Мы проносимся над «заправкой» – станцией замены аккумуляторов, – потом над какими-то хозяйственными постройками, едва не чиркнув брюхом, и валимся на гладкий травянистый склон. Компьютерная модель показала, что сесть должны плавно и ровно. Вот почему я боялся ветра. У нас снизу кевларовое днище, а спереди ещё дополнительная лыжа, но если хоть немного сдует с траектории, мы при малейшем перекосе так этой лыжей треснемся, что запчастей не соберём.
Палец на кнопке. Разжать подвеску? Нет. Я же решил, я же всё решил.
Чпок! Сильный удар на корпус со всех четырёх колёс разом. И мы катимся вниз совершенно прямо, теряя скорость. Катимся, трам-тарарам, катимся.
– Простите… – выдыхает Тим. – Извините, пожалуйста.
– Кажется, молодой человек кончил, – глубокомысленно изрекает Борисыч.
– Да ну вас…
Точно, кончил. Это бывает, когда на автомобиле вытворяют нечто особенное. Чаще с женщинами, правда.
Разжимаю подвеску, несёмся по зелёному полю, машину слегка потряхивает. Здесь должно быть ровно, я проверял, но всё равно неприятно, когда под колёсами не пойми чего. Подтормаживаю.
– Погода? – мстительно спрашиваю я.
– Полный штиль! – рапортует Борисыч.
– Вот так-то.
Впереди самый обыкновенный сетчатый забор с фонарями на столбах, колючей проволокой, камерами и датчиками охранной системы. За ним – ни намёка на тёплую встречу. Обычная космодромная жизнь, вдалеке катаются погрузчики, видны корабли на стартовых ямах. Мы должны пройти под нижней перекладиной забора, оставляя зазор в полтора сантиметра. Если не подпрыгнем, конечно, на случайной колдобинке. Тогда прощай, крыша, да и лобовое потеряем. А то и застрять можно.
К тёплой встрече мы подготовились: на стоянке в полумиле отсюда запаркован пустой автовоз, который по моему сигналу поднимает рампу, и мы через неё возносимся с гарантированным улётом метров на пятьдесят за полицейский кордон. Но дальше планировалось жёсткое приземление, и оно совсем не вдохновляло. Маша его не заслужила, да и мы тоже.
Моё ледяное спокойствие начинает подтачивать типичная паранойя, что охватывает лузеров под финиш гонки. Боюсь облажаться. Мне страшно бодать забор с ходу. А вдруг там канавка, и мы подскочим. Не хочу тормозить, но торможу, торможу, торможу… Чувствую удивленный взгляд Борисыча.
– Без паники, – говорю. – Проверяю дорогу.
Медленно-медленно подкатываю к сетке и тычусь в неё носом. Под колёсами ровно. Закусив губу от злости на себя, даю задний ход. И вижу, как по склону катится вниз от магистрали полицейская машина.
Не раздумывая, бью по кнопке стеклоподъёмника.
– Тим, притормози их.
– Только не насмерть, – говорит Борисыч.
– Это как получится, – цедит Тим сквозь зубы и отстёгивает ремень. – Далеко ведь.
– По моей команде сразу внутрь.
– Есть.
Я разгоняю машину, держа забор периферическим зрением, основное внимание на монитор, где полицейские. Не нужны они мне на хвосте… Сзади принимается тявкать пистолет. У нас армейские мелкокалиберные стволы, четыре с половиной миллиметра, прошивают бронежилеты навылет, тухло будет полицейской машине, если мальчик попадёт.
А собственно, куда там попадать-то, у них на морде бронещиток, охлаждение вынесено в корму, шины с жёсткой боковиной. Только стекло дырявить, чтобы поняли: мы не шутим.
И Тим дырявит им стекло. Полицейские дают по тормозам с такой силой, что умудряются сорвать машину в занос, она скользит вниз по склону боком, не успевает выровняться, медленно-медленно встаёт на два колеса и мягко ложится на левый борт.
– Прекрасно, – говорит Борисыч. – В машину!
И мы пробиваем забор. С шелестом и звоном сетка рвётся, скребёт по боковинам, здравствуйте, мы на космодроме.
– К маневру!
Я ныряю под девяносто градусов вправо, проскакиваю между ангарами, даю половинный газ. Несёмся по бетонке к стартовым ямам, плавными дугами уворачиваясь от погрузчиков, буксировщиков и самоходных трапов. Сейчас главное, никого не испугать, а то они начнут дёргаться, и поди их угадай, испуганных. Легко думать за много машин сразу, когда видишь, куда они едут. Когда они суетятся, предсказать их очень трудно.
С контрольной башни так страшно орут в мегафон, что каждое слово понятно, хотя звукоизоляция у нас дай бог. В последний раз я слышал такие эпитеты полгода назад, когда меня увольняли из корпорации к чёртовой матери, растуды её туды. Персона нон грата, предатель, изгой. Дана тогда забросила меня контрабандой на Землю, а теперь повезёт домой.
Сам уже не понимаю, где мой дом…
Я и не заметил, что на приборе девяносто, ну, Маша, любишь ты кататься. Верная Маша. Дождалась хозяина и не подвела.
– Всем отмена старта, – говорит Борисыч.
Мы на это и надеялись. А то из ям на старте так дымит, что ничего не видно. Не хотелось бы в здешней тесноте носиться «по приборам», уткнувшись носом в монитор. А ещё из ям цементная крошка летит. Да ну её.
Огибаю здоровенный транспортник, вижу далеко впереди грузовик Даны. Мне навстречу медленно опускается аппарель. Разрешение на взлёт Дана получила, должна полную тягу дать через минуту, а отмену – нет, не слышала. А что решила люком похлопать зачем-то, этого с контрольной башни не разглядеть.
– Тим, слева!
Да что ж вам неймётся-то, верные псы управляющей компании. Премию захотелось за наши головы?
Оглушительный гул воздуха в оконном проёме. Пистолет сзади уже не тявкает, он бабахает – Тим стреляет, не высунувшись. Гильзы летят в потолок и сыплются горячим дождём мне на голову. Две машины на сходящемся курсе – полицейская и космодромной охраны. Если хоть одна запрыгнет вслед за нами в трюм, мы их там, конечно, прикончим, но пара тонн лишнего веса на борту совсем ни к чему. Да и кто кого прикончит, вопрос щекотливый. У них автоматы. Главное, не дать им выставить свои длинные стволы из окон и открыть прицельный огонь.
– Борисыч, не смей, убьёшься!
Этот старый перец хотел вылезти наружу по пояс и стрелять поверх крыши. Не на такой же скорости, трам-татарам.
Опускаю стекло, получаю сильнейший удар по ушам, рву пистолет из-за пазухи. Очень вовремя.
– Заряжаю! – кричит Тим.
Неловко извернувшись, палю куда-то в сторону противника. Через секунду подключается Тим, и тут обе машины преследователей начинают лавировать. Ага, не нравится им, как наш меткий парень стреляет.
Космодромная охрана, кажется, задумалась, а не слишком ли быстро она едет и не слишком ли много от этой жизни хочет – и вдруг отвернула в сторону. Увы, я тоже не могу больше нестись во всю дурь, аппарель уже буквально перед носом, слегка подсвеченная дыра трюма, пора тормозить.
У полицейских всё лобовое в решето, но эти – не тормозят. Они закладывают дугу, заходят мне в хвост и вот-вот протаранят нас. Тим громко и зло орёт. Того и гляди начнёт палить сквозь заднее стекло, с него станется.
Роняю пистолет под ноги, втыкаю палец в кнопку и даю разряд с кормы.
– Держись! – кричу я сразу всем, особенно – машине.
Звонкий сухой треск, запах озона, Маша запинается на мгновение, а потом резво вспрыгивает по аппарели в трюм.
Полицейская машина будто воткнулась в невидимую стену, такое впечатление, что у неё внутри развалилось сразу всё. Я почти совсем глухой, но слышу адский скрежет резины по бетонке.
Значит, он действительно адский.
Ну ещё бы, закусило тормоза намертво.
Кажется, мы справились.
Аппарель поднимается, заслоняя нас от мира. Я подбираю оружие с пола, откидываю спинку сиденья, проверяю, как Борисыч, а Тиме говорю:
– Извини, но ты молодой и так выдержишь.
Раздаётся ни с чем не сравнимый грохот, а потом ни с чем не сравнимая могучая силища отрывает нас от грешной земли и от грешной планеты Земля тоже.
Потом нас размазывает.
– Могла бы хоть спросить, как дела. Или просто сказать: «Привет, ребята», – успевает буркнуть Борисыч.
На хайдрайве можно ходить строго по коридорам, расчищенным от космического мусора, иначе к порту назначения придёт не корабль, а чайное ситечко. Куда мы намылились, там легальных коридоров нет, зато есть неприметная дырка. Дана рвёт на всех парах к Луне. Вдогонку нам летят нецензурная брань, замысловатые угрозы и недвусмысленные обещания.
Ещё за нами идёт патрульный корабль, но это он зря. У нас все посчитано: не успеет. Мы растворимся в пустоте. Нелегальные коридоры не обозначены входными бакенами, надо знать точные координаты. А перекрыть наглухо громадный сектор пространства и сканировать его постоянно, ожидая, не выскочит ли грузовичок, нашим конкурентам просто не по деньгам. Тем более, таких секторов – много. И отовсюду выскакивают контрабандисты. Быстро меняют товар – и обратно. Не задался у конкурентов их народный социализм. Они, конечно, стараются всех наказывать, и бывшие соотечественники гибнут за металл регулярно. Одного поймают – а на его место уже целая очередь. Потому что при народном социализме особо не разгуляешься, а красиво жить хочется.
Ничего личного, просто бизнес. Для наших людей относительно безопасный, ведь делается всё далеко от Земли. Такую наглость, чтобы встроиться в чужую логистику и бесцеремонно садиться прямо на Землю, могут позволить себе единицы, и работают они не на себя, а на штаб-квартиру корпорации. Это уже не контрабанда, это разведка. И чтобы засветить Дану, нужен серьёзный повод. Как сейчас.
У нас будет гипердрайв. Прямо не верится. Неужели мы это сделали…
На хайдрайве большое ускорение чувствуется только в момент рывка, дальше – обычная «единица»; мы наконец-то не лежим, размазанные, а спокойно усаживаемся в ходовой рубке и глядим друг на друга. Неужели мы это сделали?
Последние новости, что мы поймали, ныряя за Луну: мою личность установили – уж больно машина приметная, – а мне именно того и надо. Пытаются разобраться, как я болтался на Земле чёрт знает сколько времени. Борисыча и Тима ни одна камера толком не разглядела. Из-за Даны просто скандал: оказалось, у неё всё ворованное, причём по отдельности, из разных мест – и грузовик не пойми откуда, и документы на него, и паспорт неизвестно чей, и анализ крови, и отпечатки пальцев, и унылая физиономия, нацепив которую она общалась с землянами, и чуть ли не размер ноги.