— Ты ещё и слепой что ли? — весело спрашивает Бобиков, — не видишь ничего совсем?
Тут меня слегка переклинивает, и я отвечаю уже то, что думаю:
— Чой-то не вижу, всё я вижу — х. й вижу, вот он на перилах сидит, а корзинки не, в упор не наблюдаю.
— Ты чё щас сказал, чмо? — отвечает Боб с некоторой заминкой, коя понадобилась для переваривания новой входной информации, — ты кого щас х. ем назвал?
— Боб, мне щас некогда, — дипломатично ухожу от конфликта я, — давай вечерком встретимся на этом вот месте, и я те всё поясню. И про х. й, и про корзинку, и про кто слепой, а кто зрячий.
— Зря ты так, — высказал мне Коля Гарин, когда мы отошли от Бобикова, — он пацан в авторитете, да и сильнее тебя вдвое.
— Поживём-увидим, — философски заметил я ему в ответ, — вечером и увидим. В секунданты мои пойдёшь?
— А это как?
— Ну, на дуэли полагается, чтобы кто-то проследил за выполнением правил, вот секунданты этим и занимаются.
— Пойду, конечно, — быстро ответил Коля, — только ты не забудь рассказать мне о правилах, а то я не в курсах.
— За этим не заржавеет, — ответил я, — а сейчас нам пора в столовку, вон народ уже потянулся.
Про завтрак рассказывать нечего, кто был один раз в пионерском лагере, тот сам всё вспомнит и вздрогнет. А сразу следом за принятием пищи мы едем на совхозное поле выполнять ежедневную норму. Сегодня в виде разнообразия нам выпало полоть не морковку, а капусту огородную, двулетнее сельскохозяйственное растение семейства капустных-крестоцветных, да. Что я там помню про капусту из будущего? Ах да, деньги так будут называть через пятнадцать лет примерно — «отслюни капусты, брателло». И ещё стишок детский вспоминается, как уж там… «самолет-самолет, унеси меня в полет, а в самолете пусто, выросла капуста». Насчёт самолёта не уверен, летал много, но капусты что-то ни в одной авиакомпании не предлагали, а вот доллары США, те да, цветом несколько напоминают этот овощ. Да и стоевровровая купюра тоже отдалённо на капусту смахивает.
Привезли нас на совершенно новое поле, аж полчаса до него добирались, там стояли системы орошения оригинального вида — трубы были проложены внутри больших железных колёс диаметром где-то под четыре метра. И раз в час всё это орошение включалось. Лучше в этот момент подальше от колёс было находиться, потому что напор воды был нешуточный.
Итак, капуста — поле бескрайнее, где-то вдали зеленеется очередная волжская старица, вот до неё и надо доползти, жара под 30 градусов, даже в восемь утра, расстановка по бороздам большого значения не имеет, но споры тут возникли нешуточные. Я в них участия не принимал, куда поставят, так и ладно, но остальные члены нашего коллектива, грубо говоря, на говно изошли, выбирая себе участок. Наконец и это закончилось, начали полоть…
Вы никогда не пололи капусту, граждане? А морковку? А картошку? Хотя вот эту последнюю, кажется, не полют, а окучивают, но суть остаётся неизменной — сгибаешься в три погибели, рвёшь сорняки и укладываешь их в борозду справа или слева, в зависимости от личных предпочтений. И так до часу дня — пионерам (а у нас тут пионеров примерно половина), как лицам несовершеннолетним, полагается сокращённый рабочий день, четыре часа… ну иногда они растягиваются до пяти-пяти с половиной, к этому тут без фанатизма подходят.
Вот и я встал в борозду, определённую старшим по отряду, сегодня это в виде исключения была директорша, она же начальник лагеря Фаина Георгиевна, да, как у актрисы Раневской имя-отчество. Не самый плохой, если честно, начальник, но на актрису она не была похожа ни внешне (гораздо ниже и немного покрасивее), ни внутренне («пионэры, идите в жопу» она даже теоретически сказать не могла). Вот эта Фаина, значит, Георгиевна сама взяла себе борозду и начала полоть, дабы показать пример остальным. А рядом с ней маячила всегдашняя её тень — пионервожатая Валечка, дама в последнем приступе молодости и с солидным лишним весом. За работу нам даже деньги обещали заплатить, примерно по два-два с полтиной за день, ну это если норму выполнять будем, если умножить это на 14 дней, срок нашего пребывания в ЛТО, получаются не такие уж и плохие деньги. За тридцатник в 75 году можно прикупить, например, дорожный велосипед производства Пензенского велосипедного. На спортивную модель типа «Спорт», не говоря уже про «Старт-шоссе», не хватит, но совсем немного.
Ещё на эти деньги можно купить пять кило очень хороших конфет типа «Белочка» или «А ну-ка отними» или две клюшки незамысловатой модели «Темп-ЭДОК» или зимнюю куртку не слишком сложного формата. Или 13 дисков-гигантов Апрелевского завода грампластинок, самого большого и самого лучшего завода грампластинок в мире… что уж он там выпускал в 1975 году, этот гигант мирового пластинкостроения? В топе у него был Лев Валерьяныч с незабвенным хитом «День Победы, как он был от нас далёк», а еще Песняры, наверно, с ансаблем «Самоцветы», ну и София Ротару, конечно, как уж там у неё поётся-то… верни мне музыку, без музыки тоска… и не говори, Софочка — у меня сейчас тоска зелёная хоть без музыки, хоть с музыкой. Пугачёва ещё кажется в элиту эстрады не пробилась, «Арлекино» вот только-только появилось, а до «Женщины, коя поёт» года три остаётся.
Слева от меня оказалась та самая девочка Леночка, моя неразделённая любовь с шестого класса, а вот справа сопалатник Игорёк Ахундов, готовый докапываться до меня 24 часа 7 дней в неделю без обедов и без выходных… и не надоедает ведь парню. Вот и сейчас он решил начать новый рабочий день с новых наездов. А рядом с ним аж подпрыгивал от возбуждения его прихлебатель Васька Нифонтов, ничем не примечательный худой как щепка пацан с неподвижной азиатской физиономией — странно выглядело такое лицо при вполне себе славянских имени и фамилии.
— Эй, Мальчик, — громко сообщил Игорь мне, глядя при этом почему-то на девочку Леночку, — отгадай загадку — ветра нет, кусты трясутся, что там делают?
И громко и заливисто заржал при этом, примерно как молодой жеребец при виде кобылы.
— Ну чё молчишь? — продолжил он, — подсказать может?
Я решил про себя, что можно немного бы и отпустить вожжи-то, и ответил примерно так:
— Даже не знаю, Игорёк, разрываюсь между двумя вариантами…
— Это какими? — недовольно отвечал он, спинным мозгом чувствуя некий подвох.
— Ну слушай, если так сильно хочется, первый такой — в кустах сидит Ахундов и дрочит вприсядку, а второй — там все тот же Ахундов, уже отдрочивший своё, которого пи. дят ногами за тупые шутки.
— Ах ты, блять, — только и смог он произнести, когда смысл сказанного достиг его серого вещества, — ты залупаться на меня? Смотри, а то до ночи не доживёшь!
— Ночь далеко, Игорёк, а капуста вот она — приступай к прополке, — ответил я и немного подумав, добавил ещё, — блять нах..й.
Обернулся в другую сторону и наткнулся на удивлённый взгляд Леночки… ну ничего, привыкай, родная, с сегодняшнего дня всё пойдёт немного по новому сценарию. Ну, я так рассчитываю, конечно — а так-то может и не пойдёт, может и по старому, может и не по сценарию, а, допустим, по либретто… как говорится, человек предполагает, а располагает всем сейчас только Генеральный секретарь ЦК КПСС. Да и то это под вопросом, всем ли…
— Ну ладно, вечерком мы с тобой ещё поговорим, задрот, — угрожающим тоном высказал мне Игорь, а Васёк из-за его спины добавил: — да, Мальчик, ты теперь ходи и бойся, как бы чего с тобой не приключилось.
Ничего я им на это отвечать не стал, а молча принялся за прополку своей борозды. Когда дошёл до конца поля, ограниченного старицей Волги, заросшей ивняком и смородиновыми почему-то кустами, оказалось, что Лена тоже закончила свою делянку почти одновременно.
— Что-то ты сегодня очень смелый, — задумчиво сказала она, глядя мне в глаза, — не боишься вечером нарваться?
Лена высокая и худая, фигура у неё в младших классах была так себе, но пару лет назад наступила пора полового созревания, и всё у неё встало на свои места, как картинка в собранном паззле. И грудь стремительно приблизилась к третьему номеру. Очень гармоничное произведение искусства получилось. Веснушки правда немного выбивались из общей картины, но они со временем бледнели и бледнели, сейчас вот их почти и не видно было. И сексапильность у неё на очень высоком уровне имела место… ведь бывает как, вроде всем пригожа девка, с миловидным личиком и хорошо сложена, а не цепляет ни разу… а бывает и наоборот, и ещё как бывает.
— Понимаешь, Лена, — ответил я, садясь на высокую кочку, — в материаловедении есть такое понятие «предел усталости», он же «предел выносливости».
— И что дальше?
— А то, что предел этот определяется наибольшим максимальным напряжением цикла, при котором не происходит разрушение испытуемого образца. Так вот сегодня эти ребятишки похоже превысили это напряжение — образец в виде меня частично разрушился и перетёк в новое агрегатное состояние.
— Как-то мудрёно ты выражаешься, нельзя попроще?
— Можно и попроще, — покладисто согласился я, — перегрузили они верблюда, так что верблюд упал и сдох, а на его месте взял и реинкарнировался марал, тоже пустынный обитатель, но вместо горбов у него растут большие и опасные рога. Так доступнее?
— Ага, доступнее, — вздохнула она, но тут же добавила, — только отмудохают они тебя вечером, Витёк, как пить дать отмудохают, невзирая на большие рога.
— Это мы ещё посмотрим, кто там кого, — недовольно ответил я, — поболеть-то за меня придёшь?
— Обязательно, всё какое-то развлечение будет, — улыбнулась она, — аптечку захвачу, чтобы первую помощь оказать, а то кровью истечёшь, не дай бог.
— Ну это мы ещё посмотрим, — повторил я свою мантру, — кто там кровью умоется…
А нас тем временем ждёт-не дождётся новая борозда, протянувшаяся от старицы и до того конца поля, где нас будет с нетерпением ожидать полуторка с молоком и булочками, нам полагается промежуточный завтрак примерно в 10–10.30 утра. Фаина Георгиевна тоже закончила свой участок и быстренько нарезала нам новые делянки… а Игорёк-то вкупе со своим шакалом Табаки-Нифонтовым конкретно так отстали, дай боже две трети одолели… да и хрен с ними.