Но что значит заменить статическую точку зрения на природу исторической? Это значит, прежде всего, отказаться от истолкования природы, как совокупности неизменных «вещей», резко отграниченных друг от друга. Это значит рассматривать природу как непрерывный поток превращений, в котором могут быть выделены не статические «вещи», а лишь относительно устойчивые «формы движения», находящиеся в процессе непрерывного взаимодействия с окружающей их средой.
Далее, историчность или динамичность взгляда на природу не мирится с категорическими различиями в способах построения отдельных наук. Динамическая связь между всеми явлениями природы означает не только монизм объекта, но и монизм методов познания.
Закономерность процессов природы нашла себе наиболее точную и строгую формулировку в механике, опирающейся на установленные Исааком Ньютоном «аксиомы» или «законы движения» (Axiomata sive leges motus): 1) закон инерции, 2) закон прямой пропорциональности между изменением количества движения и величиной действующей силы и 3) закон равенства действия и противодействия. Анализируя эти основные начала классической механики, А. Богданов ставит два вопроса: 1) не являются ли Ньютоновские «аксиомы» частными приложениями универсальных принципов, применимых не только к механическому движению, но и ко всем вообще процессам мертвой и живой природы? 2) нельзя ли их рассматривать как три стадии раскрытия единого и всеобщего начала закономерности в познании, начала причинной связи явлений?
На оба эти вопроса он отвечает положительно. Закон инерции в обобщенном виде гласит: «если при данной системе внешних воздействий форма процесса не изменяется, то необходимо новое внешнее воздействие, чтобы изменить ее». Короче: «всякое изменение исходит извне». Таким образом сохранение телом, не находящимся под действием каких либо сил, состояния покоя или равномерного прямолинейного движения есть частный случай приложения того универсального принципа познания, которым отрицается абсолютная свобода, как «способность из себя начинать ряд действий».
Второе начало Ньютоновской механики обобщается в «закон определенного действия»: «одинаковые формы процессов под одинаковым воздействием подвергаются одинаковым изменениям».
Закон равенства действия и противодействия Богданов развертывает в следующую формулу общей значимости: «При взаимодействии двух процессов, изменение формы движения, свойственной одному из них, сопровождается равным и противоположным изменением формы другого. Заменяя два процесса — одним процессом и всей его внешней средой, т. е. совокупностью влияющих на него процессов, приходим к такой формуле: всякое изменение формы процесса сопровождается равными и противоположными изменениями в его внешней среде». Т. е. в результате взаимодействия данная «форма процесса» приобретает ровно столько, сколько теряет окружающая ее среда, и обратно. Как видим, это положение есть, по существу, не что иное как «закон сохранения энергии».
Закон инерции дает наименее развитую и притом отрицательную формулировку принципа причинности: ex nihilo nihil fit, без внешнего воздействия та или другая уравновешенная форма процесса не может измениться. В облачении второго закона Ньютона причинность становится уже более содержательной и определенной; она получает здесь положительную определенность, но только качественную: одинаковые причины при прочих равных условиях производят одинаковые действия. Закон сохранения энергии представляет собой третью и высшую стадию: он устанавливает не только качественную, но и количественную определенность причинной связи явлений: измеримость и соизмеримость причины и действия.
Итак, содержание причинности в современном познании раскрывается в ряде положений, которые могут быть расположены по степеням возрастающей сложности, так что каждая высшая формулировка включает в себя низшую и в то же время существенно ее обогащает. Значит, причинность отнюдь не является элементарной, неизменно присущей всякому познанию, «категорией чистого рассудка», как это утверждает Кант. Наоборот, имеются все основания думать, что причинность, как и все прочие идеологические категории и формы, складывалась в процессе исторического развития постепенно, и на каждой данной ступени этого развития имела содержание, отвечающее общественным отношениям эпохи, которые в свою очередь определяются уровнем материальных производительных сил.
Возникает, таким образом, новая задача: осветить с точки зрения исторического материализма происхождение и развитие основных категорий познания, и возведенных с их помощью научных построений, наряду с построениями метафизическими, религиозными и вообще всей суммой идеологических форм.
Решение этой задачи в основном было намечено Богдановым уже в книге «Познание с исторической точки зрения» (1901 г.) и более подробно разработано в целом ряде дальнейших работ.
Но вернемся к «Основным элементам». Закон сохранения энергии — развернутая форма закона причинности — одинаково применим ко всем процессам; он позволяет нам установить количественную меру для всех качественных изменений, наблюдаемых в мире, но он ничего не говорит нам о том, в каком направлении должны совершаться эти качественные перемены. Каковы итоги исторического процесса? Выражаются ли они в преимущественном сохранении одних форм и исчезновении других, или же мы имеем перед собой калейдоскопическую игру превращений без каких-либо ясно выраженных тенденций развития в определенную сторону?
Среди живых форм такие тенденции, как известно, имеются. Биологические виды развиваются в определенных направлениях, и современной наукой в учении о «естественном отборе» открыт механизм, регулирующий это развитие. Спрашивается, не существует ли аналогичного всеобщего регулятора и в развитии общественных форм человеческой жизни, где определенные тенденции развития проявляются не менее резко, чем в биологии, а скорость изменения форм еще гораздо значительнее? С другой стороны, различные «формы движения» мертвой природы обнаруживают далеко не одинаковую сопротивляемость разрушительным действиям внешней среды, вследствие чего и здесь можно ожидать своего рода «выживания» наиболее приспособленных.
Подвергая анализу условия развития различных сфер жизни, А. Богданов показывает, какие модификации приобретает принцип «подбора» в применении к индивидуальной психике, социальным формам, к технике и т. д. Закон подбора вступает в силу везде, где «с равной затратой энергии одна форма жизни производит во внешний среде больше благоприятных для своего сохранения, полезных для себя изменений, чем другая». А так как эта предпосылка имеется в наличности почти во всяком кусочке жизни, и так как с очень небольшими изменениями только что приведенная формула широко применима и к мертвой природе, то «закон подбора» оказывается действительно универсальным.
Сказанного достаточно для того, чтобы охарактеризовать основное устремление теоретической мысли Богданова в рассматриваемом труде: это — распространение наиболее точных, наиболее разработанных методов отдельных наук на соседние области путем внесения в эти испытанные орудия познания соответственных модификаций. В результате получается сведенный к внутреннему единству, целостный и вместе с тем универсальный познавательный аппарат, — монистическая методология познания.
Но все это чисто научная или по крайней мере наукообразная, теоретико-познавательная сторона рассматриваемой концепции. Каково же ее «философское» содержание в собственном смысле этого слова? Как представлял себе Богданов соотношение между «мышлением» и «бытием», между «познанием» и «миром», как он существует «в себе»? В «Основных элементах» эта проблема затрагивается лишь мимоходом. Развивая последовательно энергетическую точку зрения применительно ко всем явлениям и процессам как внешнего, так и внутреннего мира, А. Богданов оговаривается, что энергию отнюдь не следует мыслить, как какую-то «неизменную сущность» или «субстанцию» всякого бытия. Самое понятие субстанции представляется ему наследием эпохи статического мышления. «Если слову „энергия“ и возможно придавать какое-нибудь значение, — пишет он, — то исключительно такое, что в термине этом выражается соизмеримость всех совершающихся в природе изменений, приведение их к одной количественной мерке». Лишь этот смысл имеет положение: «энергия едина и вечна». «Теплота, свет, электричество, механическое движение и т. д.… это только различные способы ее восприятия человеческим сознанием». Но так как «энергия проявляется только в изменениях, а ни в чем больше, так как она только ими измеряется, так как она только в них познается, то очевидно, что для познания энергия есть совершенно, что и происходящие в природе изменения».
Что же такое энергия «в себе»? Вполне четкого ответа на это «Основные элементы» не дают, но из всего контекста ясно, что самая постановка такого вопроса казалась автору мнимой, ненужной, заводящей мысль в тупики бессодержательных метафизических абстракций.
Вскоре, однако, Богданову пришлось заняться этой «философской» проблемой вплотную, так как именно по ее линии направлялась вся острота его полемики с Плехановым и плехановцами, а впоследствии и с Лениным.
Как известно, Плеханов утверждал, что нельзя быть материалистом и не признавать никакой «субстанции», скрывающейся за потоком наблюдаемых нами явлений, ибо материя и есть такая субстанция. Он соглашался с Кантом в том, что непосредственно мы познаем не субстанцию, не «вещи в себе», а только их «явления»; но, в противоположность Канту, ему представлялось достижимым некоторое косвенное познание вещей в себе. Точнее говоря, дело идет здесь не о познании, а о некотором гипотетическом допущении, которое хотя и не поддается фактической проверке, тем не менее совершенно необходимо нам для обоснования объективности нашей науки. А именно, согласно Плеханову, всякий реалист, а тем паче материалист, должен допустить, что любому изменению, непосредственно наблюдаемому нами в опыте, соответствует вполне определенное изменение в мире «вещей в себе»; причем изменения в этой гипотетической области независимого от нашего познания «бытия» являются первичными, изменения в переживаемом нами опыте — вторичными; первые — причины, вторые — следствия. «Вещь в себе, или материя, воздействуя на наши органы чувств, вызывает в нас ощущения», — вот краткая формула, в которой Плеханов резюмировал свое понимание материалистической теории познания.