– А почему, если будут революции, непременно установится власть денег? Социалистическая революция в эсэсэсэр не привела к власти богачей.
– Как сказать… Революция в России разорила тех, кто раньше владел богатствами. Причем многие из старых богачей были патриотами своего отечества, были людьми большой культуры. Эти богатые и знатные исчезли, но разве куда-то исчезли их богатства?
– Россия страшно обеднела после революции… – грустно уронил Вальтер. Было видно, что ему очень жалко Россию.
– Обеднела! Невероятно обеднела! Огромные богатства были потеряны и во время Гражданской войны. Но разве исчезли куда-то сокровища аристократии? Драгоценности, картины, золото, валюта? Нет, конечно, все это досталось новым хозяевам жизни. Верхушка компартии стала миллиардерами в один момент. Зимой 1918 года богатства большевиков оценивались в сумму, по крайней мере, несколько миллиардов тогдашних золотых рублей. Ленин, Троцкий, Радек, Коллонтай, Дзержинский – миллиардеры. Куда там Вандербильдту и Моргану! Американские миллиардеры должны снимать шляпу перед вашими!
– А Ленин… когда его ранила Каплан, ему нужен был лимон! И его не было во всей Москве! А Дзержинскому, когда было особенно голодно, чекисты с невероятным трудом достали картошки и сала, наварили, подали ему – мол, вот такой сегодня паек. А Дзержинский не поверил – не даром же главный чекист! Проницательный был. Вышел Дзержинский из кабинета и у первого встречного спрашивает: что сегодня за паек? Ему отвечали: картошка с салом! Трех человек спросил, потом съел…
Господин Жак хохотал, утирая слезы со щек. Вальтер улыбался так соболезнующе, что становилось неприятно.
– Пьер, вы хоть знаете, что уже в восемнадцатом году для верхушки компартии установили «партийные» или «совнаркомовские» пайки? В такой «кремлевский» паек входили и белый хлеб, и крупы, и овощи, и мясо, и молочные продукты. В каком бы развале ни находилось хозяйство страны, уж на несколько десятков тысяч человек пища всегда найдется.
– Петера учили, что у них в стране все равны…
Голос Вальтера был такой соболезнующий и добрый, что Пете сделалось нехорошо.
– Да что вы со мной говорите, словно я грудной младенец!
– Младенец или нет, а представления о жизни у вас самые фантастические. Ведь мало того, что большевики захватили просто сказочные богатства… А потом? После Гражданской войны? В России появляется производство… Рабочий получает меньше, чем получал до революции. Никто не отвечает за его болезнь, потерю здоровья и смерть. На костях сотен тысяч людей добывают золото, рубят лес, плавят металл, выпускают новые машины. Кто владеет всем этим?
– Народ… – Петя сам слышал, что голос его звучит не слишком уверенно.
Ангельское выражение усугубилось на лице господина Жака…
– Мосье Пьер… Вы ведь в России народ? Да? Народ? Ну и расскажите, чем именно вы распоряжались, какими богатствами… А богатства в России колоссальные! Золото, алмазы, лес, нефть, машины, талантливый, работящий народ! И кто этим всем распоряжается?
– Партия! Она выражает волю народа…
– Партия… Ваш отец коммунист?
– Коммунист.
– Но он не распоряжается ничем. И миллионы таких, как он, тоже не распоряжаются ничем. Распоряжаются несколько тысяч высших партийных функционеров. Верно? Вот так называемая индустриализация… коммунисты покупают за рубежом целые заводы.
– Во всем мире была депрессия, безработные умирали с голоду! Предприятия обесценились, в паровозных топках горели кофе и сахар!
– Было и это… Но чтобы купить даже обесцененные заводы, нужны деньги. Коммунисты вложили миллиарды долларов в эти заводы. Значит, у них эти деньги все-таки были?
– В России тоже борются сторонники Пути Знания и Пути Денег… – тихо, но очень уверенно, упрямо, произнес Вальтер.
– Разумеется, я же об этом и толкую. Я же и разъясняю, что Путь Денег всегда идет через катаклизмы, революции, избиения, убийства. И революция в России тоже выгодна тем, что идет по Пути Денег. Вам это меньше понравится, Вальтер, но и события в Германии тоже очень полезны этим… этим людям.
– У нас совсем не так, как в России!
– Вальтер, Вальтер… Хотите покажу вам с цифрами в руках, что капиталы англосаксов контролируют вашу экономику не меньше, чем экономику СССР? А может быть, и побольше. Жаль, времени совсем нет… И вообще об этом вам лучше всего расскажет наш общий друг, живущий в Париже… Вы с ним еще увидитесь, ребята.
Пока что получше запомните эту физиономию… Этот человек тоже кое-чем владеет… Если эта рожа трансгрессируется от вас поблизости – сразу стреляйте на поражение. Но подручных у него очень много, идет настоящая война. Мало нам иллюминатов, которые в Германии, против нас работают рыцари Сиона… Вы еще спрашиваете, кому мешает объединение Европы! Это страшные люди, и у них тоже своя философия. По-своему они очень логичны: пусть историческое наследие Европы остается только в музеях, пусть наша тысячелетняя культура станет недоступна для большинства, – главное, чтобы не было границ, не было традиций, не было законов, мешающих наживать сто процентов на сто и вывозить деньги куда угодно.
Парни, вы появились очень вовремя. Тут много что происходит, и все что я вижу – не к добру. Думаю, вас уже заметили… Видите, сразу и Женевьева беспокоится, и Вероника появилась. Давайте в машину!
Господин Жак решительно вскочил, парни тоже невольно поднялись.
– Можно спросить, куда мы, собственно, едем?
– К одному человеку… Он отказывается встретиться с вами здесь, и это, может быть, к лучшему. Из его Крепости вы легко попадете в любую другую крепость Европы. А укрытие очень надежное.
– Мы же не прятаться приехали…
– Уверяю вас – не помешает!
Господин Жак даже прижал руки к груди для убедительности.
– И возьмем по двустволке.
– Знали бы, взяли винтовки… Какой смысл от ваших дробовиков? За семьдесят метров они почти бесполезны.
– Револьверы и на пятьдесят метров почти бесполезны. А винтовки… Как вы объясните, что у вас в машине лежит винтовка?
– Ну… может же сельский житель пойти охотиться?
Господин Жак оказался слишком вежлив, чтобы опять засмеяться.
– Помилуйте, ну на кого тут охотиться с винтовкой?! Да и не охотничий сезон…
И он пошел, быстро пошел, показывая рукой – за мной, ребята!
По винтовой старинной лестнице парни вышли на лужайку позади дома. Господин Жак торопливо объяснял, что проведет их черным ходом, скоро прислуга придет, незачем их кому-то видеть… Господин Жак убежал в предрассветный туман, скоро там зафырчала машина. Петя еле успел рассмотреть громадное здание в три этажа, лужайку с каменными скамейками над курящейся туманами рекой. Ивы склонялись над зеленоватой водой. Тихо, идиллично, как в старых русских усадьбах… Разве что в России скамейки были бы деревянные.
– Садитесь на заднее сиденье!
Страховидного обличья «Форд», господин Жак на шоферском сиденье, и все – уже поехали-поехали. Ружье с патронташем лежит на полу, еще два – под задним сиденьем, револьверы в карманах…
– А между прочим, Петер… Ведь никому не объяснишь не только винтовку… никому не объяснишь и револьвер…
– А может, мы на спор решили выяснить, кто попадет в утку из револьвера?
– Смейтесь, смейтесь! – не выдержал господин Жак. – Но байка про пари, кстати, совсем неплохая… Держите ее при себе на случай разборок с полицией… Только не в утку мы с гостями стреляли, а собрались палить по стволу дерева…
По дороге господин Жак продолжал рассказывать о кознях рыцарей Сиона и иллюминатов. Получалось зловеще, но все равно до конца непонятно.
А солнце поднималось, по сторонам дороги вставала неправдоподобная по красоте страна. Плыл туман над речкой с непривычной зеленой водой реки Дордонь. Луга за рекой, желтеющие поля и ограничивающая горизонт каменистая гряда. В гряде – темные пятна пещер. От шоссе отходили сельские грунтовые дороги, на перекрестиях дорог высились деревья – раскидистые и прекрасные. Ветерок пробегал по листве, ветви словно разгоняли легкий туман. Из тумана выступал то кто-то мирно идущий по сельской дороге, то неподвижный рыбак, наблюдающий за поплавками.
Зеленую уютную речку Дордонь Петя тут же окрестил для себя Дордонькой. Чем-то она неуловимо походила на среднерусские речки: такая же тихая, поэтичная, только окрестности ярче, – юг все-таки.
– Господин Жак, а почему в реке вода зеленая?
– Конечно, зеленая… Как везде… Что, бывает иначе?
Не было ни времени, ни особой охоты объяснять, что далеко не во всех реках такая вот зеленая вода.
За рекой, за полями салатно-желтого цвета – все та же серая каменная гряда – то ближе, то дальше. Господин Жак рассказывал, что великий писатель Рони-Старший именно в этих местах писал свои книги «Борьба за огонь» и «Пещерный лев», а жил в том самом шато, дружил с его отцом и вместе гулял по окрестностям.
Машина пролетала городки – каменные, чистенькие и аккуратные. Все в этих городках было маленькое, меньше обычного: и дорога чуть уже, чем в России, и дорожные знаки меньше по размерам, и домики какие-то игрушечные.
Несмотря на страшную рань, множество людей уже спешили по улицам, открывали магазины, шли и ехали по делам. В городках господин Жак законопослушно притормаживал, раскланивался со знакомыми. Петя заметил, что Вальтер тоже кивает, прикасается пальцами к полям своей штатской, совсем не идущей ему шляпы. Он понял, что такова уж европейская вежливость, и тоже стал здороваться со всеми знакомыми хозяина.
– А знаете, почему Франция проиграла англосаксам битву за мировое господство? Потому что Франция невероятно красива. Посмотрите, как хороша моя Франция! В Англии холодно и все время идут дожди… Оттуда уезжали, потому что согласны были там не жить… А как уехать отсюда?!
Петя сначала улыбался, потом до него дошло – господин Жак говорит совершенно серьезно.
Но вот в чем Франция и правда действовала – было трудно представить, что в этой красивой, как переводная картинка, пышной стране, на фоне богатой природы могут быть страдания, насилие, смерть. Взгляд, первоначально цепкий, профессионально-зоркий, начал расслабленно скользить по окрестностям, тело утратило упругое напряжение идущего в бой. Предчувствие? Так ведь все время ждали чего-то… Напряженное ожидание исчезло.