– Твоя подруга в шоке, – сказал Боуэн-младший.
– Да, ведь я только что выиграла триста баксов. А еще… Я понимаю, это не принято, но мне бы хотелось пригласить за наш столик одного из братьев Дерси. Доминик, ты не против?
Мила словно сошла со странички эротического журнала. Я думаю, что каждый мужчина в тот вечер хотел оказаться ее крохотной брошью в виде розы, прикрепленной к ее груди.
– Я против.
Мы все распахнули рты.
– Мила, извини, но у меня есть девушка.
Я в этот момент решила сделать очередной глоток шампанского, но что-то пошло не так. Шампанское перепутало направление, поползло вверх, я стала кашлять, как туберкулезник.
– Вон та задыхающаяся красотка в белом платье.
Все стали таращиться на мою красную физиономию. Мне захотелось стать шампанским и немедленно раствориться в чьем-нибудь рту.
– Ой… Я не знала, честное слово, – засмущалась Мила. – Тогда прошу меня извинить и… Приятного вам вечера.
Я с трудом пришла в себя, и тут началось…
– И как долго вы собирались молчать об этом? – спросила Миди.
– Ну вот, сказали, – как ни в чем не бывало ответил Доминик.
– Ребята, это очень круто, поздравляю, – сказала Север.
– Нужно срочно выпить за это! – восторженно предложил Брайс.
– Определенно! – подхватил Джеки.
Все стали чокаться, радоваться. Все, кроме меня. Может, он пошутил? Может, просто хотел так отвязаться от Милы… Но тогда зачем он так искренне принимает поздравления, так сияет и… Так смотрит на меня.
Черт возьми, что происходит?
– А сейчас, я прошу всех гостей нашего мероприятия выйти на улицу, чтобы насладиться праздничным салютом! – сказал Элиот.
Мы вышли в сад. Нам полагалось занять почетные места в первой линии. Лестер, Элиот, Брайс, Север, Джеки, Миди, Доминик и я рядом с ним. Вот в таком порядке мы стояли, ждали. Меня морозило, но не из-за вечерней прохлады.
– Не слишком ли ты много на себя берешь? – спросила я.
– Да, это было неожиданно, но я поступил как мужчина. Я не собираюсь ходить вокруг тебя и томно вздыхать. Ты мне нравишься, и ты будешь моей.
– Ах да, я же забыла. Ты спортсмен. Привык побеждать всегда и везде, да? Вот только я не медалька из твоей коллекции!
Я много чего еще хотела сказать, но тут вдруг небо засияло красками, яркий взрыв поразил всех вокруг. Небо вспыхивало, искрилось, напоследок кокетливо мерцало, дымилось. Затем вновь во мраке распускались сверкающие, гигантские цветы: лиловые, розовые, голубые, желтые… Взлетали огненные шары, растворялись во тьме. Грохот стоял неистовый, аж сердце замирало! Кто-то кричал от изумления, кто-то аплодировал.
Снова что-то прогремело. И шум этот, мгновенно сковавший мое тело, не был результатом рождения очередного поднебесного цветка. Вдруг закричали женщины, заорали мужчины. Доминик отбежал в сторону, туда, где образовалась небольшая толпа. Я последовала за ним. Лестер что-то кричал, но его слова нельзя было разобрать из-за оглушительного людского шума. Джеки Боуэн лежал на земле, его кипенно-белая рубашка пропиталась кровью, берущей начало из дыры в груди. Я отошла назад, мне казалось, что вот-вот рухну на асфальт. Кто-то толкнул меня, кто-то что-то спросил меня, но я никого не слышала. Я стояла с безумным видом, не понимая, что мне нужно делать. И тут я увидела ее. Всего лишь секунда, но мне было этого достаточно, чтобы ее узнать. Злобно улыбнувшись, она растворилась в толпе.
Норей Адельстин.
Часть 6Свет
33
Молчаливые могилы смотрели нам в спины, небо заволокло грозовыми тучами, обнаженные ветки кладбищенских деревьев послушно кланялись. Никто из нас не ожидал такого исхода. Джеки скончался еще до приезда бригады врачей. Его смерть стала для нас настоящим ударом. Я еще никогда не видела Лестера таким подавленным. Еще бы, ведь он прекрасно понимал, что эту трагедию можно было не допустить. Мы получили предупреждение, в котором ясно говорилось, что одного из Боуэнов скоро не станет. Но Лестер совсем забыл, что Джеки – тоже его семья и он также находится в неменьшей опасности, чем Ванесса, Ноа и Арбери. Теперь Лестер стоял у могилы своего приемного сына и ему едва удавалось сдерживать слезы.
Холод коснулся моей спины, я обняла себя, вдруг в груди что-то защемило.
– Будь ты проклята!
Я вздрогнула, обернулась и увидела позади себя мать Беккс. Худющую с мраморной кожей и огромными синяками под глазами. У меня тут же перехватило дыхание, а сердце забилось с нечеловеческой скоростью.
– Будь ты проклята! Будь ты проклята!
Это последние слова, которые я услышала из уст матери Ребекки. Она выкрикивала проклятия мне вслед, пока я бежала по скользкой земле. Это ужасное воспоминание полоснуло по мне, словно ножом. Я медленно отошла от семьи, все так же обнимая себя, скрывая свой гипертрофированный страх, а затем я побежала. Тревожа покой мертвецов под толщей земли, я старалась убежать как можно дальше. Затем остановилась у одного старого надгробия, села на землю, дрожащей рукой полезла в карман куртки, чтобы достать таблетки. Две горькие пилюли положила на язык, проглотила и закрыла глаза. Я громко дышала и чувствовала, как капельки пота скользят по разгоряченному телу. Немного успокоившись, я открыла глаза и удивилась. Только что дул ветер, клонил ветки к земле и тучи вот-вот должны были испражниться ледяным дождем, но теперь от беспокойной погоды не осталось и следа. Абсолютная, благоговейная тишина. Которая длилась недолго. Я услышала приближающиеся шаги, обернулась и увидела его…
– Джеки… – шепотом сказала я.
Он остановился в паре метров от меня, посмотрел на лазурное небо, затем на меня, перепуганную до чертиков. Я впилась ногтями в размягченную землю, застыла в ужасе. А он тем временем подошел ко мне, сел рядом. Я, раскрыв рот, уставилась на него.
– Знаешь, больнее всего ранит не пуля, а осознание, – внезапно начал он. – Когда ты лежишь на земле, смотришь на небо, понимаешь, что скоро издашь последний вздох и осознаешь, что, как бы ты не ненавидел свою жизнь, тебе не хочется умирать… Как же сильно хочется жить, когда конец неизбежен!
Я и не заметила, как мои щеки стали влажными. Я продолжала на него смотреть, не смыкая челюсти, не стирая слез.
Джеки медленно поднялся, нехотя пошел вперед, но вдруг снова остановился и обернулся.
– Позаботься о Вашингтоне. Кроме тебя, теперь он никому не нужен.
И затем он ушел.
– Эй, ты как?
Я резко открыла глаза. Вновь бушевал ветер, и небо, залитое мрачными красками, предвещало что-то нехорошее. Рядом стоял Доминик, оглядывая меня с головы до пят. Я лежала на чьей-то заброшенной могиле, окоченевшие пальцы до сих пор сжимали горсть кладбищенской земли.
– Как и все, – ответила я.
– Этот мальчишка был лучшим из нас. Черт!.. Я найду того, кто это сделал, и пристрелю его. Но не сразу. Сначала я как следует поиздеваюсь над его телом и разумом, чтобы он молил меня о смерти.
Все, включая Доминика, думали, что убийство Джеки – это очередной план мести людей Дезмонда. И только я одна знала правду. Настоящей убийцей была Норей, вернее, она наняла кого-то, чтобы отомстить за своего сына. Наверняка Норей проследила за мной в тот день, когда я наведалась к ней, чтобы убедить ее переехать. В тот день, когда я хотела ее спасти… То, что она сделала, – это ужасно, но имею ли я право судить несчастную мать? Имею ли я право рассказать правду остальным из «Абиссали», чтобы те мгновенно нашли ее и жестоко убили?
Я решила молчать.
Вашингтон сразу почувствовал неладное. Пес не притрагивался несколько дней к еде и все время проводил у двери комнаты Джеки. Однажды я подошла к нему. Сердце мое сжалось от тоски и жалости. Я присела рядом с ним, запустила пальцы в его мягкую, черную шерсть.
– Он не вернется, – прошептала я, поглаживая пса.
Я вновь заплакала, опустила голову к Вашингтону, обняла его.
– Он больше не вернется…
Лестер заперся в своей комнате, ни с кем не разговаривал, выходил за порог лишь по нужде. Скорее всего, даже не ел. Дерси лишь разводили руками, мол, беспокоить его ненужно, сам отойдет. Но я почему-то за него переживала. Совершенно искренне. Тяжело быть вожаком стаи, когда ты на грани.
Для того чтобы не сойти с ума от горя, необходимо чем-то себя занять. Когда Стив умер, я с головой ушла в дела банды. Темные улицы стали моим спасением. Теперь, чтобы вновь не зациклиться на горе, я должна была найти себе интересное занятие. К счастью, долго думать не пришлось. Мое развлечение ожидало меня в подземелье. Я спустилась вниз, предвкушая лошадиные дозы адреналина, что поступят в кровь, когда я буду измываться над Алексом. Кулаки чесались, ноги торопливо несли меня вперед. Наконец, я дошла до нужной двери, открыла ее и… Какого было мое удивление, когда внутри я никого не обнаружила. Я тут же бросилась бежать к выходу. За несколько секунд я покинула нижний уровень, помчалась в холл. К счастью, там находился старший Дерси.
– Брайс! – задыхаясь, крикнула я. – Брайс, Алекса нет в подземелье!
– Я знаю, – спокойно ответил он.
– Что?!
– Я его выпустил. У нас есть дела поважнее, чем ваши разборки.
– А с каких это пор ты здесь принимаешь решения?! – негодовала я.
– Пока Лестер не в состоянии руководить, главный здесь я. И если ты сейчас же не закончишь истерить, то сама отправишься в подземелье, поняла?
– У нас гости.
Ошарашенная, я обернулась. Рядом стоял Алекс. Вымытый, причесанный, в чистой одежде. Я яростно сжала кулаки, но с горечью понимала, что мое мнение тут ничего не значит. И если я продолжу протестовать, то снова окажусь в пыточной.
В гости к нам приехал мистер Крэбтри. Мы собрались в зале, и Элиот, помятый и жутко раздраженный, ходил взад-вперед.
– Я, конечно, все понимаю, у вас траур, и я правда очень вам сочувствую, но и вы меня тоже поймите. Я столько сил и денег вложил в отель – для чего? Для того чтобы за несколько дней растоптать его репутацию?