— Да куда там! — сплюнул Дундук, сидевший напротив попа. — Медяшка это, мы её давно нашли. Полоска тонкая, весу лёгкого, копейки стоит, продавать смысла нет.
— Положи на место и листай дальше, — распорядился священник и вернулся к прерванному занятию.
Когда Ждана позвали к столу, он как раз закончил своё занятие, захлопнув тяжёлую заднюю крышку.
— Ну что там? — поинтересовался священник, когда все утолили первый голод. — Есть что-нибудь кроме азбуковника?
Набивший полный рот Ждан отрицательно замотал головой, а малость прожевав, пояснил:
— Ничего, окромя объяснения слов заморских, нету. Только на последней странице какие-то дураки в чистописании тренировались.
— В смысле? — удивился отец Алексий.
— Ну, похоже, учитель своего ученика буквы по многу раз писать заставлял, как вы меня раньше. — пояснил мальчик. — Некоторые по десять раз написаны, другие по семь. А некоторые — так и вообще один раз. Видать, с первого раза учителю угодил.
— Да ты что? — поцокал языком старый учитель. — А что это они в книге писать учились?
— А я знаю? — удивился Ждан. — Может, просто больше негде писать было. Я просто помню, как вы меня по многу раз каждую букву выводить заставляли.
— Глупость какая-то! — пожал плечами старый священник. — Дорогую книгу упражнениями в чистописании портить… Зачем, спрашивается?
И тут произошло неожиданное. Священник замер с остекленевшим взглядом и начал бормотать себе под нос.
— По многу букв… По многу буков… И по одной тоже.
А потом вдруг как заорал:
— Итить-молотить!!! Литорея это! Мудрая литорея!!!
И накинулся на застывшего в изумлении Ждана.
— Что замер, олух? Тащи скорее книгу сюда!
Вскоре все трое, включая неграмотного Дундука, вперились в последнюю страницу книги.
Там было написано следующее:
ЕЕЕЕIIIАВВIIРРРРААААЕДДАННАДДЩВВВВЗЗЗЗЗЗЗЗЗЗННННННЕЕЕЕАААААГГГГГГГГГГЬДДККIIIIIIIЮММЗЗЗЗЗЗЗЗЗЗННННОГГГГГГГГГГIIIIIIIЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЬККККIIIIIIIГАВВСС
А чуть ниже — ещё одна строчка, совсем короткая:
ЗЗЗЗЗЗЗЗЗЗММРРРА
«Какая ещё, нафиг, лотерея? — невесело думал Ждан. — Как бы у деда крышу не сорвало, и он про билетов пачку и водокачку не начал бы орать».
С попом и впрямь творилось что-то неладное. Он то бормотал «внизу — подпись, скорее всего», то, взяв тоненькую веточку, принимался тыкать ею в буквы короткой строчки, считая вслух, потом опять бормотал что-то вроде «а семижды десять это сколько получается?». Потом, закончив подсчёты, громко свистнул, и растеряно сказал:
— Да ладно! Сам, что ли? Вот тебе и валяется давно…
Ждан уже был готов взорваться негодованием, но его опередил Дундук.
— Батюшка, я понимаю, что нам твоей учёности за всю жизнь не превзойти. Но мы всё-таки тоже твари божии, а я сейчас просто от любопытства лопну — так мне знать желается, чего же ты там в этих каракулях нашёл?
— Да-да, сейчас всё объясню! — потёр руки явно повеселевший священник. — Знаете ли вы, что такое литорея?
Оба его собеседника синхронно помотали головами.
— Литорея, — торжественно начал поп, — есть тайное письмо, которое никто чужой разобрать не может. Тайнописью пишут, когда хотят скрыть смысл написанного от непосвящённых. Литорея бывает двух видов — простая и мудрая.
Простая — её ещё «тарабарской грамотой» называют, — весьма немудренная. Там одни согласные буквы другими заменяют, а гласные теми же остаются. Обычно просто пишут все согласные буквы в два ряда, а потом употребляют верхние заместо нижних и наоборот. Помнится, читал я как-то духовную книгу, «Пролог» называлась, так там последняя фраза была такая: «Мацъ щы(кь) томащсь нменсышви нугипу ромьлтую катохе и инледь топгашвн тъпничу лню арипь». Это и есть тарабарская грамота. Если буквы обратно заменить, получится «Рад бысть корабль преплывши пучину морьскую, такоже и писець кончавши кънигу сию аминь».
Иногда просто буквы задом наперёд пишут — «шоргаз шург мадумот тет чорпеи сотка». Прочти с другого конца и получишь «а кто сие прочтёт, тому дам груш за грош».
Но это все литореи простые. А литорею мудрую за просто так не прочтёшь, там ключ знать надобно. Мудрой литореей послы донесения пишут, або гости богатые в письмах между собой о тайных вещах сговариваются. У кого листа с ключом нет — тот нипочём не прочтёт! Но есть одна мудрая литорея, где ключа не надо, достаточно грамоту знать, да арифметику выучить. Она так и называется — циферная литорея.
Помнишь, Глеб, когда мы с тобой азбуку да арифметику учили, я тебе объяснял, что каждой цифре своя буква соответствует?
— Конечно помню — оскорбился Ждан. — Один — это «аз», два — это «веди», три — «глаголь», четыре — «добро»…
— Правильно помнишь — кивнул довольный священник. — Некоторым буквам соответствуют единицы, другим — десятки, третьим — сотни. А каким-то буквам вообще цифры не достались.
Таблица буквенно-циферного соотвествия в дореформенной кириллице
Смысл циферной литореи — одни буквы заменяются другими через цифры. Но это проще уже на литорее пояснить. Вот, смотри, внизу — короткая строчка. Скорее всего, это подпись.
ЗЗЗЗЗЗЗЗЗЗММРРРА
Батюшка лукаво взглянул на Ждана и спросил:
— Какая первая буква?
— «Земля», «З» — уверенно ответил мальчик.
— Правильно! — подтвердил священник. — А цифра какая ей соответствует?
— Ну, это… Семь вроде как.
— Правильно — кивнул батюшка. — А сколько букв «земля» здесь?
Ждан быстро посчитал:
— Десять!
— Молодец! А десять раз по семь — сколько это?
— Семьдесят, — недоумённо ответил Ждан.
— Правильно. А какая буква у нас цифру «семьдесят» означает?
— Так это… — Ждан начал улавливать принцип. — 70 — это буква «О», «он».
— Истинно так! Значит, первая буква «О». Давай дальше — какая там буква?
— «Мыслете», «М» то есть.
— Какая у М цифра?
— 40.
— А дважды по сорок?
— Восемьдесят. То есть буква «П», «покой».
— Первая «О», вторая «П», что вместе?
— «Оп».
— Правильно. Давай третью букву.
— Трижды по «рцы», по сотне, то есть — триста будет. Триста — это «твёрдо», «Т». «Опт» — выходит.
— Умница. Ну а последняя буква как есть, так и написана. «Аз» — это единица, её на другие буквы не разложишь. Что выходит?
— «Опта», — медленно прочёл наш герой, и растерянно подытожил. — Ерунда какая-то получается. Нет такого слова.
И тут он обратил внимание, что на него с жалостью смотрит не только отец Алексий, но и Дундук.
— Ты что, паря? — недоуменно спросил бывший разбойник. — Это ж подпись. Ты что — так и не понял, куда тебя в доброе место поведут?
— Нет, — честно признался Ждан.
— О, Господи! — сказал священник. — Сегодня и правда не твой день. Да в Оптину Пустынь мы пойдём. В монастырь, который основал раскаявшийся разбойник Опта, бывшая правая рука Кудеяра.
Глава 33«Гадом будешь? Гадом буду!»
— Это что же получается, — медленно сказал обезноживший разбойник. — Это что же — книжка, получается, самому Опте принадлежала?
Священник утвердительно кивнул.
— С ума сойти, — покачал головой Дундук. — Знали бы вы, сколько всяких баек разбойники на Руси про Кудеяра да про Опту рассказывают. И что только они оба в этих былинах не выделывают, каких только чудес не совершают. Я, грешным делом, всегда думал, что и не было их обоих на свете, люди их сами придумали, а на деле они что-то вроде Милитрисы Кирбитьевны или Лукопера Салтановича. А тут… Сам Опта эту книгу в руках держал, как я сейчас держу.
Он удивлённо покрутил головой и закончил:
— Былина сказкой оказалась… Чудно.
В прошлом мире Ждана последнюю фразу поняли бы с точностью до наоборот. Но мальчик уже знал, что за столетия значения слов «сказка» и «быль» поменялись местами.
«Сказкой» в этом мире называлась чистая правда. Сказка — она от слова «сказать», «рассказать», «доложить», поэтому «сказками» назывались свидетельские показания, докладные чиновников, да хотя бы те же самые «ревизские сказки», которые в Гранном холме староста заполнял на каждое крестьянское хозяйство. А вот «были», «былины», то есть то, что было когда-то, «преданья старины глубокой» — наоборот, часто привирали.
— Оно, конечно, верно, — вступил в разговор священник. — Чудно, когда привет из прежних веков в руках держишь, особенно поначалу, с непривычки. Но тебе сейчас о другом думать надо.
— Ты про то, поп, что оптина книга в Оптиной пустыни будет дорого цениться, и игумен меня с такой книгой может и взять?
— И про это тоже, — согласно кивнул отец Алексий. — Но и про другое окромя сего. Мнится мне, что вряд ли разбойник литореей писал что-нибудь вроде: «Сия книга моя, а ежли кто её скрадёт, тому чирей вспрыгнет на утробу».
— А что же он там такое написал, по-твоему? — свистящим шёпотом вкрадчиво спросил разбойник-расстрига.
— А что гадать? — пожал плечами священник. — Можно же просто прочесть.
Он повернулся к Ждану.
— Слышь, отрок? Ты принцип как — уловил? Садись тогда и разбирай грамотку, разомни умишко, тебе это сегодня не лишним будет. Вот, на тебе палочку — буквы считать.
Ждан положил перед собой книгу, и работа закипела. Мало-помалу буквы преобразовывались в… буквы.
— «Како», — перечислял результаты мальчик, — затем «люди», потом «аз» и «добро». Получается… «Клад».
— Клад!!! — сидящий на траве Дундук в сердцах стукнул шапкой оземь. — Мать его ети — точно, клад!!! Это ж сколько лет тут книга валялась, даром никому не нужна была — так и сгнила бы, а про клад никто не узнал! А тут…
И, не в силах сдержать эмоции, он поднял шапку, опять со всей дури кинул её об землю, а потом воздел к небу палец и наставительно сказал:
— Вот что грамота животворящая делает! Да ты не тяни, отрок, ты читай дальше!
Ждана и самого уже захватил процесс расшифровки, поэтому он в волшебных пенделях не нуждался.
— Ку… ди… ар… а. «Клад Кудиара» получается.