Адашев. Северские земли — страница 41 из 47

— Так-то да, не спорю, — всё тем же ровным тоном продолжал он. — По рождению пацан пёс, причём чистых кровей. Во только судьба ему волчья выпала, а щенок, выросший в лесу, волком становится. Сам понимаешь, поп — истинное имя ему себе не вернуть, князь Трубецкой на двух княжествах большую силу набрал. Стоит пацану объявиться — он его даже убивать не будет. Так… Посмеётся разве. Доказательств-то никаких нет, совсем никаких. Потом кончит, конечно — на всякий случай. Так что подлинных документов пацану не восстановить, а нормальных фальшивых ты, поп, не сделаешь. Сам знаешь, как сейчас это делается — один запрос в канцелярию, и готово! Цап-царап, вяжите руки.

Поп молчал.

— Так что дорожка у пацана понятная, — размеренно продолжал разбойник. — Либо на Черту и в землю, либо в побег и скитаться по Руси Великой. Ты и сам понимаешь — и та, и другая дорожка к нам ведут. Что там, что там ребёночка «ублюдком» кликать будут, будь он хоть трижды чистокровным.

Поп молчал. Ждану очень хотелось сказать: «А это ничего, что я здесь стою и всё слышу?». Но говорить было нельзя. А разбойник меж тем невозмутимо продолжал:

— И нам этот волчонок очень даже интересен. Настолько интересен, что я самолично из норы вылез на него посмотреть. Царская плюс татарская — ничего сильнее этой смеси просто не бывает, а тут ещё и проклятье дедовское сверху накладывается. Плюс — ты его готовил по высшему разряду. Так готовил, как не всякого княжича готовят — мне про это тоже людишки нашептали. Плюс он ещё из Чёртова городища, да из Оптиной пустыни силой напитался… Ей Богу, мне и подумать страшно, какой Дар у пацана открыться может. Может, и наши с тобой «штучные» плевком перешибать станет.

— А то, что на нём не только проклятие дедовское висит, но и кровь, пролитая в месте Силы, ты не забыл часом? — желчно отозвался старик. — И это я ещё смерть с него снять успел.

— Я? Забыл? — разбойник улыбнулся чуть высокомерной улыбкой.

Тут священник, внезапно догадавшись, аж зашипел от негодования:

— Так это ты, волчара позорный, всё подстроил? Кровью повязать пацана решил, ейной силой на свою сторону затянуть?

— Тихо, тихо!!! — Двойной даже руки кверху поднял. — В этой партии у каждого свои интересы. У тебя — свои, у меня — свои. Неужели ты полагал, что я себе не подыграю, когда возможность представится? Как ты думаешь, почему подо мной столько тумаков не из последних ходит? За мои красны очи? Нет — потому что я в долгую играть умею. И не кипятись, поп, не забывай, что в итоге партия-то за тобой осталась. Ты выиграл, не я. Но тут моей вины нет, тут слепой случай. Как я уже говорил, кто же мог предположить, что на месте сельского попика такой волкодав окажется?

— Не случай тут слепой, а твои шестёрки тупые. Это они не доработали, а ты проморгал, — всё ещё злобствуя, отозвался священник. — Обо мне справки навести с твоими возможностями — пара пустяков. Вам бы быстренько рассказали, какими судьбами Алексий Адашев в Гранном холме оказался, история-то презанятная. И волкодавом я никогда не был, вся ваша кровь, что есть на мне — в честном бою взята. Мне другое непонятно, тумак. Что это ты передо мной здесь соловьём поёшь, разливаешься? Я ваше племя малость знаю — даже перед смертью ты бы языком, как метлой, бомкать не стал бы.

— Твоя правда, — согласно кивнул разбойник. — Всё-таки как приятно с умными людьми дело иметь. Я, поп, перед тобой, считай, исповедался. Не без умысла, врать не буду, но всё, что я сказал — было сказано как на духу. Вранья там ни слова не было. Карты я перед тобой открыл.

— А умысел какой был? — цепко глянул священник.

— Да всё тот же, — главарь разбойников стал предельно серьёзным. — Я же вижу, что тебе этот пацан — не просто так. Вас не только капля общей крови связывает, нет — куда большее. Вижу я, что он внуком тебе стал. Не по крови — по судьбе.

Вот что, отец Алексий, мы оба с тобой мужики битые, неглупые и виды повидавшие. Давай уж с открытыми картами эту партию доиграем. Ты сам знаешь — тебе недолго осталось. После тебя пацана прикрывать некому будет. Мать за него умрёт без единого слова — но что она сможет? Хочешь ты того или нет, но сейчас единственный человек, который может подарить твоему внуку жизнь хотя бы на несколько лет — это я. И других — других не будет. Я понимаю, что не такой ты судьбы ему хотел, но судьба-злодейка ни тебя, ни меня не спрашивает. Она сама каждому свою дорожку под ноги стелет, и нет в мире силы выше её воли.

Так что суди сам, отче. Либо отпусти меня, и тогда у твоего внука будет шанс выжить после твоей смерти, либо не отпускай, но тогда — личная просьба — сделай всё сам и быстро. И решай быстрей — Васька уже бежит сюда, я его только что отпустил. Время пошло.

— Я в открытую с тобой играть не обещался, поэтому пару козырей при себе оставлю, — буркнул Адашев. — Что же до твоего предложения…

Священник молчал, тяжело глядя исподлобья. Молчал долго — минуту, наверное, не меньше. Под конец этой минуты напряжение просто звенело в воздухе.

Наконец, священник открыл рот:

— Немер нём сенжыш, ушаш — сенжаш? — спросил он на уже знакомом Ждану тарабарском наречии.

Разбойник удивлённо поднял брови, но ответил сразу:

— Не ерке? Сенжаш. Тумак сенжаш.

И он уже набрал воздуха, чтобы что-то сказать, но священник прервал его:

— Ер. Ер, говорю. На всеобщем и вслух. И не мне, а ему. Всё равно долг на него перейдёт, так лучше уж сразу.

Разбойник помолчал немного и кивнул.

Вынув нож, он полоснул себе по ладони, и, подняв кровоточащую руку, громко и размеренно сказал:

— Я, тумак, известный под именем Двойной, даю клятву на крови в том, что за жизнь свою, подаренную мне отцом Алексием, должен отныне жизнь внуку его названному, именем Глеб. Да будут мне в том свидетели уходящая Луна, ночная хозяйка, и приходящее Солнце, мать всего сущего. Смотрительницы Судьбы Доля и Недоля, и хозяйка их Мокошь, примите клятву мою.

Разбойник упал на колени и вытянулся вперёд руку. Кровь закапала на земляной пол.

Все молчали. Молчали долго — едва не четверть часа. Потом со Жданом случилось странное — его как будто что-то толкнуло изнутри. Наверное, так пинается внутри беременной женщины младенец.

Разбойник и священник тоже синхронно вздрогнули, но тут же расслабились.

— Клятва принята, — спокойно сказал разбойник и перетянул ладонь невесть откуда вытащенной тряпочкой. — Да и Васька уже рядом совсем. Пора мне.

— Сюда его не веди! — тут же встрял священник.

— Не учи учёного! — огрызнулся атаман и повернулся к Ждану.

— Слушай меня, отрок. Слушай внимательно, повторять не буду. Если тебе будет некуда идти или просто потребуется моя помощь, найди кого-нибудь из тумаков, прячущихся в городах. Скажи ему, что тебе нужен Двойной егда зеро. Запомнишь? Егда зеро. Если он не поймёт, попроси отвести к старшему, который феню ведает. Старший у тебя спросит слово заветное. Слово это — ямшан. Запомнил? Егда зеро и ямшан. Всё, Васька за оградой ждёт, меняемся.

И тут Ждан впервые в жизни оказался свидетелем настоящего чуда. Ничего не произошло, но их собеседник как будто исчез, а в тело тупого разбойника Дундука вернулся тупой разбойник Дундук.

Он встал на ноги, которые ещё минуту назад не функционировали, окинул священника и Ждана ничего не выражавшим безразличным взглядом, повернулся и вышел из гостевого дома, аккуратно затворив за собой дверь.

— Ну хоть Борзый Ишак немного отдохнёт, — со странным выражением лица сказал отец Алексий. — Пора и нам собираться.

Но его воспитанник отчаянно замотал головой.

Чёрт, как он мог забыть про шифровку? На разгадку осталось немногим больше часа.

Глава 36«Он самый лучший в мире [censor]»

Отец Алексий со своим задранным непомерно познанием, как всегда, быстро ухватил суть:

— Никак Опта ночью приснился? Задание дал?

Ждан закивал с бешеной скоростью.

— Я помогать могу? Если да — я сейчас у тебя быстро всё на «да-нет» выспрошу. Тут главное — правильные вопросы задавать, а я этому обучен.

Но Ждан уже отрицательно мотал головой столь же интенсивно.

Белкой он метнулся к лежащей на шатком столе книге, схватил за переплёт и потряс. Закладка, как ей и полагалась, выпала. Мальчик уставился на тонкую полоску меди и увидел всё ту же привычную картину — точки, чёрточки и кружочки.

.

.

* * *

.

* * *
* * *
* * *
* * *

* * *

.

* * *
* * *
* * *
* * *

.

Каждый из них явно что-то значит. Но что? Букву?

Допустим.

Следует закономерный следующий вопрос — какую букву?

Упс…

Как говорил отец Алексий, не зная ключа, мудрую литорею не разгадаешь. Но, с другой стороны, Опта ясно дал понять, что все возможности для разгадывания у него были, он их просто не реализовал.

Однажды в прошлой жизни он читал в какой-то книжке, что можно расшифровать любой текст, где буквы заменены какими-то символами. Просто по частоте встречаемости той или иной буквы. Сама часто встречающаяся буква, сколько помнил Ждан, это буква «о», за ней идут какие-то другие гласные буквы.

Но для того, чтобы расшифровать текст таким образом нужно, во-первых, время, которого у Ждана нет, а во-вторых, достаточно большой кусок зашифрованного текста, чтобы частота выпадения каждой буквы устоялась. Но, судя по количеству «букв» на закладке, там было записано лучшем случае одно предложение. А здесь перекосы частотности неизбежны. Вдруг там написано что-нибудь вроде «В чащах юга жил-был цитрус. Да, но фальшивый экземпляр»[1]? В общем, по одной фразе хрен что восстановишь.

[1] Фраза, придуманная специально для обучения радистов, тех, что отбивали «азбуку Морзе» ключом. В этом предложении есть все буквы русского алфавита, поэтому можно проверить всё сразу.