Каждое слово отца больно врезалось в сознание Сергея. И когда Леонид Андреевич закончил, чтобы перевести дух, Сергей вскочил на ноги.
— Ты не понимаешь! Он меня унижал! Всегда! «Ой Апостолов, а можно мне с вами потанцевать?» «Ой Апостолов, а правда что вы сражались с тварями из Урочища в одиночку?» «Ой Апостолов, вы такой талантливый!». Я просто хотел показать ему, что я не слабее, не хуже! Хотел отвадить его от…
— И как — показал⁈ — перебив сына, рявкнул Леонид. Он толкнул Сергея в грудь, не обращая внимания на гримасу, и заставляя его сесть на место, — Теперь вся столица смеётся над нами, осуждает нас! В каждом грёбаном телефоне идёт переписка о том, что Львовы — грубые, несдержанные животные, которые не умеют контролировать ни свои слова, ни свою магию! Мне пришлось вмешаться, чтобы те, кого ты чуть не убил, не потребовали официального разбирательства! Я заплатил, я унижался, я просил!
Сергей сжал кулаки. В его глазах мелькнула боль, но за ней сразу же вспыхнула злость.
— А хуже всего то, что ты, намереваясь «опустить» Апостолова, сам возвысил его в глазах общественности! Все газеты восхваляют его! Он и так был на подъёме из-за того случая у Тобольского Урочища! Там, где он спас тебе жизнь, придурок! И как теперь выглядит твоя выходка⁈
— Я не нуждался в спасении! — выкрикнул Сергей в лицо отцу, — Не нуждался, понял! Я бы справился сам!
ХЛОП!
Граф ударил сына тыльной стороной ладони, заставляя замолчать.
— Ты… — от Леонида Андреевича повалил пар — прорывался родовой талант к огню, который не могла сдержать даже огнеупорная одежда, — Ты не справляешься даже с собой… Ты даже не смог одолеть Апостолова сразу после его Пробуждения… Полгода назад, после того тупого налёта на его лавку я велел тебе успокоиться — и вроде бы это возымело эффект… Но потом твоя лавка начала сосать деньги как не в себя только затем, чтобы Апостолов посмеивался, увеличивая обороты — и мне пришлось её закрыть… Потом тот идиотский случай, когда его родовое существо, которым не пользовались полтора века, поранило нашего льва… Ты спровоцировал его тогда — точно также как раньше, точно также, как вчера… Ты хоть представляешь, каких трудов стоило залечить родовое существо?..
Сергей молчал, яростно глядя на отца.
— Ты не умеешь делать выводы из собственных ошибок.
— А что бы сделал ты⁈
— Убил бы его. Ослушался бы собственного приказа не лезть, и убил дерзкую сволочь. И если бы не хватило собственных сил — а у тебя явно не хватает! — сделал бы это тихо и аккуратно. Чтобы на меня и подумать не могли! Чтобы моему отцу не пришлось унижаться и предпринимать массу усилий, чтобы прикрыть меня!
— Я не просил тебя спасать меня, — процедил Сергей, — Не просил прикрывать!
— А ты тут ни при чём, — холодно отчеканил Леонид Андреевич, — Я спасал собственную репутацию, и репутацию нашей семьи. А ты… Про тебя уже все сделали выводы, Сергей. Несмотря на заказанные мной статьи против Апостолова, несмотря на увещевания и подкуп… В последний раз, когда ты столкнулся с Апостоловым, я пообещал, что не стану больше тебя прикрывать — но сейчас ты задел и мои интересы — так что пришлось вмешаться. Но даже несмотря на это из-за тебя сегодня утром двое моих компаньонов отказались от важных сделок. А третий прямо заявил, что дело в тебе, и просто перестал брать трубки… Знаешь, кто это был? Князь Иловайский…
Граф снова перевёл дыхание, стараясь сдержать бушующую в нём ярость.
— И кстати, раз уж ты об этом упомянул… Помолвка с Варварой Долгорукой официально разорвана. Сегодня её отец прислал мне… Уведомление. И продал все акции наших компаний, обрушив их стоимость почти на двести пятьдесят миллионов.
Сергей сцепил зубы.
— Ну что, доволен собой? Доволен тем, как насрал нам всем на головы? Вступился за невесту, да? — продолжал накручивать себя граф, — И потерял её… Принёс убытки… Выставил себя посмешищем и слабаком…
— Я НЕ СЛАБАК!
ХЛОП!
Ещё одна пощёчина.
— Ты слабак. Единственный мой наследник — слабак, — прорычал Леонид Андреевич, — И телом, и магией, и духом, и даже умом… Не понимаю, как у меня мог родиться такой никчёмный сын…
В комнате повисло напряжение, плотное как скала. Где-то далеко, за окном, прогремел гром — приближался шторм.
— Когда мне было восемнадцать, — уняв рвущееся наружу пламя, холодно произнёс граф, — Я мог управлять стихией лучше, чем ты. И я никогда не позволял чувствам взять верх над рассудком. Потому что мы — не какие-то там бродяги из Нижней Бодяги. Мы — Львовы. И если ты не способен носить нашу фамилию с достоинством…
Он сделал паузу.
Сергей почувствовал, как воздух в комнате вдруг стал давить на него, словно толща воды.
— … то я выберу другого наследника.
Эти слова повисли в кабинете, как раскат ударившего после них грома.
Сергей медленно поднялся. В его глазах была только ледяная ярость.
— Хорошо, — процедил он, — Хорошо… Сделай наследником Никиту. Или одного из своих племянников-лизоблюдов. Но знай вот что — я не собираюсь быть тенью. Не собираюсь оставлять всё это так просто! И рано или поздно, Апостолов заплатит за всё.
— Ты даже не понял, о чём я говорил… — покачал головой Леонид Андреевич, и тяжело опустился в кресло. Он будто мгновенно постарел на несколько лет, — Сергей… Ты начал эту войну. И оказался не готов к ней. Апостолов отвечал на твои действия — но это не он провоцировал тебя… Он преподал тебе урок — прими его, сделай выводы, подготовься и…
— Спасибо за поучения, отец.
Развернувшись, Сергей вышел из кабинета громко хлопнув за собой дверью.
Ярость застилала глаза Сергею так, что он с трудом разбирал дорогу.
Его новенький гравибайк «Ямаха», привезённый из Нефритовой империи пару месяцев назад, летел по Рублёвскому шоссе на пределе скорости. По прозрачному забралу шлема растекались капли дождя, накрывшего столицу. Тяжёлые тучи повисли над Москвой, как будто сами небеса соединились с бушующим разумом Львова.
Лихо вписавшись в поворот, Сергей помчался по Кутузовскому проспекту, свернул на Минскую и продолжил двигаться на юго-восток. Улицы города превратились в размытую панораму огней и теней. Парень не чувствовал границы между собой и байком — они слились в единое целое, несущееся сквозь ночь и гнев.
Ветер рвался под кожаную куртку, но не мог заглушить остудить ярость Львова. Казалось, сердце вот-вот вырвётся из груди, разорвав плоть и кости!
Парня пожирали эмоции. Они бурлили у него внутри, рвались наружу, разрывали душу на части. Он чувствовал себя словно зверь в клетке, где каждая мысль — колючая проволока, каждый вздох — удар под рёбра.
Хотя рёбра и всё прочее после разговора с отцом ему всё же вылечили…
Сергею хотелось кричать, крушить, ломать, рвать и метать. Хотелось обратить свою ярость в оружие и обрушить её на весь мир.
Он ненавидел всё и всех.
Варвару Долгорукую, за то, что она не заинтересовалась им со времени помолвки, и даже не удостоила взглядом, когда он валялся перед всеми униженным.
Высокородных ублюдков, не пожелавших стать его секундантами на дуэли, предпочтя это остаться в стороне, чтобы не запятнать свою безупречную репутацию.
Тупоголовых однокурсников, которые видели в нём только мажора, слабого наследника старого рода, который не способен быть равным среди новых магов.
Отца, который третировал его всю жизнь, ломал его психику своими ожиданиями и грубыми наставлениями, а теперь выяснилось, что он его презирает — презирает до такой степени, что готов лишить наследства!
Но больше всего Сергей ненавидел Марка.
Ненавидел — и боялся.
Сначала Львов считал Апостолова выскочкой, самородком с завышенной самооценкой. В глубине души Сергей понимал, что его отец прав — он сам раз за разом нарывался на Марка и получал по лицу. Но в его понимании жизни, в его системе координат и его мировоззрении никак не укладывалось, что не представляющий ничего особенного человек может раз за разом безо всяких последствий мешать Сергея с грязью.
Это вызывало в парне бешеную ярость.
Потом Львов начал подозревать, что с Апостоловым что-то не так… Он раз за разом «обыгрывал» Сергея в магии, хотя был гораздо слабее. Но ни преподаватели, ни отец, ни даже следователи военной прокуратуры после нападения на Заставу не прислушались к его словам.
А во время дуэли Львов понял, что Марк очень опасен. Очень.
Он был силён, куда сильнее уровня Адепта, который, по слухам, поднял только летом. С ним совершенно точно было что-то не так, и…
Это пугало Львова.
А страх, смешанный с ненавистью, порождают странные реакции…
Остановившись на парковке рядом со старым двухэтажным зданием из красного кирпича, Сергей заглушил двигатель и слез с байка. Хлестал дождь, на улице никого не было.
Толкнув ближайшую дверь, Львов прошёл по узкому коридору, освещённому тусклым светом магических ламп. Стены были покрыты обшарпанной штукатуркой, местами вздутой и потрескавшейся. В воздухе висел запах старых документов, смешанный с лёгким ароматом озона от защитных рун, мерцавших на потолке.
Он оказался в небольшой комнате, которая была разделена на две части пуленепробиваемым стеклом с защитными чарами, предохраняющими и от изрядного количества атакующей магии.
За ним, в крохотном окошке, виднелось сморщенное лицо старика с растрёпанными седыми волосами. Его глаза, хоть и уставшие, всё ещё сохраняли живость — взгляд торговца, который за свою жизнь повидал немало.
— Добрый день, — поздоровался он трясущимся голосом, — Льёт как из ведра, а? Могу вам чем-то помочь?
Львов снял шлем и аккуратно поставил его на небольшую тумбочку у входа. Он не любил это место, но других вариантов у парня сейчас просто не было.
— А-а-а, господин Львов! Рад вас видеть! — улыбнулся старик, узнавая постоянного клиента, — Покупаете или продаёте?
— Продаю, — коротко ответил Сергей, так и не поздоровавшись.
Без лишних слов он снял с себя рюкзак, раскрыл молнию и начал выкладывать вещи на металлический поддон, выехавший из под стола.