Я считаю, что научная журналистика в нашей стране появилась благодаря полету Гагарина, благодаря ядерным исследованиям, благодаря огромному интересу общества к науке. Об ученых и их достижениях не только писали в газетах, но снимали художественные фильмы, ставили спектакли. Это просто было всем интересно. У меня нет профессионального журналистского образования. Я в МГУ не учился, правда, потом читал лекции и участвовал в защите кандидатской и докторской диссертаций, связанных с журналистикой, но у меня нет журналистского образования, и как мне кажется, уже поздно его получать.
Я считаю, что научная журналистика в нашей стране появилась благодаря полету Гагарина, благодаря ядерным исследованиям, благодаря огромному интересу общества к науке. Об ученых и их достижениях не только писали в газетах, но и снимали художественные фильмы, ставили спектакли. это просто было всем интересно.
– А как Вы считаете, чем научная журналистика отличается от других тематических видов журналистики?
– Вы знаете, вообще-то, журналистика очень трудная профессия, очень сложная и очень обманчивая. Я выступал во всех жанрах и думаю, что владею всеми жанрами журналистки от информации в семь строк до больших очерков. Но научная журналистика имеет много особенностей. Обычно журналист как бы застывает, став ремесленником, ведь у нас же ремесло и мы должны быть ремесленниками: научившись что-то делать, о чем-то писать, он чаще всего застывает на этом уровне. В научной журналистике это невозможно. Раньше я не мог этого доказать, а сейчас могу очень просто: в 196364 годах я занимался генетикой. Горжусь тем, что в «Комсомольской правде» появился первый материал с критикой Лысенко, небольшая такая заметка, и с него начался весь вал материалов по борьбе с лысенковщиной. Это подтверждает Николай Петрович Дубинин в своей книжке (прим.: Николай Петрович Дубинин – один из выдающихся генетиков нашего времени). Вот тогда в 1963-64 годах мы с ним написали книжку – «Нить жизни. Очерки о генетике». Это была первая книжка после «лысенковщины» и против Лысенко, она вышла в очень странном издательстве под названием «Атомиздат», потому что в другом издательстве ее бы не пропустили, и выдержала много изданий большим тиражом. И даже в МГУ она была учебным пособием на факультете биологии, и я там выступал несколько раз. И Дубинин даже говорил: «Давай, мы книгу засчитаем как твою диссертацию». Но я сказал: «Нет, это не наука». Я после этого не занимался генетикой в силу ряда причин, хотя мы дружили с Николаем Петровичем до конца его жизни. Вот недавно был российско-белорусский форум, и я услышал выступление одного генетика, директора института биологии, который создавал как раз Дубинин. Я поехал к нему, и мы говорили с Янковским, членом-корреспондентом РАН, мы с ним говорили о генетике, и вдруг я понял, насколько отстал, насколько я не понимаю, что происходит, потому что я этим давно не занимался. Генетика той поры и сегодняшняя генетика – это небо и земля. После разговора с Янковским я сел за книжки и начал разбираться, в чем дело, что происходит, и конечно же – дистанция огромнейшая, приблизительно такая же, как между Луной и полетом человека на Луну. Представьте, что когда-то я влюблялся в молодости, сидели мы на лавочке с любимой и смотрели на Луну, и она казалась прекрасной, такой красивой, недостижимой, загадочной. А сейчас-то я смотрю на Луну иначе, потому что я видел, как по ней наши луноходы бегают, как Армстронг ходил по Луне и еще десяток человек после него. Я к ней уже иначе отношусь, чем я относился к ней в молодости. Это гигантская дистанция в наших взглядах. Это присуще только одной области, только научной журналистике. Вообще-то, представьте, что такое научная журналистика на секунду. Вы знаете, чем человек отличается от свиньи? Самое главное отличие в том, что свинья никогда не смотрит наверх. Человек иногда поднимает голову и смотрит на звезды, свинья этого никогда не делает. Давайте взглянем в ночное небо. Галактики, вселенные, о которых мы не подозреваем. Это же страшно интересно. А самое главное, это возвышает человека – вселенная и звезды. Теперь давайте посмотрим назад. Каждый год совершаются феноменальные открытия. Вот сегодня утром я читал о динозаврах, которые жили 200 млн. лет тому назад, и вдруг выясняется, что это была, в общем-то, цивилизация. Выясняется, что динозавры, которые летали, были весом в две тонны. Это означает, что была другая плотность атмосферы, другой мир, другая цивилизация. Это было на нашей земле всего лишь каких-то 300 млн. лет назад. Научная журналистика не позволяет остановиться. Если ты остановишься, как я остановился с генетикой, значит, ты можешь пропасть навсегда. И это определяет очень много в отношении к жизни. Я должен вам сказать, что самое интересное в жизни – это понимать, в каком мире мы живем. Мы живем в феноменальном мире, который бесконечен смотришь ли ты в будущее или оглядываешься назад. И вот это представление о мире дает именно научная журналистика. И честно могу сказать: я встречался с тысячами людей самых разных профессий, ведь я все-таки в некоторой степени драматург, шесть пьес написал и все они поставлены, а одна поставлена почти во всех странах, где есть театр, я имею в виду пьесу «Саркофаг». Есть мир кино, телевидения, они тоже интересны, но мир науки, мир ученых – это единственный мир, который расширяет твой разум до бесконечности.
– А какие цели у научной журналистики? Кому и зачем она нужна?
– Вообще я должен сказать, что человек в 21 веке должен стоять на двух китах. Первый кит – это литература. Все, что у нас сейчас происходит в школе – безобразие, нужно больше уроков литературы, потому что человека воспитывает классика и классическая мировая литература. Мало кто знает, что после войны первым пунктом репарации Германии был пункт об издании в Лейпцигской типографи полных собраний сочинений Чехова, Горького, Толстого, Салтыкова-Щедрина. Изданные там книги продавались в нашей стране везде и стоили недорого. Я мог купить, будучи студентом, любую книгу. И любой другой студент мог купить. Человек формируется прежде всего на классической мировой литературе. Все остальное – прилагательное. Человек обязательно должен знать литературу, тогда он взрослеет душой. Второй кит – разум, который дает только наука, больше ничего. И это позор, если мы знаем проспект Вернадского, но не знаем кто такой Вернадский? Владимир Иванович – один из величайших ученых двадцатого века, человек философски подходивший к жизни. Нужно обязательно знать, кто такие были Келдыш, Королев, Александров, Ландау, множество других замечательных ученых – это элита. Это те люди, которые развивают общество, цивилизацию. Все, что нас окружает – связано с достижениями науки.
Представьте, что когда-то я влюблялся в молодости, сидели мы с любимой на лавочке и смотрели на Луну, и она казалась прекрасной, такой красивой, недостижимой, загадочной. А сейчас-то я смотрю на Луну иначе, потому что я видел, как по ней наши луноходы бегают, как Армстронг ходил по Луне и еще десяток человек. Я к ней уже иначе отношусь, чем относился в молодости. Это гигантская дистанция в наших взглядах. Это присуще только одной области, только научной журналистике.
Я считаю, что 4 октября 1957 года наступила новая эпоха, новая эра – космическая. Случился качественный скачок. Изменилось все в этом мире, абсолютно все. Когда Юрий Гагарин готовился к полету, все думали, что человек сойдет с ума, когда поднимется над нашей планетой, он не сможет там летать. Многие ученые в этом были убеждены, и в этом также был подвиг Гагарина – он смог. Космос изменил всю нашу психологию.
Еще один пример. Взрыв на Чернобыльской атомной станции или взрыв на Фукусиме. Вы знаете хотя бы одного главного оператора атомной станции? Не знаете. А если я вас попрошу назвать 5 или 6 актеров, назовете? Так вот от актеров зависит наше удовольствие, а от операторов – жизнь. А мы не знаем, как их зовут. Но это долгий ответ на короткий вопрос.
– Вы сказали, что 4 октября 1957 года все резко изменилось, а как с того момента изменилась научная журналистика?
– Ее просто до этого не было. Та своеобразная журналистика была похожа на комментарии к учебникам начальных классов. Это было чистое просветительство, которым надо заниматься и сегодня. Я, конечно, был потрясен, когда узнал, что немало молодых людей считает, что солнце вращается вокруг земли – это средневековье. Ну следующий шаг тогда – будут думать, что земля плоская. Это, наверное, обратная реакция, ведь 20 век, вторая его половина – это величайший взлет науки и технологий во всех областях, в генетике, в медицине, в ядерной физике, в космических исследованиях. Это революционный скачок в истории нашей цивилизации. И это испугало людей. Однажды один очень крупный физик говорит мне: «Володя, вот я смотрю на телефон и никак не могу понять, как здесь все это умещается?!» И я этого не могу понять! Это кажется невозможным. И невольно у людей возникает какой-то внутренний протест. Многие научные факты понять очень сложно, но другого пути нет. Порой это вызывает обратную реакцию: проще поверить колдунам, экстрасенсам, гороскопам. Отсюда вспышка лженауки, которая очень вредна, потому что не без ее участия 21 век становится веком невежества, оно процветает феноменально. Один из показателей – это то, что борются с наукой, с научными знаниями. Вся нынешняя болонская система образования – это борьба со знаниями. Яркий пример – отмена астрономии в школе. Как можно отменять астрономию? Астрономия и литература как науки возвышают человека. Они отличают человека от свиньи. А школьники смотрят только вниз себе под ноги, и это губит таланты. Роль научной журналистики сегодня необычайно велика именно потому, что нужно даже не нести знания людям, а пропагандировать стремление к знаниям, возбуждать интерес в обществе к наукам. Мы живем в очень интересном мире, он не гламурен, он гораздо интереснее.
Мир науки, мир ученых – это единственный мир, который расширяет твой разум до бесконечности.