— Не торопись, землячок! Задохнешься… — жутко гремели колокольчики над самым плечом.
Тренер тоже, видно, знал про мелкую протоку, заходил сбоку, прижимая к берегу.
Борька резко сбросил гарь, и «Нептун» по инерции проскочил дальше. Тренер тоже сбавил ход, катер упал с крыльев на днище и закачался на волне. Борька уткнул лодку носом в широкую корму «Нептуна».
Тренер обернулся и поманил его пальцем.
Борька отрицательно помотал головой.
— Иди сюда, — сказал тренер.
— Не-а! — сказал Борька.
— Иди по-хорошему. Все равно ведь догоню.
— Догони сперва.
Тренер врубил передачу и стал разворачиваться. Пока скоростной, но неповоротливый «Нептун» описывал круг, Борька успел выиграть полста метров, но до протоки было еще раз пять по стольку.
Тренер догнал его, пристроился слева-сзади и стал потихоньку, нежно теснить к берегу. Впереди выстрелил в реку желтый песчаный закосок. Вот и все, не вырваться. Так на полной гари и вгонит в затонину, как мотыля в сачок.
— Ну что, приплыли, земляк? — ласково прогремел тренер.
Борька затравленно оглянулся: была не была! Он дал чуть влево, сошелся бортами с «Нептуном». И бросил руль направо, всем весом, даже голову откинув, навалился на борт. Лодку крутануло на месте, понесло по крутой дуге кормой вперед. Сверху, заслонив небо, надвинулся яр с неровными слоями разноцветного песка и глины, с воронками осиных гнезд, больно ударили по лицу прутья береговых кустов, визгнуло днище по песку — и яр отошел. Борька до волоска, до сантиметра вписался в рисковый поворот.
Тяжелый «Нептун» в азарте повернул за ним и врезался в берег, на полкорпуса выскочил на заплесок. Тренер с размаху ударился лицом в рулевую баранку и будто прилип, замер.
Борька подошел ближе, заглушил движок.
— Эй, капитан!.. Капитан!.. Ты не убился там? Жив, нет?
Тренер медленно оторвался от баранки, отвалился на спинку. Посидел так, покачивая головой, с трудом поднялся и, придерживаясь за щиток, перешагнул за борт. Одна бровь у него вздулась и густо, дочерна пропиталась кровью. Кровь тонкой струйкой сбегала по щеке.
— Шить будут, ага, — авторитетно сказал Борька. Он достал сигарету, размял, скрывая дрожь в руках, прикурил. — Мне шили года два назад… Вот здесь… Когда шьют — ничего, вот когда нитки потом дергают — будто жилы тянут…
Тренер провел рукой по щеке, стряхнул кровь с пальцев, зашел в воду и стал отмывать лицо.
— Это ты зря, — сказал Борька. — Рубашку бы снял, не отстирать… Куда ж тебя понесло-то, на этом утюге?
— Да… Не вписался… — Тренер намочил платок и прижал ко лбу.
— Кардан, видно, погнул.
— Не иначе.
— Винт-то уж наверняка сломал.
— Это точно… — Тренер болезненно поморщился, взглянул из-под платка на Борьку. — Дай хоть посмотрю на тебя, пират…
— Смотри, — разрешил Борька. — Не обедняю.
— Вот, значит, каков… Хорош… — Тренер медленно переступал в воде, приближаясь к лодке.
Борька спокойно вытащил весло из уключины.
— Хорош… — сказал тренер, отступая. Он вышел из воды и присел на борт катера. — Голова что-то кружится…
— Закружится тут, — посочувствовал Борька.
— Спички есть?
Борька бросил ему спички. Тренер зажал коробок между ног, чиркнул, закурил, не отнимая платок от лица.
— Ты в какой школе учишься, пират? — спросил он.
— А тут, неподалеку. Два раза налево, три направо…
— Я ведь тебя все равно найду, — сказав тренер. — Из-под земли за уши вытащу. Только я тебя сам бить не буду. Я тебя на остров отвезу, к ребятам. Непедагогично, наверное, но с тобой иначе нельзя. Что ты к ребятам цепляешься? Реки тебе мало?
— Мало, — упрямо сказал Борька. — Пусть не королькуются здесь!
— А кто тут король? Ты, что ли?
— Я!
— Какой ты король! Крысенок ты. Маленький, завистливый крысенок.
— Ладно, — сказал Борька. — Загорай пока. А мне пора.
Он неторопливо кинул бычок в воду, толкнулся веслом от кормы «Нептуна» и взялся за пускач.
— Не попадайся больше, — негромко сказал тренер. — Я тебя, крысенка, пожалел. Другой раз вломлю в борт — будешь свою посудину по винтикам собирать.
— Ладно, — сказал Борька. — Свою пока собирай.
Он пошел обратно. Было уже за полдень, вовсю жарило солнце, а по небу будто «Буран» промчался, оставив длинный перистый след. Горючку с этими гонками Борька спалил чуть не досуха, но, увидев опять мачты над бухтой, не вытерпел. Нет, никак нельзя было пройти мимо, когда единственный достойный враг загорал на бережку с обломанным винтом!
Борька с лихого виража влетел в бухту. «Капитаны» толпились на пирсе. Белобрысая стояла с краю в одном купальнике, выжимала тельняшку. Пострадавшие «мыльницы» хлопали мокрыми парусами. «Капитаны» не расходились — ждали, когда тренер привезет им на расправу пленного Борьку или сообщит, что злейший враг получил, сколь полагается, и с позором сдан в речную милицию. Но теперь, увидав Борьку, победно бороздящего их собственную акваторию, остолбенели.
Борька совершил круг почета и остановился в двух метрах от них, напротив белобрысой, так и застывшей со скрученным тельником в руках. Встал, уперся ботфортом в борт, чуть покачивая лодку, и гаркнул:
— Здорово, «капитаны»!
«Капитаны» молчали.
— Чо приуныли? Не холодна водичка-то, ага? Как искупались? — издевался Борька.
— Где «Нептун»? — спросил долговязый флагман с двумя аксельбантами на черной морской форме.
— Старшой-то ваш? А загорат на полдороге к Банному. «Надоели мне, говорит, Борька, эти сосунки. Только бы им играться — шнурочки до погончики, ну их в омут! Пойдем, говорит, Борька, на муксуна!» А я: неудобняк, мол, заехать надо, попрощаться…
— Давай сюда, — мрачно сказал флагман. — Попрощаемся.
— Лучше вы сюда. На берегу вы все герои, флот лягушачий. Вы бы в ванне сперва потренировались… Ну чо, капитаны, погоняемся, ага? — Борька кивнул на две «Казанки», стоящие у пирса.
«Капитаны» не двинулись с места. Пробовали уже загонять Борьку и на двух лодках, и на трех — наглотались водички.
Белобрысая вдруг наклонилась к подруге и вполголоса сказала что-то, указывая глазами на Борьку. Та прыснула, приседая, захлопнув рот ладошкой. Борька почувствовал, что неудержимо, во все лицо заливается краской. Ничего не боялся, только вот этих девчоночьих — искоса — взглядов и смешков.
— Накрылся ваш «Нептун», понятно? — яростно крикнул он. — Я вам теперь мачты-то пообломаю! А ты, белобрысая, слышь — в «мыльницу» не садись, утоплю!
Он пулей вылетел из бухты и пошел к городу. Достал нож, посмотрелся в лезвие — вроде чистое лицо. Оглядел энцефалитку, брюки, бродни — чего смешного-то? Тьфу, зараза, все настроение перебила. Тут же вспомнились сегодняшние неудачи — Михалина, земляк с нефтебазы. А главное, о чем старательно не думал весь день, главное — надо идти домой…
Мимо тянулся грузовой порт. Вдоль высоких причалов, увешанных гроздьями съеденных дорогой покрышек, стояли баржи. Колченогие краны, голодно урча, заглядывали с высоты, склевывали с палубы связку труб или ажурные конструкции для. буровых. Стропали в оранжевых касках призывно помахивали рукавицами.
На воде тут и там плавали густые масляные пятна. Волны отражались от причальных стен, пересекались, всплескивали. Лодка загремела днищем по толчее, как телега по мостовой.
Борька вдруг с размаху хлопнул себя по лбу: заигрался с «капитанами», забыл, чуть не оборвал «речной телефон». Он посемафорил идущему следом «Прогрессу». Катер застопорил ход.
— Ниже пойдешь?
— Но, — бородатый детина в «Прогрессе» поднялся, разминая затекшие ноги. На Сланях у него из-под брезента, будто прислушиваясь, о чем говорят, пялилась снулыми глазами огромная щучья голова. Кило на двадцать рыбка, не меньше.
— Где сетевал, земляк?
— На Агане.
На костяном щучьем загривке Борька разглядел ряд рваных, с мясом вывернутых ран. Не сетевал земляк — острогой бил.
Детина перехватил взгляд, ногой поддернул брезент.
— Чего семафорил?.
— Шумни вниз, в Красное, Кольке Авдотьину: у тестя, мол, редуктор полетел. Передавал, пусть навстречу идет.
— Добро. — Детина рухнул на сиденье, и «Прогресс», задрав нос, пошел вниз.
Часа через два новость дойдет до села Красного, и не известный ни Борьке, ни этому парню Колька Авдотьин поспешит на помощь тестю. Днем и ночью со скоростью моторной лодки разлетаются вверх и вниз по всей Большой Оби[4] новости «речного телефона», достигая самых глухих, ни в одной лоции не указанных проток…
Борька свернул в затон. Узкий мелкий затон с прокисшей желтой водой далеко вдавался в город, и по всей длине по обоим берегам плотно, бортом к борту стояли прихваченные замками к тяжелой корабельной цепи моторки, обласа, плоскодонки. Среди этой речной мелочи возвышалась и наполовину перегораживала затон ТБСка — сварной рыбацкий бот с высоким коротким баком и низкой голой палубой, отполированной за многие путины тяжелыми сетями.
Списанную ТБСку купил года три назад Юра Куйбида, напарник отца по заповедным пескам, и с тех пор неторопливо ремонтировал ее, любовно вылизывая каждый винтик. Летом и жил здесь, в кубрике, водил дела с разным людом, населяющим берега Большой Оби — с хантами, буровиками, геологами, егерями, лесничими, знал, кажется, всех от Тобола до Агана, и все от Тобольска до Аганска знали Юру Куйбиду. Каждую осень колчак нещадно гонял Юру по заповедным протокам, потом Юра гонял с колчаками пришлых браконьеров; речная милиция охотилась за ним и к нему же шла за помощью: сюда, в кубрик ТБСки, тянулись ниточки «речного телефона» со всей Оби.
Борька постучал кулаком в высокий борт ТБСки.
— Дома?
В железном нутре бота гулко загремели шаги, в проеме ходовой рубки показался Юра в распахнутой до пояса, промокшей под мышками рубахе.
— Явился?
— Но.
Борька отвинтил мотор, рывком поднял его, Юра сверху подхватил, унес в рубку. Борька замкнул цепь, вытащил из брезента бельгийку и патроны — город не река, здесь не то что не оставь — не отвернись, пропадет.