Намек поняла и умолкла, но когда я шел мимо нее к креслу — дернулась, подтянула одеяло к самому горлу. Я замер, уставился на нее озадаченно, а через мгновение сообразил и махнул рукой.
— Да брось дергаться, не собираюсь я тебя насиловать. Ни сейчас, ни потом.
— Потому что живыми бабами не интересуешься? — все-таки не удержалась она от шпильки.
— Сложный вопрос, — ответил, плюхнувшись в кресло. Почему бы и не поговорить? С развлечениями тут туго, а мне определенно надо переключиться, чтобы потом с ясной головой обдумать слова капитана. — Чем я интересуюсь — дело десятое, а с электронной удобнее. Она молчит, она безотказна, ее можно убрать в шкаф. Но даже не в этом ее самое большое достоинство. Главное, она робот, и отсутствие эмоций в этом случае не вызывает отторжения, а процесс воспринимается как полезная для здоровья и приятная процедура вроде массажа.
Алиса задумчиво кивнула и, вдохновленная моей разговорчивостью, рискнула продолжить расспросы:
— А почему остальные такими не пользуются?
— Потому что это недостаточно круто. — Я ухмыльнулся. — Ну, вроде как если трахаешь искусственную бабу, то и не мужик. В этом смысле хуже только быть пассивным педиком.
— Но ты… — неуверенно пробормотала она, удивленно вскинув брови. — Тебя, получается, это не беспокоит?
— Меня беспокоит собственное удобство. Они, конечно, порой пытаются издеваться, но меня в достаточной степени боятся, могу позволить себе подобные маленькие слабости.
— А что вызывает отторжение у тебя? — Кажется, вопрос этот озадачивал Алису всерьез. Понятно, впрочем, почему: хотела убедиться, что ей бояться нечего. Что ж, мне на руку помочь ей.
— Например, шлюхи, — уронил я. — Дороже, а функционал и, главное, страсть того же андроида. Но эти хоть равнодушно-деловые. Рабыни противнее, они обычно сломленные или ненавидящие. А про таких, как ты, и говорить нечего: насилие имеет настолько гадостный привкус, что ни о каком удовольствии речи быть не может. Так что не бойся, в этом смысле я для тебя совершенно безопасен. Если только сама попросишь. — Я не удержался от многообещающей ухмылки, но шпилька цели не достигла: Алису не проняло, она была слишком увлечена разговором.
— Погоди, что значит — гадостный привкус? И как ты определяешь их эмоции? — озадаченно нахмурилась она.
— Ощущаю, — пояснил спокойно. — Я воспринимаю людей и некоторые вещи немного иначе, чем ты и все остальные гуманоиды. На расстоянии чувствую вкус, цвет, иногда запах, а вблизи добавляются привкус отдельных эмоций и их ощущение, при контакте это особенно выражено. Как ты понимаешь, вкус у чужой боли, страха и отвращения не очень-то приятный. Да, это одно из последствий изменения, — ответил, предваряя очередной вопрос.
Алиса медленно кивнула и умолкла, косясь на меня напряженно, оценивающе, словно примеряя к себе сказанное. Я же отвечал рассеянным, задумчивым взглядом, отстраненно любуясь ею: все же мне попалась красивая девушка. Светлая чистая кожа, карие глаза, медного оттенка тяжелые, гладкие волосы до плеч с несколькими кислотно-зелеными прядями; кажется, у современной молодежи это что-то обозначает, вот только я при всем желании не вспомню, что именно. Причем, похоже, все, кроме вот этих зеленых перьев, естественное, без врачебного вмешательства: на подобные ухищрения идут, чтобы привлекать внимание, а Алиса явно далека от таких стремлений.
Видать, с детства мечтала стать «диким» врачом, если с такой наружностью не нашла себе местечка поближе к дому.
— Ну, так что, мы договорились? — нарушил я в конце концов молчание.
— О чем? — спросила она, едва заметно вздрогнув от неожиданности.
— Ты не будешь шарахаться и кутаться вот в это?
— А какая разница? — озадачилась девушка. Не огрызнулась, уже хорошо.
— Честно? Люблю красивые вещи, — ответил я, пожав плечами. — А ты красивая, на тебя приятно смотреть.
На лице моего дорогостоящего приобретения отразилась внутренняя борьба, за которой я наблюдал с интересом, даже не пытаясь угадать, что с чем борется. Подозреваю, даже окажись я рядом и попробуй считать эмоции, ничего бы не получилось: когда человека терзают противоречивые мысли и чувства, я ощущаю… нет, сложно описать это словами. Своеобразный белый шум с удушливо-сладким привкусом ванили. Мерзость.
— Я постараюсь, — наконец пообещала «добыча».
Определенно, мне все больше нравится эта девочка: не врет, не лебезит, не трясется.
— Сколько тебе лет? — спросил я рассеянно.
— Двадцать шесть. А что?
— То есть и впрямь совсем еще ребенок, — проговорил задумчиво. — Зачем тебя понесло в эту глушь? Не нашлось работы поближе? Ты же явно из Солнечной империи, более того, по говору — землянка.
— И как это связано? — уточнила Алиса недовольно. Кажется, тема была ей неприятна, но отказаться отвечать девушка не рискнула.
— Редко кто желает удрать из столицы в глушь, с которой нет регулярного сообщения. Мне любопытно, что привело к такой жизни тебя. Я вижу четыре возможных причины: жажда приключений, нужда в деньгах, детская мечта и побег от каких-то жизненных обстоятельств. На адреналинщицу ты не похожа, деньги с твоей мордашкой гораздо проще было бы заработать на Земле. А из оставшихся причин я все же больше склоняюсь к последнему: ты слишком практична, да и, желая изменить мир, отправляются не в сонную безопасную глушь. Могу попробовать угадать точную причину.
— Нечего гадать, — проворчала она нехотя. — Я желала самостоятельности, стремилась отдохнуть от дома. Моя мама, экспедиционный врач, погибла, когда я была совсем маленькой. Остались отец и двое старших братьев, которые своей опекой меня совершенно задушили. Я бы, может, и специальность выбрала другую, но экспедиционник с вахтовой работой — это единственная возможность хоть на какое-то время освободиться от постоянного надзора. Думаешь, очень приятно жить, когда в двадцать лет на свидание можешь сходить только в компании одного из братьев? Почему ты так на меня смотришь? — осеклась она.
Я медленно качнул головой, усмехнулся:
— Хочешь как лучше — получается как всегда. Знакомо.
— Что тебе знакомо?
— Что твои родные, пытаясь уберечь тебя от неприятностей, сами к ним подтолкнули, — ответил я, пожав плечами. — Но это многое объясняет. Надо же, как тебе с родней не повезло…
— Бывает хуже, — насупилась она.
— Бывает, — легко согласился я. — Но тогда ты здесь не оказалась бы, да еще в таких плачевных обстоятельствах. А так, видишь, жила в золотой клетке, несчастная и непонятая, даже любви не познала. И уже не познаешь, скорее всего.
— Ты издеваешься? — Алиса угрюмо глянула исподлобья.
— А сама как думаешь? — ухмыльнулся в ответ. — Да ладно, не дуйся, должен же я извлекать из тебя какую-нибудь пользу и удовольствие! Кстати об удовольствиях, ты очень интересно двигаешься, — резко сменил я тему. И правильно сделал: брови девушки опять изумленно выгнулись, от удивления даже обида отступила.
— Что ты имеешь в виду?
— Красиво. Чем ты занимаешься? Гимнастика, танцы, боевые искусства?
— А, в этом смысле, — протянула она. — Танцы, да. С детства. Единственная доступная мне степень свободы и отдушина.
— Станцуй для меня, — проговорил после короткой паузы. Алиса несколько секунд затравленно сверлила меня взглядом, а после рискнула спросить:
— Это приказ или просьба?
Мгновение-другое мой взгляд скользил по открытым частям тела, изучая торчащие из-под одеяла стройные лодыжки, хрупкие ключицы, узкие плечи и тонкие запястья загорелых изящных рук.
— Просьба, — решил я наконец.
— Можно тогда… попозже? Когда будет хоть какая-то одежда, — неуверенно попросила она.
Я некоторое время колебался. С одной стороны, рыжая все-таки собственность и лучше будет, если она поймет это раньше. А с другой… ведь у меня нет задачи сломать ее и подчинить, напротив, я собирался приручать и налаживать мосты. Есть как минимум одна задача для прирученного медика, которую я не рискну доверить чужаку: нужно проконтролировать работу протеза и, если придется, отладить его. Да и врачи после изменения рекомендовали регулярные осмотры, а я еще ни разу не проходил обследование.
— Можно, — решил я: практичность победила любопытство. — Отдыхай. Не желаешь составить компанию?
— В чем? — вновь насторожилась она, бросив тревожный взгляд на нишу, где хранился андроид. Я усмехнулся, но комментировать никак не стал.
— Наша абордажная команда в это время разминается, — ответил, вставая. — Драться не предлагаю, но почему бы не прогуляться?
— Спасибо, но я бы лучше осталась здесь, — поспешила заверить рыжая. Не удивила.
Я кивнул, разрешая, и отправился разминаться: перестроенное тело постоянно требовало нагрузки, полсуток просидишь без движения — начинают ныть мышцы. Я порой задумывался, а как буду существовать с таким организмом, если каким-то чудом доживу до преклонных лет, но быстро отгонял дурацкие мысли: вероятность этого столь ничтожна, что смешно рассматривать ее всерьез. Бог с ним, с образом жизни; банально ресурса не хватит, о чем меня предупреждали еще перед началом операций.
О многом предупреждали. Если все вспомнить, проще сразу застрелиться, но мы ведь не ищем легких путей!
Возможностей для тренировок на борту было несколько. Хочешь — ложишься в кокон и развлекаешься, а аппаратура не только тренирует тебе мышцы, но и записывает в мозг все нужные реакции, она даже командные действия позволяет отрабатывать. Во время работы автоматики можно участвовать в виртуальном бою и сознавать происходящее, можно включать любые развлекательные программы, хоть сексом заниматься, можно вообще спать — эти процессы никак не связаны. А не хочешь — к твоим услугам тренажеры и удобный зал с настраиваемой гравитацией.
Я не хотел. Никогда не любил виртуальную реальность и не доверял кибернетике. Тем более той, какую не понимаю. Да, кажется, не я один. Остальные обитатели корабля тоже с опаской относились к некоторым местным чудесам.