться на ферме, – подначивает Фарид. – Честная работа и тяжелый труд мозгов не требуют.
– Издеваешься.
Пальцы мои нащупывают его папку, и я вытаскиваю ее из ящика.
– Хочешь посмотреть рекомендательное письмо мистера О’Брайена к твоим заявлениям в колледж?
Фар протягивает руку, и я передаю ему документы. Несколько листков выпадают из папки, прежде чем он ее подхватывает.
– Варвар.
Я фыркаю.
– Прости. Нет, не стоит.
– На этом снимке я такой юный и невинный, – вздыхает Фарид, глядя на обложку.
У большинства из нашего класса на обложке старая фотография, сделанная три года назад, когда мы были еще новичками. Но в его случае…
– Эту фотографию сделали в последний год!
– Как ты меня развращаешь! Без твоих блестящих идей я был бы нормальным отличником, не имел бы проблем с законом, да и девушки возле меня увивались бы.
– Ну конечно… – Я достаю из шкафа другую папку. – Рассказывай.
Фарид что-то бормочет под нос, но я не обращаю внимания.
С обложки на меня смотрит знакомая фотография.
Бинго.
Браун, Тайлер. Напомаженные светлые волосы, блеклые глаза и такой знакомый пустой взгляд. Единственный раз в его глазах не было презрения, когда я зажал ему голову в шкафчике. Руки чешутся повторить.
Интересно, делает администрация отметку в ученических документах о правонарушениях? Наверное, нет, раз эти документы так легко получить. И уж точно ничего нет, если ученика отчислили в конце выпускного года. Кроме того, я даже не знаю, были ли у него правонарушения. Судя по оценкам, Тайлер вполне благополучный троечник. Три года в Оппортьюнити, и все три без происшествий.
Вот только Гуманитарный курс 101 он провалил с треском.
Последняя запись в его документах недвусмысленна.
Восстановлен. С сегодняшнего дня.
Сильвия говорила об этом в выходные. Впервые за несколько месяцев она доверилась мне. Ее чуть ли не выворачивало, так она была напугана, но не сказала почему. И вот мне приходится рыться в школьных документах. Чтобы убедиться, что она в безопасности. Долг брата-близнеца.
Я никогда не признаюсь и даже не намекну, что для меня это важно.
Репутация брата-близнеца.
Я прислоняюсь к столу директора и читаю.
Дата рождения, адрес – скукота. Телефон для экстренной связи – отца, мать умерла. Дата приема в школу – ничего, чего бы я не знал. Класс: неприменимо. Пока неприменимо. Рейтинг: 2140 баллов.
Ха. Гений из шкафа.
Может быть, поэтому, несмотря на всю браваду, Тайлер никогда не выполнял своих угроз. Может быть, он и скотина, но самая умная: безвредная.
Отем
Спина у меня болит. Я развожу плечи, чтобы расслабить напряженные мышцы. Сильв что-то замешкалась. Она не торопится в класс. Сильв громко щелкает пальцами:
– С тобой все хорошо?
– Я… – Я медлю.
Прошлой ночью я проснулась в холодном поту, ожидая стука в дверь, как два года назад. Но в это утро мы завтракали, как обычно. Тая нигде не было. Впрочем, после тех выходных я была только рада. Числа. Отец и не подумал подняться. Прошлым вечером он снова пил. И даже не пытался этого скрыть. Когда мама была жива, он напивался, только когда ее не было и лишь в самые мрачные моменты. Он до сих пор умеет улыбаться и может рассмешить нас с Таем.
А сейчас он зол на весь мир, на все, что напоминает ему о маме.
На меня.
Не знаю, как выразить это словами. Со мной не все хорошо. Со мной давно не все хорошо. И дело не только в маминой смерти. Отец – иногда я его боюсь.
И Тай… Я боюсь, что и Тая потеряю тоже.
Но Сильв и Тай ненавидят друг друга. Как заставить ее понять?
Она кладет руку мне на плечо, потом вспоминает, где мы, и нервно заправляет длинные черные пряди за уши. Ярко-синий топ, подведенные блестящие глаза. В Оппортьюнити, где многие предпочитают прятаться, она – яркая звезда на темной сцене. Сильв смотрит на меня выжидающе:
– Я все понимаю, можешь не говорить. Годовщины всегда даются тяжело. Конечно, тебе грустно. Тебя никто не осудит, и уж точно не я.
Я киваю, но слов все равно нет. Голоса звучат вокруг нас. Ученики поднимаются по ступенькам между четырьмя блоками мест. Глаза Сильв устремляются в другой конец аудитории, где веселятся футболисты из нашей команды.
Я пожимаю плечами:
– Все в порядке. Со мной все в порядке.
Она никогда не поняла бы.
Я считаю минуты до седьмого урока, когда музыкальный класс за сценой станет темным и пустым. В тени я останусь одна.
Я буду в безопасности.
Сильв открывает рот, словно хочет что-то сказать, но тут рядом появляется девочка из ее класса, Аша.
Я размышляю. Сильв вечно ссорилась с моим братом, пока его не исключили. Я не могу – не хочу разбираться с ними всеми. Они лишь привязывают меня к этому месту, а забота всегда причиняет боль.
Аша впилась в учебник истории. Разноцветные пряди падают ей на лицо. Губы кривятся в полуулыбке. Она что-то шепчет. Сильв напрягается, а потом хохочет, и голос ее разносится над толпой:
– Что бы вы все ни думали, я вовсе не мечтаю о зачетах.
Аша закатывает глаза:
– Тебе-то не о чем беспокоиться.
Сильв краснеет, но Аша права. Сильв – отличница, учителя ее обожают. Она не сможет провалить экзамен, даже если захочет.
Когда Аша поворачивается ко мне, наступает моя очередь. Я расплываюсь в фальшивой улыбке:
– Тест по истории не для меня. Мне было чем заняться на каникулах, помимо зубрежки.
– Мещанка, – вздыхает Сильв. – И почему я с тобой дружу?
Потому что я твоя.
Щелкают кнопки на сумке Аши.
Она отводит с лица фиолетовую прядь.
– Не учила? Счастливая! Они должны были назначить зачеты после каникул, чтобы держать старших в руках.
Слава богу, я не из старших. Прежде чем я успеваю что-то сказать, Сильв меня опережает:
– И что же ты делала?
– Ничего.
Гул голосов вокруг нас становится громче. Первые минуты после речей Трентон всегда такие. Все наталкиваются друг на друга, стараясь выбраться из зала, но сегодня царит настоящий хаос. Появляется учитель. Наверное, чтобы посмотреть, в чем причина задержки.
Аша усмехается.
– Все каникулы? Совершенно ничего? Да ты гонишь!
Взгляд Сильв смягчается. Она вопросительно смотрит на меня, а я прикусываю губу. Мне не хочется портить ей настроение.
– В выходные я нашла на чердаке старую запись – первое мамино «Лебединое озеро». Проба в Королевский балет. Тогда она была чуть старше меня.
Ничего сенсационного, так что Аша должна быть разочарована, но она придвигается ближе.
– Здорово, да?
Я удивленно улыбаюсь.
Аша не одна из нас. Она не из Оппортьюнити, где про нас с мамой все давно известно.
Старшая школа Оппортьюнити – окружная. Здесь учатся дети изо всех небольших соседних городков. Аша не принадлежит к нашему миру, с его улицами, церквями и общими тайнами.
В Оппортьюнити все знают, что мама гастролировала по миру и выступала во всех великих театрах: Лондон, Москва, Нью-Йорк. Она видела больше стран, чем все мы вместе взятые. Она рассказывала мне о своих путешествиях, и я не могла успокоиться. И сколь бы мучительны ни были воспоминания о маме, это чувство никогда не возникало, когда я смотрела записи ее танца.
– Она была потрясающая.
Плечо Сильв касается моего. Ее теплая улыбка – мой якорь. Кажется, что вся школа Оппортьюнити исчезает. Мы потерялись где-то между созданием дома и бегством из него. Очень скоро тайны разделят нас, а потом она поймет, что я ее не заслуживаю, и тоже бросит меня.
Клер
После очередного круга морозный воздух становится освежающим, хотя я никогда не признаюсь в этом тренеру. Зима должна быть в декабре, до Рождества, а потом ей у нас не место. Нам нужно как можно больше часов, чтобы подготовиться к следующему выступлению, если мы хотим и дальше оставаться победителями.
Моя команда JROTC[3] тоже скоро начнет тренировки. Это лишь второй год подготовки, и они все еще ищут свой темп. Мне есть о чем подумать и без мороза.
Я кидаю взгляд вбок и вижу, что Крис усмехается.
– Что?
– Ты замечталась.
– Вовсе нет.
Он фыркает.
– Как прошли каникулы? – Мы одновременно задали один и тот же вопрос, и я засмеялась.
– Так странно, что Трейси не было дома в день рождения Мэтта… Хотя, конечно, он теперь учится в старших классах и совсем взрослый. Что нам волноваться?
Младший брат старается не показывать, как тяжелы эти морозы для его суставов, как он скучает по нашей сестре, которая оказалась так далеко, в чужой стране, в пустыне.
– С тех пор как она уехала, мы несколько минут общались по видео.
– Как там к ней относятся?
Я осторожно подбираю слова:
– Во время ее патрулирования ничего особенного не происходит. Именно так, как я люблю.
Крис кивает. Его отец, подполковник Уэст, готовится к седьмой поездке. Мы оба знаем, каково это, постоянно думать о ком-то, кто находится на другом конце света, гадать, что происходит в песках, под палящими лучами солнца. Мы служим, чтобы семья могла нами гордиться, а мы могли оправдать ее ожидания.
Даже я. Но я могла бы. Если бы только я могла быть такой, как Трейси. Я всегда хотела быть такой, как она, должна была быть. Она смелая, стойкая, уверенная в себе. У нее есть все, чего нет у меня.
– У Мэтта хотя бы лихорадки не случилось, – говорю я после очередной половины круга.