Все были в костюмах, от самого младшего ребенка до Неда Грабера, одетого в ковбойский наряд, который выглядел ужасно аутентично, за исключением дешевых пластиковых пистолетов. Оборотни, призраки, чудовище Франкенштейна, даже эта пышногрудая женщина Эльвира – все они были вокруг меня, вместе с большим количеством клоунов и сказочных принцесс. Я почти уверен, что в ту ночь там был весь город, все до единого.
Жаль, что я не могу объяснить, как мне понравилась первая половина вечера. Я разглядывал костюмы и общался с людьми, которых видел несколько раз, но никогда не имел возможности узнать по-настоящему. И все относились ко мне как к старому другу. Может быть, дело было в том, что я был с Хелен – может быть, просто я наконец дал шанс городу и его жителям – кто может сказать наверняка? Мне было так весело танцевать, посещать маленький домик с привидениями, который построили Джейси. Они с Хелен держались за руки. Наблюдая, как малыши бегают вокруг и пытаются напугать друг друга костюмами, которые были в основном самодельными, а не дешевыми пластиковыми масками и нейлоновыми фартуками, на которых изображено то, что должна изображать маска, и написано жирным шрифтом имя для особенно глупых, которые обычно служат костюмами в большом городе. Это было похоже на то, что я снова стал ребенком, каким и должен быть Хэллоуин.
Еще до того, как ночь началась по-настоящему, я пообещал себе, что стану такой же частью сообщества Саммитвилля, как и местные жители. К тому времени, как мы протанцевали несколько песен, я решил, что влюблен в Хелен. Может быть, пришло время вернуться к нормальной жизни, а может быть, просто пришло время, но я решил, что мы с Хелен были парой в тот вечер. Мы впервые поцеловались на глазах у половины города, на людях и без всякого смущения. Я чувствовал себя так хорошо, когда целовал ее, как никогда раньше. Я снова почувствовал себя молодым. Мы, должно быть, провели два часа, сцепив наши руки в нежном захвате. Я больше не хотел отпускать ее.
А потом все изменилось. Около девяти часов вечера все начали немного нервничать. Я даже почувствовал это в том, как Хелен сжала мою руку, как ее пальцы начали сгибаться и теребить мои. Один за другим, все дети начали мигрировать прочь от площади, сопровождаемые своими родителями или просто уходя самостоятельно. Все они оказались на другой стороне главной улицы, у кинотеатра напротив площади. Заметьте, в то время я ничего такого не замечал, только то, что заметил задним числом. В кинотеатре Риальто на шатре рекламировался набор мультфильмов, но в тот момент я не обратил на это особого внимания.
К половине десятого все дети уже были в кинотеатре, а взрослые собрались по краям площади. Именно тогда я заметил, что было что-то немного не так, как будто все чего-то ждали. Я заметил, что Хелен крепко сжимает мою руку. И все же я был почти фанатично настроен игнорировать любые возможные признаки беспокойства и наслаждаться жизнью. Иногда мне кажется, что я просто чертовски глуп для своего же блага.
В начале одиннадцатого я наконец начал замечать перемены, которые произошли в толпе, когда услышал смех, доносившийся с запада, со стороны ферм и развалин города на вершине. Да поможет мне бог, клянусь, я никогда раньше не слышал такого смеха. Это звучало безумно, наполнено злобой и холодной ненавистью, от которой дрожь пробежала по всему моему телу. Я крепче сжал руку Хелен и повернул голову, чтобы спросить ее, что, черт возьми, это был за звук. Один взгляд на ее лицо сказал мне, что она не будет слушать ничего из того, что я должен был сказать. Она растерялась, выжидающе глядя в ту сторону, откуда доносился смех, и улыбаясь. Ее лицо выглядело искаженным и безумным, гораздо хуже для меня, чем для кого-либо другого, потому что я так хорошо знал ее лицо, изучал его всякий раз, когда мог. Хелен умудрилась выглядеть взволнованной и испуганной, счастливой и испуганной одновременно. Это выражение было настолько чуждо ее обычно спокойному лицу, что я попытался отстраниться от нее; ее пальцы так сильно сжали мою руку, что единственным способом вырваться было бы силой вырвать ее пальцы из моих.
Может быть, я и сделал бы это в любом случае, но потом смех раздался ближе, чем раньше. Я слышал шепот людей вокруг меня, шепот, который можно услышать в церкви: «Он здесь. Он снова пришел к нам. Интересно, кого выберут». Мое сердце проделывало акробатические трюки в груди, и колени ослабли. Я почувствовал, что мои глаза притягивает темнота, из которой вырвался смех. И вот он медленно и гордо вышел из леса.
Пугало Альберта Майлза во всей красе. Старая фотография, которую я видел, была пугающей; реальность же была совершенно ужасающей. Фигура была изможденной, одетой в ту же самую одежду, которую я видел на фотографии, которой было по меньшей мере сто лет, но лицо было тем, что наиболее сильно запечатлелось в моем сознании. Черты были те же самые, те самые, которые я пытался воссоздать только прошлой ночью, но гораздо более реальные, более мощные, чем те, которые я сформировал. То, что я принял за плоть, на самом деле оказалось тыквой или чем-то настолько похожим по текстуре, что разницы не было видно. Черты его лица были вырезаны на толстой коже головы, рот, как у Джека-фонаря, улыбался всем, когда существо вышло на площадь, хотя казалось, оно шло недостаточно быстро для того расстояния, которое преодолело. В поле зрения появилась тыквоподобная голова, гордо поднятая и чуть наклоненная влево. Высокие, надменные скулы, как у человеческого черепа, обрамляли кукурузные шелковые волосы. Пещеристая ухмылка показывала слабое свечение изнутри, похожее на мерцание пламени. Два адских огня напряженно горели в пустых глазницах, переходя от человека к человеку и заставляя лица гримасничать от страха. Пока они не сосредоточились на мне.
Как будто пугало знало, что я не принадлежу к остальным, как будто он чувствовал, что я не из этих мест, не из тех людей, которые обычно празднуют Хэллоуин на площади. Я был уверен, что это существо подойдет ко мне и поразит меня за то, что я имел наглость показаться в присутствии его последователей. Я знал, что почти мертв, и будь я проклят, если чуть не обмочился. Затем он отвернулся от меня и посмотрел направо. Как раз в это время я вспомнил, как дышать.
Мне было трудно принять это; чем больше я смотрел на пугало, тем менее реальным оно мне казалось. Лицо этой твари было невероятно подвижным и все еще напоминало тыкву, вырезанную специально для этого события. Губы шевельнулись. Голова легко вытянулась, когда существо огляделось. Я не мог остановиться, протянул руку и схватил пугало, когда оно пролетело мимо меня. Мой разум, по крайней мере логическая часть, требовал, чтобы я раз и навсегда доказал, что это существо было плодом моего воображения.
Моя рука коснулась тяжелой, грубой шерсти его куртки и ощутила под ней твердое костлявое тело. И существо обернулось, чтобы посмотреть на меня глазами, более древними, чем все творение. Эта мерзкая улыбка стала еще более зловещей, и впалый рот загорелся той же пылающей энергией, которая подпитывала взгляд монстра
Бог свидетель, эта тварь, казалось, знала меня. Он протянул руку в перчатке и коснулся моего лица, нежно, как влюбленный. Мои нервы взвыли от этого прикосновения, а плоть попыталась отползти и спрятаться где-нибудь. Я чувствовал годы пыли и плесени, удерживаемые в этой перчатке, и холодную, твердую тяжесть костей, которые покоились прямо под их хлопчатобумажной поверхностью.
Безумная пещера рта шевельнулась, его ухмылка стала еще шире, а затем он заговорил со мной. Леденящий душу голос произнес слабым шепотом:
- Добро пожаловать домой, Бенджамин.
Я глупо вскрикнул, когда он отвернулся, пробираясь сквозь толпу, которая двигалась, чтобы избежать прикосновения. Вокруг меня добрые люди Саммитвилля прикасались ко мне, хлопали по плечу или прижимались ко мне, как к давно потерянному родственнику. Мне хотелось убежать, но вокруг было слишком много людей, которые прижимались ко мне и заставляли меня замечать их. Я оцепенело чувствовал, что Хелен все еще держит меня за руку.
Я смотрел, как пугало движется сквозь ночь, царственно шагая мимо своих последователей в погоне за тем, кого он выбрал. Наконец оно остановилось перед Недом Грабером и протянуло ему руку, молча требуя, чтобы он присоединился к нему.
Я видел, как тысячи эмоций промелькнули на его лице всего за несколько секунд. Я увидел удивление, счастье, гнев, отрицание, что-то вроде экстаза и снова счастье. Затем я увидел страх и печальное смирение. Страшила ушел вместе с Недом, и все расступились, пропуская их, как новобрачных. Плечи Неда задрожали, когда он вошел в темноту. Это был единственный признак слабости, который я заметил.
После того, как они исчезли, не было никакого движения, и все вокруг меня замолчали, снова затаив дыхание и терпеливо ожидая знака. Они были не одни, я тоже не мог пошевелиться. Я все еще был слишком ошеломлен увиденным.
Не прошло и пяти минут, как я услышал крик Неда Грабера. Через несколько секунд я услышал леденящий душу смех демона, разорвавший ночь.
Конечно, я хотел бы сказать, что бросился в лес, чтобы защитить своего друга. Я даже был бы счастлив сказать, что убежал в ночь. Видит Бог, я хотел бежать, но мое тело не соглашалось. Мое тело решило превзойти меня. Мой первый удар случился прямо там, на лужайке. Я помню, как смотрел на красивое лицо Хелен, покрытое тревогой, и помню все пугала, которые нависали надо мной. Потом все потемнело.
Ну вот, я только что сказал, что у меня был первый инсульт, и это правда. Но остальные три, пришедшие сразу после первого, вероятно, и привели меня в этот проклятый «пенсионный центр». Единственная хорошая новость заключается в том, что отсюда открывается великолепный вид на весь Саммитвилл. Я не думаю, что когда-либо слышал о чем-то более странном, чем город размером с этот, имеющий свой собственный дом престарелых. Они называют это место Тенистыми акрами. Я называю это кошмаром.