Симпатичный скуластый художник, сидевший у окна, широко улыбнулся, продемонстрировав идеальные ямочки на щеках, и прошептал:
– Жги.
Одно короткое слово… Но оно придало сил.
Кора перестала чувствовать себя первоклашкой, которая забыла стишок на утреннике. Коротко представилась, объяснив, что ее имя пишется именно через «О».
– Ошибки тут нет, ведь оно имеет древнегреческие корни, – продолжила уже увереннее, а от дальнейших расспросов отмазалась парой фраз про любовь к искусству.
– Прекрасная речь. Вижу, ты ничего с собой не взяла… Думаю, это можно исправить. Кто готов помочь? – спросил Антон Эргисович, цепким взглядом оценив класс со своего места, точно мудрая пестрая птица. – Может, ты, Тим?
Парень, который до этого поддержал Кору, быстро кивнул:
– У меня есть пара лишних кистей. Можешь даже моей палитрой воспользоваться.
– Отлично! Кора, бери свободный мольберт и садись рядом. Но в следующий раз постарайся прийти подготовленной к занятию.
– Ладно.
Она неуклюже протиснулась мимо сосредоточенных учеников и опустилась рядом с Тимом. Интересно, это значит Тимур или Тимофей? Разглядывать соседа в открытую было неприлично, но Кора тайком отметила его красивые ресницы и изящные ладони с длинными пальцами.
Такие, наверное, и должны быть у настоящих художников.
– Сегодня мы испробуем метод свободного рисования. Постарайтесь излить душу на холст, – приятным баритоном произнес Антон Эргисович, неспешно прошелся между рядами. – Вы должны избавиться от любых барьеров и границ, что сдерживали раньше. Будьте собой, будьте больше себя. Творите так, чтобы увидеть в красках отражение собственной души!
Но вместо внутреннего созерцания Кора украдкой разглядывала стены, завешанные чужими работами. По углам стоя ли гипсовые головы и части тел, а на оконной раме висел амулет на кожаном ремешке: идеально круглый, с костя ным шариком в центре и меховой оторочкой по краю. Должно быть, для защиты. Или, может, на удачу? Лиза обожала скупать подобные безделушки, чтобы потом они собирали пыль на полках в гостиной.
– Не висни! – Тим толкнул Кору локтем в бок. – Рисуй.
– Я не знаю что.
Она взглянула на белую гладь холста.
Как эту пустоту заполнить, чем?
Кора не представляла.
– Попробуй взять кисть, макнуть в краску, а дальше сама поймешь.
Кора послушно последовала совету и взяла протянутую пластиковую кисть. Та штука, на которой мешали краски, была невообразимо пестрого цвета. Показалось, что на нее стошнило единорога, не меньше.
И вот – первый за долгие годы мазок.
Чувство уязвимости окутало в плотный кокон. Так непривычно было находиться здесь, среди сверстников, под ярким освещением, осознавая, чтó пытаешься сделать.
Нет, не убежать от проблем, а начать создавать что-то новое. Личное. Сколько бы ни ломала голову, никак не получалось вспомнить, когда Кора в последний раз занималась чем-то настолько личным и волнительным. Прежде будни текли монотонно: учеба, посещение репетитора, глухая тоска по утраченному, снова учеба и попытки выплыть из этого всего. Выходит, никогда? От этого становилось печально.
– Ого, а неплохо получается, – спустя время заметил Тим. Он то и дело сдувал пшеничные пряди, спадающие на глаза.
– М-м?
Кора увлеклась деталями. Все это время она почти не смотрела на холст целиком. А когда вернулась в реальный мир, увидела на холсте грубовато выполненное изображение каморки. Той самой каморки под лестницей, откуда доносились странные шорохи.
Только в этот раз дверь была открыта, а внутри свивались в спираль бесконечные тугие линии паутины. Толстые нити напоминали бельевые веревки. В центре спирали расположился некий предмет: несформированный, угловатый и такой темный, что он казался порождением иного мира.
Кора растерянно посмотрела на плод своей фантазии.
– Тебе не кажется, что выглядит жутковато?
– Ну, есть немного. Зато глянь, что у меня, – он развернул свою картину, – Годзилла убивает Супермена.
– Вау!
– Разговорчики, – напомнил Антон Эргисович из другого конца класса. – Больше творим, меньше чешем языками, мои хорошие.
Несколько девушек посмотрели на Кору откровенно враждебно. Кажется, Тим был кем-то вроде местного объекта воздыхания.
– А почему, с учетом перспективы, они одинакового размера? – вроде удалось козырнуть единственным знакомым термином, связанным с рисованием. Оставалось вспомнить, в каком фильме изумрудное чудище с голливудской улыбкой душило супергероя в ярко-красном трико.
– Так специально задумано. Творческое переосмысление, если хочешь знать, – важно надул щеки Тим. Кора прыснула.
Что ж, возможно, получится пережить следующую неделю.
11
Новое увлечение шло Корине на пользу. По совету знакомых она купила палитру, акварельные краски и набор простеньких кистей, а затем потратила все выходные на то, чтобы перенести красоты Чеховска на бумагу.
В компании Тима, который оказался Тимофеем, оказалось много интересных людей. Крепко сбитая болтушка Злата, ее сестра Ника, нескладный Шпрот, посещавший кружок художников за компанию, и Вовка – коротышка с острым языком, грезивший о славе Айвазовского, не меньше. Вместе они развлекались тем, что лазили по самым необычным и странным местам родного города.
Первым делом Тим пригласил Кору сходить на болото. Она подумала, что ослышалась, но нет: он действительно позвал ее прогуляться до безлюдного уголка леса. Туда, где земля, поросшая лесными травами, медленно переходила в жидкую грязь, которая потом и вовсе превращалась в трясину. Хорошо еще, что пошли не вдвоем, а целой толпой.
В памяти всплывали обожаемые Лизой репортажи. В них всегда был похожий сюжет: парочка глупых подростков уходила куда-либо, не сказав родителям, а находили бедолаг спустя месяцы при не самых приятных обстоятельствах, а порой и не в полной комплектации.
Люди. Изуродованные водой, временем или падальщиками, лица с искривленными губами. Последние секунды жизни этих несчастных явно проходили в мучениях, и только смерть была единственным доступным лекарством. По словам ведущего, иногда тела находили со следами зубов на коже или с желудками, набитыми землей и прочим несъедобным мусором, который несчастные ели, пока не наступала смерть.
– Видишь, что бывает, когда не слушаются маму? – торжествующе говорила Лиза, пока Кора пыталась забыть пугающие образы.
Потому-то она – городская особа до мозга костей – и противилась затее товарищей. Да и привычные наряды не располагали к таким долгим прогулкам, особенно по зарослям или болотам.
Но выбор оказался невелик: либо это, либо день в стенах общежития, где каждый угол фонил непонятной враждебностью. А еще отчего-то совсем не хотелось отказывать Тимофею.
– Тебе понравится, – восторженно твердил тот. – Зрелище прямо в твоем стиле. Такое мрачное, забытое людьми место!
И она сдалась. Болото оказалось мелким, заросшим тиной и камышом прудиком, причем совсем не страшным. Только комары раздражали и мешали рисовать. На следующий день той же компанией поднялись на крышу дома, откуда даже получилось разглядеть происходящее на экране открытого городского кинотеатра. Потом была сторожка у заброшенных железнодорожных путей. В целом, ничего такого, что могло бы заставить Кору есть чернозем и выкалывать себе глаза.
Она даже представила, как пестрая компания выглядит со стороны. Кучка странных подростков, что бродят по пустырям и часами рисуют карандашами что-то, положив листы на колени, в абсолютной тишине, представляла весьма забавное зрелище. А кого-то оно могло и напугать.
– Ну, так мы же настоящие зомби, – подтвердила опасения Злата. – Упарываемся запахом краски, подолгу сидим в одной позе, видим то, чего не видят остальные. И главное, уже не можем без этого! Настоящие полоумные!
В отличие от большинства учениц, крепко сбитую шатенку с кольцом в брови действительно больше интересовал процесс переноса реальности на бумагу, чем симпатичные одногруппники.
– Говори за себя, – скривился Вовка. – Как можно так по-мещански относиться к своей стезе?
– Он до сих пор Злате портрет не простил, – шепнул Тим Коре на ухо. Она удивленно посмотрела на подругу. Злата чмокнула сложенные в горсть пальцы:
– Я там такие локаторы нарисовала, как отдельные постройки к его чердаку! Полдня ушло на них, между прочим!
Ника со Шпротом громко заржали. Понять причину такого веселья было легко. Главным украшением головы будущего Айвазовского были уши – огромные, торчащие под прямым углом и вспыхивающие в свете солнца, точно два экзотических светильника.
– Смейтесь-смейтесь, – ничуть не обиделся Вова. – В искусстве лучше всего запоминается несовершенство. Потом не просите упомянуть вас в моей автобиографии!
Вот в такие моменты казалось, что жизнь наполнялась светом и смыслом. Коре даже приходила осторожная мысль:
Может, остаться? И не потребуется заново искать работу, уезжать от матери и бросать новое хобби!
С каждым днем у Коры получалось все лучше. Даже придирчивый Вовка хвалил ее наброски, скупо отмечая, что над ракурсами еще стоит поработать.
А потом произошло событие, которое Кора с дрожью вспоминала долгие годы.
12
Она возвращалась в общежитие поздно вечером. На часах было около двенадцати: в это время центральная улица становилась почти безлюдной. Кора задержалась в гостях у сестер. Весь вечер они смотрели комедийный ужастик с актером, похожим на Тима. Ника все время хихикала и косилась на Кору с любопытством. Так, словно желала на чем-то подловить.
И теперь Кора ругала себя за опрометчивость.
Ну, зачем, зачем нужно было отказываться от предложения проводить до дома? Дурацкая самостоятельность!
Она быстро шла по тротуару, слушая, как тишина разносит звук шагов на многие сотни метров. Нет, все же Чеховск не был похож на Санкт-Петербург. Там даже поздней ночью работали магазины, а по дорогам ездили цветные трамваи вперемешку с автомобилями. Здесь же витрины пялились пустыми стеклянными глазами, впитывая ее силуэт в коротких шортах и футболке с драконом. Кора специально переоделась для ночи кино. Ведь любимые наряды не особо позволяли расслабиться вечерком на диване.