рговля, состоящая в обмене предметов длительного пользования на то, что иссякает в потреблении быстро. Но мы, как бы то ни было, не считаем, что торговля невыгодна, если она состоит в обмене производственного оборудования Англии на вина Франции; а производственное оборудование — предмет пользования весьма и весьма длительного, и как мы видим, если бы не постоянный вывоз этого оборудования из страны, то за все года его использования в совокупности в стране наблюдался бы невероятный прирост котелков и сковородок».
Что «Богатство народов» возмещает не всегда, так это труд, с которым приходиться преодолевать пассажи, в которых Смит пытался сформировать само поле своих рассуждений. Особенно там, где Смит, одинокий первопроходец, предпринимает первые шаги в возделывании девственных прерий эконометрики. В восемнадцатом веке не было такой вещи, как надежные статистические данные.
Чтобы подтвердить свои теории конкретными числами, Смиту приходилось скрупулезно самому собирать необходимую информацию и проверять ее достоверность, приводить многочисленные примеры и сравнения. И мы должны следовать за ним сквозь все эти дебри и смиренно внимать букве текста даже там, где Смит, как самый занудный в мире бакалейщик, застревает на развешивании всех этих оливок, мяса, хлеба, процентов и т. д.
Смиту даже приходилось проводить графический анализ данных без, как это ни удивительно, самих графиков. В виде графиков, наглядно, статистические данные впервые представил шотландский коллега Смита, Вильям Плейфэйр, в 1786 году, уже после того, кау Смит внес в «Богатство народов» последние исправления и дополнения. На самом деле, Смит знал Плейфэйра лично как младшего брата своего близкого друга. Но увы, один гений не распознал другого. Точнее, они оба не распознали друг друга. Джереми Бентам как-то сказал об экономике Плейфэйра: «Девять десятых из этого — сомнительного качества предписания». Возможно, Плейфэйр как мыслитель не имел достаточной прозорливости, но все-таки жаль, что Смит не обратил внимания на изобретение младшего коллеги. Тогда сотни страниц «Богатства народов», которые читатели просматривают по диагонали, можно было бы сократить до нескольких, которые читатели могли бы просто пропускать.
Помимо графиков, была еще одна вещь, неведомая Смиту: жаргон. В те годы экономическая наука была еще слишком молода, чтобы создать свою «феню», или как принято теперь выражаться, «профессиональный сленг». И если местами Смит изъясняется в пространных и малопонятных выражениях, то это потому, что его времени была недоступна роскошь кратких, отточенных и обкатанных терминов, которые сегодня привычно используют, когда речь идет о вещах, действительно сложных для понимания (возможно, включая и те случаи, когда сам автор не понимает, о чем говорит). Смит был вынужден разъяснять и пояснять свою мысль снова и снова, пока предмет (как и читательское терпение) не будет исчерпан.
Как бы то ни было, эта книга должна была быть длинной. Того требовала сама эпоха. Будь я мультипликатором, я бы изобразил Просвещение как великий момент в интеллектуальной истории, когда у людей, таких как Адам Смит, над головами загорались лампочки — ну, разве что тогда еще не было электрических лампочек… Так или иначе, они поняли, что физический мир не был окутан непроницаемой и темной пеленой божественной тайны, постигаемой лишь в святейших медитациях. Другими словами, они поняли, что нельзя исследовать вещи, не исследуя их. Что если осветить естественные механизмы лучиками наблюдения и мысли, можно понять, как они работают. Вселенная поддавалась объяснению. И мыслители Просвещения видели своей наиглавнейшей жизненной задачей объяснить ее.
А объяснять необъяснимый и загадочный мир — задача не из легких. Возьмем в качестве иллюстрации два примера смитовских объяснений, о которых уже упоминалось выше: 1) что деньги не Имеют объективной ценности; 2) что деньги — это понятие, имеющее субъективную ценность: если один человек меняется чем-либо с другим, значит, это выгодно им обоим. Растолковывая все это, автор вовсе не держит нас за идиотов. Но вот каждый современный директор компании изо всех сил пытается объяснить и внушить нам первое, и когда мы хотим взять новую машину в зачет старой, каждый менеджер по продаже автомобилей пытается убедить нас во втором.
Все объяснения начинаются кратко. Но потом Смит начинает впутывать нас в бесконечные пояснения, уводит в пугающей длины интеллектуальные лабиринты, и нам ничего не остается, кроме как надеяться, что он выведет нас к светлому и вожделенному сокровищу понимания сути дела.
Вообще, все объяснения начинаются кратко, за исключением объяснений для суда. И «Богатство народов» можно назвать таким документом судебного разбирательства. Можно даже сказать, что Адам Смит составил девятисотстраничный иск. Иск против политики меркантилизма. Меркантилизм был основной экономической стратегией того времени, если можно назвать «стратегией» действия, мотивированные преимущественно сиюминутной выгодой. Фактически он заключался в наборе директив относительно торговли, торговых пошлин, выгодных для власти налоговых сборов в сочетании с общим непониманием сущности наличных денег, движения капиталов и финансов государства. Меркантилисты полагали, что наилучший способ обогащения нации — это увеличение экспорта и ограничение импорта товаров. Смит же пытался втолковать им, в предельно краткой формулировке, что импорт — это как рождественское утро, а экспорт — как январский счет, счисляемый с банковской карты.
В иске «Богатства народов» обвиняемыми были все власть имущие, политики и богатые торговцы. А также присяжные, судьи, чиновники и сам суд. Но, как ни удивительно, меркантилисты не бросились составлять оправдательные речи. Уильям Питт-младший, состоявший в чине премьер-министра в течение последних лет жизни Смита, принял во внимание свидетельства против и инициировал некоторые реформы, предложенные в «Богатстве». А вот Александр Гамильтон, главный строитель системы американского протекционизма, этого не сделал. И сегодня, больше двух веков спустя — когда неомеркантилисты правят Китаем, противники глобализации добились повсеместного признания на Земле, и камень брошен в огород всемирной кофейной компании '»«Старбакс», потому что они не стимулируют «устойчивое развитие» производителей кофейных зерен, — беспристрастные судьи все еще отсутствуют.
А тем временем нетленная работа Смита продолжает свидетельствовать. «Богатство народов» — больше чем объяснение, анализ или набор аргументов. Это проповедь. Смит знаменит своей благосклонностью к политике невмешательства властей в торговлю и якобы полным доверием «невидимой руке» капиталистического прогресса. Но он знал, что эта рука может крепко зажать в кулак: «Люди, торгующие одними и теми же товарами, редко встречаются друг с другом… но если они встречаются, это, как правило, заканчивается заговором против общественности».
Смит понимал, что никакая налаженная, процветающая и ориентированная на потребителя экономика не может изменить человеческую натуру: «Присущая человеку гордыня заставляет его стремиться к превосходству во всем, и ничто не оскорбляет его так, как вынужденность снисходить со своими нуждами к нижестоящим». Признайтесь честно, что мы испытываем подобные чувства каждый раз, когда просим оплатить наши услуги или товары.
Смит верил в то, что свободный рынок может сделать мир лучше. В одной из бумаг, адресованной научному сообществу, Смит писал, что для прогресса требуется «не намного больше… чем мирная жизнь, необременительные налоги и терпимость представителей правосудия». Но эти три условия — как тогда, так и сейчас — по-прежнему остаются самыми недостижимыми в мире вещами.
Смит проповедовал против неизбежного давления власти и привилегий власть имущих, которые везде и всегда, где только возможно, будут дорываться до наших заработков. «Исследование о природе и причинах богатства народов» возвело прочные стены в защиту свободы и честного предпринимательства. А стены могут быть по праву названы прочными только по прошествии веков… Ведь никто еще не изобрел такие стены, которые способны изменить несгибаемое намерение крыши обрушиться нам на голову.
Глава 3. «ТЕОРИЯ НРАВСТВЕННЫХ ЧУВСТВ», В КОТОРОЙ АДАМ СМИТ ПРЕДПРИНЯЛ ПОПЫТКУ РАСЧИСТИТЬ АВГИЕВЫ КОНЮШНИ ЧЕЛОВЕЧЕСКИХ ОТНОШЕНИЙ
У этой серии — «Книги, изменившие мир» — есть альтернативный, ненапечатанный подзаголовок: «Книги, которые, давайте признаем, вы никогда не прочтете целиком». Уильям Кристол, издатель «Уикли стандарт» и человек гораздо более эрудированный, чем я, говоря о таких бессмертных произведениях, пользуется очень хорошим выражением: «Я читал в них». К счастью, мы можем прочитать кое-что в «Богатстве народов». Первую же книгу Адама Смита мы, к несчастью, не читаем вовсе. Но «Богатство» нельзя понять по-настоящему, не вникнув прежде в смысл «Теории нравственных чувств», опубликованной в 1759 году.
Адам Смит посвятил большую часть своей карьеры единственному философскому проекту — Улучшению жизни. Современный читатель, вероятно, не устоит перед искушением саркастически рассмеяться… если только он не носит обувь марки Биркеншток. На самом деле, это сумасшедший труд. Однако многие из нас взялись за не менее сумасшедший труд по воспитанию детей. Почему? Ну, вероятно к этому нелегкому предприятию нас склонили, если можно так выразиться, радости зачатия. Вообще, многие затеи начинаются «на ура». И у Смита, если опять же можно так выразиться, был интеллектуальный роман с девственной идеей улучшения. Проект всестороннего усовершенствования повседневной жизни так же очаровывал умы восемнадцатого столетия, как сегодняшние предложения сделать жизнь проще и заблокировать рассылки спама на электронную почту.
Смит руководствовался намерением понять и показать другим, каким образом созидаются нравственные, экономические и правительственные системы, и как, через понимание принципов работы этих систем, люди могут улучшить этические, материальные и политические условия жизни. (Вот уж, казалось бы, роскошный повод поразглагольствовать… Представьте себе, что могут наговорить по данному вопросу современные мыслители — такие, как Герберт Маркузе, Ньют Гингрич, или Эл Франкен.) К счастью, Смит обладал талантом излагать глубокие мысли, не внушая читателю непреодолимую неприязнь. Его секрет, надо полагать, заключался в том, что, будучи убежденным идеалистом, он никогда не пересекал ту тонкую грань, которая разделяет идеализм и склонность к тону прорицающего мечтателя. Слит не претендовал на создание «учебника для общества». Он понимал, и хотел, «чтобы другие тоже поняли: если общество строят невежественные и некомпетентные граждане, им не поможет никакой учебник. «В действительности, — писал он в “Богатстве народов”, — ожидать, что свободная торговля будет полностью восстановлена в Великобритании, также абсурдно, как ожидать, что там будет основана Океания или Утопия».